Первый

Ласковое весеннее солнце, яркая синева неба и неумолчные трели жаворонков в вышине. Мне идет пятый год. Мы с братом вышли на охоту. У него на боку тряпичная сумка для трофеев и ведро для воды в руке. Это – снаряжение. В сумке лежат уже несколько тушек сусликов, на которых идет охота.  

Мягкие складки овражных балок, изумрудная зелень молодой травы с редкими вкраплениями мелких желтых крестиков, – цветков «гусиного лука». Если осторожно потянуть за стебелек, то выдернув обнаружим маленькую луковичку, которую можно есть…  

Заметив очередной объект – стоящего столбиком около норы суслика, мы направляемся к нему. Через некоторое время зверек ныряет в норку. Брат начинает лить воду, вода уходит, но ее оказывается недостаточно, и он вынужден отправиться за водой, оставив меня около норки.  

До чего же хороша весенняя степь, еще не выжженная знойным летним солнцем! В эту пору сельские парни и девушки отправляются куда-то («мелких» не берут) далеко за околицу села и возвращаются потом с охапками, уже немного подвявших бордовых степных тюльпанов. Может быть тюльпаны были и другого цвета, но мне почему-то запомнился именно этот цвет. Во всех деревенских домах появляются букеты этих чудесных весенних цветов.  

Воспоминания прерываются каким-то бульканьем в норке. Догадываюсь, что суслик решился покинуть убежище. Оглядываюсь вокруг, но брата еще не видно. Вспоминаю его действия и занимаю позицию позади норы, держу наготове руку над выходом из нее. Вот показывается голова и шея, серая, с желтыми крапинками шубка. Хватаю зверька за шею, крепко сжимаю и выдергиваю из норы. Суслик дергается всеми четырьмя лапками, изворачивается, пытаясь освободиться. Изо всех сил сжимаю добычу, удерживая ее на вытянутой руке. Через некоторое время зверек затихает, безвольно обвиснув. Таким меня и застает вернувшийся с водой брат…  

Через несколько часов возвращаемся домой. В сумке около десятка трофейных экземпляров. Брат начинает разделывать добычу – снимать шкурки и развешивать их для просушки. Позже шкурки за какие-то символические деньги будут куда-то сданы. Это вклад в общий семейный бюджет.  

А я отправляюсь к отцу. Он работает мотористом в сельской дизельной электростанции. Я и раньше уже бывал у него. Мне нравится наблюдать запуск двигателя: из тела громадного (как мне тогда казалось) маховика – массивного металлического колеса, вытаскивалась рукоять. Отец начинал, сначала медленно, а потом все быстрей, раскручивать маховик. Потом передвигал какой-то рычаг и дизель, несколько раз беспорядочно чихнув, вдруг начинал ровно отстукивать ритм. Затем отец еще что-то переключал и лампочка, свисающая с потолка над головой, медленно наливалась светом. Дизель, несколько изменив звучание, продолжал мерно напевать свою песню.  

Вечером вся семья собралась за столом. Сегодня на ужин кроме зеленых крапивных «щей», экономно сдобренных яйцом, было мясное меню. Нужно сказать, что во второй половине послевоенных сороковых годов питание не отличалось обилием, и мясо было довольно редким блюдом. Сегодня героями дня были мы с братом – охотники, добытчики! На столе стояла миска с горкой подрумяненных тушек. Брат рассказал о моем «охотничьем подвиге». Все дружно поздравили меня с «почином».  

С той поры прошло много лет. В числе моих охотничьих трофеев были и олени, и бараны, и медведи. Далеко не каждый добытый зверь сохранился в моей памяти. В основном запоминались эпизоды с какими-то нестандартными ситуациями. А вот мой первый «трофей» до сих пор остался в памяти в деталях.