20//21

20/  

Оглядевшись, увидел, что семь уже вышло  

и семнадцать мои так давно позади.  

Двадцать семь далеко впереди, их не вижу,  

на часах ровно двадцать, хоть как ты крути.  

На запястьях шрамы, на ладонях порезы,  

под кожей спят древние тайны,  

не выходят из сердца протесты, как антитезы,  

и киты в океане глаз слишком печальны.  

А всё тело в метафорах, волосы пеплом  

и грязь под ногтями от самокопания,  

боль в ногах из-за вечных побегов  

от людей и непонимания.  

В голове тот же мусор и старый бардак  

и скребутся комплексы непринятия:  

я дышу, я живу, я пишу, но не так,  

чтоб у вас вызывалась симпатия.  

Охладели давно мои руки,  

даже пальцы уже не пишут,  

не листают от скуки  

страницы старых и новых книжек.  

Я реальность путал с кошмарами  

и бесспорно в них верил.  

Я вскрываю старые раны  

и ною, когда они заболели.  

Но пропах я поэзией, пальцы в чернилах,  

тараканы взывают и редко, но пишут,  

а стихи разжигают огонь в моих жилах,  

опьяняют да сносят мне крышу.  

Ещё больше и больше пишу,  

чем писал в восемнадцатом.  

Ещё больше и больше не сплю,  

больше чем в девятнадцать, но...  

Но мне двадцать и я не приблизился  

к поэтичному. Муза в семнадцать ушла  

и недавно я только с ней сблизился,  

мне с ручкой и рифмой гореть здесь до тла.  

Не любовник я этих строк,  

ведь с любовью смотрю на другие.  

Извините, что создал свой манямирок,  

и не вижу все остальные...  

Присмотрюсь, и увижу, что семь уже вышло  

и семнадцать мои так давно позади.  

Двадцать семь далеко впереди, но я слышу,  

а часы здесь застыли на двадцати.  

/21  

Ты прости же меня, но я пьян,  

так пьян лишь одними стихами,  

но один есть только изъян:  

буду трезвым когда я не знаю.  

Год прошёл и написано много,  

я пытался вернуться назад,  

чтоб найти себя не пустого...  

Но что эти возвраты таят?  

Я хотел бы писать поэтичней  

с вдохновением, музой, концовкой.  

Я хотел бы писать символичней  

с футуризмом, прекрасной рифмовкой.  

Не поэт! Но люблю свои строчки  

и я с ними всегда воедино!  

Буду с ними навечно до точки  

и до линии, и до пунктира...  

Пришло время разбиться детально,  

чтоб собраться затем назад.  

Разрушаться я буду тотально,  

посмотри же на мой распад.  

Всё откладываю на потом,  

и потом ничего ведь не делаю.  

Обрисовываю всё кружком,  

и вокруг него долго так бегаю.