Его Величество Авианосец. Часть 2.

4. Чёртов студень.  

Узкий коридор технического уровня, ведущий в корму, к маршевым двигателям, разумеется, даже не был покрыт линолеумом. Да и зачем? Всё здесь, включая дизайн, но-сило чисто функциональный характер.  

Вот и хорошо.  

Потому что так студню негде было спрятаться.  

Ощущая, как снова перехватывает горло, Билл шёл к теряющемуся в полумраке концу коридора, глядя, как автоматика зажигает лампы на подволке* перед ним, и гасит – после того, как он прошёл шагов пятьдесят. Не видно ни того, что впереди – словно идёшь в бесконечность! – ни того, что может коварно подкрасться из темноты сзади…  

*Подволок – потолок на судне.  

А тогда, в те жуткие денёчки, они чёртову автоматику, внедрённую скупердяями-бухгалтерами, отключили на …!  

Потому что именно здесь, в закоулках и проходах кормы, и проходил последний рубеж обороны…  

– …так точно, сэр! Ни в одном реестре не числится! Более того: конструкция, по утверждению Матери, совершенно не похожа на те, что применяем мы. Ну, то есть, люди.  

– Вас понял, капитан. Продолжайте обследование с помощью зондов и сканнеров. Докладывать, если обнаружите признаки агрессии.  

Двигаясь к себе в кабинет, генерал Норман Шемпп подумал, что вахтенный явно поторопился перестраховаться. «Рональда Рейгана» застопорил в трёх миллионах кило-метров от странного корабля.  

Ну как – корабля. Изящные вытянутые линии корпуса. Ощущение стремительности – словно у челноков, предназначенных для полёта сквозь атмосферу. Да и вообще: чужой корабль производил впечатление холёного породистого животного – коня, или тигра – а вовсе не машины для покорения пространства.  

Да, форма и силуэт всё же больше всего напоминали вычурно-помпезные скорост-ные прогулочные яхты земных толстосумов, любящих произвести должное впечатление на партнёров по бизнесу, или подпустить пыли в глаза своим юным прелестно-восторженным почитательницам и фавориткам из числа фотомоделей, или разных прочих «мисс Вселенных».  

В приёмной уже ожидали все, кого он приказал вызвать секретарю. Сама секре-тарь, лейтенант Лаура Хауген, поторопилась встать и отсалютовать: «Здравия желаю, сэр! ». Впрочем, так же поступили и кадровики, составлявшие большую часть вызванных.  

– Прошу, господа. – генерал поторопился открыть дверь, сунув в сканнер палец, и прошёл к любимому чёрному креслу.  

Офицеры и руководители научных подразделений, помалкивая, и многозначитель-но переглядываясь, поторопились занять привычные места вокруг старинного, из настоя-щего (Флот! Тут всё – держится на солидности и приверженности традициям! ) дуба, мо-нументального стола.  

Генерал не стол ходить вокруг да около:  

– Майор Зипт. Прошу вас доложить последние данные разведочного обследования.  

– Слушаюсь, сэр. – майор Эрик Ван Дер Зипт, лысоватый, и близоруко щурящийся в своих старомодных очках, сорокалетний ветеран, переведённый на «Рональда Рейгана» всего пару месяцев назад, встал, – Вот они, сэр.  

То, что это – именно корабль для перемещения на достаточно большие расстояния однозначно ясно из того, что маршевые двигатели почти однотипной конструкции с на-шими. Это видно из стереографий. Вот, прошу. – майор передал вдоль стола несколько фотографий, пустив их по левую и правую руку от себя. Присутствующие зашелестели ими, переглядываясь.  

– Далее, так же несомненно, что пользовались им существа, вряд ли сильно отли-чающиеся от нас… м-м… внешне. Это стало понятно после обработки Матерью некото-рых особенностей конструкции отдельных деталей, полученных после сканирования и просвечивания, и общей, так сказать, компоновки: новой программой, как раз для таких случаев и предназначенной.  

Шемпп хотел было сказать, что иного он и не ждал от программы, ни разу и не ви-давшей воочию существ, отличающихся от обычных Хомо Сапиенс. Но промолчал.  

– Так вот, если исходить из данных гаммасканнеров и наноизлучателей, никого живого на борту нет. – начальник отдела предварительной разведки выделил тоном это слово, – Однако несомненно наличие внутри корабля неких… м-м… органических масс.  

– Поясните вашу мысль, майор. – недовольства в голосе генерала не уловила бы только столешница. Хотя иногда присутствующим казалось, что и она всё прекрасно по-нимает, – Что это значит – «живых существ нет, а органические массы есть»? Там что – на-валено друг на друге неразложившихся трупов?  

– Нет, разумеется, – майор вскинул голову, словно возмутился начальственной ту-пости, – Трупов там ну никак сохраниться не могло. Особенно – неразложившихся. По данным металлоанализаторов, наружной броне никак не меньше восьми тысяч лет. Имен-но столько эта посудина дрейфует в космосе. И нам даже удалось установить примерную точку её старта.  

– Ну, и?..  

– Она находится почти в центре галактики, там, где буквально не протолкаться от разных планетных систем и их скоплений… Понимаю – не слишком-то конкретный адрес, но пока точнее… Хм-м. Но – возвращаясь к органическим массам: нас самих чертовски, если мне разрешат так выразиться, поразило, что на борту имеются скопления органических веществ, локализованных весьма чётко. Как бы… Кучками.  

Зато – не имеющих определённой формы, которую наши программы могли бы опо-знать как каких-то – существ. Пусть даже неразумных. Потому что за всё время наблюде-ния – более шести часов – ни одна из этих кучек-скоплений не сдвинулась ни на милли-метр. А так не бывает. Вот и доктор Мангеймер подтвердит. – майор с надеждой взглянул на доктора.  

И точно. Внимание генерала оказалось перенаправлено на главного аналитика и руководителя всего научного подразделения:  

– Господин доктор. Верно ли сформулировал проблему господин майор?  

– Совершенно верно, сэр, господа. – доктор, пользуясь правом старожила, летавше-го, как и генерал, на Авианосце с момента его вступления в строй, снова решил не вста-вать, просто ещё раз всем чуть поклонившись, – Это, собственно, элементарно. Любое, простите, издохшее существо на белковой основе, издохнув, начинает неизбежно разла-гаться, постепенно превращаясь в те элементы, из которых состояли молекулы его тела – то есть, в нечто неорганическое и обезвоженное. Н-да.  

А если оно живо – оно просто вынуждено двигаться. Или двигать хотя бы какими-то частями тела: чтоб дышать, пить, питаться, размножаться… И всё остальное. Так ведут себя микробы, вирусы, бактерии – да все. Вплоть до макроорганизмов из высокоспециализированных конгломератов клеток, каковыми и являемся мы с вами. Даже растения подпадают под эти универсальные требования для всего живого.  

И то, что «органические массы», обнаруженные на чужом корабле не разложились, может говорить только об одном: они живы. А не движутся, очевидно, в силу того, что впали в нечто вроде анабиоза. Ну, в него впадают даже споры, бактерии, кроты, и белые медведи…  

– Аналогия понятна. Однако, доктор. Вы знаете, что Штаб ответил на наш запрос. Что возможности выслать специализированную научно-исследовательскую группу у них пока нет. И чтоб мы сами провели все первичные… Хм-м… Исследования на месте.  

Вот как лично вы считаете – должны ли мы попытаться исследовать чёртову ино-планетную посудину и внутри?! – тон говорил о том, что сам обычно сдержанный генерал явно резко отрицательно (Если не сказать сильнее! ) относится к такой возможности, и ещё хуже – к «ценным» указаниям Флотского начальства.  

– Знаете, сэр… Как биологу мне было бы, разумеется, крайне интересно произвести обследование чего-то такого, чужого, инопланетного. Да ещё и – «не имеющего конкретной формы», но – живого. Однако!  

Как руководитель научного подразделения, я категорически против того, чтоб, как вы выразились, исследовать эту штуковину изнутри. Так сказать, непосредственно. Мы – обычный Флотский Авианосец. И у нас нет высокоспециализированного оборудования и специалистов нужной квалификации на борту! (При всём уважении к моим сотрудникам! ) Мне бы не хотелось так рисковать, подвергая угрозе неизвестной, и чертовски, (простите) как мне кажется, живучей, заразы – пятьдесят тысяч ни в чём не повинных…  

– Достаточно! – генерал поторопился прервать Мангеймера, убедившись в том, что тот целиком разделяет его опасения. – Спасибо, доктор. Значит, так и запишем в Протоко-ле (Лейтенант Хауген, вы слышите? ): «На основании аргументов, высказанных руководи-телем научного подразделения, Штаб Авианосца постановил: продолжать систематиче-ское обследование объекта снаружи, не пытаясь проникнуть во внутреннее пространство чужого корабля…»  

Заседание, состоявшееся через два дня, носило уже несколько другой характер.  

– …вы знаете, что эта радиограмма отправлена Министерством Безопасности. Они не могут, конечно, приказывать нам непосредственно… Но у них есть способы надавить на наше Флотское руководство… Поэтому, когда я указал им, что то, что они хотят – не в нашей компетенции и специализации, они предвидели мой ответ заранее. Подстрахова-лись сразу. Короче: буквально час назад я получил новые указания от адмирала Форесте-ра: полное обследование. Своими силами. Немедленная отсылка и засекречивание всех полученных результатов. И, разумеется, всё это архисрочно. И архиважно.  

Вопросы?  

Вопросов не оказалось.  

– Отлично. Я имел в виду – отлично, что вопросов нет. Значит так. Доктор Мангей-мер. Ваше подразделение, как самое квалифицированное в плане биологических вопросов, останется, разумеется, на Авианосце. Через полчаса будьте добры привести своих умников в центральную рубку, и придите сами. За вами – консультационная работа.  

Полковник Зипт. Ваша задача – приготовить взвод… Нет – два взвода десантников. В костюмах высшей защиты. Полковник Саймон. На вас – техническое обеспечение. Бу-ровой станок. Электронный микроскоп и газоанализатор. (Возьмёте у доктора Мангейме-ра в лаборатории, рабочие, доктор – выдадите. – док скривил рот на бок, но кивнул. ) Гер-метичный переходник-тамбур, (сделайте хотя бы из запасного пассажирского рукава) ав-тотележка с роботом. Резак, берущий броневую сталь… Ну и всё остальное, что может понадобиться. Словом – обеспечьте технические средства, способные вскрыть люки чёр-товой посудины. Да ещё при этом так, чтоб, как пишут эти умники из Министерства, «Не пострадала и не улетучилась первичная внутрикорабельная атмосфера! » – генерал фырк-нул, – И чтоб заодно, не попередохли от этой самой атмосферы, и того, что из неё попрёт, все мы.  

Хотя все отлично понимали, что Большой Босс взбешён «ценными» указаниями, понимали они и то, что он, как профессионал, вынужден подчиниться. И подстраховаться.  

А разумные меры предосторожности не могут оказаться лишними. Да и приказ – хоть и вынуждает провести «вскрытие», в шею отнюдь не гонит. «Поспешай медленно! » – любимая поговорка генерала.  

Пассажирский рукав-тамбур, являлся, конечно, вынужденной мерой. Потому что больше на «Рональде Рейгане» не нашлось ничего подходящего. В-смысле, подходящего для оборудования промежуточного помещения с нейтрально-инертной атмосферой.  

– …разумеется, господин генерал, сэр, мы используем только азот. Ни кислород, ни углекислый газ, ни всю остальную привычную «прелесть», что имеется в земной атмо-сфере, мы в состав «нейтрала» не включили. А вот воссоздать ту атмосферу, что на кораб-ле, можно будет только после того, как вскроем. И получим газовые пробы.  

– Хорошо, я понял. Не нужно повторять. Приступайте.  

По команде доктора трое облачённых в скафандры высшей защиты, и наиболее здоровых в смысле мускулов, ассистента, подтащили к люку чужого корабля громоздко выглядевшее, зато отлично работающее устройство – портативный буровой станок, при-способленный для работы на боку. Опустили на платформу из стали, предусмотрительно проложенную поверх гофрированной силикопластмассы переходного рукава. Закрепили магнитными защёлками. Проверили напряжение домкратов площадки, упиравшихся в корпус Авианосца. Мотор бура заработал.  

Колонковое сверло с карбоцирконовыми вставками легко сняло стружку, а затем и стало углубляться в металл люка на высоте примерно шага от пола. За процессом не без волнения наблюдали на главном обзорном экране все, кто находился в рубке: генерал, доктор, ещё трое помощников Мангеймера, и вся дежурная вахта офицеров.  

Однако много времени сверление-бурение не заняло: обороты вдруг резко подско-чили, и автомат бура вывел долото из отверстия трёхдюймового диаметра, посчитав, что дело сделано.  

Наивная автоматика.  

Дело оказалось вовсе не сделано: из отверстия попёрла чёрная пузырящаяся масса, похожая на пену, застывая прямо на глазах.  

– Смотри-ка, какие умные. Прямо как мы. – прокомментировал док, – Додумались до герметика с быстрым затвердеванием в вакууме. Или даже в атмосфере…  

Генерал насупился:  

– Меня, конечно, радуют ваша тонкая ирония и бесподобное чувство юмора. Одна-ко хотелось бы знать: как мы дальше бурить-то будем?  

– Да точно так же. Подождём только, пока эта дрянь застынет. Думаю, минут пять.  

Ну, ждать, разумеется, пришлось не пять, а десять. Только после этого пена, по ко-торой Сэм Пауэлл, один из лаборантов дока, периодически стучал универсальным газо-вым ключом, затвердела в субстанцию прочнее бетона.  

– Продолжайте работу, станок переключите на ручное. Я хочу знать, когда он вой-дёт в пространство тамбура чужих.  

– Вы так уверены, док, что мы пробуриваемся именно в тамбур?  

– Разумеется. Каковы бы ни были наши собратья по разуму – при необходимости соприкосновения любых существ с вакуумом, конструктивные решения должны быть идентичны нашим. Разве что они – жители как раз вакуума. Но тогда для перемещения по пространству им не нужен был бы явно герметичный корабль…  

Генерал сердито засопел, но промолчал. Док Мангеймер спрятал улыбку в люби-мых холёных усах.  

Насквозь люк удалось пробурить за ещё десять минут – пробка из пенобетона ока-залась весьма прочна и толста. А вот слой стали под ней – не очень. Пара миллиметров.  

Пауэлл отобрал пробы начавшего выходить изнутри почти без напора (Значит, верно подгадали с давлением в тамбуре! ) воздуха, запихал тюбик а газоанализатор.  

– Ну, что там с составом? – док облизнулся. Всё-таки – первая чужая атмосфера!..  

– Азот, сэр. Восемьдесят два процента. Кислород – семнадцать. Остальное – ну пря-мо почти как у нас: ноль ноль три – углекислый газ, следы радона, криптона… – лаборант перечислил то, что шло уже в долях процента.  

– Отлично. Вставьте стекло мне в прибор, – Мангеймер не взглянул на генерала, но знал, что тот испытал не меньшее облегчение, чем он сам: даже промокнул голову плат-ком, сняв фуражку, – и приступайте к осмотру.  

В отверстие двинули видеокамеру на длинной гибкой стойке, оснащённую и мощ-ным прожектором. Майк Леммон, третий лаборант, сел за переносной пульт. Автоматика сфокусировала изображение, человек повёл лучом и камерой по периметру места, куда они просверлили дыру.  

Довольно долго все молчали. То ли – от разочарования, то ли – от осознания торже-ственности момента: ну как же! Первый контакт! Жильё ксеноморфных Разумных!  

Генерал оказался разочарован. И было от чего. Ну вот ничем интерьер чертового помещения не отличался от того, что имелся и у них в тамбурах.  

Стальные переборки. Плафоны для освещения на потолке – не горят. (Ну ещё бы – за восемь-то тысяч лет посдыхают любые, даже самые совершенные и терпеливые, акку-муляторы! ) Щели впуска-откачки воздуха в потолке. Люк в дальней стенке, явно ведущий внутрь корабля…  

– И – что?  

– Что-что… Включайте робота с резаками.  

Роботележку с универсальным полуавтоматом придвинули – вернее, она подошла своим ходом – к люку. Майк поперебирал пальцами по клавиатуре на его спине. Робот поднял манипулятор, резак приблизился к люку.  

Искры летели красиво. Это отметил вслух Мангеймер. Генерал только сопел, про-должая протирать шею платком. Осложнения начались, когда из разреза полез снова пе-нобетон. Пришлось кое-как прорезать контур прямоугольника под дверь, и снова ждать – пока застынет. Зато потом всё прошло гладко и чётко: выпиленный кусок авторезак на присосках отвёз в сторону, и аккуратно положил на другую стальную плиту.  

– Ну, кто – первый? – в голосе Мангеймера звучал пафос, – Кто рискнёт сунуть ногу земного исследователя в то место, откуда её, быть может…  

– Док! Прекратите.  

– Есть, сэр. Но должен же я как-то подбодрить ребят?  

«Подбодрённые» ребята что-то не очень спешили влезть в тамбур чужого звездо-лёта. Мангеймер, отставивший наконец тубус электронного микроскопа, решил добавить оптимизма:  

– Не волнуйтесь, генерал, сэр. И вы, господа лаборанты. Их бациллы, вирусы и микробы уже так и так попали к нам в камеру-переходник – влетели с первыми струйка-ми, так сказать. Но – не надо бояться. Папочка уже отсканировал их все.  

Те, что сдохли – разумеется, уже неопасны. Те, что в виде спор и бластул – ещё не очухались. А и очухаются – легко уничтожаются нашими, земными, средствами и спосо-бами. Не зря же у вас там гаммаизлучатель, ультрафиолетовые лампы, и пшикалки с анти-септиками. А если что…  

Мы вам поставим по бюсту на родине. С трогательным описанием подвига перво-проход…  

– Док!  

– Да, сэр. – док не без разочарования слез с любимого конька.  

Лаборанты вошли, наконец, в тамбур.  

Пробурить его люк оказалось ничуть не легче. И пластобетон лез, и сталь оказа-лась толстой. Но вот трёхдюймовая дыра «в неизведанное» готова.  

– Стекло – мне в прибор. И запустить внутрь дрона номер один.  

Пока Леммон вставлял в приёмник доковского микроскопа новое стекло, которое подержал напротив воздуха, то ли выходящего, то ли – нет, из дыры, Пауэлл достал из пластиковой чёрной коробки, выглядевшего как кусок трубы, или кабеля, червя.  

Квинтэссенция земной шпионской технологии с прижатыми к корпусу сотнями отростков-лапок смотрелась мирно. Но доктор знал, что когда она влетит в проделанную дыру, и окажется включена, встретиться с такой не захочет даже полярный медведь: на борту полно оружия. Впрочем, сейчас заменённого на сканнеры, излучатели и прочее ис-следовательское «барахлишко», как непочтительно называл его он сам, и на что не без ворчания согласился генерал Шемпп, считавший такие действия порчей казённого иму-щества. Впрочем, в столь экстремальном случае – допустимой.  

После того, как червь влетел в черноту отверстия, доктор особо тщательно иссле-довал воздух, вышедший уже из недр чужака.  

На боковом экране рубки отлично было видно всех тех «уродцев», что показались в поле зрения, и данные которых компьютер медицинской секции сразу выводил на экран сбоку, снабжая комментариями вроде: «Особо опасен. Время деактивации диоксидом цитропанола – не менее десяти секунд. Жёстким рентгеновским излучением – восемнадцать. Ультрафиолетом – пять минут сорок две секунды».  

– Отлично, сэр. Микротвари даже внутри – вполне убиваемы нашими средствами, – доктор потёр руки, – Вызывайте десантников.  

Генерал зыркнул глазами на дежурную вахту:  

– Доктор. Будьте любезны – прикажите своим сотрудникам пристегнуться. Капитан Сол. Будьте добры, закройте обе переборки тамбура, и выпустите весь воздух, что там имеется – в космос. Нужно будет впустить в переходник бойцов, и потом снова восстано-вить нейтральную – с азотом…  

Билла приказ облачиться в скафандр сверхзащиты отнюдь не порадовал.  

Мало того, что эта тяжеленная и громоздкая штуковина не предусматривает ком-фортного размещения внутри на время более пяти часов, (Там элементарно – нет даже туалета! ) так и кондишн в системе климатизатора какой-то умник запрограммировал лишь на два положения: «авто», и «ручной».  

В режиме авто ты можешь уливаться потом, не имея возможности вытереть его ничем, кроме собственного языка – в том смысле, что помогаешь себе облегчить душу традиционными «облегчающими» словами. В ручном – тебя то палят немилосердным жа-ром вплетённые в каркас инфранити, то заставляют дрожать от лютого холода чёртовы трубки с криогенной жидкостью. Более того – управление всем тем арсеналом, что имеет-ся на борту этого монстра – не мозговыми импульсами через наношлем, а ручное!  

И какими соображениями руководились разработчики, применяя такое дедовское решение – сказать уже невозможно. Остаётся предположить, что конструкция не менялась с тех самых пор, когда эти полупортативные шкафы создали. И так и не модернизировали с момента разработки – триста-с-чем-то-там лет назад.  

Или – что и здесь приложили старания бюрократы-экономисты…  

Герметичный гофрированный переходник-рукав, где они сейчас все стояли, пере-минаясь, как идиоты, с тяжеленной ноги на тяжеленную ногу, соединял чужую посудину с носовым бустером, (откуда в спешном порядке демонтировали и убрали остронаправленную антенну носового гаммасканнера) и тоже – впечатления надёжности не производил. Дохленькая, почти бумажная, перегородочка, которую (Билл не обольщался! ) при реально опасной ситуации можно и просто… Пожертвовать пучинам космоса – только бы разведчики не притащили на борт Авианосца даже потенциально опасной ксено зар-разы!  

И пусть лаборанты и док не нашли пока ничего реально грозного, смертельного, или принципиально земной науке неизвестного, или – «неуничтожимого», Билл не слиш-ком-то доверял учёным. Зато доверял своим инстинктам.  

А они только что вслух не вопили: «Полундра!!! »  

Пока первый взвод сердито переглядываясь, ждал в тамбуре перед люком, лейте-нант Свен Гундерсен молчал: да и правильно – чего говорить? Все возможные инструкции он дал. А того, что на самом деле может ожидать их в недрах чужого, никакие сканнеры, детекторы, и камеры чертового червя достоверно не покажут. Только – изображения. Да ещё и переданные с чертовски неудобного ракурса: в двух дюймах от пола!  

Нет: разумеется, впереди пойдёт роботележка «Свордс-зэт-117», и она-то и будет их основным прикрытием, если что… (Тьфу-тьфу! ). Но радует и то, что впереди полетят и квадрокоптеры с видеокамерами (благо, сохранилась атмосфера) и ракетные модули: не-которые – с миниракетами, остальные – оснащённые сверхчувствительными видеокамера-ми, сверхскоростными камерами, газоанализаторами-хроматографами, датчиками влаж-ности, давления, и прочей наукообразной …ренью из лаборатории дока Мангеймера.  

– Внимание, взвод! Минутная готовность. Проверьте свои камеры и термоорудия.  

А классно лейтенант обзывает обычные огнемёты – Билл похлопал по массивной конструкции, распластавшейся на правом плече: гибкий каркас-штатив с тубусом плаз-менного излучателя малой мощности. Порядок, горит зелёный. Но включать гашетку – пальцем!.. Дикость. Словно они, бойцы космодесанта, вернулись в каменный век.  

Впереди загремело: похоже тележка-авторезак полковника Саймона вскрыла, и от-таскивает в сторону кусок крышки внутреннего люка чёртова инопланетного тамбура.  

Люк их рукава-тамбура пуффнул пневмозатвором, и открылся.  

А верно ли такое решение руководства – вскрывать именно чужие люки? Может, безопасней было бы лезть туда, где противник не ждёт их?  

Впрочем, какой, на фиг, противник – док Мангеймер чётко сказал им на вводной, что внутри никого разумного, или хотя бы похожего на такого – не имеется. Только непо-нятно за счёт чего живущий и выживающий со времён, когда ещё не началось строитель-ству пирамиды Хеопса, странный, вроде как бы – аморфный, органический студень.  

Потому что именно его и показывали все сканнеры, и роботы-черви. Которые уже обшарили всё внутри корабля, и передали изображения части помещений, и того, что в них имелось.  

А что: прикольные изображения. Билл даже подумал, что на таких стульях и люди вполне могли бы… Сидеть. И работать. Но вот следов людей пока… Даже скелетов.  

– Первое отделение. Пройти в тамбур объекта.  

Билл прошёл первым: он – капрал, всё-таки.  

Ну и что тут у нас «за гранью»? Или говоря проще – за дверью чужого тамбура?  

Три коридора, расходящиеся направо, налево и прямо. Хм-м. Кто бы сомневался.  

– Капрал Билл Хинц. Направляющий. Рядовой Мвемба. Замыкающий. Первое от-деление – левый коридор. Ни к чему не прикасаться, только всё снимать, и ждать указа-ний. Шагом марш. Второе отделение: вперёд пустить тележку, и – в средний коридор…  

Слушая, как чётко лейтенант раздаёт команды, и радуясь привычному ощущению прикрытия тылов и стандартности процедуры, Билл выдвинулся. Если можно так сказать про неспешное переваливание с боку на бок, в которое превращали обычный шаг магнит-ные захваты на подошвах: разумеется, гравитаторы на чужаке не работали, так как сдохло электричество. Впрочем, он не поручился бы, что эти устройства там имелись – земная наука и сама додумалась до такого лишь лет сто назад. После чего стало возможно разго-няться до гиперскоростей за какие-то дни, а не ждать, как прежде – неделями и даже меся-цами… Вот только каркас кораблей пришлось делать из чертовски дорогого, хоть и сверхпрочного титанорубидия.  

Похлопав по камере на левом плече, и убедившись, что картинка, предаваемая и ему в глаз, устойчивая, он выдохнул.  

В коридоре Билл старался действительно – ни к чему не прикасаться. Мало ли!..  

Топавшим за ним рядовым салагам (Ну как – салагам. Что Эрик Клёве, что Матс Вачовски служат уже лет по… Хм. Года по четыре – точно. Дольше него в первом отделе-нии служат только сержант Игор Ласков, топающий сейчас впереди гиганта Мвембы, та-щащего на плече портативный гамма-излучатель легко, словно ему нипочём эти пятьдесят три кэгэ, да рядовой Том Кланси. Но этот насуплено-мрачный и всегда чем-то недовольный молчаливый ветеран не любит ни говорить, ни, если уж на то пошло – работать. Так что его и в отделении и во взводе недолюбливают. Да и … с ним. ), пришлось несладко: они впервые влезли в эту допотопную рухлядь – скафандры высшей защиты.  

Вот! Биллу показалась интересной межуровневая лестница. Он поднял кулак:  

– Стоп, отделение! Вижу переход на другие уровни. Господин лейтенант, сэр. Тут обычная лестница. Вам видно?  

Лейтенант, топавший сейчас вглубь корабля со вторым отделением, отслеживал, разумеется, происходящее с другими десантниками по проекционному монитору в насад-ке на предплечьи. С десяток секунд, пока Билл водил камерой вверх-вниз-вбок, длилось молчание. Затем последовала команда:  

– Сержант Романов. Разделиться. Четверо – вверх, двое – дальше по коридору, трое – вниз.  

Пытаясь осмыслить, почему лейтенант поделил их именно так, Билл выслушал и команду сержанта Романова. А значилось в ней, что лично он отправляется с «салагами» вниз.  

Билл скомандовал:  

– Я – направляющий. Рядовой Клёве. В середине. Вачовски – на тебе тылы.  

Возражений не последовало (А ещё бы! ) и Билл принялся, спотыкаясь и оступаясь на узковатых для его футовых с половиной ботинках, ступенях, спускаться. Ступеней оказалось двенадцать. После чего коридорчик повернул на сто восемьдесят, и пройти пришлось ещё двенадцать неудобнейших узких плоскостей. Да, здесь ходили явно не гиганты!.. Билл повернул ручку (Точно такая же, как у них! ) и толкнул дверь, оказавшуюся внизу. Дверь очень даже мягко открылась – словно и петли не заржавели…  

– Господин лейтенант, сэр! Это капрал Хинц. Здесь – оранжерея!  

Билл не торопился отделиться от косяка, к которому прижался плечом, чуть не грохнувшись на скользком комингсе (пороге), и повёл камерой с прожектором.  

То, что здесь раньше и правда – была оранжерея, сомнения не вызывало: почти у ног на полу начиналась чёрная масса, которая ничем кроме почвы быть не могла, и торча-ли странные, не то – кадки, не то – бочки. В некоторых даже сохранились пластмассовые подпорки и топорщившиеся силиконовыми лохмотьями верёвочки: похоже, они поддер-живали то, что когда-то росло в кадках. Но вот ни следа от сухих стволов, или чего-либо ещё, что напоминало бы о собираемых здесь когда-то урожаях, не имелось. Странно.  

В наушнике прорезался вдруг голос доктора Мангеймера:  

– Капрал Хинц. Это ведь ваша тройка передаёт изображение оранжереи?  

– Так точно, доктор.  

– Стойте на месте! – и, сообразив, что не он их начальник, переключился, – Лейте-нант. Прикажите им ни в коем случае не наступать на почву – там могут иметься клещи, нематоды, черви и прочая опасная макрофигня. Я имею в виду – насекомых и животных макроразмеров. А из рубчиков на подошвах всю эту хрень весьма трудно выковыривать. Вам ясна моя мысль?  

– Да, сэр, ясна. – голос нейтральный, но Билл представлял себе, чего стоит лейте-нанту сдержаться, чтоб не высказать, что он думает о возможности встретить «макрофиг-ню» – сканирование же однозначно показало: никого живого крупней вирусов и бацилл, да и то – в виде спор, здесь нет!  

– Внимание, группа капрала Хинца. Вы слышали указания доктора Мангеймера. Ни на что не наступать, идти только по дорожке. Той, которая ведёт по периметру. И… – лейтенант поколебался, – не разделяться.  

– Есть, сэр!  

Билл двинулся по чёртовой дорожке. Шла она вокруг пространства где-то пятьде-сят на пятьдесят шагов, и просто описывала вокруг сборища кадок-бочек правильный квадрат. Ни в стене, ни на стене, которая проползала теперь у команды Хинца по правому «борту», ничего интересного не наблюдалось. Впрочем, справедливости ради нужно ска-зать, что такового не наблюдалось и слева – там, где ровными рядами застыли сотни бо-чек-кадок. Билл поднял камеру с прожектором к потолку.  

А ничего. Только полупрозрачные и отсвечивающие сейчас глянцевитостью поли-рованного пластика плафоны, торчащие по всему потолку на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Чередующиеся с квадратами белой плитки – даже стыков не видать.  

У них на «Рональде Рейгане», конечно, теплицы нет – её заменяет биосад с голо-проекционными изображениями на стенах, предназначенный «для снятия стресса от дол-гого нахождения в замкнутом пространстве». Но освещение там… В-принципе, такое же.  

Просто плафоны у них желтовато-оранжевые, а не голубые, как здесь.  

Другой цвет солнца?.. Да и … с ним.  

– Сержант Траубе. Что там у вас? – голос лейтенанта дрогнул. Билл насторожился.  

– Студень, сэр! Вот: смотрите! – очевидно, сержант приблизил камеру с прожекто-ром к тому, что он называл студнем, и который, по идее, давно должен был кто-то найти: доктор утверждал, что этого добра там как минимум десятки тонн…  

Рассеянного «кучками» по всему кораблю.  

Билл и сам отщёлкнул на предплечьи рамку псевдоэкрана, и приказал:  

– Вачовски, Клёве. Стоять и смотреть. – толстыми сосисками-пальцами было труд-но выбрать канал Траубе, но Биллу это удалось.  

Возникло изображение с камеры сержанта.  

Чёрт!  

Действительно – студень. Зелёный, прозрачный. Ну, вернее – полупрозрачный. По-тому что пол, на котором лежит довольно крупная – с добрый аквариум объёмом – куча, видно плохо. Траубе уж расстарался: обошёл с трёх сторон, и приблизил камеру, нагнув-шись:  

– Вам видно, сэр?  

– Видно, сержант. Ни в коем случае не прикасайтесь к куче. Ничем. Даже подош-вами. Вернее – особенно – подошвами. – и, обращаясь к доку, – Доктор Мангеймер. Как нам отобрать пробу… э-э… Безопасным способом?  

Док не подвёл:  

– У вас есть пинцеты. Ну, те, длинные. Нужно постараться зацепить кусочек, и за-сунуть в контейнер. Только – так, чтобы оно не оказалось на наружной поверхности. Пин-цет придётся бросить – там же, рядом с кучей. Контейнер – завинтить. Задача ясна?  

– Так точно, сэр. Ясна. Траубе. Кто у вас самый… Ловкий?  

«Ловким» обозначили рядового Халикова. И верно: сухопарый, ловкий, юркий, в спарринге он даже для Мвембы представлял серьёзную опасность – мог ударить, и словно раствориться в воздухе!.. А уж поймать себя в могучие клещи-захваты не давал никому.  

Наблюдая, как рядовой аккуратно, даже несмотря на чёртовы негнущиеся сосиски, в которые превращал пальцы неуклюжий скафандр, запихивает приличный кусок в кон-тейнер, Билл мысленно скрестил пальцы.  

Но ни при отделении части студня, ни после завинчивания крышки ничего не слу-чилось… Ф-фу… Ф-фу?..  

– Клёве. Вачовски. Выдвигаемся. – Билл убедился, что неприятностей от студня, вроде, пока ждать не надо. Лейтенант же не препятствовал тому, что некоторые группы тоже приостановили работу, чтоб посмотреть – а что: грамотно. Торопиться им некуда. А Бойцы должны знать, с чем им придётся иметь дело.  

Ну вот и посмотрели. И выяснили.  

Студень поколыхался, конечно, когда Халиков ткнул в него пинцет, но… Не «от-реагировал агрессивно». А правильней сказать – вообще никак!  

После теплицы группе Хинца попались какие-то склады – на стеллажах оказались разложены непонятные детали. Под каждой на полке имелась надпись – очевидно, харак-теризующая ту деталь, или запчасть, что ждала своей участи, когда-то, возможно, завёр-нутая в промасленную бумагу, а сейчас тускло поблёскивающую стальными или алюми-ниевыми полуокислившимися боками.  

Группе Мвембы попались и вообще – холодильные камеры-установки. В которых, вероятно, когда-то хранились продукты. Вот только сейчас на полках и в клетушках-камерах не осталось ни крошечки…  

Отделение Петровского вышло к двигательному отсеку. Ну и ничем, судя по изо-бражению, он от машинного отделения «Рональда Рейгана» не отличался. Кроме разме-ров. Всё верно: даже наружные элементы движков, «чертовски», по словам дока, похожи.  

Когда прошло четыре часа, отведённых командованием на первичную разведку, у Билла (Да наверняка и у остальных тренированных качков! ) ноги в ботинках с магнитны-ми присосками, несмотря на отсутствие тяготения на чужаке, тряслись, как осиновый лист. А «пейзажи» и «техногенные чудеса», проплывавшие мимо, воспринимались, как, скорее, привычный интерьер, чем действительно – как чужие чудеса.  

Поэтому приказ возвращаться все восприняли с заметным облегчением.  

Билл знал, конечно, что записи всего того, что они наснимали, и пробы того, что «соскребли» или запихали в контейнеры, будут тщательнейшим образом изучать. Специа-листы. (Хотя какие, к чертям собачьим, могут быть специалисты – по ксеноморфным тва-рям и чужим аппаратам! ) Лучшие. Вернее – лучшие из тех, что есть у них, на Авианосце.  

И только тогда, когда этим светилам всё станет более-менее понятно, и состоится следующая разведка. Если руководство в лице генерала Шемппа признает продолжение её безопасным.  

Однако он чёрной завистью завидовал взводу Нгуена Квоха – те так и остались се-годня в невостребованном резерве…  

–… нет, разумеется, клеточная структура имеется! Нам ещё не приходилось встре-чать организмы столь большой массы совсем без клеточной, или какой-нибудь иной, ор-ганизующей структуры! – Мангеймер сердито потёр переносицу, словно до сих пор пы-тался загладить впадины от окуляров стереомикроскопов и анализаторов, – Но здесь – со-вершенно не такие клетки!  

Поскольку генерал помалкивал, а остальные участники планёрки-совещания не смели нарушить паузу, доктор продолжил, сжалившись над неспециалистами, и решив пояснить человеческим языком уже полчаса излагаемую наукообразную галиматью, како-вой она сидящим перед ним офицерам наверняка и представлялась:  

– В земных организмах, например, наружная мембрана клетки служит нескольким целям. Во-первых – предотвратить испарение, или просто – вытекание внутриклеточной жидкости. Потому что, будь оно всё неладно, у нас – да и у любого земного организма! – вся внутриклеточная, да и внутриорганизменная кухня строится на растворах. Водных. И если концентрация солей, аминокислот, липидов, и… всего прочего, что там должно реа-гировать, станет слишком высокой, клетка не сможет жить – потому что то, что в ней цир-кулирует, не сможет этого делать. То есть – циркулировать, доставляя эти полуфабрикаты – туда, где они… Будут востребованы. Я понятно объяснил?  

– Будем считать, что да. – генерал только помаргивал. Хороший знак. Значит, большой Босс ещё не сердится. С другой стороны, Шемпп – сам кандидат биологических наук. Так что ему-то всё давно понятно. «Разжевать» надо для офицеров-неспециалистов.  

– Тогда я продолжу. Вторым назначением внешних стенок является их полупрони-цаемость. Что такое осмос – вам известно? Ну, это когда вода стремится разбавить какой-либо раствор, и пролезает для этого сквозь стенки, которые как раз – полупроницаемы. По принципу велосипедного ниппеля. То есть – туда – пожалуйста, а обратно – …э-э… Нет. Вот так, кстати, и происходит внутри- и межклеточный обмен. Вернее, он-то происходит в миллионы раз сложней, и по особым принципам, многие из которых до сих пор – тайна за семью печатями… (Да-да, до сих пор! ) Но для нас сейчас важно, что оболочки земных клеток – полупроницаемы. Чтобы, стало быть, клетка могла пить. И есть.  

Ну и наконец – оболочка иногда (у растений, например) может, даже отмерев, слу-жить неким… каркасом для целого организма – ну, как клетки древесины. У деревьев. Или – частично превратившись в каркас костей. У человека.  

Ну так вот. Почти ничего этого здесь, у чёртова (Простите! ) студня мы и не на-блюдаем. Да, собственно, чего бы мы и хотели? Будь его, так сказать, «организм», устроен наподобие того, как это сделано у земных организмов – эта штука давно бы высохла и из-дохла. А так – с ней полный порядок. Оболочка клеток (Если это, конечно, – клетки! ), со-вершенно ни для чего не проницаема! Изнутри.  

Зато – отлично впитывает воду, если та подведена снаружи. Даже в виде паров – например, таких, что сейчас присутствуют в атмосфере на «Рональде Рейгане».  

И даже концентрированные растворы солей поглощаются полностью. Однако!  

Мы специально пробовали кормить-поить это… э-э… создание растворами с заве-домо ядовитыми для всего живого веществами. (Ну, там, цианиды, соли галлия, селена. ) И оно избирательно откачало воду, а молекулы ядов… Хм. Оставило снаружи. То есть – отравить его, если вдруг понадобится, будет невозможно.  

Видите, господин генерал, вы умудрились заразить ксенопаранойей и меня – в пер-вую очередь мы теперь ищем, чем (В случае чего! ) можно доконать несчастное создание!  

Генерал закатил глаза к потолку, затем всё же спросил:  

– Ну и чем же таким можно «бедняжку», прожившую восемь тысяч лет в полном одиночестве, и в отсутствии света, пищи и воды, «доконать»?  

– Только теплом. И огнём. При температуре свыше ста пятидесяти градусов тело ксеноморфа начинает коагулировать (Ну, как белок яйца – при варке! ), и превращается в массу, наподобии того же сваренного белка. Однако мы обнаружили странную вещь.  

Если к такому белку поднести неповреждённую часть студня, через некоторое время эта скоагулировавшая, и весьма жёсткая субстанция, окажется… Усвоена.  

То есть – погибшая, но всё ещё органическая, ткань – всосётся внутрь живого соз-дания, надстраивая его тело до практически первоначального объёма. И тело через какое-то… Надо сказать – весьма непродолжительное! – время, окажется точно таким же зелё-ным и прозрачным, как и до «варки».  

– Любопытно, конечно. А как же тогда эту штуку уничтожить окончательно?  

– Только открытым огнём. В пламени с температурой свыше восьмисот градусов скоагулировавшая ткань начинает гореть и обугливаться. Чёрный пепел даже «здоровый» студень не усваивает. Не ест, так сказать.  

– А что там – в пепле, остаётся?  

– Ну – то же, что и в любом пепле. Минеральные соли и зола.  

– Так-с… Понятно. Стало быть, если (Как вы выражаетесь – вдруг! ) придётся вы-чищать чужой корабль от студня, нужно будет вооружиться банальными огнемётами?  

– Нет, не совсем так. Огнемёты, конечно, надёжны. Но они же просто сожгут всё, что там можно сжечь, и испортят всё, что можно испортить. (Хотя такого там почти не осталось. Вся органика, которая, по идее, должна находиться внутри – обивка кресел, рас-тения теплицы, запасы еды в холодильниках, и прочее в этом духе – исчезла. Я думаю, что это – работа нашего друга. ) Тем не менее… Чтоб экспедиции специалистов, которые, не-сомненно, последуют, как только транспорт привезёт их, осталось что изучать, нам лучше воспользоваться микроволновыми излучателями.  

– Но доктор… У нас же нет боевых микроволновых излучателей! Они как оружие сотни лет назад признаны неэффективными, поскольку от них легко было – просто сбе-жать. Или заслониться – даже куском алюминиевой фольги.  

– Да? В таком случае я бы порекомендовал как можно быстрее снова их разрабо-тать и построить, сэр. Потому что наш друг – точно не сбежит. И не заслонится.  

А ещё меня напрягает то, что вы в моей речи как бы проигнорировали первую часть. Это ту, где я сказал, что студень – простите за грубость выражения! – сожрал всё и всех, кто летел на этом корабле. И когда жрать стало нечего, не сдох, а закуклился.  

– Вот как? Так прошу вас теперь – расскажите. – генерал явно не хотел сегодня дать доку шанса попикироваться.  

Доктор Мангеймер посопел, как показалось окружающим, несколько разочарован-но. Затем сдался:  

– Ладно. Расскажу, конечно. Вот как мне всё произошедшее представляется.  

Корабль этот – никакая не «яхта толстосумов».  

А высокоспециализированный, и оборудованный форсированными движками, ла-бораторный блок. Где разрабатывались сверхсекретные средства для… Нападения!  

Да, чёрт его задери, чёртов студень – явно оружие! Биооружие! Эффективное и беспощадное!  

И причём – предназначенное для поражения кого-то органического, умного, и об-ладающего примерно равным с теми, кто его разработал, промышленно-военным потен-циалом. А студень, выпущенный в районах промышленных баз и сельскохозяйственных центров врага, должен был блокировать, а затем и полностью парализовать работу обо-ронных заводов, поразив всех, кто там работал. И сожрать всё выращенное на полях, и на гидропонных и прочих фермах… Планета, скорее всего, оказалась бы стерилизована. От разумной, да и просто – жизни.  

Как те, кто воспользовался бы таким оружием, собирались сами очистить планету от этой зелёной дряни, я пока не представляю. (А впрочем – может, они и не собирались. Особенно, если это был их последний козырь, и всё остальное они уже, простите за гру-бость выражения, про…али. ) Но!  

Вот что я ещё думаю: во время осмотра чужого, как ни поверхностен он был, мы с вами разглядели нечто, похожее на наши компьютеры. Предлагаю достать парочку, жела-тельно, из рубки, и постараться расшифровать то, что должно было сохраниться на кри-сталлических носителях. Наверняка подтвердится то, что я вам сейчас рассказал, и воз-можно – возможно! – там найдётся и ответ на вопрос, чем можно, в случае чего, и нейтра-лизовать такой студень, в масштабе, так сказать, глобальном. Ну, планетарном.  

Это всё. – доктор, прервавшись, казалось, на полуфразе, вдруг откинулся на спинку стула, явно довольный эффектом, который произвело его заявление.  

А оно произвело – в этом можно было не сомневаться. Полковник Петренко позе-ленел, и вынужден был поднести ко рту сложенный платок. Полковник Саймон яростно тёр лоб ладонью. Майор Ван Зипт качал головой. Только генерал Шемпп сохранял внеш-нее спокойствие. Он и спросил доктора:  

– Скажите, доктор. Раз, как я погляжу, теория … Уничтожения персонала и всей органики чужого корабля у вашего научного подразделения есть, должна быть и теория того, как неподвижному и лишённому конечностей, приборов, и вообще – движущихся частей, монстру-амёбе, удалось вырваться на свободу, и пожрать всё это.  

– Ну, не всегда же он выглядит так, как неподвижная амёба! Да даже амёба – может выпускать ложноножки! Гарантирую: если дать нашему другу вволю жидкости и позво-лить свободно перемещаться – он примет первоначальный облик.  

Правда, какой – ещё не знаю. Но – явно поопасней огурца…  

– Отлично, доктор. Надеюсь, ваши сотрудники не дают ему… Вволю воды и про-странства?  

– Ну что вы – как можно! Я уж позаботился всех проинструктировать!  

Старший лаборант Матс Крюгер отдёрнулся от тубуса:  

– … твою мать! Вот же с-сука!  

Мангеймер поспешил подойти, оторвавшись от огромного экрана на стене, где в третий раз воспроизводил запись реакции существа на бомбардировку ядрами урана:  

– Что там у вас, Матс?  

– Вы не поверите, доктор! Проклятая хреновина – извините, Бога ради! – плюнула в меня! – в подтверждение своих слов лаборант провёл пальцем по щеке, и показал его док-тору. Правда, на пальце ничего не оказалось. Или этого там было настолько мало, что и не увидать без приборов.  

Доктор среагировал быстрее, чем остальные, кто находился в комнате, успели хоть что-то сообразить:  

– СТОЙ, ГДЕ СТОИШЬ!!! И ни к чему не прикасайся!!! Внимание всем! Тревога! Запереть блок! Приказываю оставаться на местах до особого распоряжения!  

После стадии «выпученные глаза» наконец наступила стадия «оперативного реагирования». Все защёлкали тумблерами, и стали отдавать команды механизмам. Док сжал кулаки. Разжал их:  

– Матс. Хватит дёргаться. И прекрати трогать себя за лицо. Тебе придётся потер-петь – будет больно!  

Из-под стола док выудил громоздко-нелепую конструкцию, опутанную проводами и топорщащуюся деталями:  

– Протяни руки сюда, ладонями ко мне! – Мангеймер повёл раструбом загудевшего агрегата вдоль ладоней, лаборант заорал:  

– А-а-а!.. Больно же! Вы – что, издеваетесь, сэр?!  

– Нет, баран безмозглый – тебя пытаюсь спасти! А сейчас – лицо!  

Лицо Матса под микроизлучением быстро покраснело и стало напоминать пережа-ренный лангет. Лаборант только прикрыл веки – чтобы не ослепнуть!  

Док положил излучатель прямо себе на стол:  

– Теперь иди в Блок номер двенадцать. Двери тебе откроет Питер – кивок Питеру.  

– Но профессор… Это же значит – что вы меня… Изолируете?  

– Ну да. А чего бы ты хотел? Ты теперь – потенциальная угроза для всего живого на «Рональде Рейгане». Так что будь любезен – иди!  

– Я… Я… Никуда я не пойду! – в тоне хватавшего воздух ртом лаборанта вдруг прорезался характер, – Если вы меня там, – кивок головой на пластосиликоновое брониро-ванное окно бокса, – закроете – всё! Мне пипец! А то я не знаю, что живым мне оттуда не выбраться! Затрахаете опытами!  

– И – что? Ты как хочешь умереть: героем, или – предателем человечества?  

– Знаете, док, вы – злобный и циничный гад! Нашли время иронизировать!  

– Я не иронизирую. – в руке доктора вдруг возник предмет, который он, собствен-но, всегда носил в кармане рабочего халата, но только сейчас извлёк на свет Божий – впервые за эти годы. Парализатор. – Или ты заходишь сам. И ждёшь, когда мы засунем туда и разные средства обеззараживания, и придумаем способы спасти тебя, или…  

Или тебя туда занесут. Парализованного. И тебе будет ещё и очень (Гарантирую! ) больно.  

Рука, державшая миниатюрное, аккуратно (в отличии от излучателя) выглядевшее оружие, не дрожала. Матс сглотнул. Потом всё же попятился:  

– Ну, док, вы и редкостный тварь. Похлеще чёртова студня…  

– Был бы ты на моём месте – и ты стал бы тварем. И не из страха за себя. А из ба-нального здравомыслия. Подумай сам: чего ты добьёшься, если сейчас осложнишь нам работу своим сопротивлением?  

Мы просто можем не успеть дезактивировать тебя как надо!  

– Ладно… Считайте, что я «внял голосу рассудка»…  

Матс свирепо дёрнул плечом, повернулся, увидел, что Питер Коллинз уже открыл двери блока, и прошёл за тройные прозрачные двери. Доктор Мангеймер, закрыв и запе-рев их, вздохнул (вслух) и грязно выругался. (Про себя! )  

Чувствовал он себя последней сволочью. И…  

Жутко боялся.  

Он только надеялся, что дрожание коленок не заметят подчинённые…  

Нехорошие предчувствия охватили, впрочем, не его одного – остальные лаборанты с побледневшими лицами не сводили глаз с руководителя. Доктор сказал:  

– Немедленно всем одеть мейларовые перчатки. Собрать все предметные стёкла с объектом. Накрыть предметным стеклом и препарат на столе Матса. Отправить всё в за-грузочный люк печи.  

Суеты, конечно, не наблюдалось, но всё оказалось сделано буквально за секунды.  

– Доктор! А препарат Матса-то… накрыт стеклом! – Питер Колинз брезгливо, словно в зажиме – издохшая неделю назад кошка, нёс предметное стекло Матса к печи.  

– Всё равно – засунь-ка его туда!  

Только убедившись, что всё сделано, как он велел, Мангеймер вытер прямо рука-вом халата обильный пот на лбу. Подошёл к переговорному устройству:  

– Матс! Как это получилось, что студень в тебя плюнул? Ведь он же был под стек-лом!  

– Не знаю, док. – Матс, сидящий прямо на полу (поскольку никакой мебели в блоке для изоляции не имелось) усиленно тёр красный лоб и чесал щёки – похоже, ощущения напоминали те, что возникают при солнечном ожоге, – Но, думаю, что почти вся масса сбежала на край стёкол. И стреляли в меня именно с края стекла!  

– Ладно, понятно. Вернее – не понятно, но предположим, наш друг может передви-гаться и в нанометрическом пространстве меж стёкол… Подожди, сейчас обработаем всё здесь, в комнате, и тобой займёмся.  

Включив снова аппарат, доктор подумал, что, возможно, он уже опоздал. И теперь, похоже, один из «способов нападения», как это назвал бы подполковник Дорохов, чёртова студня, им известен.  

Вот только – толку…  

Он сам вложил в приёмный люк бокса двенадцать коробку с хирургическими ин-тарументами:  

– Матс. Здесь – скальпели. С лазерными, и обычными лезвиями. Шприцы с обезбо-ливающим. Если чего почувствуешь – лучше просто… вырежи. Или – отрежь. Лучше ос-таться без пальцев, чем… Сам знаешь.  

– Да, док, знаю. – на ставшем теперь блёкло-синим лице лаборанта проступили крупные капли пота, и губы он кусал так, что только что кровь не выступала, – Если что… Передайте Рэйчел и Вайолет, что я их… Любил. И буду любить всегда. Прощайте.  

Мангеймер и сам поджал губы. Затем взял себя в руки:  

– Внимание! Всем подойти. Начнём с тебя, Лаллана. Раздевайся. Одежду и обувь в печь. – доктор, поводив раструбом наспех собранного микроизлучателя по полу, ткнул стволом на это место. – Становись сюда!  

– Но док… Эта дрянь сожжёт мне весь… Э-э… Верхний слой кожи!  

– Будешь много выступать – отправлю к Матсу. – желваки, ходящие под кожей скул не оставляли сомнения, что док так и сделает. – Становись уже! Времени – в обрез! Або-миянг! Ты – следующий!  

Пока Лаллана поворачивался, поднимая руки и ноги, и орал и ругался, док думал, что времени и правда – в обрез. И то, что он делает, может и не помочь, если хотя бы пара молекул студня всё же витает в воздухе, и попала – в лёгкие ли, или на кожу…  

Да и весь объём помещения придётся теперь обработать – даже подволки! Пытаться спастись – надо!  

Иначе всем им – смерть!  

И ещё – какая ужасная…  

– Как – заражён?! Вы же говорили, что ваш чёртов персонал самый квалифициро-ванный, умный, и всё такое прочее!  

Удерживая трубку телефона вспотевшей, несмотря на отсутствие одежды, ладо-нью, доктор Мангеймер кусал губы:  

– Совершенно верно, генерал, сэр. Но мы же не могли предположить, что фитюлька размером-то с несколько тысяч молекул – с булавочную головку! – может дистанционно выстрелить прямо с предметного стекла!  

– И чем же это она «выстрелила»?  

– Разумеется, своим же телом! – доктору уже не хотелось пенять начальству на не-понятливость, иногда граничащую с тупостью, – Ну, то есть – достаточно всего нескольких нанограмм, чтобы заражение произошло. И в данном случае то, что «снаряд» преодолел двадцать сантиметров – невероятная удача! Для студня.  

Ну, и для нас – если б он «промахнулся», мы бы и не узнали, что уже находимся в «заражённом» помещении… А ещё – счастье, что Матс «плевок» почуял. А вот – если бы нет… Кто-нибудь мог и наступить. И, ничего не подозревая, разнести заразу по «Рональ-ду».  

А «объектом для прицеливания» было выбрано явно – именно лицо. Как мне ка-жется, потому что оно – самое горячее. Вероятно, механизмы мышления, или инстинкты студня говорят ему, что целиться надо именно в нечто тёплое, и пахнущее… Пищей.  

– Какие, на …, «механизмы мышления»?! Или – «инстинкты»?! Вы же первый тут утверждали, что внутри не происходит никаких процессов, сопровождаемых микроэлек-тронной деятельностью – то есть, проще говоря, чёртовых биотоков – нету! И это свиде-тельствует о том, что монстр – не мыслит!  

– Ну да, в момент нахождения он и не мыслил. Но не приходится сомневаться – ко-гда он почуял присутствие паров воды в воздухе – это не могло не сказать ему, что обста-новка изменилась. И можно снова выходить на охоту!  

Шемпп сплюнул в сторону. Потом вернул трубку ко рту:  

– Оставайтесь на месте. Проследите, чтоб никто из блока лабораторий не выходил. Никому больше не сообщайте о случившемся. Меньше всего мне нужна на Авианосце па-ника. И… Включите снова видеотрансляцию. Меньше всего меня сейчас волнует, как там выглядят ваши лаборантки. Одежду… Я скажу интенданту – вам что-нибудь принесут. Простуд нам только не хватало.  

– Да, сэр. Всё ясно, сэр. Собственно, мы здесь всё так и сделали. Потому что ни мыться, ни обтираться реагентами, или спиртом – смысла нет. Говорю же – тварь всё это игнорирует. – обнажённый доктор, вернувший изображение лабораторного блока на экран генерала, криво усмехнулся. Невесело это смотрелось. Затем кивнул в сторону стекла карантинного бокса, – Матс вон опробовал всё. Только толку… Жаль бедолагу.  

У него уже шансов нет.  

Впрочем, вам, наверное, видно?  

Видно генералу было отлично. Только вот снова смотреть в записи на то, во что превратился цветущий тридцатилетний мужчина, желания никакого не было…  

Потому что сейчас только пряжка от брючного ремня и перламутровые пуговицы остались от того, что именовалось Матсом Антом, и проглядывало через полупрозрачную зелёную массу неопределённой формы.  

О том, что им с Томом Кланси придётся вдвоём топать за какими-то древними компьютерами, Билл узнал из приказа непосредственно Полковника. И Билла нисколько это не взбодрило. И предпосылок для «карьерного роста» они с Томом тут не увидали. Зато всей задницей учуяли подвох.  

Тёмные коридоры смотрелись куда более зловеще, чем даже в первый раз – все уже слышали, хотя бы краем уха, что в блоке лабораторий что-то произошло. Недаром же ин-тендант снова вытащил из недр складов несколько комплектов допотопной униформы, и лично потащил в лабораторный блок доктора Мангеймера. Ох, не к добру всё это…  

Однако – прямого неподчинения боевому Приказу допускать нельзя! Трибунал, немедленная деклассация, и лишение всех категорий, льгот, и выслуги лет.  

Так что, вяло переругиваясь и пеняя на плохое освещение, неудобство скафандра, пот, и чёртовы магнитные подошвы, они с Томом переваливаясь, словно утки, двигались к рубке. Ох, и далеко же до неё, оказывается!  

Заглядывая в оставленные после первой разведки открытыми двери, Билл понимал, разумеется, что ничего там не изменилось, и ничего нового он точно не увидит. Но продолжал заглядывать. А куда денешься – инстинкты, вдолблённые годами тренировок! Вдруг за очередной дверью – «противник»!  

Противник не встретился. До рубки доковыляли за полчаса.  

– Ну, доктор, показывайте, что именно мы должны «отсобачить», и погрузить в корзины! – корзины, идиотские плетёные конструкции из кевларовых прутьев, ничего, конечно, не весили, но раздражающе болтались за спиной чёртовых скафандров наподобии рюкзаков, заставляя то и дело оглядываться – не отвалились ли.  

– Тэк-с… Ну, во-первых, вон тот системный блок. Нет, тот, что правее. – док серди-то ругнулся, когда Билл протянул было руку к стоявшему на рабочем столе плоскому ящику. – Это – похоже, принтер. А системный блок – тот, высокий.  

Сказать, чем именно док руководствуется, определяя, кто из глухих, не то – метал-лических, не то – пластиковых коробок – принтер, а кто – системный блок, Билли-бой за-труднился бы. Поскольку не видел между ними никакой разницы. Ну, кнопки и индикаторы на панелях, ну, какие-то щели и отверстия…  

Ну и что?! Совсем они не напоминают привычные, земные. Однако – грузить зака-занную дрянь всё равно надо.  

Билл сосисками пальцев исхитрился-таки отсобачить защёлки, и отсоединил два из трёх кабелей, соединявших «системный блок» с остальным «добром». Провода тянулись и по столу, и под столом, и к другим столам – по полу. Третий кабель вылезать из ящика напрочь отказался.  

Ага, ты так, значит, с нами!..  

Билл проследил кабель до чего-то вроде розетки питания, и вынул из неё вилку – до боли похожую на стандартную. Надо же…  

Вот: стало быть, это – сетевой шнур. Питание, то есть.  

А нехило он начинает разбираться в логике инопланетян.  

Если только она есть.  

– Всё равно – придётся всё это обработать. Потому что чёртова студня для исследо-ваний у нас больше чем достаточно, а Матсу уже ничем не поможешь.  

– Ну хорошо. – видно было, что генерал колеблется, – А это – не опасно? Вдруг, как вы говорите, доктор, присутствие паров воды скажет этому… Этой штуке – что можно нападать снова. Так, как оно нападало когда-то?  

– Опасно-то оно опасно… – док и сам не горел энтузиазмом, – Но работать-то надо! Если когда и выявлять какие-то опасные тенденции поведения – так лучше сейчас, пока эта тварь сидит в конкретно изолированном бронированном блоке.  

– Да, с этим – согласен. Ну хорошо. Приступайте.  

Доктор повернулся к Питеру Коллинзу:  

– Одевай!  

Приказ начальства вряд ли пришёлся лаборанту по душе. Но остальные помогли ему залезть в громоздкий скафандр высшей защиты. Поёрзав там, Питер буркнул:  

– Чёрт. Поссать забыл.  

– Ничего – можешь делать это прямо там. Автомойка потом всё почистит.  

Свирепый взгляд через бронестекло сказал доку, что думает о нём вообще, и сис-теме автомойки в частности, его лаборант. Разумеется, забывший расстегнуть штаны чёр-това комбеза из позапрошлого века.  

– Открывайте первую.  

Дверь открыли.  

– Закрывайте.  

Только убедившись, что дверь надёжно заперта, док разрешил открыть вторую дверь тамбура. А затем – и третью.  

И вот Коллинз с громоздким самодельным излучателем в реках стоит над тем, что когда-то было перспективным молодым человеком с амбициями, а сейчас превратилось, причём – вместе с большей частью одежды – в горку полупрозрачного желе: синтетику, служащую как бы каркасом для натурального хлопка и льна, проклятая тварь не жрёт!..  

– Начинай!  

Питер включил излучатель, и повёл раструбом по куче.  

Сперва эффекта видно не было. Затем вдруг студень пришёл в движение, и очень быстро на пути луча оказалась пустота: всё «тело» врага растеклось в стороны! Да как резво! Коллинз выругался. Док – тоже:  

– … его мать! Сделай луч шире! И начинай прямо от своих ног!  

Питер отключил оружие, чтоб отрегулировать. Этого противнику оказалось доста-точно. Поднявшаяся горой выпуклость плюнула большим сгустком зелёной липкой мас-сы. И эта «блямба», как обозначил её Мангеймер, принялась быстро облеплять, затекая во все щели и поверхности того, что приняла за «существо».  

Буквально через три секунды весь скафандр оказался покрыт тонким, но, как каза-лось наблюдателям, равномерным, слоем студня. Питер, вертясь на месте, теперь ругался куда цветистее. Но по части ругани доктор превзошёл даже его:  

– …! … … б…! Вот же …! Ладно – к делу. Питер! Включи чёртову пушку, и про-должай обработку на максимуме! Направь на себя, и води лучом прямо по скафандру!  

Пушка заработала: Питер и правда – водил её лучом по поверхности скафандра, и стало видно, как под действием излучения чёртов студень отваливается слоями и ошмёт-ками. Побелевшими, и уже неподвижными.  

– Ага, наблюдаем скоагулировавшие фрагменты! Значит – мощность луча доста-точная.  

– Нет, док, не достаточная! Для полной гарантии нужно, чтоб эта тварь сгорела в пепел! А так – сами знаете! Сама себя же и сожрёт, и восстанет – как феникс!  

– Чёрт. Похоже, ты прав, парень. Продолжай работать.  

«Обработать» свою спину Питер не смог. Зато от души прожарил всё то, что оказа-лось на полу – превратив-таки в вожделенный пепел.  

– Обработай весь пол, подошвы, и отойди в дальний угол. Запускаем Лэрда.  

Лэрд Милнар, следующий лаборант был вооружён уже несколько другим оружием: боевым огнемётом. А поскольку скафандры пламени не боялись, парочка обработала друг другу всё, что было возможно: от макушек до рифлёных подошв ботинок. Особенно Лэрду пришлось потрудиться над излучателем: уж больно много щелей и потаённых местечек оказалось на самодельной конструкции. Док буркнул: «Чёрт. Придётся менять все провода. Изоляция – тю-тю!.. ». Затем скомандовал:  

– Сидите там ещё полчаса. Я включу аэрозоль.  

Когда аэрозоль наполнила помещение, повиснув в воздухе густым серым туманом, док скомандовал:  

– Закрыть глаза! Зажигание!  

Всё-таки – боевая аэрозоль недаром была запрещена совбезом ООН: стена огня, полыхавшего несколько секунд так, что даже сквозь светофильтры смотреть было больно, сказала о том, что если кто и выжил внутри помещения до этого, теперь-то точно: обуг-лился в подгорелые шкварки.  

От лаборантов, пытавшихся, конечно, хоть краем глаза взглянуть, что это бушует вокруг них, слышались только междометия: «Ух ты! », «… твою мать! », и «Вау! »  

– Внимание! Коллинз, Милнар. Ещё раз – подошвы. Хорошо. Сесть на пол, задрать ноги. Запускаю второе облако аэрозоля.  

И только после того, как отпылала вторая стена огня, Мангеймер разрешил «пере-довикам науки» вернуться в общую лабораторию.  

Итог подвёл Коллинз, вылезший из мастодонта в насквозь пропотевших (Или это был не пот?!) штанах:  

– Знаете, док, за такое нужно давать и премиальные, и зарплату по другой катего-рии. И… И на пенсию отправлять досрочно!  

Док поспешил вылить на разгорячённые головы ушат холодной воды:  

– Обязательно так и сделаем. Если останемся живы.  

– … несомненно, процессор устроен наподобии наших. Однако за восемь-то тысяч лет произошло неизбежное. Тонкие, буквально наноразмерные, слои полупроводников в главной плате оказались повреждены. Ну, это, как я уже говорил – просто результат диф-фузии атомов. И многое из того, что хранилось в памяти, восстановлению уже не подле-жит. Разве что найдём другую плату, где повреждения окажутся не столь… м-м… Гло-бальны. Пока же – вот. То, что удалось, как говорится, «с миру – по нитке…»  

Доктор пошелестел (Скорее, как обычно – для вида! ) бумагами перед собой. Гене-рал, да и остальные офицеры отлично знали: у Мангеймера такая память, что он может легко воспроизвести – причём дословно, как для Официального Протокола – то, что гово-рилось на любой из планёрок за последние десять лет. Однако молчание никто не нару-шил. Доктора перебивать или торопить нельзя – себе дороже выйдет.  

– Так вот. Разумеется, моя версия о том, что это – исследовательский корабль-лаборатория для разработки супероружия, подтвердилась. Мы нашли обрывки этих самых «сверхсекретных Директив», части «Отчётов о проделанной работе», и финансовые сметы по затратам на оборудование, реактивы, и тэдэ. И, конечно, ведомости на заработную плату научного персонала. Эти последние дали нам особенно много. (Шучу, разумеется! )  

Так вот: этого чудо-оружия, похоже, сами разработчики, и их начальство боялись настолько сильно, что запретили даже на световой год подлетать к Дому. Ну, то есть – ту-да, откуда происходит этот корабль и его экипаж. Зато временем и средствами их не огра-ничивали. Думали, наверное, что разом снимут все сливки-пенки, если чёртовы учёные всё сделают, как указано в Техническом задании. Ну, то есть – получат все те «потрясаю-щие боевые характеристики», что в мечтах навоображал себе их Главный Штаб.  

Ехидный взгляд доктора генерала нисколько не «пронял». Док продолжил:  

– Ну так вот. Все эти, и даже многие дополнительные требования, новый «продукт» удовлетворил. Так говорится в последнем отчёте. А больше отчётов с «Батмара Прангла», как называлась эта посудина, не поступало. Выводы делайте сами.  

– То есть, вы хотите сказать, доктор, что ни один человек…  

– Да. Именно это я и хочу сказать. Им не имело смысла даже спасться на шлюпках – все судёнышки для экстренной эвакуации, тем не менее, – док ткнул пальцем в бумаги, – как здесь указано, «были выведены из строя офицерами, чтобы предотвратить…»  

Да вы знаете – чего предотвратить.  

– Да. Думаю, мы знаем. Потому что, – генерал говорил тихо, но все слышали каж-дое слово, потому что сейчас все, кажется, даже затаили дыхание, – чёртова штуковина уже здесь, у нас. Я приказал никому пока не говорить, но полчаса назад механик Коралл Сингх видел «странные зелёные куски, похожие на мармелад», вываливающиеся из ре-шётки системы вентиляции. К счастью, механик оказался сообразительным, и пытаться потрогать не стал. Сразу выскочил наружу, запер отсек, и сообщил вахтенному. А тот – мне. И вот я вас спрашиваю, доктор Мангеймер.  

Что нам нужно сделать, чтоб «Рональд Рейган» не превратился в «Батмар Прангл»?  

Билла приказ эвакуироваться в помещения кормы уже не удивил.  

Слухами, как говорится, корабль полнится. Ему уже наплела с три короба догадок и подозрений Стелла – вот прямо из её постели его боевой приказ и сдёрнул.  

Мозг в черепной коробке Билла пробуксовывал: очень всё странно! Он мог бы по-спорить, что в лаборатории дока Мангеймера чёртовы учёные справились с ситуацией – иначе там не отменили бы особый режим. И не выпустили всех этих, в …опу перепуган-ных, и почему-то чихающих и сморкающихся, лаборантов и лаборанток, в общую столо-вую…  

С другой стороны – последним чужака посещал он. И Том.  

Поэтому в казарму Билл и поторопился пойти в первую очередь.  

И точно.  

Том сидел на своей койке, даже не пытаясь двинуться к корме, или собрать «лич-ные вещи». Билл встал напротив. Кулаки как-то сами собой сжались, хотя тон он поста-рался сделать нарочито спокойным:  

– Том. Это – ты?  

– Что – я? – Том чуть приподняв голову, искоса глянул в лицо коллеге.  

– Ты знаешь – что. Зар-разу, говорю, на корабль – ты принёс?  

Том даже паузы не сделал:  

– Да, я.  

А вот Билл паузу сделал. Более того – ему пришлось, разжав кулаки, присесть на койку напротив Тома, и продышаться, чтоб спросить:  

– А на …уя?  

– Я хотел отомстить.  

– Отомстить?  

– Да, отомстить. За отца.  

– Не понимаю.  

– А-а, так ты никогда не слышал… Да, собственно, я и не делился ни с кем.  

Ладно. Времени у нас теперь навалом, потому что я так думаю, раз чёртовы ино-планетники, хотя и знали, как бороться, и уж наверняка подстраховались тыщу раз, не справились – наши тем более не справятся… Расскажу.  

Так вот. Мой отец, Ремер Коню, служил здесь интендантом. Потом кто-то из мест-ного начальства пустил налево (Не знаю – кто, и кому именно, да мне и на…ть! ) партию списанных одеял. Ну, тех, тёплых, из настоящей верблюжьей шерсти. А по документам получилось, что это сделал как бы отец.  

– Погоди-ка… Но ведь ты – не Коню?!  

– Ага. Я взял фамилию по матери. И сунул кое-кому – всё, что накопил, пока рабо-тал мойщиком на автомойке… Ну, умелец-хакер кое-что про меня из базы данных и стёр. А пожилой солидный бюрократ не отказался от «премиальных» – я стал другим челове-ком. Видишь – деньги до сих пор заставляют забыть о совести большую часть чиновников. Правда – не Флотских. Поэтому я так и не узнал, как звали того, начальничка отца.  

Засекречено.  

Ну так вот – об отце. Его, конечно, судил Трибунал.  

И разжаловали, и сразу – в армейскую тюрягу. А там – сам знаешь, как. Особенно с теми, кто построптивей, и не хочет местным заправилам лизать …ницу. Отец продержался неделю. Нам его тело выдали в цинковом гробу. Но дядя привёл знакомого слесаря-сварщика, и тот вскрыл… На теле живого места не было от кровоподтёков и синяков. И зубов не осталось – только колышки. А ещё… Его долго насиловали – всё там… ну, разодрали до дыр, словом.  

Дядя после этого сам слёг с инфарктом. Мать порыдала, покричала… А что она могла сделать?! Гроб снова запечатали, да похоронили.  

После этого мать замкнулась. Поседела. Но в глазах-то я видел… А я тогда – пацан был восьмилетний. Но поклялся!..  

Слушая всегда такого спокойного и рассудительного, хоть и замкнутого и несколько нелюдимого собрата по оружию – нет, бывшего собрата! – Билл думал, какими случайностями обусловлена подчас наша жизнь. Чужая растоптанная судьба, и горе родных и близких невинно осуждённого и убитого – явно по чьей-то команде… Чтоб не «вскрылась» банальная кража!  

И вот как оно обернулось! Правда, воров и бюрократов этот прецедент вряд ли ос-тановит, даже если о нём раструбить по всем СМИ. Только вряд ли раструбят.  

Всё, как всегда, засекретят…  

Кастовая солидарность высших офицеров вошла в поговорку.  

– … ну вот и сделал, что смог – думаю, большего вреда проклятому «Рональду» на-нести я и не смог бы.  

– Да, пожалуй. Понятно. Сам пойдёшь в карцер, или мне тебя отвести?  

– Не нужно меня никуда вести. Я… Сам схороню своих мёртвых.  

Только сейчас Билл заметил, что в зажатом кулаке Том держит капсулу синего цвета – бентит! Он попытался вскочить, броситься…  

Но, конечно, опоздал – ведь Том тоже десантник. Был.  

Когда Билл набирал код рубки, пальцы заметно дрожали.  

– … как?! Сам? Хм-м… Ничего не трогайте там, капрал. Сейчас я пришлю санита-ров и наряд полиции.  

Билл вернулся на койку. Сел. Невидящими глазами уставился в одеяло на койке, где ещё сохранилась вмятина от сидевшего тела. На скрюченный в немыслимой позе труп на полу он не смотрел – как и на вытекшую из посиневшего рта синюю пену.  

Ворвавшемуся наряду полиции он без возражений позволил себя «арестовать» и увести… Хотя ни в полиции, ни во врачах надобности уже не было никакой.  

Месть свершилась.  

И месть – страшная.  

Генерал выглядел плохо. Мешки под глазами стали ещё серей и больше, чем обыч-но. Но голос звучал чётко: выучка и статус!  

– Да. Это правда. Размысловича как раз и убрали после этого скандала. И я принял командование над «Рональдом Рейганом». Вместе с бывшим начальником Штаба полете-ли, конечно, и его, так сказать, ближайшие друзья и коллеги. Кого распихали по синеку-рам и заштатным должностям по Колониям, кого тихо и мирно отправили в запас. Со все-ми выплатами и льготами. Получается, никто не пострадал. Ни административно, ни…  

Жаль, что так получилось с этим Коню. Впрочем, я распоряжусь – если уцелеем и выкарабкаемся, чтоб его родным, если ещё живы, восстановили его пенсию.  

И, повернувшись к Биллу:  

– Значит, пока ты шёл впереди, он отстал, и просто… Зачерпнул полный цилиндр?  

– Да, сэр. Это – его слова.  

Генерал повернулся к Мангеймеру:  

– Доктор. Раз Билл говорит, что Том пронёс вещество на «Рейгана» в стальном контейнере, и раскидал по запасам продуктов в холодильниках, чем это нам грозит?  

Доктор не стал набивать себе цену паузами и хождениями вокруг да около:  

– Голодом это нам грозит. В первую очередь. А во вторую – тем, что масса чёртова студня теперь наверняка – несколько сотен тонн. Сотен! То есть – нужно любой ценой ус-корить изготовление чёртовых излучателей. И огнемётов!  

– Но послушайте… То, что ваши умники собрали в кустарных, как говорится, ус-ловиях, там, в лаборатории, никак нельзя назвать удачной и портативной моделью. К тому же она крайне маломощна. И с очень ограниченной дистанцией поражения.  

– Ага. А если проектировать эту штуку так, как положено, и строить промышлен-ным методом – то есть, на подземных оборонных заводах! – то мы рискуем расплыться в зелёные какашки раньше, чем сможем подать СОС!  

Генерал посопел. (На это уже ни доктор, ни Билл внимания не обращали – в кон-тексте творящегося сейчас на Авианосце возмущение начальства – не самое страшное, что может с ними произойти! ) Буркнул:  

– Ладно, ваша правда. Собственно, я так и приказал: не мудрить, а просто скопиро-вать. Только присобачить аккумуляторы помощней, да кристаллы – побольше. Двадцать восемь штук уже готовы, и работа идёт. Но – сами понимаете. Холодильники – ещё цве-точки. Есть ещё жилые помещения в носу. Камбуз. Кондиционеры и водопровод.  

Про то, что вся электропроводка будет попросту уничтожена, не упоминаю.  

Хуже всего сейчас в складских помещениях. Боюсь, не то, что одеял – последнего носового платка не найдём, когда ребята закончат. А если и найдём – сами же уничтожим. Огнемётами. И аэрозолем. Для гарантии.  

Ладно. Хорошо хоть, чёртовы таблетки-концентраты успели перетащить.  

Две недели на голодном пайке, да ещё и на матраце на полу к моторном отсеке Биллу запомнились, разумеется, на всю, как это изящно пишут в книгах, оставшуюся жизнь.  

Как и занудно-педантичная, скрупулёзная, и методичная, работа по «нейтрализа-ции противника». Он знал, что на торцевой стене за спиной генерала теперь висит не карта известной части Галактики, а схема всех палуб и уровней «Рональда Рейгана». На которой теперь натыканы флажки – словно на карте боевых действий. Впрочем – почему – словно?  

Авианосец, и правда, стал полем боя. Да ещё какого!  

Пусть – почти бесшумного, но от этого вовсе не менее свирепого и отчаянного!  

После просмотра учебно-документального фильма, где медленно и мучительно умирал несчастный Матс, то ругаясь, то взывая к собратьям-людям, и атаки на Коллинза, факты убедили не только Билла – но и всех остальных. Подстраховка и даже перепере-страховка в таком деле не только желательна, но и необходима. Как воздух.  

Который сейчас сжигали боевым аэрозолем.  

(Благо, его запасы на «Рональде Рейгане» оказались не случайно: хоть официально запрещённые, они вовсе не были «уничтожены и дезактивированы», как предписывали указания чёртова ООН-а. Нет: цистерны с ЭйчПи просто были надписаны «антиокси-дант», и мирно ждали своего часа в трюме. Вот и дождались! )  

Первые попытки оттеснить студень одновременно по всему фронту – то есть сразу по всем палубам и помещениям корабля, окончились неудачей. Чёртова тварь, стоило об-работать какое-либо помещение, и перейти в следующее, проникала в малейшую щель, нагло пользовалась воздуховодами, тоннелями электрокабелей, канализацией, и водопро-водными трубами, чтоб вернуться. И снова притаиться там в виде тончайшей плёнки на полу! Чтоб не заметили!  

К счастью, такая тактика врага оказалась предвидима – док Мангеймер вспомнил, что читал какую-то древнюю фантастику почти на эту же тему, («Мутант – 59», насколько он помнил! ) и предупредил всех. Так что вскоре перешли на другую систему: обработан-ное огнемётами, а затем – для гарантии и аэрозолем «Эйч-Пи» помещение герметично изолировали от остальных: заваривали стальными накладками-заплатами щели системы воздухоподачи, канализационные сливы, проёмы от сожжённых розеток электропитания, выходы кабелей, труб, и т. д.  

Так удалось добиться локального успеха: студень больше не мог продвигаться впе-рёд (вернее – назад, к корме), и большую часть помещений десантники смогли очистить. Правда, заваренные и герметизированные, они всё равно были бы бесполезны: ведь ис-пользовать «обработанные» комнаты в прежнем качестве было ну никак нельзя! Почер-невшие стены, безобразные нашлёпки заплат из толстой броневой плиты, полное отсутст-вие сожжённого или вынесенного оборудования.  

И обуглено-расплавленные остатки того, что вынести было невозможно…  

Но с этим мирились, уповая на капитальную реконструкцию в доке.  

Правда, до постановки в док нужно было убедиться, что враг уничтожен полно-стью. А не так, как на «Батмаре Прангле», от которого давно отошли на несколько мил-лионов километров, продолжая, впрочем, дрейфовать рядом. Сравнительно рядом.  

Однако через три недели, когда последнее из трёх тысяч ста двадцати помещений было признано безопасным, генерал Шемпп приказал вернуться к чужому кораблю.  

Старинный ли фильм «Чужие», или доводы доктора Мангеймера повлияли – но только за очистку внутренних пространств «Батмара Прангла» взялись капитально, и даже можно сказать, ретиво.  

К моменту прибытия кораблей эскадры Флота с учёными светилами и высшим флотским руководством, изучать, собственно, было нечего.  

Доктор Мангеймер однажды случайно (Ну, или – не случайно. После того, как бы-ло озвучено, что генерала ждёт Трибунал за самоуправство, док почти постоянно отирался на офицерской палубе. ) увидел, как охранники службы Собственной Безопасности уводят генерала Шемппа на флагман, через стыковочный узел и рукав.  

Генерал успел подмигнуть доктору на прощанье.  

Больше на «Рональда Рейгана» Норман Шемп не возвращался.  

А сам Авианосец снова на долгие пять месяцев застрял в сухом доке.  

Зато от Студня остались только безопасные (Ну, сравнительно! ) видеозаписи.  

5. Разбиватели.  

Билл повернул назад: в корме «осматривать» больше нечего.  

Маршевых двигателей со всей их сложно-навороченной системой пода-чи/очистки/управления давно нет. Все помещения, предназначенные для технического обслуживания этой сложнейшей машинерии, пусты, и зияют свежестью нашлёпок наваренных на отверстия, и дыры в стенах, броневых заплат. (Совсем как это было тогда, когда они боролись с зелёной дрянью! ) Почти все дроиды и механоиды изъяты, и укомплектовывают теперь другие, боевые, корабли.  

Так что придётся вернуться назад – в коридоры и уровни складов и жилых отсеков.  

По дороге Билл как-то инстинктивно завернул в комнату «рекреации», как они обычно называли биосад Авианосца.  

Э-э, кого он пытается обмануть: вовсе не инстинктивно, а вполне сознательно!  

А что: красиво у них тут. Было. Да и сейчас: стоит только повернуть общий ру-бильник и пощёлкать тумблерами питания, и все снова возникнет – словно ниоткуда. По-ражая слух криками экзотических птиц, жужжанием насекомых, рёвом водопада и шеле-стом листвы, или – гулом прибоя, а обоняние – запахами моря с ноткой гниющих водорос-лей и йодом. Или нагретой солнцем травы, хвои или прелых листьев, гниющих замшелых стволов… А уж про зрение!..  

Красотища.  

Но не станет он этого делать. Автоматика поливает и освещает по двенадцать ча-сов в сутки кадки с пальмами и соснами, даже несмотря на то, что давно здесь нет никого, подверженного «ностальгированию» и клаустрофобии, а голопроекция тайги или тропи-ческих джунглей на стенах – только лишний расход всё той же энергии. Да и пока он один – только тоску наведёт. Потому что он-то знает, что всё это (Ну, кроме Рона! ) – вот именно! – лишь проекция…  

Но вот Рон любит эту проекцию. И появляется теперь только здесь.  

Молодец. Настоящий «солдат». Дисциплинированный.  

– Рон! – Билл позвал, ощущая как и обычно – и неловкость, и ностальгию. Собст-венно, так бывало и тогда, когда здесь посменно толпились чуть ли не все десантники авианосца. Да и штатские.  

И, конечно, чувствовал он и любовь и нежность к странному созданию.  

А ну как – обиделся? И не прилетит?  

Но Рон прилетел. Беззвучно чирикая, плюхнулся бесплотным пушисто-взъерошенным тельцем ему на плечо, и бодро засунул клюв Биллу в ухо.  

Билл расплылся в улыбке, разошедшейся по всему лицу: со стороны, наверное, могло бы показаться, что кто-то запустил в лужу кирпичом!  

– Ах ты, паршивец нахохленный! Скучал? Ну подожди – вот он! – Билл достал из нагрудного кармана комбеза то, что хранилось там всегда – кусочек рафинада.  

Глядя, как маленький загнутый клюв пытается угрызть сахарок, Билл умилялся. Действительно: более любимого существа у него сейчас на Авианосце не было. А, может, и не только на Авианосце… И, может, именно совесть, и понимание того, что это – из-за него крохотный обаятельный призрак остался жить в оранжерее, и заставило, в числе все-го прочего, попроситься дослуживать отпущенный ему тем, кто Свыше, срок, именно здесь?..  

Он вздохнул. Ну вот: теперь образа еды, и ощущения его радости от встречи, ма-ленькому разбивателю хватит надолго. Да, в принципе, хоть на всю оставшуюся жизнь Билла: эманации любви и удовольствия от «общения», как сказал тогда док, обеспечивают крохотное псевдотельце на века! То есть – умри Билл прямо сейчас, Рон мог бы жить на одной только его «аккумулированной эмпатии» неизмеримые годы…  

После чего, (или сразу, как Билла не станет) крошечный Странник мог бы вновь присоединиться к своим – в их вечных поисках «Хозяев».  

Но всё равно, каждый раз приходя сюда, Билл доставал этот кусочек сахара, и уми-лялся, глядя как питомец пытается своим бесплотным клювом угрызть виртуальное для него лакомство. И тычется затем ему в шею, пытаясь выразить приязнь и благодарность…  

Ах, где сейчас то беззаботно-наивное время, когда они познакомились?  

И стали друг другу… Нужны?  

Звука не было.  

А вот это было странно – потому что когда тельца птиц врезались в переборку, по-идее должно было слышаться хотя бы как в бородатом анекдоте: «Чпок-чпок-чпок! »  

Поэтому Билл позволил себе усмехнуться, выдохнуть, и опуститься снова на кой-ку. И со смаком и хрустом суставов потянуться.  

Его напарник Питер О, Салливан, зар-раза такая, так и не проснулся. Странно.  

Так что – получается, это – не сон?!  

Сейчас проверим: как раз сердито захрюкал-запикал чёртов будильник, и товарищ по каюте сердито зарычал, поворачиваясь от стенки:  

– Убью я когда-нибудь гада, который разработал этот гнусный сигнал!..  

– Ага. Убьёшь, точно. Когда изобретёшь машину времени, и вернёшься на пятьсот лет назад. Ладно, ворчливый старый хрыч, подъём.  

Умылись, оделись, и совершили остальной туалет быстро: времени на стандартные действия по приведению себя в «рабочую форму» Устав даёт в обрез. А вот пока шли длиннющим коридором палубы «Би» к столовой, Билл успел всё же спросить соседа по каюте, старослужащего, правда, переведённого в их взвод всего три года назад:  

– Скажи, Питер. Тебе сегодня птицы не снились?  

Странно, но Питер довольно долго молчал. Может, перебирал в памяти смутные обрывки уже почти выветрившихся нечётких образов? Или просто думал, что бы потак-тичней ответить на тупой вопрос?  

– Вообще-то, если честно, не помню. Хотя… Ну вот разве что под утро. Перед са-мым подъёмом – да, снилось что-то про как раз птиц. Словно через нашу каюту несётся стая каких-то попугаев. Цветастых таких, и крикливых. Вот: звук будильника так преоб-ражается у меня в…  

– Да нет. Ничего у тебя не преображается. Всё верно. Я птиц видел. И – не во сне.  

– Да ну, на …?!  

– Нет, правда. Я не прикалываюсь. Я… – Билл, стараясь не путаться, и не мямлить, рассказал, что огромную стаю странных крылатых разноцветных тварей вроде попугаев, видел минуты две – как они, вылетев из одной стены, тут же влетали в другую.  

Питер почесал могучей пятернёй в затылке. Затем покачал головой, хмыкнул, и треснул Билла немаленькой ладонью по загривку:  

– Скотина. Почти купил.  

– Да нет же, балда ты такая! Я и правда – видел! Птиц. Вот так, как тебя. Но… Вот что странно: когда они «влетали» в переборку, звука слышно не было: словно они – бес-плотные. Призраки. Но – красивые, зар-раза – ну вот прямо как те, что мы видали в зоо-парке на Понтии-2. Я ещё подумал: вот бы хорошо, на «Рональде» был какой-нибудь жи-вой уголок, что ли – ну, какие бывают в Детдомах!  

– Ага. Сейчас тебе уголок. Два раза. А вонища? А корм? А перья и пух, забиваю-щие решётки климатизаторов в ближайших отсеках? А – персонал для обслуживания?  

– Да знаю я, – Билл раздражённо дёрнул плечом. – «Отвлекающие факторы». «Де-морализующие запахи». Лишний вес. И всё такое прочее. Но – красиво же! И, если честно, меня в Детдоме наши попугайчики умиляли. Всё прям по Инструкции: «развитие у ребёнка первичных понятий о заботе, любви и гуманности», мать её…  

– Ладно, «гуманный» ты мой. Ребятам хотя бы про наши глюки не трепись. Поду-мают, что мы напару нанюхались Травки Ффарсутт…  

– Твоя правда. Ладно, не скажу.  

Однако на следующую ночь всё повторилось – и снова под утро.  

Стая странных «попугайчиков» летела бесшумно, хотя видно было, как некоторые птицы открывают клюв, словно переговариваясь, или о чём-то предупреждая.  

Билл лежал молча, кусая губы. И думая, стоит ли будить Питера. Однако эта про-блема решилась сама собой:  

– Чёрт. А я-то думал – ты прикалывался. – несмотря на то, что Питер лежал носом к переборке, он, как профессиональный морпех, отлично видел всё и боковым зрением. Но теперь он развернулся лицом к Биллу, – Твоя правда: красивые, чертенята!  

– Эх, мне бы одного такого! Даром, что бесплотный: наверное, не «воняет». И кор-ма много не жрёт. И «обслуживать» не надо.  

– Да, наверное, не надо… А как ты себе это представляешь? Поймать призрак по-пугая призраком сачка?  

Билл руку удержал: нельзя так много чесать многострадальный затылок. (Перенять у майора Дорохова привычку вместо этого мирно теребить мочку уха так и не удалось! ) Да и мысль ему в голову приходила именно такая! Хотя…  

– Нет, думаю, это – плохая мысль. Нужно тогда обзавестись и призраком клетки, и призраком поилки/кормушки, и так далее – по всему списку. А что самое главное, как мне кажется – такому ничего не будет стоить выбраться из любой клетки, если его посадить туда силой.  

– Ну так в чём же дело?! Попробуй уговорить какого-нибудь попугая! Пусть доб-ровольно живёт с нами! Вот потеха-то будет! Ребята о…уеют!  

Билл, ощущая, что, хоть напарничек и прикалывается, но что-то рациональное в его совете, как ни странно, есть, привстал с кровати. Вышел на середину комнаты.  

Бесплотные тела скользили мимо, неторопливо двигая крыльями. (Ага, как же! Очень «сильно» помогают им эти самые крылья – в вакууме космоса! ) Клювы всё так же открывались – словно стая переговаривается. Ах, блин – какой красивый вот этот!..  

– Эй, птица!.. – Биллу было неудобно перед Питером, но желание хотя бы попробо-вать заиметь пернатого питомца пересилило стеснение, – Погоди! Хочешь жить с нами?  

Он чувствовал, что его восхищение красавцем размером с доброго голубя – под-линное. И понимал в то же время, что, если честно, у него нет ничего, что могло бы при-влечь внимание, или вызвать желание у загадочных и бестелесных странников Вселенной – жить с ним! Но…  

Но роскошный красавец-попугай вдруг словно затормозил в воздухе, беззвучно хлопая бесплотными крыльями, и завис перед его лицом.  

Не смея поверить в своё счастье, Билл быстро – боялся, что иллюзия птицы пере-думает! – вытянул руку, и…  

Попугай на неё сел!  

– Блин!!! (Питер сказал и другие слова. ) Ну ты даёшь! Оффигеть!!! Вот уж не ду-мал, что такое возможно!!!  

– А я, что ли, думал?! Но… Какой красивый! – Билл, не смея пошевелить рукой, в которую, как показывали глаза, вцепились немаленькие лапки с аккуратными коготками, а как показывали ощущения – ничего в его руке не изменилось, застыл. Он еле сдерживался, чтобы не погладить такое роскошное, переливающееся сине-оранжевым, как у попугая ара, оперение. Но куда там аре – до этого: ещё и с бирюзовыми, и малиновыми, и фиолетовыми тонами кромок крыльев, и подхвостья, красавца!  

– Ага. Красивый-то он – красивый, базара нет… Но чем ты будешь его кормить?  

– Не знаю. Сегодня попробую что-нибудь спереть на камбузе, у кока Эндрюса.  

– Хм… Если хочешь, конечно, чтоб за тобой гонялись по всему Авианосцу со ско-вородкой или скалкой, то – конечно. Воля твоя. – отвратительный склочный характер главного кока, ненавидящего тех, кто без спросу лез в его вотчину, или клянчил каких-нибудь продуктов – неважно для каких целей! – будь это хоть сам док Мангеймер, заве-дующий всей научной частью – был известен всем.  

Билл всё ещё стоял, глядя на птицу, которая тоже молчала, (В смысле – не раскры-вала немаленький клюв! ) и пришлось Питеру самому полезть в свой шкафчик:  

– На, держи, балда такая. Застыл тут, понимаешь, как девственница перед мужским стрип-клубом, – Питер медленно, чтоб не спугнуть, протянул напарнику кусочек неиз-вестно откуда взявшегося, и каким чудом завалявшегося там, на полке, рафинада.  

– С-спасибо. – Билл, тоже медленно, протянул потенциальному питомцу кусочек, мысленно сплюнув через плечо.  

Питомец долго глядел Биллу в глаза. Повернулся и к Питеру.  

– Ешь, ешь! – поторопился тот проворчать. – Это мне Линда презентовала. Для… Ну, неважно для чего! Сахар – сладкий! Правда-правда!  

Осторожно, словно перед ним игрушечный Дворец из нанопитов, странная птица приблизила клюв к лакомству, и…  

Попробовав сахар розовым язычком, откусило кусочек!  

– Знаешь, если ребята не видали, как они пролетают «сквозь» «Рональда Рейгана», мы будем выглядеть идиотами. – О, Салливан шёл впереди Билла, и оглядывался через плечо, – Одна надежда. Что они побоятся выставить идиотами – себя. И промолчат. Су-бординация и дисциплина, мать их!..  

Билл и сам понимал, что заявившись с «приобретением» на плече в столовую, они могут, как выразился Питер, «навести шухеру». Но не оставлять же доверившуюся ему птицу – одну в каюте?!  

Кто знает – может она обидится? И улетит.  

Поэтому он и шёл позади напарника, с которым договорился, что если что – тот от-гоняет непрошенных «почитателей» и «фанатов» красавца-попугая.  

– Наверное, да. Хотя, если честно, думаю, что если они не видели эти стаи, то и Ро-на не заметят.  

– Ага, тоже возможно. Ну, или, как я всё же думаю, сделают вид, что не заметили – хотя бы, чтоб не выглядеть параноиками, наблюдающими глюки!  

Они вошли. Столовая как всегда в это время была полна звоном и стуком: ложек по подносам и чашкам, и запахами – похоже, кок Эндрюс сегодня решил побаловать всех бифштексами. Питер и Билл прошли за свой стол – к совзводникам.  

– Разрешите, сэр?  

Лейтенант Бровцын, новый командир взвода, указал ладонью:  

– Займите свои места, сержант, капрал.  

На Рона лейтенант не смотрел, из чего Билл сделал неверный вывод о том, что всё произошедшее – не больше, чем их с Питером «персональная» галлюцинация.  

Однако когда они покончили с трапезой, и взвод всё ещё находился за столом под командой «вольно», лейтенант произнёс:  

– Внимание, взвод. Кто видит… Птицу на плече старшего сержанта – поднимите руку.  

Подняли все. Мало того – сидевшие за соседним столом бойцы лейтенанта Проста тоже подняли руки. На что Прост проворчал:  

– Я не приказывал поднимать. Ну-ка – быстро опустили.  

Дисциплина у морпехов всегда на уровне – руки соседей дружно опустились. Бровцын же продолжил:  

– Старший сержант. За пронос на корабль без разрешения постороннего существа я должен наложить на вас дисциплинарное взыскание. Отправляйтесь в карцер, и сидите там шесть часов – одну вахту. Однако… В связи с чрезвычайностью обстоятельств по-следних двух дней, до этого прошу рассказать. Как вы обзавелись этим… Существом.  

– Есть, сэр! Я уже два дня под утро видел… – Билл натренировался на напарнике, и рассказал чётко и бодро.  

Лейтенант побарабанил пальцами по столешнице. Посмотрел он на Рона. На Билла. Снова на Рона. Сказал:  

– Отбывание взыскания откладываю на завтра. А сейчас в виду явной бестелеснос-ти, и вероятной в связи с этим относительной безопасностью для контингента Авианосца вашего питомца, приказываю немедленно пойти и показать его доктору Мангеймеру, на-чальнику научно-исследовательского и аналитического отдела. Выполнять.  

– Есть, сэр!  

Показалось ли Биллу, или все совзводники вздохнули с облегчением?  

Наверняка многие хотели… Погладить Рона – до того, как осмелившийся захотеть, и умудрившийся заиметь его, старший сержант отбудет выполнять приказ?!  

Однако лейтенант понял это куда раньше солдат:  

– Взвод! Закончить приём пищи. Дотрагиваться до существа, хоть оно и бесплот-ное, запрещаю! Не знаю, что скажет доктор Мангеймер, но пугать маленького пассажира огромными волосатыми лапами в татуировках незачем!  

– Нет, разумеется! Ничего это существо не откусило! – Билл снова молча демонст-рировал доктору, как питомец аккуратно пощипывает кусочек сахара, – Вы же, сержант, не можете его погладить? Ну вот и оно – не может материально воздействовать на тела… м-м… нашего мира, нашей реальности.  

– А почему же тогда оно… Хотя бы пытается – грызть сахар?  

– Ну, как учёный я сейчас точно не могу сформулировать. Но как трезвомыслящий (Относительно, конечно! Особенно – поглядев на такое! ) доктор наук, могу предполо-жить. Оно хочет сделать вам, сержант, приятное. И оно отлично понимает, что и вы хоти-те сделать приятное – ему.  

То, что док – по-крайней мере – реалист, Билл знал и так. Когда они со странным гостем вошли в лабораторию, ассистенты, лаборанты и помощники Мангеймера восхи-щёнными возгласами и удивлёнными репликами дали понять, что тоже, как и пехотинцы, видят «попугая».  

Док, сразу вышедший из кабинета на гомон, сразу приказал всем заткнуться, и уб-рать загребущие руки, тянущиеся в попытках потрогать/погладить этакое чудо. Буркнул: «Ну, я рад, что хоть одного добыли», и увёл Билла к себе в кабинет.  

Там предложил сержанту сесть. Сам прошёл, и опустился за стол, заваленный фо-тографиями, флэшками, и Отчётами – даже на бумаге. Билл знал, конечно, что главный аналитик у них – тот ещё «ретроград и консерватор», но чтобы настолько…  

– Смотрю, нашёлся-таки смельчак. Могу предположить, как именно вы, сержант, разжились новым питомцем. Но будет лучше, если вы сами, подробно и со всеми возмож-ными деталями, поведаете, так сказать, историю приобретения.  

– Да, сэр. Ну, собственно, я видел птиц ещё прошлой ночью. А сегодня… – Билл, чётко формулируя, (После напарника и лейтенанта третий рассказ – буквально отлетал от зубов! ) рассказал, что увидел, что подумал, чего страстно захотел, и что сделал.  

Доктор не перебивал, оглаживая подбородок, и глядя поверх чуть приспущенных на нос очков (Да, годы брали своё, и Мангеймеру пришлось для чтения обзавестись этим старинным приспособлением, «не царапавшим», как он объяснял окружающим, «радуж-ку». ) то на Билла, то на его питомца. Когда Билл «иссяк», спросил:  

– Значит, «очень понравился»? И вы, сержант, его просто – пригласили?  

– Ну да. Так и было. Он… очень красивый! Хороший. И умный. – как бы подтвер-ждая это, странный питомец засунул изогнутый клюв прямо Биллу в ухо, и тот снова ра-зулыбался, – Ну, видите?!  

– Вижу. Никогда бы не поверил, если б не видел. Идёмте-ка.  

Исследования нового питомца на всех возможных приборах и сканнерах ничего не дало. Вернее – дало чертовски мало, потому что как выразился Мангеймер, «Отрицательный результат – тоже результат. Но – не в нашем случае! »  

– Так что, доктор? Он… э-э… Нематериален?  

– Именно так. Абсолютно. Конкретно. Безусловно – нематериален.  

Но то, что он каким-то образом проецируется на молекулах воздуха внутри кораб-ля – сомнений нет. То есть – в вакууме его наверняка не видно. Но вот как, и что проеци-рует это изображение… Я до сих пор в недоумении: каким это образом мы все видели и видим этих созданий. (А видели, оказывается, почти все! Но, естественно, все и побоялись заикнуться хоть кому-нибудь об этом. Чтоб, стало быть, не списали. По болезни. С психическими расстройствами в космосе делать нечего! Прецеденты известны. ) И ещё более интересный вопрос: как вы, сержант, с ним общаетесь, если оно не слышит вашей – Да и ничьей! – речи?  

– Ну… Насчёт слуха, наверное, ваша правда, доктор, сэр. Он вряд ли слышит, если бесплотен. Но он… Понимает меня! Точно вам говорю: понимает! Мысли мои читает, что ли… Но вот – понимает! И даже чует, что он мне… Очень понравился! И он… Словно передаёт и мне – часть своей приязни. Я ему тоже… Понравился! А он… Правда, красивый?  

– Да красивый, красивый… Настоящий «лапочка», как сказала доктор Забитцер. И то, что вы ему тоже, несомненно, нравитесь, понятно и ежу.  

Но проблема не в этом. Проблема в том, что вы – всё ещё сержант морской пехоты. То есть – кадровый военный. И согласно чертового Устава, не имеете права на… Домаш-них питомцев. Даже вот таких – нематериальных. Потому что: во-первых – отвлекающий фактор. А во-вторых – вы с ним вносите «ненужную суету и нездоровый интерес среди персонала», как сказал бы наш любимый крючкотвор от бюрократии – полковник Саймон.  

– Господин доктор, сэр… А не могли бы вы попробовать… Уговорить полковника Саймона – сделать в данном случае исключение? Отступить от пунктов Устава? Ведь ре-бятам… Да и штатским – наверняка будет чертовски приятно посмотреть на него?  

– Хе-хе… Будет-то – точно будет.  

А вот отступить от параграфов Устава… Хм. Попробовать уговорить, конечно, можно. Этот паршивец и правда – симпатичный. И если, скажем, держать его где-то в… Ну, например, общественном, общедоступном месте, типа комнаты рекреации – то есть, Оранжерее, где все смогут смотреть на этого «лапочку», и заряжаться, так сказать, любо-вью к природе, и всему живому и прекрасному…  

И где он не будет «отвлекающим фактором», когда вы будете на Заданиях…  

Чёрт возьми, сержант. Ваша мысль мне понравилась.  

Почему бы и не попробовать?  

– Нет, разумеется! Ничего это существо не откусило! – Билл поспешил убрать сахар обратно в нагрудный карман, – Оно – бесплотно. Да вы и сами видите, полковник! Кусочек же – остался точно таким же, как до «кусания»! – док Мангеймер уже начал тихо сатанеть, но внешне старался этого не показывать – знал, что так будет только хуже.  

Полковник же Саймон сопел, сердито хмурился и поджимал губы. Но высказался категорично:  

– Нет! Пусть нам и не грозит «заражение» его микробами-вирусами-бациллами, и он, как вы говорите, может поспособствовать «поднятию боевого духа и настроения кон-тингента», я на себя такую ответственность взять не могу!  

Пусть решает генерал!  

Генерал Лусек не торопился озвучить своё решение. Снова спросил:  

– Так, говорите, доктор, абсолютно нематериален?  

– Абсолютно. – доктор Мангеймер, которого только что с большим знанием дела «доставал» полковник Саймон, и который сейчас в двадцатый раз вынужденный повто-рять свои аргументы, старался сдержаться, и не вспылить.  

Не-ет, это – не Шемпп, который обычно ситуацию чётко «просекал», и верно «оце-нивал боевую обстановку» за доли секунды. Тут надо – разжёвывать, и методично вдалб-ливать! В тупое и твёрдое, заспиртованное в параграфы Уставов и Методических Руко-водств, солдафонское мировоззрение!  

Генерал встал из-за стола. Не торопясь обошёл вокруг сержанта Хинца, так и сто-явшего посередине кабинета.  

Сержант, как и его питомец, тихо, и, словно выпрямив тельце по стойке «смирно», сидящий у того на плече, только поворачивали головы: Билл – как положено по команде «Равнение направо! Равнение налево! », птица, косясь на кучу блестящих регалий на груди генеральского мундира – с явным подозрением.  

Генерал, не найдя в осматриваемых ничего принципиально нового, буркнул:  

– Ваша правда, доктор. Симпатичный. Процессу релаксации и отдыха, да и – раз-влечения личного состава, явно поспособствует. Вот только…  

Как вы, док, предлагаете этот «неизвестный науке, и неисследуемый никакими приборами» вид, назвать?  

– Предлагаю их вид назвать – «Разбиватели». – заулыбавшийся доктор позволил се-бе чуть расслабиться. Потому что, похоже, плотина предубеждённости и приверженности букве Регламентов, сломлена!  

– Это почему? Они же вроде… Никак «Рональду Рейгану», да и вообще – никому, не навредили? В-смысле, ничего не поломали и не разбили в буквальном смысле?  

– Верно, в буквальном – не разбили. Зато вот в фигуральном!..  

Моё представление о способах существования организмов, или существ во Все-ленной – точно разбили! Про любимых лаборантов и помощников – и не говорю…  

– Хм-м… Если честно – моё здравомыслие – тоже. – генерал позволил себе посту-чать пальцем по вспотевшему лбу, – Однако, раз вы абсолютно убеждены, что это… суще-ство… Добровольно осталось с сержантом, и даже слушается его, у меня нет оснований вам не верить. Как и самому сержанту. – Билл поторопился отрапортовать:  

– Так точно, господин генерал, сэр! Он сам. Остался. И слышит, и слушается.  

– И питается, вы говорите…  

– Да, сэр. – Мангеймер криво усмехнулся, – Мы до сих пор точно не можем этого утверждать, но… Раз он до сих пор с нами, остаётся предположить, что тех… э-э… эма-наций радости и приязни, что излучает мозг сержанта – его питомцу достаточно. Чтоб ос-таваться с ним. И этим – и питаться.  

– Н-да. – генерал, неторопливо ходивший взад-вперёд, заложив руки за спину, по дорожке у стола для совещаний, снова остановился перед лицом Билла. – Сержант. Вы с момента начала… э-э… Общения… Ощущаете… Дискомфорт?  

– Никак нет, сэр! Скорее… Наоборот: подъём и радость. Ну, что Рон – со мной!  

– Понятно. Что ж. – генерал окончательно разрушил стереотип мышления доктора, считавшим его безропотным рабом Великих Бумажек. – Не вижу препятствий к тому, чтоб оставить это бесполое и бестелесное существо… Призрак… На корабле. Но!  

Вы, сержант, и… э-э… Ты, маленькая симпатичная птица, – теперь генерал стоял перед плечом, на котором сидел разбиватель, и обращался уже непосредственно к нему, – должны учитывать вот что.  

Старший сержант Хинц – солдат. Боец. То есть, он выполняет боевые задачи – как самостоятельно, так и в составе своего подразделения! И ты… э-э… Рон, должен пони-мать, что, если ты будешь жить с ним, в его каюте, или сидеть у него на плече во время заданий, это может плохо кончится! Для сержанта – в первую очередь!  

Скажем, на задании он отвлечётся на долю секунды, подумав, как ты там, один в каюте… Или, если ты на плече – захочет убедиться, что с тобой, Рон, всё в порядке, и по-вернётся, взглянув не туда, куда должен во время боя, а на тебя. И его тогда могут убить!..  

Вот если бы ты согласился, скажем, оставаться на Авианосце, в, например, Оран-жерее – там полно настоящих растений и цветов! – в те моменты, когда сержант будет ра-ботать, – то – да! В этом случае я бы не возражал, чтоб ты, Рон, оставался с нами.  

На Авианосце.  

Да и смотреть на тебя ребятам во время отдыха от вахты было бы приятней именно там. В оранжерее. Потому что толпиться в коридоре, и каютке сержанта… Он тогда и от-дохнуть-то не сможет. Нет, это – не дело. А вот если в Оранжерее – это позволит избежать ненужных проблем и хлопот.  

Ну как, согласен ты остаться с нами на этих условиях?  

Умный глаз, обращённый прямо на генерала, моргнул. Раз, другой.  

Затем птица кивнула.  

Доктор Мангеймер – вот уж чего раньше от него никто не слышал! – явственно буркнул себе под нос: «Твою мать!.. »  

Билл почувствовал, как сердце сжимает тёплая и мягкая волна: Рон согласился!  

– Сэр!.. Вы позволите? Я… Ну, я уже говорил: я его чувствую! Он – согласен!  

– Надо же… – генерал устало покачал седой головой с положенной короткой стрижкой, – Честно говоря, не ждал. Но, раз уж обещал – надо выполнять.  

Сержант! Поселите и разместите… э-э… Рона в Оранжерее. Со всеми возможными удобствами. Кормёжка и… всё остальное – на ваше усмотрение.  

Рон! Добро пожаловать на борт Авианосца «Рональд Рейган»! Как его командир, я официально разрешаю вам, маленький разбиватель, остаться на борту. И принимаю на довольствие, и зачисляю на службу во Флоте Содружества!  

Показалось ли Биллу, или «маленький разбиватель» двигал клювом синхронно с его губами, сказавшими:  

– Служу Содружеству!  

5. Колодцы предков.  

– Ну ладно, ладно! Крас-савец! Небось, генерал до сих пор вспоминает тебя! Хотя и приходил сюда только два раза. – Билл почухал маленькое пузико ногтем указательного пальца. Он знал, что Рону это приятно: тот сразу раздувал оперение, и начинал ворковать – прямо как настоящий голубь!  

– Ладно. Отдыхай. Дня через три загляну. – он знал, что должен идти дальше.  

Работать.  

Знал это и Рон – смешно покачав головой, он улетел куда-то за пальмы…  

Где он там скрывался, Билл не знал. Как не знал, кто, где, когда и для каких целей вывел род этих странных существ. Но Билл отлично чувствовал эмоции своего питомца: печаль по остальным соплеменникам, вынужденным странствовать по безбрежным про-сторам Космоса в надежде обрести своих, любящих и заботящихся, Хозяев. И радость от того, что сам Рон своего – нашёл… Жаль, что так ненадолго: человеческий век ограничен, а нового Хозяина найти так трудно… Хотя Рону – нетрудно. Его с радостью «приютит» любой из тех, кто служил на «Рональде»…  

Билл снова выключил общий верхний свет. Закрыл дверь с табличкой: «Просьба: Рона руками не трогать! Администрация. », и двинулся на камбуз.  

Камбуз для пятидесяти тысяч человек – это уже не камбуз. А настоящий завод по производству пищи. Со своими конвейерами, печами – Размером почти с доменные! – ли-ниями мойки, очистки, разделки, резки, сборки, смешивания, выпекания, прожаривания, проваривания, и всего прочего, что можно делать с несколькими сотнями тонн продуктов. И не каких-нибудь полуфабрикатов-суррогатов – не-ет! Для Флота всегда – только самое лучшее. И натуральное!  

Намурлыкивая теперь Гимн Содружества, он двинулся к мастерским. А что: от-личные на «Рональде» станки. Были. Потому что наиболее «продвинутые» тоже сняты и перевезены. В стационарные доки, и на другие корабли. Правда – в основном тоже – на старые, и находящиеся на пороге списания… То есть – с людским экипажем.  

Нет, новые корабли не нуждаются в станках, кухнях, гравитаторах и оранжереях для расслабления персонала. Поскольку нету там никакого персонала. Всё делают маши-ны и компьютеры. Новые. Сверхсекретные. Запечатанные дверями-люками навроде сей-фовских, и опломбированных уполномоченными служащими министерства Обороны и Службы Безопасности. Такие всё равно не починишь даже в доках с ЧПУ.  

Потому что технологии всего этого находящегося за семью печатями суперарсена-ла – новейшие. Разработаны в сверхсекретных специализированных лабораториях.  

Крупнейшими научными «светилами» и умнейшими инженерами.  

Вроде тех, кто жил в «колодцах предков», которые они нашли на Дайане.  

Колодцы сразу не понравились доктору Мангеймеру.  

Уж больно подозрительно выглядели эти, зияющие круглыми чёрными устьями, и уходящие в глубь пустыни, цилиндры. Пятидесяти метров глубиной, и немного побольше – в диаметре. В количестве двухсот сорока семи штук. Да ещё с тонким – метровым! – сло-ем перегноя на дне. Особенно если учесть, что нигде больше на планете перегноя не на-блюдалось. Впрочем, как и наземных существ, крупнее горячо любимых вирусов.  

Так доктор и сказал на очередной «планёрке» генералу Сондре Лусеку, пожилому, морщинистому, и слегка сутулому ветерану Поллукской кампании, отправленному до-служивать пару остающихся до выхода в запас лет, на «Рональда Рейгана». Что, очевидно, нужно было рассматривать как награду за заслуги – спокойно-предсказуемую летаргию «лёгкой» предпенсионной синекуры в провинциальной дыре.  

Потому что функции разведки и помощи в освоении новых колоний с сильно по-страдавшего, и так и не восстановленного в полной боевой мощи Авианосца, с их латан-ной-перелатанной сорокалетней посудины, не списанной тогда лишь в связи с новой Программой переоснащения Флота, сняли…  

Ну, или экономные бюрократы как обычно подсчитали, что дешевле не латать ста-рую, а построить новую махину в полмиллиона тонн водоизмещением. А старую просто перенаправить туда, где уже нечего разведывать. Или не с кем воевать. (Впрочем – вое-вать-то как раз в прямом смысле Флоту на памяти Билла, так и не довелось: лишь «зачи-щать» планеты от неразумной и заведомо гомофобно настроенной мелкой (или, для раз-нообразия – не очень) ксеноморфы…)  

– Так говорите, разумных – нет?  

– Совершенно верно, сэр. Разумных – в нашем понимании. Напрягает и то, что по-сле того, как вымерли деревья и прочие наземные и водные виды растений – водоросли, мхи, лишайники и всё прочее, слой пахотного чернозёма очень быстро – всего за каких-то полторы тысячи лет! – исчез. Ну – ветровая эрозия, и всё такое прочее. Разумеется, при этом погибли все, кто там водился – нематоды, клещики, дождевые черви, грибы, кроты. И прочие подземноживущие создания. Так что, не то, что разумных, а и вообще – существ, на поверхности не имеется. Под землёй, насколько мы можем доверять данным предыду-щей разведки, тоже. На глубине до километра.  

Так что эти колодцы, можно сказать – пережившие своих создателей реликты. На-подобии скелетов мамонтов, которых до сих пор раскапывают в сибирской вечной мерз-лоте учёные-палеобиологи.  

Но вот для чего они могли служить расе, обитавшей здесь около трёх с половиной тысяч лет назад – мы, разумеется, точно не знаем. Можем только предполагать.  

– Отлично, доктор. Вот этого-то мы все от вас и ждём. Научно обоснованных предположений. Прошу. – генерал поощряющее кивнул. Но его милая улыбка никого не обманула. Когда было нужно, и без того тонкие губы превращались в две ниточки, и зве-нящий недюжинной силой и властностью командный голос мог бы легко заставить нера-дивых или провинившихся подчинённых залезть под столешницу из настоящего дуба…  

Если б только они не знали, что толку от этого не будет.  

– Да, сэр. Есть высказать предположения, сэр. – Доктор традиционно потёр перено-сицу большим и указательным пальцами. Вздохнул. Очевидно, это должно было означать, что раз уж его вынуждают высказаться столь рано, когда капитальная методичная развед-ка ещё не закончена, то за достоверность первичных прогнозов он с себя и своей лабора-тории ответственность снимает, – Основное, собственно, лишь одно.  

Это – камеры заключения.  

В которых содержались те, кого нужно было изолировать от общества. (Вначале мы предположили было, что тут могли бы содержаться преступники. Но от этой версии быстро отказались, когда выяснили дополнительные обстоятельства. Так что версия про-стой тюрьмы представляется чертовски – извините! – сомнительной. )  

– Позвольте, доктор… – поскольку док заткнулся, явно не торопясь продолжать, с согласия генерала, данным небрежным кивком, влез полковник Диммок – новичок, назна-ченный на место полковника Саймона, переведённого на «Тикондерогу», – Получается, что таковых «изолируемых» на планете было чертовски, если мне позволят так выразить-ся, мало! На всём огромном главном континенте – жалкие сотни! Они тут что – все были праведники? И воров и бандитов, или – по вашей версии – революционеров-бунтарей, на-биралось сотые доли процента от населения?!  

Да и – непонятно. Как же тогда быть с инфраструктурой, которая должна всё это обслуживать? Где бараки для охраны, кухни для поваров, да и вообще – всё, что полагает-ся для тех, кто ведает кормёжкой, слежением, перевоспитанием. И всем прочим, что пола-гается делать в порядочной тюрьме? Ведь штат обслуги должен иметь чудовищный раз-мер!  

– Ваши возражения понятны, господин полковник. (Впрочем, не пойму, с чего вы взяли, что я имел в виду «революционеров» и «бунтарей». ) Однако эти предположения вдребезги разбиваются о данные повторной, углублённой, так сказать, разведки. Те, кого нужно было изолировать, или «заключённые», что здесь содержались…  

Вовсе не принадлежали к господствующей на поверхности расе.  

То есть – они не были людьми в обычном смысле этого слова.  

– Что?!  

– Вы правильно расслышали. Дело в том, что кем бы ни были для основной, весь-ма, как нам кажется, похожей на нас с вами, расы, содержавшиеся в таких изоляторах су-щества, они, судя по сохранившимся остаткам, имели размер… Ну, примерно со шмеля.  

При этих условиях их здесь могло содержаться несколько – даже десятков миллио-нов. И обслуживание таких существ вряд ли требовало значительных затрат и усилий. А что: высыпал таким «шмелечеловечкам» мешок картошки, и скинул канистру с водой – и миллиону крошек, запертых в таком колодце, хватит этого на сутки. Или даже больше. А потом можно картофель заменить на рис. Или – горох.  

– То есть, вы предполагаете…  

– Ничего мы не предполагаем. Мы – знаем. Мы даже восстановили внешний облик этих не то – узников, не то – подопытных. Вот, полюбуйтесь, – док пустил вдоль обеих сторон стола несколько рисунков и схем, – Ничего, собственно, сложного. У Матери же есть в программном обеспечении те разработки, что натолкал туда с лёгкой руки Комис-сии по Контактам, Смитсоновский Институт. Они как раз специализируются на воссозда-нии существ – что древних, что современных – по малейшим деталям тел. Скелетов. Отпе-чатков на камнях. Или даже – по намёкам на строение тела. Например, как в нашем случае – на остатках экскрементов обитавшего здесь вида.  

– Док! Вы серьёзно?! Вот эти… э-э… существа – восстановлены по внешнему виду их какашек?!  

– Во-первых, не какашек, (Те давно разложились! ) а – отпечатавшихся на гипсе в глинозёме следах этих… э-э… экскриментов. А во-вторых, да. Э-э, ладно, раскрою секрет: моделирование на основе найденных внизу орудий дало точно такой же результат. То есть внешний вид существ совпал в обеих реконструкциях. Что говорит о высоком профессионализме тех, кто написал эту программу. – док откинулся на спинку стула, и гордо откинул начинающую седеть голову, словно это лично он консультировал этих самых, написавших столь совершенную программу, специалистов.  

– Погодите-ка… Я что-то не успеваю за вашей мыслью. Так там, внизу – есть и ору-дия?!  

– Ну да, я так и сказал.  

– А почему же…  

– Почему их не нашли дроны и роботы первой экспедиции? Не знаю. Вы, разумеется, вправе спросить – почему же не нашли уже наши? А вот и – нашли. После того, как мы с ребятами взялись за дело, и кое-что подправили, заменив в видеокамерах объективы.  

Просто самое большое из этих орудий не превышает в длину десяти-двенадцати миллиметров. И приспособлены они, естественно, не под руки. Вот ваши операторы и не обратили на них внимание. Ну а мы – знали, что искать.  

– Откуда же?  

– Это заслуга старшего лаборанта Люка Майоля. Он предположил, что толстостен-ные бетонированные колодцы с дном на глубине более пятидесяти метров могли бы слу-жить отличным изолятом только для крохотных существ без крыльев. Ну, таких, как вы, собственно, и видите на реконструкции. А создания покрупней уж нашли бы способ как-нибудь…  

Сбежать!  

Существа на реконструкции действительно выглядели странно. Если не сказать больше.  

Туловище несколько напоминало человеческий торс. Бочкообразный. Отделённой, словно у осы, от небольшого брюшка тонкой перетяжкой талии. И голова, посаженная на основной торс, на тоже непропорционально тонкой шее, была почти шарообразной фор-мы. Но этим сходство с «гуманоидами» и заканчивалось.  

Потому что ни привычных половых органов, ни рук, ни ног в обычном понимании не имелось. Вместо рук в верхней части торса торчало сразу две пары конечностей. Одна пара оказалась вооружена клешнями – почти как у крабов. Эта пара выглядела явно крупней и сильней второй. Зато вторая на конце имела как бы кисть – с четырьмя противостоящими сегментами, напоминающими обычные пальцы. Каждый «пальчик» – даже с тремя фалангами. Только состоящих из чего-то гладкого и блестящего, вроде хитина.  

Внизу, под «брюшком» торса-туловища, имелись целых три пары ног – выглядев-ших совсем как у ос, или пчёл. Естественно, даже без признаков ступнёй – только с крю-чочками на концах, и волосками из того же хитина. Довершали несуразное впечатление огромные фасеточные глаза – вот уж точно, как у пчёл. А снизу головы имелись челюсти. Совсем как у богомола: большие жвала, острые режущие кромки, и опять волоски вокруг.  

Генерал, особенно долго разглядывающий схемы и рисунки, закончившие свой ло-гичный путь вдоль стола именно перед ним, спросил:  

– Вот это – на конце брюшка – жало?  

– Совершенно верно. Да ещё, как мы предполагаем, имеется и мешок с парализую-щим ядом. Словом – более страшной биологической боевой машины, совмещающей худ-шие качества муравья-воина, осы, пчелы и человека, мы ещё не видали.  

– И вот в этих самых колодцах их и содержали?  

– Да. Причём содержали – не совсем верное определение. Скорее, они себя содер-жали сами. Те, кто заточил их туда, просто, как нам кажется, следили, чтоб они оттуда не выбрались. И периодически сбрасывали им туда корм, различные материалы – вроде пла-стика, алюминия, вольфрама и стали – и воду. Как нам кажется, сквозь специальные люки в стеклянных крышках. А Микрохомус Дайанус, как я взял на себя смелость назвать на-ших крохотных друзей, всё остальное делали сами: возделывали поля, выращивали злаки и кукурузу, разводили скот: мы нашли отпечатки крохотных копытцев – словно от коров и овец. Потому что солнце всё же достигало дна колодцев: они почти на экваторе, и часа четыре прямого излучения в их распоряжении точно имелось.  

– Хм-м… – генерал Лусек побарабанил пальцами левой, искусственной, руки по столу, – Сами, говорите, возделывали свои поля? Микрокоровы? Допускаю. Но… В чём же тогда смысл содержания двухсот сорока семи колоний таких… не-гуманоидов?  

– А-а, как раз здесь мы и вступаем на зыбкую почву совсем уж диких предположе-ний. Мать рассчитала, что делаться это могло для ускорения научно-технического про-гресса. Тех, кто жил на, так сказать, поверхности.  

–?!  

– Ну – вспомните Землю! Там мы, ну, вернее – наши далёкие предки! – когда изо-бретали нечто новое, всегда делали и опробовали это – там же. То есть, на земле. В редких случаях – под землёй, или под водой… Но чаще – на поверхности. И чище она от этого не стала. Радиоактивное загрязнение. Смог. Разбазаривание нефти на банальный бензин. Го-ры отвалов с отходами – от добычи руды. И вся прочая «прелесть» несовершенных техно-логических процессов, что массово применялась промышленностью из-за стремления – не к чистоте, а – дешевизне. Этих самых процессов.  

Это только потом мы наши особо опасные производства, и лаборатории, несущие потенциальную угрозу жизни на планете, вынесли в космос. А процессы, ведущие к за-грязнению воды, атмосферы и воздуха, вообще – перенесли на другие планеты. Колонии.  

Ну а здесь местные гуманоиды запросто могли насыпать каких-то деталек и мате-риалов, скинуть бочку нефти – этим крошкам, и потребовать: «Разработайте нам то-то и то-то! К такому-то сроку! И чтоб не вредило экологии и здоровью! Нашему, разумеется».  

А что – по-своему, очень даже рациональное решение. Учитывая, что не нужно ги-гантских затрат на меры по обеспечению безопасности, секретности, предотвращению утечек информации. На зарплату – персоналу разных, крупных и не очень, оборонных, и для гражданско-промышленных нужд созданных, лабораторий… Да и материалов, реак-тивов, приборов и электричества на работу всего этого оборудования нужен практически минимум! Всё, что может понадобиться – крошки построят, сделают, и запустят сами.  

Ну, убедил я вас, генерал, сэр?  

– М-м… Положим, убедили. Будем только надеяться, что нашим бюрократам от промышленности, и ВПК не придёт в голову повторить эту методику…  

Ну, а если, скажем, «крошки» оказывались не согласны чего-то заведомо опасного для их жизни и здоровья делать, или испытывать?  

– Интересный вопрос, сэр. Но! Как же вы забыли про наш, людской, «фирменный», антропоцентризм? Что-то не припомню, чтоб люди спрашивали у наших коров, лошадей, овец и кур – нравится ли им, что их едят, на них пашут, их стригут, и отбирают яйца…  

– Доктор. Вы это – серьёзно?  

– А то! Для местных наземников же – эти крошки были – «не люди! » То есть, даже если колония вся погибнет – невелика потеря. Заселят колодец новыми рабами, сообщив им о незавидной судьбе воспротивившихся, или саботировавших работу, старых.  

Ну и кроме того…  

Методов принуждения для «согласия» заключённых на что угодно, существует достаточно много. И разнообразных.  

Генерал довольно долго молчал. Остальные участники совещания не торопились прерывать паузу. Лусек сказал:  

– Да. Это, к величайшему сожалению, так. Хотя не могу не отметить, что методы, применяемые нашей Службой Безопасности, весьма… Гуманны, скажем так… – генерал дёрнул кончиком рта, – А если они, ваши «микрохомусы»… Просто не справлялись? Ведь существуют и объективные факторы, не позволяющие решить определённые…  

– Ну, зная людей, понять судьбу таких облажавшихся бедолаг, нетрудно. Вероят-ней всего, несправившийся колодец стерилизовали, и заселяли новой, «отпочковавшейся» от какой-то общей матки, колонией. И им поручали что-то другое. Возможно, более простое. А задание передавалось населению следующего колодца. Более опытному, если можно так сказать. Возможно – повторяю – возможно! – со всеми теми наработками, что успели сделать их менее удачливые и шустрые предшественники.  

– Тэ-экс… А вот их матка… Она что – произвела всех этих… Микро-существ?  

– Как нам кажется – да. Вероятность, по выводам Матери – более девяноста пяти процентов. Потому что все особи, что жили в колодцах – сплошь мужчины. Вроде рабочих муравьёв. Или муравьёв-воинов. Подстраховочка, так сказать. Чтоб уж совсем исключить бунты, и ограничить время нахождения решения длительностью жизни одной такой генерации. Например, рабочие пчёлы больше двадцати дней не живут. Так что малышам приходилось быстро ворочать мозгами и шевелить лапками.  

– В ваших устах, доктор, это звучит весьма кровожадно.  

– Да. Пожалуй. Но – что же делать! Боюсь, именно так и обстояли дела. Да и будем честны хоть с самими собой: разве, например, Гитлер, или Веласкас, поступали не так же?  

На минуту воцарилось молчание. Все отлично помнили, что только чудо выдерну-ло создателя «ракетоносителя» Вернера фон Брауна из лап маньяка, готового уничтожить, раз не удалось завоевать, остальной мир. И Эйнштейна с Нильсом Бором – чтоб затруд-нить создание уже смертоносной боеголовки.  

Ну а учёных-физиков, не то, правда – не знавших как изготовить, не то – принципиально не желающих предоставлять неудавшемуся художнику с манией величия, убийце миллионов, ещё и чудовищное оружие – для убийства теперь уже миллиардов – атомную бомбу! – попросту расстреляли! И в наказание за то, что не справились… И из опасения, что тоже попадут со своими наработками в лапы врага!  

А уж из новейшей истории куда отчётливей были воспоминания и документальные фильмы о том, как монстры, созданные проклятым «Институтом обновления» кровавого диктатора Болисуэллы чуть не стёрли с поверхности латинской Америки, а затем – и всей земли, человека.  

Как вид.  

Однако генерал быстро оправился от актуальности аналогии:  

– То есть, получается, над крошками проводили социально-технологические экспе-рименты, используя как дармовых рабов? Экономичных. Да ещё и интеллектуально пре-восходящих «хозяев»?  

– Получается – так. Вот только результатов их работ нам точно никогда не найти.  

– Почему?  

– Боюсь, они всё вывезли с собой!  

– Куда же это?  

– Ну, по всей видимости – туда, где для них более комфортные условия. То есть – на планету с гораздо меньшим индексом гравитации, и с куда большим содержанием кисло-рода в атмосфере.  

Потому что только в таких условиях они смогут вырасти. Ну, вернее – их тела. Там они получат возможность свободней дышать через свои крохотные трубочки-трахеи. Ук-рупнятся. И, соответственно, и мозг – станет больше.  

Они наверняка уже понимают, что размер имеет значение.  

Размер мозга.  

Билл начал спуск в колодец со странным чувством. Словно готовится ступить на территорию кладбища. И пусть док говорил, что здесь три тысячи лет никого нет, ощуще-ние чего-то трагического и непоправимого не исчезало.  

Пока стоял на толстой пятиметровой бетонной кромке, возвышавшейся над по-верхностью жёлто-оранжевой пустыни, думал, подставляя сухому и порывистому ветру щёки и лицо. Всё-таки одно дело – «сидеть» в дроне, оставаясь на борту Авианосца в ка-бине оператора, и совсем другое – спуститься на планету лично.  

Пейзаж… Да, напрягал. Особенно Биллу не нравилось восходящее из-за гор крова-во-красное солнце. Словно подчёркивающее багровыми тонами теней, и красными – ос-вещённых гребней барханов, что здесь произошла трагедия.  

Ветеран Саммерс и новичок Бокамбу, что сегодня составляли их тройку, помалки-вали. Зато старший сержант второго взвода Аксель Хардстед непримянул «подбодрить»:  

– Найдёте там кладбища или трупы – ногами не наступайте. Плохая примета.  

– Очень смешно, сержант. Но – ладно. Наступать не будем. Пришлём вам в подарок на Рождество пару сушенных рёбрышек. И скальпы. Ну, или могильную плиточку.  

Теперь фыркнул сержант. В наушнике Билла прорезался голос дока Мангеймера:  

– Капрал Хинц. Вы знаете, для чего ваша тройка там. И знаете, что искать. Я очень на вас надеюсь.  

– Да, сэр. Постараемся, сэр, ничего не испортить.  

Билл, спускаясь на обычном альпинистском карабине вниз по тросу, про себя вор-чал, конечно. Но понимал отлично, что в их случае возня с тяжеленными чемоданами портативного гаммасканнера необходима. Если где и искать «сквозьбетонные» ходы – так только в самом колодце, на его дне. Укрытом метровым слоем перегноя, и расстоянием, от гигантских стационарных сканнеров «Рональда Рейгана», и маломощных – разведочных роботов-коптеров.  

Сверху, на тросах же, остальные бойцы их отделения спустили им четыре футляра, чем-то напоминающими самые банальные гробы. (Билл сплюнул через левое плечо: «тьфу-тьфу! ») Затем последовал прозрачный пластиковый мешок с кабелями и переход-никами. Полотнище для сборки – «чтоб не попали частицы почвы».  

Второе отделение «бдило», осматривая «красоты» окружающей пустыни.  

– Старший сержант. Приступайте к сборке. – голос доктора лучится удовлетворени-ем. Явно от того, что не ему всю эту тряхомудию собирать в нужной последовательности.  

– Есть, сэр. – Билл не возражал, в принципе, поработать и мозгами: словно склады-ваешь головоломку, соединяя защёлками, согласно чёртовой инструкции на двух листах пластика: «Деталь А – с деталью А-1». И вставляя «штекер 56 – в гнездо 56-а».  

Через десять минут уродливая угловатая конструкция, установленная подобно ста-ринному пулемёту пятидесятого калибра, на вращающейся турели, оказалась готова, гроз-но уставившись раструбом излучателя в дно колодца. Билл довольно крякнул:  

– Готово, сэр!  

Доктор не менее довольным тоном скомандовал:  

– Включайте и приступайте. Вначале – медленно, по периметру колодца.  

Билл так и сделал, как старший группы лично ведя с помощью ручек тубусом при-бора, и одновременно кивками заставляя коллег держаться за его спиной. Впрочем, чем грозит мощное гамма-облучение, те и сами отлично знали: чуть не в пяти шагах позади него держались.  

Билл, разумеется, и сам старавшийся держать ступни подальше от сектора излуче-ния, а тело – за защитным козырьком, не без интереса пялился в контрольный монитор прибора на боковой консоли: мало ли!.. Вдруг и правда – что-то интересное найдётся!  

Ничего, однако, пока не нашлось. Сканнер показывал монолитный бетон толщиной до пяти метров в стенах, и более шести – у дна.  

– А хороший здесь бетон. Сорт – никак не ниже восьмисотого. Да ещё наверняка с силикатно-корундовым наполнителем. По прочности – куда там граниту! А уж долгове-чен…  

– Согласен, доктор. Нам продолжать осматривать стены – сверху?  

– Нет, сержант. С ними уже всё ясно. Переходите наконец к дну.  

Билл развернул тубус.  

Дно. Хм-м… Да, конечно, если и искать сюрпризы от «узников» – так только на дне. Под укрытием метрового слоя чернозёма. Хотя в доковскую теорийку о том, как ту-пая и ленивая гуманоидная раса вынуждала маленьких работящих крошек-жучков таскать для себя каштаны новых технологий из огня натурных испытаний, он не больно-то верил.  

Но… ЧТО ЭТО?!  

– Есть! Смотрите, док: точно! То есть – вы оказались правы, сэр! – поторопился он поправиться, – Почти в центре – имеется… Лаз? Ну, во всяком случае – очень тонкий про-ход. Ведущий… Погодите-ка, наведу резкость по глубине. Вот.  

Вам видно?  

А ещё бы – не видно! Билл сам слегка о…уел от густой паутины ходов-лазов-тоннелей, возникшей на мониторе. Это ж надо! Настоящий – вот именно – муравейник!  

– Да, сержант, мне отлично видно. И даже понятно, почему стационарные чудови-ща «Рональда» ни …рена не выявили. Для них всё, что уже дюйма – «природные трещины и щели». Помехи. И автоматически отсекается управляющей программой.  

Ладно, теперь сделайте доброе дело: пройдите ещё один полный круг для Матери. Она составит схемо-голограмму.  

Неторопливо и плавно ведя тубусом, Билл и радовался, и злился: вот чует его зад-ница, что сейчас придётся копать!  

И точно: не прошло и трёх минут, как Аксель спустил им на канате три самых обычных армейских лопаты…  

– …ну и ничего особенного. Точно так же выглядят и земные муравейники. Те же несколько ярусов – и с круговыми коридорами на каждом, и с рабочими комнатами по их наружному и внутреннему периметру, и с межъярусными наклонными переходами. Вы же сами нам дали эти схемы. – полковник Диммок потряс перед носом доктора схемами и чертежами – как отсканированных в колодцах, так и земных муравейников.  

– Всё верно, полковник. – видя, что генерал, как всегда, не торопится влезать в дис-куссию на «рабочем» этапе, доктор события не форсировал, и объяснял всё спокойно и доходчиво, учитывая разницу в специфике обучения и приоритетов. Всё правильно: для чего бы в Академии в Вест-Пойнте изучали мирмекологию? Ведь ни новинками тактики, ни особой стратегической изобретательностью даже профи – муравьи-воины! – похвастать не могли, – Сходство размеров, среды обитания, и особенностей поведения вызывает так называемую конвергенцию – ну, то есть – сходство и внешнего вида. (Может, помните? Хоть киты и дельфины – млекопитающие, но плавники и хвост у них устроены почти как у рыб! ) И даже однотипное устройство жилища и обустройство «рабочего пространства».  

Однако не могу не напомнить.  

Земных муравьёв и термитов никто никогда в заточении не содержал. И рабским трудом в совершенно чуждых отраслях «работы» заниматься не заставлял.  

И, главное: проложить все эти ходы в бетоне – занятие чертовски нудное и трудо-ёмкое. То есть – их прокладывали долго. Очень долго. И явно – не одно поколение, сме-нившееся в этом конкретно колодце. И, следовательно, они имели какую-то возможность поведать о своих тоннелях, и дальнейших планах, тем, кто придёт после них. И тут не го-дится теория о том, что информация передаётся запахами, жестами, и феромонами. Нет.  

У них должна была быть письменность.  

Наблюдать за тем, как микропы протискиваются в лаз «хомо мурашикус», как об-зывали для себя местных букашек десантники, оказалось вовсе не так занятно, как Билл надеялся. Ну, таракашки и таракашки. То, что они оснащены новейшей бортовой аппара-турой с чувствительнейшими видеокамерами и сенсорами, без микроскопа и не увидать.  

Зато отлично увидать на контрольном мониторе, откинутом из рукава скафандра, изображение, что передаёт камера направляющего разведчика. А когда после попадания в кольцевой ход микропы разделились, так и изображения утроились – Билл приказал Сим-монсу и Бокамбу откинуть и свои мониторы, найдя и подстроив каналы от камер микро-пов два и три.  

Правда, это мало что дало: тоннели и тоннели. Круглые. С ровными и отблёски-вающими вкраплениями зёрен кварца, корунда, и слюды, стенами. По мере того, как мик-ропы спускались ниже, сигнал слабел, и изображение начало покрываться квадратиками и пустотами чёрного фона. Билл чертыхнулся: как это они забыли про промежуточные усилители!  

Пришлось отправить и четвёртого, запасного, микропа – затащить внутрь сложного лабиринта пару усилителей размером с горошинку. Изображение сразу улучшилось.  

– Сержант Хинц. Прошу вас вернуть запасного микропа за третьим усилителем. Сейчас разведчики спустятся на нижние ярусы подземелья.  

Третий усилитель пришлось затащить ещё глубже – уже на глубину пять метров. Троица разведочных таракашек к этому времени достигла дна бетонной толщи.  

А вот здесь произошёл облом.  

Тоннели явно должны были продолжаться и в грунте, на котором покоилось осно-вание бетонного стакана, но…  

Вероятно, смещение пластов почвы, осыпание, оплывание из-за грунтовых вод, или ещё какие природные факторы сделали эти ходы непригодными для перемещения: всё напрочь «заросло»: оказалось засыпано песком и суглинком.  

– Возвращайте микропов наверх. Впрочем, нет. Пусть вначале пробегут по пери-метрам кольцевых тоннелей, соединяющих рабочие камеры. Мало ли. Может, в этих ка-мерах хоть что-то интересное осталось.  

А и правда: осталось!  

Билл с интересом смотрел на крохотные штуковины, похожие на примитивные ручные буры и кирки, оказавшиеся наваленными буквально грудой в одной из внутренних камер. Качал головой, недоумевая: неужели эти бедолаги пробивали этот крепчайший бетон с помощью этого?!  

– Так. Думаю, достаточно. Пускайте микропа дальше. Это – явно музей. Предназна-ченный, вероятней всего, для поднятия духа последующих поколений.  

– Постойте-ка, сэр. Что значит – музей? Это же – вполне рабочие орудия!  

– Да, верно. Однако логические выводы говорят о том, что раз уж эти крошки про-копали столь развитую систему ходов, и выбрались на поверхность, где сейчас отсутст-вуют следы их «хозяев», сделали они всё это, включая «разборку» с хозяевами, отнюдь не с помощью ломов и кирок. Совершенствование технологий и повышение эффективности оборудования – это их конёк. Наверняка в позднейших вариантах всё это было не столь примитивно и трудоёмко.  

А музей… Думаю, пока не изобрели письменности, именно так они и передавали потомкам (Ну, вернее – своим сменщикам! ) свои знания и свою… Ненависть.  

– Ага, понятно. Ну а что вы имели в виду, говоря про письменность?  

– Думаю, вот это. Останови-ка микропа. Верни чуть назад. Камеру – на стену. Вот. Так держи. Сейчас Мать переведёт.  

Глядя на вырезанные на стене очередной камеры лунки, действительно напоми-навшие буквы алфавита, пусть и странные, Билл поразился наблюдательности дока: эти бороздки и царапины на стене боковой комнаты мелькнули на самой кромке поля зрения камеры, и сам Билл принял их за естественные. А вот доктор – нет.  

Впрочем, доктор-то как раз чего-то такого наверняка и ждал.  

Учёный же!  

– Вот. Порядок. Мать перевела. Послушайте. Может, пригодится.  

«Тем, кто придёт после нас.  

Помните, что те, кто отдают нам приказы, и безжалостно наказывают за неповино-вение или нерасторопность – никакие не Боги. Они просто наши Хозяева. Жестокие и злые. И – тоже живые существа, хоть и в миллионы раз крупнее нас.  

Чтобы узнать это, и понять хотя бы в общих чертах устройство и Законы нашего Мира, понадобилась работа и усилия сотен поколений. И, скорее всего, для завершения нашей Миссии понадобится работа ещё сотен поколений.  

Но миссия-цель у нас одна: выбраться из Круглого Мира наверх, в Большой Мир, и уничтожить всех до единого, Хозяев. И всех их приспешников. Чтобы никто и никогда больше не мог безнаказанно убивать Мардов и указывать нам, что делать, и как жить! »  

С минуту царила полная тишина. Потом Саммерс проворчал:  

– Вот теперь понятно, чем здесь всё кончилось. И – почему.  

– … и таких посланий – пять. Причём каждое – на своём Уровне. Высечено мето-дично, чётко, капитально, если мне позволят так выразиться. Явно – на века.  

– То есть, вы хотите сказать, что вот на этом патетически-примитивном уровне и находилась их идеология?  

– Нет. Это – явно послание из древнейших времён. Обычно для Истории оно обо-значается, как время Первых Учителей. Пророков. Провозвестников. Мучеников. Ну, вспомните Моисея. Или Будду. Или – Илию в загоне со львами… Словом, тех, кто придал смысл, так сказать, жизни, и поставил Высшую Цель.  

И если, например, христианство, призывает «подставить другую щёку», и терпеть тяготы и унижения, чтоб обрести Рай в загробном мире, тут такой гипотезы явно не соз-дали.  

Их враги были материальны, и конкретны.  

И Марды хотели вовсе не поклоняться, «подставив», и терпя…  

То есть, это послание сочинили и высекли тогда, когда они ещё не осознавали, что не одиноки в своей борьбе с угнетателями-хозяевами.  

Когда ещё не знали, что рядом – другие двести сорок шесть колодцев.  

С собратьями.  

– Доктор. Возможно, вам будет интересно. – Билл, получивший полное представле-ние о мировоззренческих установках предков-предшественников «хомо мурашикус», проникся к ним чем-то вроде уважения, и сейчас как раз закончил возню с гамма-излучателем, – Посмотрите. Может, вас заинтересует.  

– О-о! А что это, сержант?  

– Я так думаю, это – их Командный Бункер. Потому что находится примерно посе-редине скопления колодцев, и высечен уже в коренном граните. То есть – капризам непо-стоянных осадочных пород не подвержен.  

– Ага. Логично. Но… Как вы догадались поискать его?  

– Ну, это-то как раз было просто. Стандартная процедура. Если где и есть Штаб управления войсками, так – должен располагаться удобно для связи со всеми. И в наибо-лее защищённом месте. А какое здесь наиболее защищённое от угрозы нападения место?  

Вот именно.  

– Хорошо, старший сержант. Глядишь, младшим лейтенантом будете. Или – капи-таном. А пока – спасибо лично от меня и всей моей научной братии.  

Вот только как нам подобраться ко входу сквозь двести пятьдесят метров песка, суглинка, и известняка?  

– А для чего у нас на борту проходческий комбайн?  

– Точно.  

Когда бетонированный торкредцементом наклонный ход оказался проложен, и уродливо-неуклюжий «червяк» комбайна извлечён, первым пришлось лезть опять-таки Биллу. Он не возражал, и, если честно, даже в какой-то степени сам напросился – самому стало интересно, что же можно найти в Штабе Сопротивления, заброшенном три с лиш-ним тысячи лет назад.  

Полезли они снова втроём – а с большим количеством бойцов в узкой метровой трубе и не развернуться. Да и в ходы диаметром в пару сантиметров всё равно – пройдут только микропы. Собственно, Билл понимал, что они с Саммерсом и Бокамбу нужны в тоннеле – как рыбке самовар, но предпочёл быть всё-таки здесь: «на передовом, так ска-зать, рубеже Науки», как это любил обозначать док.  

Последние сантиметры пришлось расчистить вручную с помощью сапёрных лопа-ток. Но вот «вход в неизведанное» открыт.  

На этот раз микропов запустили шесть. И пять из них сразу тащили с собой про-межуточные усилители. Только передовой был свободен от тяжкой ноши.  

Начало ничем не удивило: те же круглые ходы-лазы, ведущие к кольцевым галере-ям, от которых ответвлялись поперечные ходы и комнаты-хранилища.  

Да, здесь – как раз много чего хранилось.  

– Что это? – док явно недоумевал, разглядывая кучу хаотично наваленных почти до потолка не то инструментов, не то – запчастей.  

– Похоже на отработавшие свой срок, или сломанные инструменты. Приборы. Или испорченное оружие. – Билла вид привычных стволов и раструбов – словно бы излучате-лей, позабавил. Надо же! Как, действительно, сходство технологий, предназначенных для убийства, ведёт к сходству внешнего вида, даже если оружие предназначено не для рук, а для лап, члеников, или щупалец…  

– О! Согласен, согласен… Ну-ка, пусть третий микроп притащит вам парочку – я пришлю в тоннель дроида.  

Пока длилось ожидание, Биллу вдруг стало интересно другое:  

– Доктор. Позвольте технический вопрос.  

– Слушаю вас, сержант.  

– А куда делось стекло, предположительно накрывавшее эти колодцы?  

– Вот уж не знаю. Но вероятней всего оно было не простым – а бронированным, армированным, и так далее. А эти крошки – рационалисты. Думаю, они понаделали из него чего-то полезного, и тоже – того. Вывезли.  

– А как им удалось справиться с… Ну, как-то же их колодцы стерилизовали – ну, когда, как вы говорите, они не справлялись с заданием, или вообще – бунтовали?  

– Думаю, теперь, когда мы обнаружили их Штаб Сопротивления, ответить нетруд-но. Уж оружия-то они наверняка создали достаточно. Мне кажется, на первом этапе они применяли боевые отравляющие вещества, к которым сами были нечувствительны: они и надёжны, и требуется такого газа совсем чуть-чуть. И, разумеется, следов мы не найдём. Всё давно выветрилось или разложилось.  

Билла передёрнуло.  

Дроид, пощёлкивая и притопывая гусеницами, и придерживаясь манипуляторами за стены тоннеля, спустился всё равно позже, чем шустрый микроп номер три понатащил с дюжину странных «железяк». Билл лично засыпал это добро в люк камеры для отбора образцов. После чего дроид, скребя титановыми наконечниками манипуляторов, жужжа перегруженными сервомоторчиками, и поскрипывая обрезиненными гусеницами, удалился. За «экспонаты» даже не поблагодарил. (Вот бы Билл удивился! )  

Зато поблагодарил док Мангеймер, явно не спускавший глаз с мониторов:  

– Спасибо, Билл. Но я смотрю: у вас там чем дальше – тем интересней!  

– Да, доктор. Впрочем, думаю, это – просто зал для совещаний верховного Коман-дования. Видите: по стенам до сих пор развешены карты и схемы. И рабочий стол: один – но – очень большой. Да и стулья…  

– Хм-м… Пожалуй – да. Их можно назвать стульями. На таких нашим крохам, ве-роятно, удобно было бы сидеть при длительной кропотливой работе на одном месте. То есть – верно: на совещаниях. Ладно. Пусть-ка микроп два камерой обведёт по кругу пано-раму всех карт и схемограмм.  

Билл отдал команду Бокамбу, в ведении которого находился микроп два. Осталь-ные управлялись «умниками» из лаборатории самого дока Мангеймера. Что не мешало команде Билла отслеживать получаемое с их камер изображение на мониторах. Просто теперь картинка, поделённая на шесть частей, стала куда мельче: приходилось иногда увеличивать то, что заинтересовало.  

А такого тут находилось, ох, много!  

– …так, говорите, несколько поколений?  

– Нет: несколько десятков поколений! Плазменные микроизлучатели – не довод. Да, проплавить ходы и комнаты они могли быстро. Но вот выработать какую-то глобаль-ную, единую, и устроившую всех стратегию – на это точно ушли десятки поколений!  

Да вы же сами видите: на поверхности и правда – не осталось не то что «господ-ствующей расы», но и – следов от неё! Да что – от неё! Вообще – никаких наземных су-ществ, крупнее амёб или бацилл. Похоже, наши крошки чертовски сильно хотели под-страховаться: чтоб уж никого вроде «разумного двуногого с плоскими ногтями» здесь по-сле того, как они разделались с «хозяевами», не появилось. И не захватило планету.  

– Да. Вижу. – генерал отодвинул кучку схемограмм и фотографий, лежащих перед ним, – Но узнать я хотел вовсе не это. – взгляд из-под кустистых бровей излучал… Страх?  

– Скажите, доктор Мангеймер. Нам здесь и сейчас, в смысле, на планете, что-нибудь угрожает? Или – может угрожать?  

– Угрожать? Ах, вот вы о чём… Нет. Со всей категоричностью эксперта могу ут-верждать: сейчас нам здесь ничто не угрожает. Но!  

Если крошки, удалившиеся сейчас (Вернее – три с половиной тысячи лет назад! ) в неизвестном направлении, надумают вернуться, и снова заселить материнскую, так ска-зать, планету, нам очень даже придётся…  

Отдать её обратно!  

– И вы хотите сказать, что вся мощь земного оружия…  

– Не справится с тем, что за эти три тысячи лет пребывания где-то-там создали эти терпеливейшие, методичнейшие, последовательнейшие, и изобретательнейшие «хомо му-рашикус», как называют их десантники. Да, чёрт его задери: если эти ребята надумают отобрать планету обратно – у нас шансов нет!  

И вы сами отлично понимаете – почему!..  

Генерал насупился. Но не возразил.  

Видеть перед глазами две пары «рук» оказалось весьма непривычно. Странно. Но – не неприятно. Наоборот: казалось, что теперь он сам сможет легко делать такие вещи, ко-торые раньше приходилось делать с помощью дрона, напарника, или даже – экзоскелета. Потому что он ощущал, что эти… Конечности… Чертовски умелы, сильны и прочны!  

Да! Он ощущал себя – суперсильным! И очень рационально устроенным. И, если честно, вовсе не чувствовал, что этими новыми руками нужно ещё учиться управлять – ничего подобного! Они словно всегда были с ним: быстрые и точные – в любых движени-ях. Что в перетаскивании канистр со взрывчатым веществом, что во вдевании нитки в ушко иглы, что в настройке верньера излучателя… А ноги… Хм-м.  

Да они просто потрясающе подвижны и мощны! И шесть точек опоры куда надёж-ней двух.  

Глаза – отлично видят в темноте без всяких оптоусилителей. Ноздри… Их восемь – и все почувствительней газового хроматографа!.. А, да. Ещё – спецоборудование.  

Обеззараживающая паста наготове. Антирадарная фольга обёрнута вокруг торса. Клейкий хотекс как всегда под рукой (вернее – подмышкой). Пояс с оружием и инстру-ментами аккуратно обвёрнут вокруг талии: всё удобно доставать, всё – заряжено.  

И – готово. Так же, как и он. Медленно он двинулся вперёд.  

Сегодня – Судный День.  

День решающей битвы.  

Завернув за угол, он оказался перед своими: бойцы построены и готовы к драке. Он представил себе, как сейчас так же, в полной боеготовности, по всей поверхности планеты, стоят тысячи других команд с баллонами нибрита: готовые завершить всё в течении ближайшего часа…  

– Внимание, отделение! Загрузиться в транспорт!  

А чётко они действуют! Словно единый организм! Да и не может быть по другому: они же из одного помёта! То есть, мыслят – буквально синхронно. И знают сами то, что и когда надлежит делать. А что – не надлежит.  

Разумеется, большая часть профессиональных солдат сейчас при Гнезде: охраняет их Новую Матку. И теперь выживание Мардов – обеспечено, даже если враги успеют убить старую Мать…  

Захлопнув за собой люк бота, он сел на откидную скамью. Говорить ничего не на-до. Свои обязанности все знают лучше, чем молитву Матери. Вортек уже завёл двигатели. Вот они почти неслышно загудели, затем – тихо взревели в форсажном режиме…  

Полетели!  

Ах, как ему не хватало этого ещё ощущаемого на уровне рефлексов-атавизмов, чувства – полёта! Ничего: когда они всё закончат, Новая Мать постарается подправить навязанную хозяевами Программу. Марды снова станут крылатыми!  

Из ангара вылетели за считанные секунды. Он отлично знал, что их подразделению нужно сделать в первую очередь. Обеспечить уничтожение базы, откуда по их Старому Городищу могли бы выстрелить ракетами с ядерными боеголовками!  

И это – почти единственная реальная угроза, которая сейчас может помешать Вос-станию. Вернее – не помешать. А уничтожить восставших. Ну, разумеется, не всех. А лишь тех, кто ещё трудится в недрах Первого Штаба и на первых Заводах. Потому что расселились-то Колонии Мардов уже по всей планете Хозяев.  

Всё равно – они должны любой ценой сохранить гнездо Первого Осознавшего. И колодец первого Учителя. И – первого Генерала. Народ без Истории – обречён на повторе-ние Ошибок!  

До базы долетели за полчаса. И никакие радары противника, естественно, засечь их бот не могли: здесь нет ни единого атома металла.  

Посадка на крышу прошла штатно – словно на учениях. Откинув люк, он первым выскочил на нагретую солнцем и прогибающуюся под ногами поверхность рубероида:  

– Отделение! Построиться!  

Пройдя вдоль шеренги десяти поджарых и собранно-сосредоточенных близнецов, он в душе только что не пел: красавцы! Все – как на подбор! (Впрочем – почему – как?! Они – и есть – на подбор! Специально подготовленные, накачанные, вымуштрованные!  

Он кивнул:  

– Внимание, бойцы! Сегодня нам оказано высочайшее доверие. Именно нашему отделению в составе взвода особой роты первого гвардейского полка имени Учителя Нуура, поручено обезвредить последнюю реальную угрозу нашему Первому Гнезду!  

Братья! От нас зависит, будет ли сохранено в первозданном виде наше Святилище, куда мы приводим всех новорождённых. Место, где дух Мардов постигает величие того, что сделано сотнями поколений! Величие Единства и Целеустремлённости Народа – зато-ченного сотнями лет и поколений на главную Цель.  

Свобода.  

Свобода от трагических веков, и сотен поколений, когда гордый народ Мардов подвергался унижениям, наказанием смертью, и был попросту низведён до положения рабов. Пусть и интеллектуальных – но – рабов!  

Сегодня – великий День! День расплаты. Мы и наши братья уничтожим все ракет-ные Базы хозяев, и будем контролировать ситуацию на всей материнской планете.  

И обеспечим детям – то, чего были лишены сами. Безопасность и счастье!  

Он говорил, распаляясь, и потрясая руками с излучателем и резаком, пытаясь как-то избежать дешёвой патетики, но понимая, что деваться от красивых слов некуда: именно сейчас – настал Час Расплаты!  

Хотя пристально вглядываясь в лица, понимал – ничего этого уже делать или гово-рить не обязательно. Все благодаря эмпатии чуют его эмоции и почти читают мысли. Да и мысли у всех его бойцов – одни. «Скорей бы! »  

– Вперёд! Что делать – вы знаете! – он понял, что неуместным разглагольствовани-ем только тормозит их.  

Вентиляционная шахта оказалась, разумеется, защищена. Титановой мелкоячеи-стой сеткой. И решёткой из перекрещенных лазерных лучей. Фи! Тоже мне – преграда!  

Он помнил и изучал, как за два поколения до него разработали всё это.  

Хозяева, похоже, тоже обладали определённой эмпатией – почуяли, что грядёт рас-плата. И все последние задания Марды разрабатывали только оружие и средства защиты от… Таких как они.  

Не-ет, оружие-то они разработали на совесть.  

Вот только отлично знали, где оставлены лазейки, секретные директивы, и ключе-вые точки для нейтрализации того, что разработали!  

Так что ни программное обеспечение, ни лазеры с плазменными пушками, ни ти-тановые сетки, препятствием для бойцов его команды не стали. Однако громоздкое обо-рудование с Перенастройщиком и Джампером пришлось всё равно пока нести с собой: вдруг хозяева подстраховали и защитили и подземные Уровни?!  

До Командного Бункера добрались за пару минут: быстрее не могли работать ле-бёдки с карбонитями. Всё верно: хозяева подстраховались и здесь. Преодоление датчиков движения, фотоэлементов, и газоанализаторов заняло ещё пять минут.  

Но вот они и внутри.  

Как всегда зрелище неторопливой деловитой суеты огромных тел вызвало дрожь в кончиках ног: ох, и громады им противостоят!.. Но не в размере, оказывается, дело! А в том веками втемяшиваемом Принципе, что только Хозяева определяют, кому, как, и что делать в этом Мире. Предопределяют Судьбу и Цель жизни. Их жизни.  

Да – именно отринуть, отторгнуть, вытравить из сознания окончательно – инстинкт раба, намертво впечатанный, как атомы галлия – в материнскую плату любого компа, вби-тый им всем на стадии личинки гипновнушением: вот главное, что смог сделать, и чему научил остальных Мардов Первый Учитель!  

Ну вот и пришёл черёд мардов доказать хозяевам, что они больше не Хозяева.  

Отделение быстро опустилось на пол. В маскхалатах и обмотках они абсолютно незаметны для глаз, видящих в очень ограниченном диапазоне: хозяева весьма примитив-но устроены. И не могут сознательными усилиями управлять развитием, улучшением или перенастройкой на другие полосы излучения, своих органов чувств и сенсоров.  

Ходить по стенам нетрудно. Да и по потолку – если нужно! Но бойцы-то знают, что основные кабели управления всей электроникой находятся в полу. В специальных шахтах и тоннелях. А вот и люк.  

Собрались все бойцы под одним из заранее намеченных боковых столов – под тум-бой с ящиками. Чтоб никто из хозяев не сунул туда некстати ногу.  

А чтоб не было заметно искры разряда, и не воняло горелым железом, вокруг Пат-чени установили палатку. Инженер прорезал титановую плиту за три минуты – всё-таки углеродистая сталь! Даже плазменный резак берёт с трудом. Да и толщина чудовищная – три туловища марда! Подавать команду оказалось не нужно: все попрыгали в прорезанное отверстие сами.  

Палатку-невидимку пока оставили снаружи: мало ли! Нельзя, чтоб их работу обна-ружили. Во всяком случае, до того момента, как они разберутся с кабелями управления.  

Бежать по тоннелю далеко не пришлось: вот и распределительная коробка. Он кивнул тройке, тащившей канистры со взрывчаткой. Всё установили за считанные секун-ды: вот что значит – выучка! Теперь для страховки нужно убраться отсюда, и обезвредить чипы самих ракет до того, как сработают таймеры.  

Шахты пусковых установок поражали масштабом: вот уж чудовища в них нахо-дятся!.. Ожидая. Приказа уничтожить всё живое в радиусе пяти таких территорий, как Первое Городище… Он приказал разбиться на двойки. Пять ракет – пять двоек.  

Свою ракету они с Патчени обработали быстро: резак вскрыл люк панели управле-ния за минуту, и ещё минута ушла на то, чтобы вынуть плату с кодами управления, и вставить свою, подправленную. Теперь даже если хозяевам и удастся запустить ракеты вручную, дедовским методом, взрыватели их баллистических зарядов и сработают. При запуске маршевого двигателя. Бедолаги даже не узнают, что их провели!  

Впрочем, если честно – ни капли жалости он не испытывал. Да и никто из Мардов не испытывал к хозяевам ни жалости, ни всепоглощающей, как было ещё всего пару по-колений назад, ненависти… Когда хотя бы для себя знаешь – что ярмо уже вовсе не сдав-ливает шею, начинаешь мыслить совершенно по-другому. Меняется и философия и отно-шение…  

Буквально ко всему!  

Нет, не было ни у кого сегодня почти никаких привычных разрушительных эмо-ций. А было, разве что, нетерпеливое ожидание – когда уже!..  

Обратно в шахту вентиляции прибыли с запасом: ещё есть пара минут. Но он всё равно дал приказ уносить ноги – чем больше расстояние, тем лучше гарантии безопасно-сти.  

Модуль-бот взлетел, и стремительно отдалился от Базы на десять миль. По мас-штабам хозяев – безопасное с точки зрения поражающих факторов, расстояние. Он прика-зал сесть в лощину, чтоб бот был укрыт за могучим земляным валом. И предложил же-лающим – взобраться на гребень холма. Не забыв защитные маски.  

Желали, разумеется, все: ещё бы! Такое зрелище!..  

Оно не разочаровало.  

Через десять минут, поняв, что взрыв, устроенный диверсантами прямо в КП, ли-шил их последнего шанса, Штаб врага неизбежно принял единственно, как им должно было казаться, возможное решение.  

Главнокомандующий отдал приказ вручную запустить ракеты с заранее установ-ленными целями.  

Наблюдая, как красивое в своей неумолимости грибообразное облако возносит в пучины Небесного Ада души последних боеспособных хозяев, он чувствовал только одно: чистую, и ничем не омрачённую радость.  

– Внимание, Первый. Я – лобстер. Посылка доставлена, получение подтверждено.  

– Вас понял, первый. Действуйте по плану.  

– Есть, сэр.  

Отдать приказ спрятаться за гребень, когда их почти достигло облако пыли, несо-мое взрывной волной, он не забыл.  

Билл проснулся – словно его толкнула та самая взрывная волна!  

Боже!  

Что это за страсти ему снятся?!  

Почему он вдруг преобразился в командира – тоже отделения, но – «хомо мураши-кус»?! И как получилось, что эти, словно специально, наведённые ему в память, мозг, подсознание, картины – столь чётки и достоверны?! Ведь раньше с ним никогда такого…  

Чёрт возьми.  

Надо всё рассказать доку.  

Вдруг всё это – не кошмар? А переданное каким-то образом из глубин веков – По-слание?  

Обращённое конкретно: к тем, кто попытается освоить эту планету.  

Конечно, есть шанс на то, что всё это – продукт работы его «распалённого» в про-цессе работы в колодце, воображения…  

А если – нет?  

Тогда Руководство «Рональда Рейгана» должно быть предупреждено: планета-то…  

Хоть сейчас никем и не населена – но под Контролем!  

– Прошу садиться! – сжатые ниточки губ сказали доктору Мангеймеру, что с рапор-том старшего сержанта Хинца Босс уже ознакомился. – Я собрал вас сегодня на внеоче-редное заседание Штаба для того, чтоб обсудить… Г-хм! Сон сержанта Билла Хинца.  

Вот распечатки. То, что он смог запомнить и точно… э-э… воспроизвести в сло-вах. Потому что то, что он воспроизвести не смог, вряд ли столь уж важно. Сомневаться же в его высокопрофессиональной компетентности в вопросах проведения боевых опера-ций – не приходится. Прошу ознакомиться, не выходя из этого кабинета.  

Полка все читали Меморандум, доктор Мангеймер и генерал Лусек только пере-глядывались. Док старался излучать уверенность и спокойствие.  

Он знал, что в серьёзность угрозы вот так, сходу, мало кто поверит.  

Так и произошло.  

– Послушайте, доктор! При всём уважении – это же откровенная паранойя! Бред!  

Кивнув полковнику Диммоку, доктор спросил:  

– Кто ещё считает, что это – бред, или сон, вызванный ксенопаранойей, спровоци-рованной внешней обстановкой в мозг перевозбуждённого наземной работой старшего сержанта – прошу поднять руки.  

Рук поднялось пять. Из двенадцати. А неплохо, мать его…  

Значит, остальные-то… Поверили. Молодцы. Реалисты. Остальных можно, конеч-но, попробовать переубедить, но большинство-то поняли, что угроза реальна. Он сказал:  

– Мне очень приятно, что те из вас, кто достаточно доверяет нашему отделу, пове-рили сейчас сразу, несмотря на всю кажущуюся слабость и… Непривычность аргументов.  

Да, с посланием в виде ментальной матрицы, как-то вмонтированной в некие структуры гранитных толщ местного Штаба Сопротивления, нам сталкиваться до этого не приходилось. Да и никому не приходилось. А в том, что это именно – Послание, никаких сомнений у меня лично нет. Поставлю вопрос так:  

Вы бы хотели убедиться в том, что это – чушь, начав осваивать планету, и расселив на ней для начала как обычно семь-восемь тысяч колонистов? А потом обнаружить в один прекрасный день, что повторилась та же история, что, скажем, на Эллире? Или Вайянге?  

Только прошу учесть – на этих планетах нам противостояли, если можно так ска-зать, безмозглые местные твари, интеллектуальный потенциал которых сравним с АйКью земных пиявок. Или глистов. А здесь нам противостоят, пусть и микро, но – «хомус». К тому же никаких шансов на то, что за три тысячи лет они поглупели, или сбавили темпы наращивания промышленного, научного, и технологического потенциала, нет.  

И ещё один момент. Нам удалось установить – в том числе и из сна сержанта – что так называемые Хозяева чертовски, если мне позволительно применить столь некоррект-ный термин, походили на нас с вами.  

Как думаете: если пересечемся, особенно в контексте того, что мы-таки полезем осваивать «девственно» вычищенную планету – это вызовет к нам…  

Доброжелательность? Или стремление как-то поделиться техническими наработ-ками, и научными открытиями? Я уж не говорю про «мирное сосуществование…»  

Вот именно.  

Надеюсь, моё краткое резюме не слишком эмоционально. Прошу извинить за это.  

Доктор сел. Генерал даже не побарабанил как обычно пальцами по столешнице:  

– Проголосуем ещё раз. Кто теперь считает освоение планеты возможным. И безо-пасным для колонистов. Мы специально отметим мнение этих людей в Протоколе.  

Поднялась было одна рука. Но как-то быстро опустилась…  

Генерал удовлетворённо кивнул:  

– В таком случае я приказываю разведочно-исследовательские, и подготовительные работы свернуть вплоть до нового Приказа. И отправляю о случившемся и обнаруженном рапорт. Пусть Штаб Флота поработает. У них там аналитики тоже, вроде, неплохие…  

Доктор Мангеймер криво усмехнулся себе в усы.  

А генерал подмигнул ему.  

– Билл, ты слышал?! – коллега, старший сержант из третьей роты Парк Шлеерсон нагнал Билла в коридоре по дороге к бару, – Про наших придурков?  

– Нет. А что они там ещё выкинули?  

– Секретарша генерала, ну, эта, Хауген, сказала, что Лестерская эскадра вылетела сюда в полном составе. Будут, бараны этакие, всё равно пытаться планету освоить.  

– Странно. Ведь на ней же – ни грамма почвы.  

– Да им почва и на …ер не нужна. Они везут не фермеров. А проходческие комбайны, и три смены профессиональных шахтёров. Говорят, здесь в каких-то горах сохранилось довольно много урана-235, и не то – полония, не то – курчатовия…  

– Действительно, бараны. Не удивлюсь, если они даже барахлишко не успеют рас-паковать.  

Действительно, не успели.  

Вот так и произошла первая реальная встреча с собратьями по разуму.  

Правда, теплотой и сердечностью атмосфера общения не отличалась.  

И ограничилась эта встреча долгими и осторожными переговорами на расстоянии нескольких миллионов километров. И заочным подписанием Договора.  

Поделившим Вселенную на два сектора: жизненных интересов землян.  

И жизненных интересов Мардов.  

И, насколько знал Билл, нарушать границы никто из землян не пытался.  

Он кинул взгляд на таймер. Ах, вон оно в чём дело: пора обедать!  

Чёрт. Надо же: опять так отдался воспоминаниям и связанным с ними переживани-ям, что только сейчас заметил, что в желудке-то – сосёт…  

Ладно. Остальное «меморабельное» пространство любимого «Рональда» он осмот-рит после приёма пищи.  

И отдыха.  

Потому что этого, «нуждающегося в осмотре», ещё – ох, много…