Коллекция … или «эстетика – этика будущего»

Сентябрь 1977 года.  

В сентябре я перешел в девятый класс, и в школу пришла новая учительница по рисованию. Пришла она с мужем, учителем пения. Миниатюрная и такая миленькая, что все старшеклассники ходили мимо кабинета рисования табуном. И я, конечно, не исключение.  

Один раз мне особенно повезло. Учительница по черчению приболела, и на урок пришла Таня Михална (так мы называли новенькую). Вести урок, понятное дело, было невозможно. Мы расхаживали по классу, пересаживались, как нам заблагорассудится, и задавали глупые вопросы. Таня Михална, быстро сообразив, что пытаться нас утихомирить невозможно, поступила очень по-женски. Она попросила вместо урока черчения помочь ей в оборудовании кабинета рисования.  

И тут, как в японских единоборствах, слабость обернулась силой. Дело было сделано. Здоровенные парни, как телята, внимали ее голосу и наперегонки кидались выполнять поручения.  

Мне досталась самая классная работа. Я стоял на стуле стоящем на парте, и получая из рук самой Тани Михалны намазанные клеем пенопластовые буквы, составлял на стене замысловатую и непонятную фразу «Эстетика – этика будущего».  

……………………………………………………………………………………  

Сентябрь далекого 1967 года.  

Мы с мамой только приехали в Армянск и жили в гостевой квартире, в одном из двух пятиэтажных домов. Ребят во дворе я еще не знал и гулял в одиночестве, отдельно от всех. Не гулял, а скорее маялся. Все мое внимание было приковано к забавам дворовой компании. Ну, а про досуг местной детворы я уже рассказывал.  

И вот как-то после удачной «охоты» пацаны делили добычу. Во дворе нашего дома были построены гаражи из «ракушки», а к ним примыкали небольшие будки, сваренные из листового металла, для мотоциклов. Вот за этими будками дележ и происходил.  

Когда добыча была поделена и компания разошлась, во дворе остался один, такой же маленький, как и я мальчишка. В руках он таскал свою долю, сверкающий латунью, патрон от противотанкового ружья! Прятать видно, было некуда, а бросить жалко. В карман такую добычу не положишь. Это ж не «кабанчик» автоматный, а почти снаряд (калибр 14, 5 мм). Малец наматывал вокруг дома круги, не зная, куда пристроить патрон. Ну и дождался, сердешный. С работы вернулись родители! А он, видать, еще и уроки не сделал. Одно к одному. Расправа была мгновенной. За несделанные уроки – подзатыльник. Далее нарушитель был принужден своими руками выкинуть патрон через дорогу, в бурьяны и за ухо увлечен домой. Наверное, для стояния в углу или для порки ремнем.  

Я по-своему рассудил, что патрон ему уже не понадобится, но как только достал его из бурьянов, сразу столкнулся с той, же проблемой. Куда?! Что происходит с нерадивыми владельцами боеприпасов, я уже понаблюдал. Хоть уроки были сделаны, меня это не успокоило. Патрон надо было прятать. И я не нашел ничего лучше, как бросить его в узкую щель между металлическими гаражами и засыпать всяким мусором. Теперь у меня был свой патрон! Пусть я не мог подержать его в руках, но он был. Я был очень горд собой.  

К лету маме выделили комнату в бараке, в поселке Исходное, прямо возле завода. Мы перебрались туда. Потом из Казахстана приехал батя с контейнером, и забыл я об этом патроне напрочь.  

Вскоре наша семья получила новую квартиру в Армянске. Когда мы переехали, гаражей я уже не увидел, на этом месте была детская площадка. Остались стоять только будки для мотоциклов. Я еще подумал: «Интересно, лежит там патрон? ». Но выяснять не стал. К тому времени я уже был обладателем целого арсенала.  

……………………………………………………………………………………  

Прошло целых девять лет.  

Я заканчивал девятый класс, точнее, уже сдавал экзамены. Пока одни отвечали на вопросы и решали задачи, ожидающие и сдавшие экзамен счастливчики сидели во дворе школы, греясь на майском солнышке.  

Рядом на школьном цветнике под руководством Тани Михалны выдергивали сорняки какие-то пятиклашки. Услышав строгий окрик: «Иванов, что это у тебя? » – я обернулся в их сторону и увидел в руках у учительницы, блестящий латунью и лаком патрон. Боеприпас был к румынскому кавалерийскому карабину, с тупорыленькой пулей, как у пистолетных патронов и проточкой под экстрактор, как у патронов для немецких винтовок. Эдакий гибрид. Держа за шиворот лопоухого пятиклассника, учительница выворачивала его карманы. Больше патронов не было. «Чтобы я больше ничего подобного у тебя не видела! Понял? Или сразу веди родителей к директору! » – и нарушитель был отпущен!?  

По нашим меркам, хлопец отделался легким испугом. Носить в школу боеприпасы никто не решался. И без этого за один учебный год три армянских школы похоронили пятерых школьников. Это не считая оторванных пальцев и просто ранений.  

Карались такие нарушения очень жестко, вплоть до вмешательства парткомов и профкомов на работе родителей. А тут подзатыльник, и на этом инцидент был исчерпан.  

………………………………………………………………………………………..  

Читая изложенные фрагменты, создается впечатление, что они не связаны между собой.  

Но все станет на свои места чуть дальше. Честное слово. Без этих предисловий история не была бы, на мой взгляд, так интересна. Продолжаю.  

…………………………………………………………………………………………  

Выходя из школы, после сдачи очередного экзамена, я был остановлен Таней Михалной. Она стояла на крыльце с тетрадками в руках, рядом стоял аккордеон ее мужа в чехле-чемодане.  

– Попов, ты уже отстрелялся? Помоги, пожалуйста, донести эту тяжесть домой. Как на ней играют? – попросила она.  

Кто ж ей мог отказать? Конечно, схватил и понес, не замечая тяжести.  

– Поставь, пожалуйста, в зале, – попросила учительница, открывая дверь квартиры.  

Захожу, комната как комната. Диван, стенка, а что это там блестит за стеклом? А за стеклом, там, где у всех стоят хрустальные фужеры, … нет, фужеры стояли тоже, но перед ними, выстроившись по росту, стояли патроны! Штук пятнадцать, разного калибра и размера. Начиная от автоматного «кабанчика» и тетешного «масленка», до винтовочных. Русские, немецкие. В середине красовался уже знакомый надраенный патрон к румынскому кавалерийскому карабину. Увидев мой ступор, Таня Михайловна смущенно пояснила:  

– Такие красивые формы, законченные, ничего лишнего. Одним словом очень ЭСТЕТИЧНО, как специалист говорю. Один нашла, и пошло-поехало. Видишь, собрала полную коллекцию к стрелковому оружию Отечественной войны. Не хватало только румынского, а тут этот мальчишка.  

– Не полную, – промямлил я.  

– Не полную, что? – переспросила учительница.  

– Коллекция не полная. Не хватает еще одного патрона.  

– Как не полная? Я консультировалась у военрука. Он сказал, что к стрелковому оружию, автоматам, пистолетам и всяким там ружьям, больше ничего не выпускалось!  

– Сейчас приду, – я выскочил из квартиры и побежал к оставшимся будкам из листового железа. Какой-то момент истины. Что-то телепатическое. Я действовал просто и четко, как робот. Будки заросли травой, ими уже давно никто не пользовался. Раздвинув бурьян, я стал палкой выковыривать из щели мусор. Пять минут, и вот он. Чуть потускневший, с красной маркировкой на кончике пули (мол, бронебойный) патрон к ПТРД (противотанковое ружье системы Дегтярева, образца 1941 года). Стряхивая с него пыль, я отправился в обратный путь.  

– Теперь полная! Порох только нужно высыпать, а так он не опасный, пуля бронебойная – сказал я, раздвигая стекла и ставя патрон по росту, крайним справа.  

– А это точно не снаряд? – осторожно спросила Таня Михална, кивая в сторону гиганта (патрон к ПТРД высотой больше десяти сантиметров).  

– Нет. Это тоже к ружью, только противотанковому, здоровенное такое, метра два – умничал я. – В нашем Музее Славы ствол от него лежит.  

– Большое спасибо, – сказала Таня Михална, провожая меня.  

Пока шел домой, думал о том, что надо же было девять лет назад перепрятать этот патрон. Вообще ни разу не проверять и практически забыть о его существовании. И вот как удар током, я был совершенно уверен, что он лежит там, куда я его бросил. Может его и выпустили в сорок третьем году (как гласила маркировка на донце гильзы), чтобы через много лет, один мальчишка его нашел, другой перепрятал, потом забыл, потом снова нашел. А потом поставил, в один ряд с другими, в небольшой и странной коллекции у учительницы рисования, большой ценительницы ЭСТЕТИКИ – этики будущего.