Разговор по душам

Мой личный, и как обычно до крайности мутный, канун нового года ознаменован на редкость дурным предчувствием чего – то неизбежного, пугающего, волнительного, как это обычно бывает у других людей… Только…. На этот раз все иначе. Спустя неделю после смерти моего лучшего друга, все в этой жизни кажется мне чужим, совершенно лишенным смысла, незнакомым, бредовым… Если у обычных людей все те чувства, которые я испытываю сейчас, лежа на своем коричневато сером, потрепанном диване, тупо уставившись в пустоту над собой, заменяющую мне испещренный флюорисцентными лампами потолок, если те чувства, будоражащие душу вызваны ничем иным как ощущением грядущего праздника, с последующими за ним разномастными подарками в яркой, режущей взгляд оберткой, звон бокалов и неестественно живыми огнями новогодней елки, у меня же эти чувства не вызывают ничего иного, как предчувствия скорого и неминуемого приближения смерти…  

Отчего такой пессимизм? Отчего такое невеселое и упадническое расположение духа?  

Переворачиваясь на другой бок, и вслушиваясь в скрип пружин под собой сам задаю себе тот же вопрос, назло не находя ответа. Хотя возможно все это связано со скоропостижной смертью моего приятеля… Того самого приятеля, с которым мы отмечали этот хренов праздник вдвоем на протяжении целых восьми лет, и не разу не упрекнули друг друга в своем обоюдном одиночестве, как и в отсутствии подарков.  

Поднявшись с насиженного места, расправляю затекшие мышцы, и целеустремленно, направляясь к окну, раздвигаю тяжелые, ненавистные шторы, специфического цвета «вороньих какуль» как обычно любил выражаться мой мертвый товарищ, и раздвинув тяжелую ткань выглядываю на улицу, уже подернутую первой поволокой наступающей новогодней ночи. Людей практически не видно, последние темные силуэты уже успели раствориться в своих норах, в потаенных глубинах мрачных подъездов, в разявленных пастях своих разномастных квартир, в окружении семьи, любимых, близких друзей…  

А я как пень вынужден остаться один, в эту новогоднюю, самую ужасную в моей жизни ночь… После смерти Белки ( всего лишь дружеское погоняло моего товарища, прицепившееся после одного знаменательного случая, когда его по-пьяне действительно укусила белка, но сейчас не об этом ), я впал в такую жуткую, можно даже сказать лютую депрессию, что даже дошел до того, что в эту ночь разогнав всех своих псевдо-знакомых пожелал остаться один. Один в совершенно пустой, точнее опустевший после ухода моего товарища квартире, среди пустых, безликих, ставших хламом, пылью и пространством воспоминаний о лучшей, счастливой жизни, которая у меня была когда – то…  

Смотря на мигающие беспрестанно огни новогодней, искусственной елки, одиноко стоявшей в углу, такой же как и я одинокой, в этот вечер, я подловил себя на шальной мысли о том, что до сих пор скучаю по Белке. Белка был белкой, в самом прямом смысле этого слова, иначе говоря, это прозвище ему целиком и полностью соответствовало. Вечно шебутной, рыжий, но без веснушек, долговязый, с оттопыренными ушами и сам по себе нелепый, он умел оживить любую толпу, любое помещение и любую ситуацию, где бы на самом деле не находился и куда бы не занесла его вечная сука – судьба. Но не смотря на это, ему вечно не везло, а особенно его невезучесть сыграла с ним злую шутку неделю назад. Как бы иронично это не звучало, но у Белки случилась белка. Проще говоря передоз и живописный полет с восьмого этажа, после чего закрытый гроб.  

Поймав себя на мысли, что стою посреди комнаты с сжатой в кулак рукой, в которую вонзились мелкие окровавленные осколки, хрупкого бокала я будто очнулся из странного сна, или комы, и потеряв всякую нить мысли, поспешил в ванную чтобы извлечь осколки и привести в порядок кровоточащую руку. Оставляя за собой мелкие кровавые капли я стремглав вбежал в ванную, на миг остановившись в ступоре принялся смотреть в зеркало над раковиной, совершенно позабыв о своей ране. На какую – то долю секунды мне показалось, что я вижу лицо своего друга, стоявшего позади меня… Но нет, в зеркале был только я и никого больше. Только я – бледный, со впавшими глазами, и желтыми кругами под ними. Такими же желтыми как цвет моих штор, цепляющихся за елку. Бледный, ссутулившийся, полу размытый, будто призрачный силуэт моего лица с налипшими на кожу темными волосами, как будто выплывал из дымки и вновь погружался в нее, делая мое отражение едва различимым, на фоне многочисленных ярко рыжих знакомых пятен. Моргнув, я восстановил зрение, еще раз оглядев себя в отражение и не заметив ничего подозрительного в своем внешнем, немного болезненном облике принялся смывать кровь с руки…  

« Наверняка я не единственная белка в этой комнате » – сказал бы мой приятель, залпом высушивая третью банку пива.  

Он всегда любил шутить над своим прозвищем, и в итоге по воле иронии дошутился.  

Я скучаю по тебе, приятель, скучаю настолько, что считаю себя самым несчастным человеком на планете, хотя прекрасно знаю что это не так… Но людям свойственно преувеличивать, не правда ли? Ты знал об этом даже лучше меня, мог бы узнать и больше, если бы дожил до своих двадцати двух…