Русский рок как я его понимаю. Глава 02. Чёртовы куклы и бля*ские погремушки.

Самой короткой песней в истории музыки является трек «You Suffer» 1986 года группы «Napalm Death». Точный хронометраж этого шедевра абсолютной краткости составляет 1, 316 секунды. Но, тем не менее, в песне есть даже обременённый смысловой нагрузкой текст – «You suffer, but why? ». В переводе на русский это звучит как «Ты страдаешь, но почему? » И действительно… Сколько раз я снова и снова задавался этим вопросом, помещённым английскими экстремальщиками во временной интервал, длящийся в два с половиной раза короче человеческого вдоха. Но мне показалось что, то время пока я сейчас молча курил сигарету, пролетело ещё быстрее. За пару минут до этого, мы стояли возле «Москвича», утратившего какие-либо признаки своей механической жизни и уже собирались двинуться к заветной цели, как Иа-Иа предложил:  

– Давай немного потабачим и потом пойдём.  

И хотя Костя курил только тогда, когда рядом курил я, по его выражению лица было понятно, что сейчас ему этого очень хочется – скорее всего, это нервное… или – желание оттянуть момент шага в неизвестность.  

Сделав последнюю крепкую затяжку, Иа-Иа, плохо скрывая своё волнение, произнёс:  

– Мы ведь фактически будем вламываться в чужой дом? Только бы не попасться… А если попадёмся – только бы мама ничего не узнала...  

Страх того, что мама узнает что-либо выходящее из ряда вон о своём любимом отпрыске – один из краеугольных страхов мироздания. И здесь совсем не играет роли возрастной фактор – будь тебе тринадцать или уже за тридцать пять, эта тревожность никогда не предаст тебя. И дело не в приросших намертво пуповинах или потенциальных угрызениях совести, а дело в здоровом нежелании причинять боль родному человеку. Я собирался сказать другу что-то ободряющее, но пока подбирал необходимые слова, понял, что у Кости заготовлен некий сюрприз. Его несколько дёргающийся голос был завёрнут в какую-то не по случаю игривую интонацию:  

– Я подумал, что было бы не плохо хоть как-то обезопасить себя, и взял с собой кое-что, – он подошел к багажнику и извлёк из него палку около полуметра длиной заостренную с одной стороны.  

– Ты взял с собою осиновый кол? – спросил я довольно очевидную для Иа-Иа вещь. Он благодушно кивнул в ответ: «Ты ведь помнишь, что часто происходит в подобных местах, если верить мировому кинематографу? »  

Ну, разумеется, я помнил и даже в глубине души немного обрадовался такой серьёзной подготовке и решительности друга во чтоб это ни стало осуществить задуманное.  

Как и любой порядочный человек, Костик был слегка с еб*нцой. Его не вполне серьёзное отношение к жизни часто заряжало меня оптимизмом и желанием идти вперёд. Он писал придуманные резюме при приёме на работу, отправлял спрашивающих дорогу прохожих в совершенно другие стороны (но это происходило само собой – по природной рассеянности, а не из хулиганских побуждений), а в детстве подделывал оценки в школьном дневнике. Особенно, он любил это делать под концертные альбомы группы «AC/DC» – Иа-Иа говорил, что под песни типа «TNT» фальшивые отметки получаются наиболее эстетически завершёнными и правдоподобными.  

Я благосклонно покачал головой – в любом случае крепкая палка точно не помешает. Да и к человеку, который берёт с собой осиный кол, перед тем как войти в незнакомое помещение, просто невозможно не проникнуться умилением.  

В матовом свете уличного фонаря, мы шагали вдоль высокого забора, прикидывая в каком месте его легче было бы перелезть, а когда дошли до калитки увидели, что она открывается и справедливо оторопели. В проёме появился высокий мужчина в поношенном фраке, белой застиранной рубашке и чёрных джинсах. По лицу и внешности он был чем-то промежуточным между типичным дворецким из фильмов про английскую аристократию и рэкетиром ельцинских времён. На лацкане фрака отсвечивал небольшой круг – как я не вглядывался, но изображения в сложившихся условиях было не рассмотреть. Дворецкий надменно и внимательно просканировал нас и отпил тёмную жидкость из бокала в правой руке. Его губы слегка разомкнулись, образовав щель из которой с апломбом выползли слова:  

– Знаете, мадам делает чудный коктейль из вина и окситоцина. Особенно, если потом закусить его яблоком раздора.  

– Приятного аппетита, – выдавил из себя Костик.  

– У нас тут машина неподалёку сломалась… – это была моя попытка сбивчивого объяснения мужчине в проёме калитки нашего появление здесь, но он перебил меня, заглянув прямо в глаза:  

– Я бы угостил вас…но пока мы вас ждали – я признаться, имел радость выпить всё в одиночку. Но смею вас заверить, что хозяйка этого чудесного дома приготовила и для вас нечто грандиозное.  

ЧТО? НАС ЖДАЛИ!?!  

Мягко говоря – немного неожиданный поворот. Да что уж там? Ох*еть какой неожиданный поворот!  

Сохраняя внешнее спокойствие я, с иногда присущей мне наглостью, отвечал на высокомерный взгляд лакея своим таким же, разглядывая его в летних сумерках, постепенно сгущавшихся до состояния ночи. Он был, очевидно, из той когорты мужчин, которые выбрасывают мусор вместе с ведром. Как правило, такие парни решают большие проблемы, которые до их появления и не возникли бы.  

Рэкетир в потёртом фраке посмотрел на осиновый кол в руке Иа-Иа:  

– Вы правда уверены, что успеете им воспользоваться?  

Иа-Иа чуть зажмурившись, произвёл какие-то расчеты в своей голове, с тоскою посмотрел на осиновый кол и отбросил его в тёмно-зелёный куст жасмина. Дворецкий повернулся к нам спиной и, отпивая на ходу из бокала, мягко приказал нам:  

– Следуйте за мной. Мадам ждёт вас в каминной, а это значит, что сегодня вы будете пить чай.  

Мы двинулись следом, повинуясь его голосу как сказочные крысы, идущие за звуком волшебной флейты. Костя двигался за мной, один раз даже наступив мне на левую пятку. Его шаги были твёрже и увесистее моих. Наверно, факт того, что нам не придётся вламываться в чужое жилище, выдал ему некий кредит уверенности. Он даже спросил незнакомца:  

– А что? Винтаж в чести в этом благословенном доме?  

Наш Вергилий не оборачиваясь, ответил:  

– Вы видимо имеете ввиду мои ветхие одежды… Как бы вам это понятнее объяснить? Госпожа позволяет мне быть бедным, но зато она позволяет быть мне и весьма счастливым в этом качестве, – он обернулся вполоборота и с достоинством человека, познавшего жизнь без прикрас, произнёс:  

– Ведь когда этого не происходит, разве слуги не устраивают всякие путчи и революции?  

Было трудно не согласиться с таким глубоким познанием в социальных процессах.  

По тропе из грязного жёлтого кирпича мы вышли к освещённому крыльцу. Дом в полумраке казался весьма большим, хоть и был одноэтажным. Такие кирпичные особняки, как правило, строили провинциальные нувориши в последнем десятилетии прошлого века. Наш проводник жестом пригласил войти внутрь и, заметив нашу с Костей нерешительность, повторил свой жест с большей настойчивостью. Мы стояли на границе сумрака и электрического света, а в голове вертелась строчка из песни Цоя… … «И вот ты стоишь на берегу, и думаешь плыть или не плыть…»  

Понимание того, что этот шаг изменит мою жизнь, тревожило и радовало одновременно. А что, если внутри сидит та самая загадочная госпожа, которая как в «Матрице» предложит две таблетки – и не факт, что они будут разноцветными. Но хочу ли я менять это столь несовершенный мир на ещё более паршивый, но якобы настоящий? Да и что Матрица вообще делает с людьми? Братья-сёстры Вачовски поочерёдно меняли свой гендер, просто заглянув в собственной фантазии за ширму иллюзорной действительности. Слава Великому Космосу, эта порочная практика в моей стране пока не прижилась, а то подобная реакция на крах своих и общих заблуждений не вызывала во мне ни малейшей радости. Я почему-то представил Иа-Иа, сменившего пол, и возжелавшего близости. Зрелище точно для сумасшедших, похуже, чем магический театр в «Степном волке».  

Хм... ирония в голове еще держится за извилины головного мозга – а значит можно бросаться в чистую пропасть с грязными ногами.  

По лабиринту из тускло освещенных комнат, вдыхая спёртый воздух с послевкусием сырости, мы пришли в каминную. Камин в комнате действительно был и в нём какими-то гогеновскими красками – красной, жёлтой и синей, горел огонь, интимно освещая правую часть комнаты, где он, собственно, и располагался.  

Декадентская обстановка сразу бросились в глаза: ободранные обои и плакат из сериала «Секретные материалы» – I WANT TO BELIEVE на двери в соседнее помещение. Я сразу обратил внимание, что на стенах нет зеркал, а кое-где неподписанными оборотами к зрителю, висят редкие фотографии. По центру потолка опасно висела большая и плохозакреплённая люстра. На каминной полке стоял портрет Сергея Есенина с курительной трубкой во рту. Видимо, забытый музыкант очень любил поэта-пропойцу. Да и есть за что! Есенин, как никто другой, мог быть портретом настоящего русского рок-н-рольщика. А разве нет? Его модель поведения, алкоголизм, кокаин, скандалы, пьяные выходки, бесчисленные любовницы и флёр великого стихотворца – обязательные атрибуты рок-звезды. А полная неразрешимых загадок смерть только подтверждает эту теорию. Я всегда склонялся к тому, что это не было пьяным суицидом. Ведь убить поэта – это так по-русски! А Россия просто создана для непонятых гениев, бунтарей, рок-музыкантов и мёртвых поэтов.  

В неглубоком кресле спиной к нам и лицом к камину за квадратным столом, сидела хозяйка.  

– Ты забрал платёжки из почтового ящика? – она не глядя, обращалась к своему дворецкому, а после некоторой паузы, многозначительно прибавила:  

– В этом мире очень важно платить по счетам…особенно за свет.  

Брюнетка с татуировкой пляшущей Терпсихоры на правой лопатке смотрела на планшете клип группы «Louna» на песню «1. 9. 8. 4. ». Раньше я не видел этого клипа, но песню знал. Она поставила «Ютуб» на паузу и развернулась к нам лицом во вращающемся кресле… Кажется, в комнате на несколько секунд вообще пропал свет, а потом яркая белая вспышка внезапно ослепила необратимо надвигающуюся реальность.  

Это была Гала!!!  

Как я уже думал ранее – ох*еть какой неожиданный поворот!  

В жизни она была ещё притягательнее, чем на фотографиях из социальной сети. И в тоже время было в ней что-то такое, что заставляет держать дистанцию. Руки невероятной красоты с аккуратным классическим маникюром были спокойны и не совершали лишних движений. Роскошные чёрные волосы собраны в тугой мощный хвост. Тени от огня облизывали её предплечья. На ней были высокие ботинки фирмы Grinders и маленькое чёрное платье, подчёркивающее точеную фигуру и разрешающее смотреть на обнажённые плечи. Настоящая женщина-вамп, воспетая не одним десятком плохо кончивших литераторов и кинорежиссеров. Наверно я слабак, но я не доверяю такой демонической красоте. Я абсолютно уверен, что не стоит трогать руками богинь и ядовитых змей, даже если очень хочется. А инфернальности этой женщины за глаза хватило бы, чтобы украсить любой из кругов ада, а пока загадочная и в чём-то киношная действительность игриво озарялась дьявольским пламенем её глаз.  

Без интереса рассматривая счета за коммуналку, она снова обратилась к дворецкому:  

– Как думаешь мне сегодня позвонят? – она кивнула в сторону стационарного телефона, стоящего на этажерке в самом освещённом углу комнаты.  

– Всенепременно, – с лакейским изяществом ответил прислужник в поношенных одеждах.  

Стационарный телефон в 2022 году? Такие ещё остались?  

Видимо поймав мой вопросительный взгляд, Гала Дьяконова сказала, обращаясь уже ко мне:  

– Ты ничего не понимаешь. Иногда только так и можно связаться с собственным прошлым.  

Я настороженно пожал плечами…Значит сегодня точно придётся уё*ывать из Матрицы…  

– Прошу садиться, – с нарочитым гостеприимством произнесла хозяйка и мы с Костей посадили свои пятые точки на старые, но весьма удобные стулья. Мои глаза оказались на уровне груди нашего проводника. Теперь я смог рассмотреть, что за кругляшок был прикреплён на лацкане. Неожиданно! Это значок с Варгом Викернесом, где он представал в образе Христа-Спасителя, а из-за его спины светом негасимой звезды исходило ангельское сияние.  

Дворецкий осведомился у хозяйки:  

– Уже можно убирать проектор и слайды с прижизненными фото Га-Ноцри на веранде?  

Гала изучающе посмотрела на нас:  

– Да! Я думаю, сегодня они мне точно больше не понадобятся.  

– О боги! – подумал я, – Да она явно поехавшая и мужик этот в смокинге очевидно тоже с приветом. Вот так и ходи неподготовленной на «Five Finger Death Punch».  

Дворецкий по движению хозяйской руки включил электричество. Ненадёжная люстра чуть зажужжала и осветила комнату. Навязчивый полумрак, наконец, рассеялся, и нашему взору открылись стеллажи – они располагались по периметру левой части каминный, как раз той, что не была освещена гогеновским огнём. Оказывается, у инфернальной красавицы было хобби – на полках стояли различные куклы, которые, как и сама хозяйка притягивали и вместе с тем отталкивали.  

Вначале казалось, что они расставлены хаотично, но присмотревшись, я понял, что некоторые из них повторяют сюжеты известных живописных полотен. Вот несколько непропорциональных мужчин кружатся в «Танце» Анри Матисса. А вот лысеющий очкарик с вилами и женщиной рядом – точно «Американская готика» Гранта Вуда. На полке ниже был «Завтрак на траве» Эдуарда Мане, а на полке слева – «Пилат и Христос» Николая Ге. Фигурка человека с забинтованной головой была явной отсылкой на автопортрет Ван Гога. На самых верхних полках легко читались: «Над городом» Марка Шагала, «Демон сидящий» Михаила Врубеля, «Девочка на шаре» Пабло Пикассо, «Будущие летчики» Александра Дейнеки. В середине центрального стеллажа была кукла джентльмена с яблоком, закрывающим лицо и котелком на голове. Справа от неё плюшевый мишка поставил раком куклу Барби – знаменитая картина Виноградова и Дубосарского «Последняя осень». А слева чуть поодаль была «Девочка с воздушным шариком» Бэнкси. И конечно масса фигурок в какой-то замысловатой последовательности, которую я не смог понять. Но одно я заметил совершенно точно – между куклой человека в шляпе-котелке, чьё лицо закрывает большое яблоко и девочкой с воздушным шариком был «Чёрный квадрат» – никем не занятое место, пространство из которого пустота сияла тем самым первопикселем, так невообразимо точно схваченным кистью художника Казимира Малевича. Я какое-то время любовался этой маленькой чёрной пропастью, будучи совершенно уверенным, что здесь точно кто-то должен стоять.  

Мистика пронизывала каждую куклу и каждую танцующую тень.  

Куклы…  

Первым видео, которое я посмотрел на странице у Галы было видео с выступления группы, которая называлась «Чёртовы куклы» в питерском клубе «Лесопилка». На записи пьяные и обдолбанные люди, не слишком густой толпой в слэме, рьяно показывали, что они избранные и им нравится эта неформатная музыка. Концерты тогда ещё не снимали на телефоны, поэтому это была оцифрованная видеозапись довольно низкого качества, но Гала, иногда попадавшая в кадр, была прекрасна в отрыве своей молодости. Ей очень шло оттягиваться под феминистический панк конца 90-х годов с грязным звуком, зашкаливающим драйвом и текстами наподобие «не подходи ко мне, кондуктор, в мои критические дни».  

– Я могу быть свободен на сегодня? – осведомился Дворецкий.  

– Да, Фредди. Только сделай огонь в камине пожарче – ночь сегодня наверняка будет укутана в северный ветер… Всё-таки, август…  

– Август – это как вечер воскресенья, – я зачем-то озвучил цитату из мема, увиденного в интернете.  

Фредди ухмыльнулся, взял со стеллажа и буднично бросил в камин фигурку парня на жёлтом спортивном мотоцикле. Жарче не стало. Было странное ощущение того, что огонь не грел совсем, а даже наоборот – обдавал каким-то могильным холодом.  

– Можно я возьму пару яблок с вашего стола? – заискивающе спросил поклонник Варга Викернеса.  

Гала кивнула:  

– И выключи свет во дворе! А то наверняка кто-нибудь ещё пожелает заглянуть на наш гостеприимный огонёк.  

Я почему-то вспомнил историю, произошедшую майским днём лет десять тому назад в городском парке. Мы с приятелями прогуливались по асфальтированным дорожкам среди старых скрипучих аттракционов, мам с невыносимо шумными детьми и помышляющих о полторашках разливного пива мужчин разных лет. Тогда я ещё так сильно не боялся людей и мог спокойно выносить всё это. Безвозвратно утраченное время, когда я часто общался с друзьями и знакомыми. Мы пришли к летней сцене, где, уже завершив свои танцы и песнопения, сворачивались разнообразные самодеятельные коллективы. На таких мероприятиях, как правило, выступал местный творческий бомонд: Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты – словом, культурный ХЛАМ, как подобную тусовку звучно окрестил какой-то добрый критик в начале двадцатого века. Звукорежиссёр громко включил музыку, чтобы танцорам, певцам и чтецам стихов о любви и Родине было веселее собираться восвояси и занимать наиболее удобные места в автобусе, так любезно предоставленном им администрацией города. Сергей Жуков во всеуслышание начал просить скорее забирать его через колонки в тысячу Ватт. К незадачливому кудеснику звуковых эффектов и повелителю пульта, скоропостижно подошла директор парка и всея муниципальной культуры, и начала что-то размашисто ему объяснять. Когда «Руки вверх» внезапно замолчали, до нас долетело окончание гениальной в своей обречённости фразы:  

– …Выключай музыку, а то сейчас молодежь не дай Бог набежит!  

Мы были мягко говоря обескуражены таким подходом к проведению мероприятий… Но сейчас не об этом…  

– Налейте себе немного волшебства. Цветочный чай сегодня особенно удался, – заботливо предложила Гала, проводив взглядом Фредди, исчезающего в дверном проёме.  

За гранями стеклянного кувшина нас дожидался распустившийся экзотическим цветком заваренный связный чай. Хозяйка аккуратно наполнила белые чашки и предложила шоколад. Видимо нас действительно ждали. Что ж приятно, но я бы выпил что-нибудь покрепче – и разговор бы завязался и точки в многоточиях из несказанных и скомканных предложений проросли бы симпатичным красноречием. Она сделала несколько глотков – мы с Костей тоже. Первым молчание нарушил я:  

– Как тебе певица Маяк?  

– Мне в целом понравилось – особенно, песня про Брайана Молко. Судя по всему эта девушка – лесби и скорее всего доминантка в своих отношениях. Эти мысли появляются от того, что почти все её песни написаны от мужского лица... Но к чёрту разговоры об искусстве – мне давно уже не интересно кто с кем спит и кто кому нужен для того, чтобы утолить похоть и страсть...  

Я слушал её ответ, глоток за глотком влюбляясь в цветочный напиток с привкусом миндаля…Даже собирался что-то добавить в её умозаключения, но почувствовал что мягко проваливаюсь в довольно приятные ощущения, сопровождаемые видениями о чём-то из будущего. Да-да, я именно почувствовал, что это будущее – именно не понял, а почувствовал. Всё-таки сучья Матрица меня настигла. Хорошо хоть не пришлось выбирать одну из двух одинаковых на вид таблеток.  

Я погружался в новую реальность, спотыкаясь об неё каждым неотмершим стереотипом. И вот во что я погрузился…  

Если считать от дня моего рождения, то останется восемь глав до моего самоубийства и спустя этот некорректно обозначенный отрезок времени, в самый кульминационный момент, Иа-Иа ментально бросится на мою защиту от меня же самого и выстрелит себе из револьвера в голову. Я точно знаю, что он сделает это вместо меня. Причём откуда-то я прекрасно понимал…как это – ментально! Ситуация, предшествующая этому, сложится, как минимум, странная – мы зачем-то должны будем сделать выбор: кто из нас застрелится…  

И вот… Настоящий я сижу на настоящем диване и досматриваю мультфильм «Колдуй отсюда! », затем решительно выхожу из дома. Всю дорогу я отчётливо чувствую пистолет во внутреннем кармане плаща, в душе надеясь, что он всё же остался дома лежать в красной коробке из-под обуви на полке в шкафу за зимним свитером. Я верю, что у Кости тоже хватило мудрости не взять его с собой и обойтись без этой пафосной трагедии, с какой-то шекспировской красотой увенчающей кризис среднего возраста.  

К тому же ведь это я всё-таки должен взять револьвер, ну хотя бы с одним патроном. На простом основании, что это ведь я – непонятый гений и настоящий бунтарь. И хоть в чём-то в этой жизни я должен дойти до конца. Это я, стоя на мосту через несколько минут, пару сотен шагов и одну сигарету должен буду поднести к виску хромированный металл и спустить курок…  

Да! Вот и он – час икс: минуты и шаги закончились, сигарета погасла… Но ствол в кармане или нет? Револьвер Шрёдингера в суперпозиции! Последние всхлипы надежды… О да! Он у меня!  

Достаю.  

Стреляю!  

Тишина.  

Что это, чёрт возьми такое? Что за херня? Я жив!?!  

Значит, я всё-таки не взял пистолет из коробки?! Но как так – ведь точно брал? Оружия в руке нет, но я же только что держал его и моя ладонь ещё чувствует холод рукоятки…  

Да бл*дь!!!!!!!  

Я с дрожью понимаю, что пистолет сейчас у Иа-Иа, и он стреляет себе в голову под песню «Снаружи» группы «Фейхоа».  

Я слышу выстрел на другом конце города, и он отправляет меня в старую реальность.  

Что это было? Все стадии принятия для меня прошли в обратном порядке – непосредственно принятие, депрессия, торг, агрессия, отрицание, шок. Я возвращаюсь в собственное сознание вслепую, следуя на голос инфернальной Галы.  

– …Вас ведь интересует мой любимый музыкант? Ну что же… Его звали – Александр Кай… Ты видел его сейчас? – она обратилась с этим вопросом ко мне, а затем к Костику.  

Мы отрицательно замотали головами, до сих пор находясь под впечатлением от пережитых галлюцинаций. Я посмотрел на Иа-Иа, он всё ещё находился в прострации.  

– Вот ведь Дьявол! Чай не помог! Прав был Киану Ривз в «Константине» – ВСЕГДА ЕСТЬ ПОДВОХ! – сокрушалась госпожа этого гостеприимного дома.  

– Ну да ладно – можете закурить. Это немного успокоит. Вот пепельница. И не задавайте вопросов по поводу того, что вы увидели. Я не смогу вам толком всё объяснить, а вы вряд ли сможете сейчас хоть что-нибудь понять. Хотите, я расскажу вам немного о Саше?  

– Очень – хрипло ответил я. На хрен какие-то видения о самоубийствах, если сейчас мне расскажут про того, кого я так долго искал все эти годы, и чьим именем было – Александр Кай. И она начала…  

– Странно, он не знал насколько в Питере всегда хорошая погода, но когда у него было похмелье – на улице неизменно шёл дождь…  

Её неожиданно прервал окончательно пришедший в себя Костик:  

– С ума можно сойти, мне причудилась какая-то невообразимая дичь. Будто я рисую русские комиксы про супергероев. Совсем как Джерард Уэй из «My Chemical Romance». Его «Академию Амбрелла» ещё не так давно экранизировал преподобный «Netflix». Ну, помните вообще эту группу?  

Тут Иа-Иа затянул, как умел запев песни «Na Na Na (Na Na Na Na Na Na Na Na Na)».  

Было понятно, что он пребывает в эйфории по поводу увиденного. У меня такого энтузиазма в силу пережитого видения не было.  

– Может, выпьешь ещё чайку? – прервал его властный голос хозяйки, – А я пока с твоего позволения продолжу…если вам интересно…  

– Конечно, Гала, продолжай! – с нетерпением отозвался я, готовый как губка впитывать каждое её слово. …Последней его песней был русскоязычный кавер на нирвановскую «Sappy». Он плохо знал английский, поэтому написал её набело сам на кобейновскую музыку.  

Меня снова выбросило из действительности стойкое дежавю и я медленно выговорил:  

– Я откуда-то помню, что я сыграю её при весьма важных для меня обстоятельствах. – Я только что фоном слышал её у себя в голове. И вроде бы запомнил текст…  

Потуги воспроизвести слова не увенчались успехом – каждая буква, перед тем как сорваться с языка, сгорала в памяти бикфордовым шнуром и, искрясь, обещала, что когда-нибудь потом обязательно будет взрыв. Я глупо сидел с приоткрытым ртом и растерянным видом.  

– Вот и у меня так… – Сказала Гала, подливая себе цветочный чай. Она закусывала напиток, вызывающий непонятные видения, тёмным горьким шоколадом:  

– Знаешь, это похоже на загон о песне, которую услышал когда-то во сне и потом безнадёжно ищешь её среди аудиозаписей.  

– О, это как раз про меня! – не унимался Иа-Иа, он защелкал пальцами пытаясь вспомнить какой-то мотив, но усилия были тщетными, – Помнишь, я как-то говорил тебе об этом…  

Не обращая внимания на него, невозмутимая хозяйка продолжила:  

– Знаете какой была наша последняя встреча? Он забрал все наши наличные, оставив меня в соседнем городе с деньгами только на обратный билет и бутылку пива. Купил себе дрянного порошка у местных цыган, сел в электричку и больше его никто не видел. Это случилось первого января. Я осталась в малознакомой компании, дико злясь на него, представляя какой скандал я ему устрою и, ревнуя его к его же свободе…  

Она замолчала ненадолго и посмотрела на хранивший тишину стационарный телефон.  

– …Сейчас он звонит мне иногда с телефонной будки на углу, которой давно уже нет. Помните, той самой, что была между загсом и юношеской библиотекой?  

– И о чём вы говорите?  

– Как и у всех влюбленных, большую часть времени занимает выяснение какой-то ерунды. В конце разговора он делает ход. Мы с ним играем в морской бой по телефону. Ну знаете там… мимо, ранен, убит… И я пока побеждаю. Когда я спрашиваю его о текстах – в ответ получаю только короткие гудки.  

После пережитых реалистичных галлюцинаций, ей очень хотелось верить, даже если это были всего лишь её фантазии. Да и, в общем-то, здорово, если можно связаться с тем, кому уже никогда ничего нельзя сказать. У каждого наверняка есть такие люди. У меня тоже был такой человек, поэтому я спросил:  

– А по этому телефону можно связаться только с ним?  

– Не знаю. Трудно сказать. Возможно, что и не только с ним, – неопределённо, но честно ответила Гала. Теперь я точно был готов принять её игру.  

– …Как бы это пафосно не звучало, но мои настоящие чувства остались на рубеже тысячелетий, – эта её фраза прозвучала ностальгически-задумчиво.  

– Верните мой 2007! – неожиданно провозгласил Костик.  

Я с лёгкой укоризной посмотрел на него. Во-первых – зачем он так часто встревал в её монолог, а во-вторых – в 2007-м я служил в армии, и возвращать этот полный казарменных откровений период жизни, мне ну никак не хотелось.  

– Если хочешь, можем за разговором сыграть в го? – апатично предложила наша собеседница.  

– Я не умею. Но может, я научу тебя игре в карточный футбол?  

– Давай как-нибудь в другой раз, – ответила она, – А по поводу текстов его песен… Тут вообще творится полное безумие – они появляются в моём сознании и тут же исчезают. Совсем как у тебя с текстом на «Нирвану». Я часто не успеваю их записывать. А те, что успеваю – потом куда-то бесследно исчезают. Но это не удивительно – я записываю их на любой бумаге, которая подвернётся под руку…несколько раз я даже записывала их прямо на обоях, – она указала на оборванные кусками обои в каминной, – Но потом находила их в таком состоянии…  

Где-то хлопнула дверь – наверное, это уходил наш новый знакомый Фредди.  

– …Что я только не делала – пыталась запомнить, но тут же забывала все слова в восторге и восхищении от прочитанного в своей голове. А кроме моей головы, они часто появляются как стихи, написанные белыми чернилами в этой чёрной тетради, но опять же на очень короткий промежуток времени. Я думала, фотографируя на смартфон, смогу сохранить хоть что-то, но на фото оказываются видны лишь чёрные пустые листы. Вот эта проклятая тетрадь! – она протянула мне усталый скетчбук. Пролистав первые несколько страниц, я обнаружил между ними исписанный клочок выцветших охристых обоев. Я прищурился, чтобы разобрать неровный почерк так безнадёжно влюблённой в своё прошлое женщины. Это был куплет песни, написанный под явным влиянием Дженис Джоплин:  

Пристегнись, я кончаю…  

Прямо в мутный осадок,  

На слова о свободе,  

На ошибки глупца.  

Ты ведь хочешь остаться  

До конца всех приколов?  

До конца автострады…  

До начала конца…  

– Утром я успела сорвать его со стены первой, пока его не сорвал кто-то другой. Хочешь, возьми его себе. Возможно, у тебя он не потеряется.  

– Прости, а кто кроме тебя их ещё срывает?  

– Дьявол его знает, – с некоторым раздражением ответила сильная слабая женщина.  

Я с заинтересованностью Незнайки задаю вопрос о фотографиях, что были повёрнуты лицом к стенам и, получив разрешение взглянуть, направляюсь к той, что висела у камина. Переворачиваю и внимательно разглядываю изображение. На фото – забытый рок-н-рольщик и Гала на фоне моря и памятника Русалочке в Копенгагене. Так вот как он выглядел! Светлые прямые волосы до плеч, чёрные круглые очки, кеды и клетчатая красная рубашка. Гала была в чёрном полупрозрачном саване в пол. Я передал фото Косте, что бы он тоже увидел Его.  

– Забавно, что ты выбрал именно эту фотографию, – усмехнулась повзрослевшая со времён фотоснимка неформалка, – После его смерти я хотела снова поехать на это место и развеять половину праха на побережье. Конечно, если бы у меня была эта половина.  

– А это правда, что его могила прямо в этом особняке? – спросил Иа-Иа.  

– Да, но чисто символическая – стеклянная плита в полу соседней комнаты, той, что за плакатом из сериала про двух агентов ФБР и небольшой алтарь над ней. Он сам так хотел ещё при жизни – чтобы его похоронили в этом доме.  

– Похоже, это была настоящая любовь, – я позволил себе сделать такой шероховатый вывод.  

– Да, это точно была любовь. Иначе как объяснить, что я вообще на него повелась. Я, как и все представители своего поколения, росла на перестроечных фильмах и циничных американских мультиках, где все без конца бьют друг друга по голове и раздают поджопники. Поколение наших родителей выросло на советской мультипликации – наверно, поэтому они гораздо человечнее нас. С юных лет, думая о том, как продать себя подороже, я просто не могла залипнуть в никому неизвестного провинциального музыканта. А тут втрескалась в него по уши…  

Глоток чая.  

– …В начале Саше нравилось смотреть на мир из тесной грязной кучи, но после первого большого концерта он начал меняться… У него было удивительное качество – слышать музыку в том, как звучит его город…  

Ещё один глоток чая. Мы уже не перебиваем её.  

– … Часто вспоминаю случай на одном из сборных сейшнов в Подмосковье. Один милиционер исподтишка спросил кассету с записью и предложил спеть в бане у начальника отдела на дне рождения. Но Саша никогда не был певцом, который поёт свои песни у чужого стакана виски. Да и милицию он, мягко говоря, недолюбливал. Доблестный блюститель закона в ответ на отказ, выписал именно ему штраф за нахождение пьяным в общественном месте, хотя других отравленных этилом людей с большим трудом вмещал в себя окрестный пейзаж. Тогда Саша и пообещал этому представителю власти: «Я никогда не запишу ни одной песни, чтобы не ублажать таких, как ты! » Что ж, он сдержал своё обещание. Да и по сути, у него никогда не было своей группы для того чтоб полноценно записаться. Ты же знаешь, как это бывает – то люди не те, то он не тот, то репетировать негде, а то и даже потрахаться…  

Она отламывает кусочек от шоколадной плитки и отправляет его в свой яркий красивый рот.  

– …Первый заметный концерт он сыграл, не репетируя, со случайными людьми из других групп. Потом это вошло в его практику, так как песни были совершенны – их мог подыграть с ходу любой более-менее вменяемый музыкант. Концерт прошёл в хреново отопленном зале кинотеатра, где в пульсации стробоскопа публика напоминала скорее музей восковых фигур. Потом с ним даже выходило интервью в какой-то местечковой газете. Он специально запретил мне покупать тот номер. А после я не смогла найти даже хотя бы один экземпляр – видимо, он был смят и выброшен в урну наступивших дней. Как, впрочем, и любые другие выпуски местных малотиражек… За что я любила своего музыканта, так это за то, что он продолжал жить по-настоящему, не смотря ни на что, во весь рост, пропуская мимо мелочные, злобные и издевательски-завистливые разговоры…  

Она вновь посмотрела на немой телефонный аппарат.  

– …Иногда мне казалось, что ему интересны страшные и жадные люди, которые торгуют деньгами. Но он не был похож на тех, кого портят первое легко заработанное бабло. Наши отношения и его отношение к жизни были настолько простыми, что стали неописуемо сложными. Они стали попахивать дешёвыми мелодрамами и театром в самом пошлом смысле этого слова…  

Гала вздыхает.  

– …Потом он исчез в двадцать семь. Я не очень люблю все эти бредни про придуманный журналистами мистический клуб, но, по-моему, в этом клубе явно не хватает Башлачёва, Эдуарда Старкова и Александра Кая… Со мной остались только его песни, но он не учёл, что музыка не звучит, когда ты не дышишь…  

Глубина откровенности просто обезоруживает. Она подкуривает длинную тонкую сигарету металлической бензиновой Zippo. Я смотрю в её глаза – её тоска совершенна, а её любовь безапелляционно шлёт на х*й все подобные чувства, описанные в литературе, музыке и кино.  

– Блин, я каким-то образом научилась говорить о нём исключительно в духе сериала «Отчаянные домохозяйки», хотя смотрела только первый сезон, – добавляет Гала ко всему вышесказанному. Смотря на меня, она неподдельно интересуется с по-доброму лукавой улыбкой:  

– Ты ведь тоже любишь чёрные круглые очки?  

Отвечаю, что – да, и что многие достойные люди подчёркнуто пропагандируют этот стиль. В памяти всплывают фотографии Леннона, Оззи Озборна, Егора Летова, Григория Лепса, Ивана Охлобыстина, кота Базилио в исполнении Ролана Быкова.  

Её следующий вопрос снова ставит меня в небольшой ступор:  

– И ты ведь тоже гадаешь по книгам?  

– Да, – не сразу признаюсь я. Она дождалась моего ответа и продолжила:  

– Я люблю гадать по «Чайке Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха. Хотя я и понимаю, что лучшая книга, написанная человечеством – это «Сто лет одиночества» Маркеса, но эта самая «Чайка» была моей первой книгой, которую я прочитала из так называемой «странной» литературы. Саша подарил мне её на втором свидании, это была его любимая книга.  

Что ж, Гала, для многих познание «странной» литературы началось с Ричарда Баха. В том числе и для меня. И я тоже гадаю по книгам, и тоже не по самой любимой – «У нас это невозможно» Синклера Льюиса. Это единственная вещь, которая мне осталась от моего отца. Он навсегда уехал от нас с мамой, поцеловав меня спящего в набитую накануне шишку на лбу, когда мне было пять лет. И я не видел его с тех пор. Каждый свой день рождения я открываю наугад страницу и читаю предсказание на предстоящий год моей жизни. И так как эта книга – антиутопия, предсказания сбываются зачастую с пугающей достоверностью.  

А по поводу «Ста лет одиночества» – да, она сногсшибательна! Спасибо и Маркесу и переводчику с испанского, но я всегда считал, что лучшая книга, написанная человечеством, пишется именно сейчас, в данный момент времени и про каждого живущего на Земле. Иногда в прозе – в малых и больших жанровых формах, а иногда и в поэзии. Я очень люблю хорошую поэзию…  

Кажется, я размышлял вслух…  

– Кстати о хорошей поэзии… – хозяйка дома перебила мои рассуждения, – Ты заметил, как в наши мысли и произнесённые слова вплетаются цитаты из воспоминаний Вертинского? Значит, настало его время быть нами услышанным! Ты умеешь обращаться с проигрывателем и пластинками? Поставь вон ту, в белом конверте с нарисованным грустным Пьеро.  

Я взял с этажерки нужный экспонат этого уникального музея мистики и пока собирался поставить старую пластинку, молчавший до этого Костя, снова вставил в происходящее свои пять копеек:  

– А я бы сейчас с удовольствием послушал Кобейна! Вон ту самую «Sappy», про которую ты говорила.  

Ах, этот восхитительный талантливый большой ребёнок Курт Дональд! Говорят, за свой первый альбом он получил около 3000 долларов. И вместе с друзьями Микки Нельсоном и Джо Петерсоном, потратил 1000 баксов в магазине игрушек и приколов. Помимо приставки Nintendo и игрушечных пистолетов, он затарился искусственным собачьим дерьмом, ампутированными конечностями и резиновой блевотой. Как он сам говорил позже: «Это была просто куча мусора, с которой я мог здорово повеселиться, что я, собственно, и сделал».  

– Хочешь послушать «Нирвану», – обратилась Гала к моему другу, – Возьми на полке круглые очки и надень их. На постэффектах от цветочного чая наверняка должно получиться услышать то, что ты хочешь. Не спрашивай, как это работает – просто надень!  

Рассматривая конверт, а потом и саму пластинку я поймал себя на мысли, что мои действия из глаголов несовершенного вида почему-то переходят в глаголы совершенного. Должно быть, мои постэффекты были филологического толка.  

Наконец я разобрался с проигрывателем и услышал знаменитое грассирование Александра Вертинского. Под приятное шипение пластинки зазвучала «Кокаинетка». В удивлении я даже немного повысил голос:  

– Но ведь этого не может быть! По-моему, записи этой песни вообще не сохранилось!  

– А это тогда что? – гордо сказала Гала, – Знала, что тебя зацепит.  

Я всегда утверждал, что если хочется добавить в происходящее немного психоделии – то Александр Вертинский просто создан для таких моментов. И сейчас это было весьма кстати.  

Его песенные миниатюры не похожи на откровенно дерьмовые релизы, навязанные диктатурой продюсерских кошельков. Они по-настоящему живые, хотя написаны около сотни лет назад. А «Кокаинетка» оказалась именно такой, какой я ее себе и представлял, читая когда-то неозвученныый текст – довольно задорной песней о мучительном приятии неизбежного. Я был окончательно смят чувством вкуса загадочной Галы и тем, как и где она находит подобные артефакты. В данный момент, слушая гениальную песню про одинокую бедную девочку, я находился аккурат посреди мира, который в очередной раз поделился на экспертов и горлопанов со звериным верноподданством отстаивающих правильную точку зрения, а также тех, кто с этим молча не согласен. Так было всегда и везде, и только ещё за малым не спрыгнувшей с ума девочке из пенсии было смертельно прекрасно в своём кокаиновом пофигизме. Многие бы отдали полжизни за такое счастье. Но кайф не может длиться вечно! Костя, твой, мать его, выход!...  

Иа-Иа начал подыгрывать в ритм слушаемой им за чёрными круглыми очками песне, невесть откуда нашедшимися маракасами. Гала строго посмотрела на него и рявкнула:  

– Да оставь ты эти бля*ские погремушки!  

Костя тут же положил их на полку… Затем снял, широко улыбнулся и повторно нацепил на нос очки. Видимо, трек действительно зашёл.  

Я достал сигарету, но не смог подкурить её – моя зажигал сдохла и Гала любезно и ловко бросила мне свою Zippo. Бензиновая прелесть была идеальной в своём брутальном совершенстве, не испорченном рисунками орлов, флагов, эмблем автомобильных марок или чем-то ещё. Я подкурил и положил металлическую изысканность на стол возле себя.  

– Расскажи мне ещё что-нибудь. Я так увлечённо слушал женщину только в универе на лекциях по зарубежной литературе.  

Губы собеседницы сложились в лёгкую полуулыбку.  

– Скажу тебе по секрету – на том свете почти не говорят о море. Томас Ян и Тиль Швайгер немного недооценили рай. Там говорят о лучших концертах, которые ты посетил. Как начинают звучать первые аккорды заветных песен, и зал озаряется огоньками тысячей светлячков. О том, как пробегают мурашки по коже, когда вокалист начинает петь знакомые и будоражащие строчки, чтобы на припеве со всем залом затянуть сводящие с ума слова. Как прожекторы на сцене пульсируют в такт музыке, чтобы укротить тишину и навсегда остаться самым прекрасным в мире зрелищем. А когда дело доходит до партии соло-гитары, время будто останавливается, вбирая в себя энергию самых ярких и непорочных светил, и длится несколько вечностей подряд. Так говорят те, кто в экстазе постиг невозможное. И теперь им подвластно всё – и понять смысл любви, и описать словами приход от ЛСД, и сделать скриншот двадцать пятого кадра. Ну, или правдиво заговорить о политике и войнах так, чтобы не оказаться в тюрьме. Каждый становится равен ангелам, и оставляет лучшую часть жизни на своём любимом концерте…  

Я слушал Галу, поражаясь скрупулезной точности её образов. А Иа-Иа слушал её, открыв рот. Голос звучал гипнотически, воздействуя на самые потаённые участки подсознания.  

– Да, и ещё… Посмотрите мультик «Колдуй отсюда! », к концу года должен выйти… И…при следующей встрече, я буду коротко подстрижена, под мальчика, поэтому вы рискуете меня не узнать. Я проспорила свои волосы одному влиятельному господину. Как модно сейчас говорить в некоторых кругах – тому чьё имя мы не называем.  

– А на что вы спорили? – спросил Костик.  

– Возьмешь ли ты с собой… – она посмотрела на меня, – своего забавного приятеля или нет. Я почему-то была уверена, что ты придёшь один.  

Гала распустила тугой хвост, и вьющиеся густые чёрные волосы потрясающим воображение водопадом обрушились на её загорелые и трогательные плечи. Теперь она была не инфернально, а непорочно прекрасна в роскоши своей зрелости. Иа-Иа в изумлении так и не закрывал свой рот. Да и я, наверное, тоже.  

– Посмотри, может в тетради что-то появилось…  

Я открыл скетчбук на случайном междустраничье. Действительно! На нескольких чёрных листах белой гелиевой пастой появлялись слова.?????????  

На всём, что уже произошло вечер неожиданностей, очевидно, не был закончен!  

На матовых страницах «проклятой» тетради проступало моё стихотворение, написанное года четыре назад и навсегда отвергнутое мною за его неперспективность.  

Буквы плясали у меня в глазах, но я все же начал читать… Вроде бы даже вслух…