Я такой старый...

Я такой старый, что помню времена, когда маленькие мальчики носили лифчик. Вы этому не верите? Я тоже усомнился в этом факте, подумал – может это у меня какое-то ложное воспоминание, аберрация сознания? Погуглил тему – действительно носили.  

Я такой старый, что помню как по дворам ходили точильщики ножей и ножниц, и зычным криком рекламировали свою услугу.  

Я такой старый, что помню  как по телевизору показывали новости о войне во Вьетнаме. А телевизор этот назывался КВН. Он имел экран размером с сигаретную пачку, а чтобы изображение в нем казалось больше, перед экраном была установлена линза. Такое вот элегантное инженерное решение. Линза эта представляла собой плоскую стеклянную емкость с жидкостью внутри. Мое детское любопытство не давало покоя, хотелось узнать, что это за жидкость. Я взял у матери вязальную спицу и нашел возможность засунуть ее внутрь линзы. Жидкость оказалась более густой и вязкой, чем вода. Кажется, туда наливали глицерин.  

Я очень сочувствовал вьетнамцам и иногда играл во вьетнамского патриота, которого поймали и мучают американцы, чтобы узнать у него военную тайну. Несмотря на жесточайшие пытки я ничего не выдал!  

Про эту войну публиковали комиксы в детских журналах Мурзилка или Веселые Картинки. В них американским воякам всегда здорово доставалось.  

Еще передавали в новостях о бомбежках Ливана. Даже и в те давние времена на Ближнем Востоке было неспокойно.  

Мы жили в Харькове, я родился в этом городе. Однажды мы с мамой оказались на жд вокзале, собирались ехать  в какое-то пригородное место. А там, среди прочих направлений значился поезд в Лиман, и я поинтересовался у мамы – не опасно ли там? Ведь там бомбят! Мама меня успокоила, что в Лимане никто никого не бомбит. Но как показали события исторического процесса, это оказалось лишь вопросом времени. И, кстати, обошлись без всяких американцев, своими силами, так сказать.  

Мы с мамой жили в университетской общаге, которая по сути была коммуналкой – общий туалет, кухня, умывалка. Горячей воды не было. Чтобы принять душ, нужно было греть воду в тазике на газу, а потом в этом же тазу и мыться. Или налить теплую воду в специальный бак и таким способом принять душ. В туалете было грязно. Никто не рисковал садится на унитаз, на него взгромождались ногами. Однажды, мы пришли в гости к маминой подруге, которая получила современную квартиру, я там пошел в туалет, и по привычке взгромоздился ногами на пластиковую седушку и она треснула из-за этого. Не знаю уж, как мама выпутывалась из этой ситуации, наверное, такие седушки были дефицитом.  

Зимой вода в кране была просто ледяной, и этой водой было очень некомфортно чистить зубы, притом, чистили в основном зубным порошком, зубная паста имела в себе некоторые признаки элитарности. Особенно желанной была паста с апельсиновым вкусом. У кого-то из соседей такая паста стояла на полке, и я иногда тайком выдавливал из нее немного, просто полакомится, как сладостью.  

И вот чистишь зубы этим дурацким порошком, а потом споласкиваешь рот ледянной водой, прижав губы к латунному крану. А от этого, сука, крана, тебя в губы хреначит током. Ну, не то чтобы прямо хреначит, а скажем так – пощипывает. Наверное, где-то провода с водопроводными трубами перепутались, ничего особенного.  

Наверное, с точки зрения современных стандартов, такие условия жизни представляются довольно жалкими. Но я-то, ничего другого в жизни и не видел, поэтому мне было норм.  

Мы жили без отца, родители развелись примерно через год после моего рождения, притом отец смог убедить маму отказаться от алиментов, обещал, что будет сам платить, но, конечно ничего не платил. Жили мы бедновато. Но, правда, отец меня иногда брал на выходные или сходить в кино, кафешку какую-нибудь. Я обожал отца. Он был такой весельчак. Типа меня сейчас. Само собой, был не дурак выпить. А я тогда на дух не переносил алкоголь и табак и пытался запрещать отцу напиваться во время наших прогулок. Это бывало так – отец меня спрашивал  – не хочу ли я соку? Я хотел, конечно. Мы заходили в гастроном, а там был отдел в котором прдавали всякие пирожки-коржики и наливали сок из стеклянных конусов, закрепленных на специальном стояне. В одном, например, яблочный, в другом – томатный, в третьем вишневый, а в четвертом  – винишко. Отец подмигивал продавщице и говорил, чтобы она налила мальчику сока, и ему тоже... сока. Потом мы шли, допустим в кино, и отец начинал чихать. Он мог чихнуть раз 10 подряд. Я тогда никак не мог понять эту особенность отцовского организма и сильно удивлялся на нее.  

Сейчас у меня тоже иногда проявляется эта особенность, если я выпью бутылочку красного ценой не дороже 4 евро.  

Друзья отца тоже были весельчаками сходного типа. Многие умерли молодым. Однажды, отец с друзьями отчудили такую шутку – пришили на мое пальтишко настоящие сержантские погоны со старого отцовского курсантского кителя. И в таком виде отвели в детский сад. Мне казалось это лучшим днем моей жизни, я представлял, какой фурор произведут эти погоны среди детсадовских детей. Но, как это часто бывает в жизни, момент наивысшего торжества в одно мгновенье превратился в момент позора и краха надежд. Картина маслом – я ревмя реву, а воспиталки спарывают ножницами погоны.  

Помню, как пришел впервые в детский сад. Мама принесла с собой очень красивый набор из яркой пластмассы – чашка с блюдцем. Это были времена, когда пластмассовая посуда или нейлоновые рубашки считались модными и современными вещами. "Вот из какой красивой чашки я буду тут пить! " – думалось мне. Но больше этой чашки я никогда не увидел. Очевидно, это был подарок, подношение. Мама пыталась делать научную карьеру, а для этого ей было нужно время. Поэтому меня на некоторое время отдали в садик на круглосуточное пребывание. Домой меня забирали только на выходные. Днем еще было ничего, а по ночам воспиталки устраивали детям жесткий прессинг, могли поднять всех среди ночи и заставить маршировать по кругу, из-за того, что кто-то из детей не спал и шумел. А нарушителя ставили в углу на колени на кучку соли. И вот мы такие бредем сонные по кругу, а нарушитель улыбается и пробует соль на язык. Кафкианство какое-то! Особенно мне одна воспиталка запомнилась с явными садистскими наклонностями. Такая чернявая, похожая на венгерку или цыганку, с короткой стрижкой, которая делала ее похржей на мужчину. Не помню ее имени, а лицо до сих пор перед глазами.  

Лет 10 назад я последний раз приезжал в Харьков, и среди прочего, захотелось посмотреть места моего детства. В здании университетской общаги где мы жили, устроили ментовку, а детский сад я не смог отыскать. Он где-то во дворах был, и похоже в том доме теперь тоже что-то другое. А сейчас даже не знаю что там. Может путинские ублюдки все порушили ракетами.  

Окна нашей комнаты открывали вид на старое кладбище, в какой-то момент его начали ликвидировать и позже (когда я уже уехал из Харькова) сделали из этого кладбища парк. Но ликвидировали его таким образом, что человеческие кости частенько оказывались на виду и в бесхозном состоянии. Школа, в которой я потом учился, тоже распологалась поблизости, и однажды я наблюдал как школьники на спортивной площадке играли в футбол черепом. А так-то это кладбище было местом наших игр. Даже из садика нас туда иногда водили погулять. Помню, как-то во время такой прогулки кто-то из детей нашел натуральную мину от миномета еще с военных времен, очевидно. Кстати, воспиталки не стали вызывать милицию или что-нибудь такое. Просто выбросили эту мину куда-то.  

Но, конечно, не все в той жизни было таким чернушным. Да и, собственно говоря, та чернушность проглядывает из прошлого в контексте сегодняшней жизни. А тогда это и не воспринималось как чернуха. Ну играют дети в футбол черепом, как-то странно и немного удивительно, но не страшно и не шокирующе. Ну, поставили малолетнего ребенка на колени на соль, ну и что? Значит воспиталкам такое позволительно.  

Но были и моменты чистого незапятнанного детского счастья. Мне повезло, что каждое лето мама уезжала по своей работе на биостанцию в прекрасное место возле села Гайдары на берегу Северского Донца. Ну, и меня с собой брала.  

Я как-то всю жизнь был склонен к индивидуализму и интроверности, все эти детские садики, школы и армии вызывали у меня неприятие и отторжение. А тут среди прекрасной украинской природы похожей на райский сад я был, в основном, предоставлен сам себе, и мне не было скучно. Я мог часами играть с муравьями, наблюдая их передвижения и коммуникации, иногда и сам участвуя в их делах в роли "бога из машины". Когда я вспоминаю то время, меня поражает, какое у меня было яркое восприятие мира, какой был цвет у травы, у неба, какое все было... настоящее! Иногда мне кажется, что это не я постарел и одряхлел, а это случилось со всем миром. Когда я родился мир был ярким и блестящим как новенькая монетка, сейчас он уже выцвел и запаршивел, а к моменту моей смерти и миру придет конец.  

Лишь однажды мне удалось вернуть это ощущение детского восприятия, когда я лет в 25 сделал себе укол кетамина из банки с надписью крупными буквами "Для ветеринарных целей". Ощущение было таким, словно с мира содрали защитную пленку, которая делала его серым и невыразительным. Но эффект от наркотика длился не больше часа, а потом все вернулось на свои места.  

Но я отвлекся. Да, многое было другим. Например, пивные или лимонадные бутылки. Честно сказать я уже даже не могу точно припомнить их форму. Кажется у них было длинное горлышко. Вот эти вот евробутылки с невнятным переходом в горлышко появились как раз в 70-е года. В таких бутылках продавались сначала только болгарские соки и нектары. А в жестяных пробках для лимонада и пива внутри была прослойка из пробкового дерева. Пластиковые кружки стали туда помещать гораздо позже. Развесные товары  покупателям насыпали тогда в кульки из грубой оберточной бумаги. Не могу вспомнить, когда появились пластиковые одноразовые пакеты. Наверное, уже в 80-е. По крайней мере еще в начале или середине 80-х мама стирала, а потом сушила их на батарее для повторного использования.  

Я уже писал про наш телевизор КВН, но у соседей, которые жили побогаче, была черно-белая "Березка". А хотелось-то цветную. И вот они купили специальную пленку, которая крепилась на экран и окрашивала все происходящее радужными кислотными разводами. Например, хоккей.  

У нас долго не было холодильника, я это помню, потому что мы хранили сливочное масло в банке с холодной водой. Но из этой общаги постоянно кто-то выезжал, и одни из таких уехавших соседей подарили нам свой старый холодильник. Я таких больше никогда не видел. Это была такая кухонная тумба, половина была отведена под холодильник – справа, а слева такое же пространство но без охлаждения, вроде буфета. А сверху получался кухонный стол. Конечно, и кухня и комнаты кишели тараканами, с которыми никто даже и не пытался бороться. Клопы тоже периодически  заглядывали на огонек. Кто-то говорил, что клопы ползут из ласточкиных гнезд, которые эти птицы устраивали в верхних углах окон нашего дома. Про вшей не помню, но знаю, что минимум однажды меня постригли наголо по этому поводу.  

Про туалетную бумагу тоже сейчас не припомню, когда ее впервые увидел. В нашей общаге все подтирались газетами, а то еще частенько приносили в туалет ненужные книги, и можно было не только справить нужду, но и духовно обогатится в процессе. Я даже принес из туалета пару книг, которые не успели еще сильно порвать. Одна из них, помнится называлась "Как закалялась сталь".   Я принес ее в нашу комнату со словами: "Смотри, мама, какие интересные книги наши соседи выбрасывают в туалет! "  

Кстати, первые мои воспоминания относятся к возрасту до трех лет, я это помню потому что они относятся к периоду, когда я жил в поселке Богодухов в Харьковской области с бабушкой. Ведь мама делала научную карьеру, я об этом уже упоминал.  

Когда я рассказывал об этом своему отцу, он не поверил, что я имею воспоминания с такого раннего возраста. Но я описал дом где мы жили,   расположение комнат и как выглядели входные двери. И отец вынужден был согласится, что я помню все правильно.  

Хотя этих воспоминаний не так много осталось. Например, я помню, как мы идем с бабушкой рядом с жд станцией и я вижу, что по крыше вагона ходят люди. Не как в Индии, где на каждой крыше вагона сидит по 100 человек, но человек 4-5 там было. Другое мое воспоминание тех лет – похороны бабушкиной соседки или знакомой.   Мы стоим на краю могилы, это глубокая яма, причем ее стены выложены кирпичной кладкой, и я жутко боюсь, что мы свалимся вниз. Конечно, странное воспоминание, и раньше я думал, что это снова ложное воспоминание, но по здравом размышлении, решил, что при выкапывании могилы могла обнажиться кладка какого-нибудь сожженого в революцию помещичьего дома, а мой впечатлительный детский мозг экстраполировал эту кладку на все пространство могилы.  

В чем же был смысл маминой научной работы, из-за которой мне приходилось жить то у бабушки, то ходить в круглосуточный садик?     

Это были исследования влияния магнитного поля на появление новых мутаций в живом организме. Опыты проводились на тутовом и дубовом шелкопряде, а также на дрозофилах. Соответственно, моими игрушками с ранних лет стали огромные магниты, всякая лабараторная посуда, гусеницы и бабочки шелкопряда (у дубового шелкопряда очень красивые бабочки, а бабочка тутового шелкопряда похожа на уродливо крупную моль). Исследования длились около 10 лет и мама даже защитила на них диссертацию. А результат их оказался таким – магнит не оказывает никакого влияния на организм. Никаких мутаций. Так что можете смело носить магнит хоть на брелке, хоть в ожерелье, хоть в ушах. От этого у вас не родится двухголовый ребенок. А если все-таки родится, ищите причину в другом.