Пинок прозрения. 10.сентября. 2021.

Пинок прозрения. 10. сентября. 2021.  

Вечер пятницы тянулся бесконечно. На удивление в баре, выдержанном в популярном лофт стиле, под английский паб, было малолюдно.  

Анатолий, потягивал темное, нефильтрованное из длинного бокала, рассеяно скользя взглядом по сторонам. Английские таблички: Дублин, мойте руки, вступайте в армию Её величества, соседствовали с фотографиями рок музыкантов прошлого, на неизменно кирпичных, отмытых, очищенных, покрытых блестящим лаком стенах. Утонченная, искусственная, деланная грубость, как брутальные бородачи с изысканным педикюром.  

В зале коротали вечер несколько компаний. Великолепная четверка: две девушки в кричащих легкомысленной молодостью кислотных нарядах, им подстать неестественно худые, длинные парнишки, с кляксами татуировок на фалангах, шее и дырками от туннелей.  

В углу женственная, стройная блондинка, стриженная под мальчика, в черном вязаном свитере, напротив с неопрятной бородой «я из лесу вышел», мужик с аккуратным брюшком, на котором едва сходились пуговицы клетчатой рубашки.  

У окна кто сидел, Анатолий не видел, слышны, только отдельные возгласы и взрывы смеха.  

Толя поморщился. Жизнь идет в пустую… Тянется сухо и однообразно, как эта бесконечная пятница. В ленте тоже самое –аварии, котики, фоточки с пляжей, каких-то гор, жеманные люди, их глупости… Как все же человек однообразен. Как все же скучен наш век.  

Пришло сообщение от Н. Она не может приехать – Дела… Дела… Вечер испорчен окончательно… Что же делать? Набраться и поехать домой? На такси, под заунывный гундеж водителя – про дороги, зарплаты, цены, гаишников, чертово правительство? А может взять пару пива и двинуть пешком, через этот бесконечный мост, внизу которого вечно бежит свинцовая холодная река? Постоять, поглядеть на воду и раз и навсегда покончить с этим, шагнув с перил. То-то зарыдает Н., видите ли у неё дела были… Здесь человек форменно погибает от осознания ничтожности бытия и перманентной скуки! Стало жалко себя, хоть плачь. Ведь все же, все же пустое, сплошные разочарования, череда невезений, тягучая скукота, а у других непроходящая суета сует, толкотня локтями, погоня за деньгами, славой, местом потепле! Эх, зачем же меня родили на этот свет, меня не спросив?! Тяжело жить в 23 года.  

В бар впорхнула девушка, в коротком пальто, с длинными светлыми волосами, на руке блестел браслет часов.  

Стало светлее. Девушка, грациозно продефилировав к стойке, села на высокий табурет, к ней подскочил бородатый бармен в черной майке и фартуке.  

Анатолий, медленно цедил пиво, разглядывая девушку. Вот допью и подойду, с самой своей лучшей шуткой. Были у него разные шутки, для многих ситуаций из репертуара американских стендаперов. А она ничего… Только часто смотрит на часы. И только он, собравшись с духом встал, как в бар влетел красиво и строго одетый подтянутый молодой человек, прямиком направившись к ней. Девушка расцвела в улыбке. Эх, жизнь = боль! Всё! Баста! Напиваюсь и иду топиться! Будут они все знать! Когда на похоронах он будет лежать в гробы такой презрительный, каждый будет думать как он виноват, не рассмотрел, не увидел! А Н., Н. вовсе уйдет в монастырь! От грустных мыслей, нестерпимо захотелось курить.  

В закутке возле входа обыденно воняло мочой, холодный октябрьский ветер завывал по карнизам соседней многоэтажки. Постылая мерзость жизни. Суета сует. Машины близоруко светя фарами, утюжили проспект, в окнах домов тлел свет.  

Айкос, медленно нагревался. Постылая жизнь, чертова её проза.  

Из-за угла молчаливо вывернули трое парнишек. Просто, неброско в спортивное черно-серое одеты, сканируя вокруг себя местность на 100 метров. Толя их про себя сразу обозвал крепыш, долговязый и мелкий.  

Анатолий отвел взгляд. Жизнь оставалась всё такой же пустой и однообразной.  

Один из парнишей, оторвал, Толю от объятия вязких мыслей. Что? – недоуменно спросил он. – Сигареты не найдется? – по-видимому, повторил паренек. Анатолий презрительно смерил его взглядом – мелкий, курносый нос, торчал из-под бейсболки, черная ветровка, черные штаны…  

Нет, – брезгливо бросил Анатолий.  

– Ты же куришь?! – не отставал мелкий.  

– Что, опять? – зло выдавил Толя – нет сигарет! Это, Айкос, деревенщина!  

– Чё?! – взвизгнул мелкий – Что ты сказал?!  

– Малой, ты чё там? – окликнули мелкого долговязый и крепыш.  

– Слышь, пацаны, этот обморок меня деревенщиной назвал! – взвился мелкий.  

Анатолий, отступая назад уперся мокрой спиной, в кирпичную стену. Растерянно, поискав глазами, кого-нибудь кого можно позвать на помощь, но парковка была предательски пуста.  

– О, какой модный! – посмеиваясь, подходил крепыш.  

– Сильно городской, утырок? – долговязый обходил слева.  

– Парни, я… Я не хотел… Вы меня, не так поняли… Я… – трусливо замямлил Толя.  

Но договорить он не успел. Крепыш удивительно быстро подскочил и и выбросив правую руку угостил Анатолию первой в его 23-летней жизни оплеухой.  

Вселенная открыла новую неведомую дверь. Тяжелый звон в левом ухе. Звон в чугунной голове, набатом выходил через уши. Анатолия, всего передернуло.  

До этого его никогда не били. Ни дома, ни во дворе, ни в школе. Как-то так получалось, что он ни разу не дрался. Неприятности обходили его стороной. Бывало, конечно, что обстановка накалялась и надо было бы по-хорошему драться, но Толя, всегда находил спасительную лазейку, чтобы не махать кулаками как орангутанги. Хотя позже он часто об этом думал, ведь можно было бы поступить и иначе.  

Странные мысли понеслись в голове.  

Второй удар пришелся, аккурат, в солнечное сплетение. Дыхание перехватило, Анатолий судорожно захватал ртом воздух. Как-то спеша домой поздно вечером, он, видел, как так же в подворотне втроем пинали пацана. Анатолий замедлил было шаг, но его тут же окрикнули – Хуле, ты смотришь? Уебывай! Это было вполне убедительно, чтобы самому Толе, признать, что это вовсе не его дело, а парень, видно сам виноват. Что стало с этим пацаном?  

Анатолия, грубо потащили за угол. За углом удары посыпались как из мешка деда мороза единственному любимому чаду, от всей семьи – бабушек, дедушек, дядь, теть и родителей.  

Толя, закрыл голову руками. Дворово-футболисткий удар пыром между рук, в голове что-то щёлкнуло, выплыл слайд из детства. Пятиклассник бил привязанную собаку палкой, бедная псина жалобно скулила, как могла, вертелась и уворачивалась, но привязь ограничивала, и палка то и дело доставала. Анатолий, расхрабрившись, попытался вступиться за животное. Пятиклассник угрожающе показал ему палку – Тоже хочешь? Вот я тебя!!! Толя, не захотел и побрел домой, вздрагивая, когда бедняга взвывала сильнее.  

Пребольно пнули в пах. Анатолий согнулся пополам. Палатки, курортный городок, на берегу моря. Недалеко от центральной улицы, мальчишки измывались над бабушкой-нищенкой, кидали в неё камни, стаканчики, пластиковые бутылки, обливали водой, плевались. Толя, не стал даже пытаться, помочь, мальчишки были местные, старше его и их было много. Бабка, сама виновата – оправдывал он себя, Нечего такой грязной ходить…  

Под дробь пинков и ударов, странные мысли полетели хороводом – картинками из памяти, не сделанными поступками, принятыми решениями, глубоким сожалением, искренним раскаянием.  

Какие-то лица замелькали вереницей –грустные, испуганные, добрые, злые, старые, молодые, они все смотрели с ожиданием, с каким-то немым вопросом. Лиц было много, и они начали сливаться в его Анатолия портрет, растерянный и жалкий.  

Больно пнули под зад. Толя, выгнулся дугой, невольно опустив руки, тут же по не закрытой голове посыпались удары. Как же хочется жить… Мысль эта выбралась из общего сумбура на первое место. Ведь столько мест, где его Анатолия, не ступала нога. Горы, моря, реки и озера, долины и леса, пустынные улицы чужих городов и многолюдные площади, маленькие деревеньки и огромные мегаполисы. Сколько можно было бы узнать! Сколько прочувствовать, увидеть, испытать! Скольким людям можно было бы помочь, сколькому можно было бы научиться!  

Пинали с малолетним остервенением, отсутствие жалости, помноженное на подростковый максимализм. Анатолий уже не кричал, только тихонечко постанывал, когда попадали особенно точно. Тяжело вздыхая, то ли от спершей грудь боли, то ли от внезапного глубокого сожаления никчемно прожитой жизни. Картинки завертелись водоворотом грязного белья в стиральной машине. Сквозь сплошной калейдоскоп звезд, набата в голове, боли – явственно физически, всем естеством осязалась главная мысль – Жить. Жить. Жить, чтобы всё было по-другому.  

Толя уже не закрывался, только голова его неестественно дергалась из стороны в сторону.  

Жить… Сплошной ослепительный белый свет приближался из далека, как огни полночного поезда в темном туннеле. Свет ослепительно яркий, озарил одинокую фигуру юноши. Толе не было страшно. Свет был ярким, но добрым, чистым, родным, зовущим. Свет заливал всё.. Анатолий протянул руку. Вдруг всё померкло.