Семейное насилие, опека и квартирный вопрос

Тема «семейного насилия» и необходимости борьбы с ним методами узаконенного неограниченного вторжения в семейные дела вновь вынесена на обсуждение феминистками. Мол, усилий и возможностей МВД мало, поэтому необходимо, чтобы с агрессорами и жертвами работали самые разные специалисты – социальные работники, представители органов опеки, психологи.  

Пока суд да дело, в городе Долгопрудном происходит история, наглядно показывающая, как именно будет работать на практике Закон о СБН и кого от кого он защитит.  

Семейно-бытовое насилие в отдельно взятой трешке  

В городе Долгопрудном жила маленькая, но дружная и любящая семья – мама Алена Суворова и ее десятилетний сын Семен. Не так давно в семью пришла беда – мама перенесла инсульт и получила инвалидность третьей группы. При этом женщина сохранила возможность работать и обслуживать себя в быту.  

О единственном позднем сыне Алена заботилась всегда: мальчик нормально питался и одевался, жил в чистоте, учился в школе, занимался в музыкальном кружке, рос с любимой собакой. Конечно, женщина никогда не пила и не принимала вещества. Но из-за болезни матери семья была вынуждена проживать «по месту регистрации» в двенадцатиметровой комнате трехкомнатной квартире, где уже проживает ее родная сестра, взрослый племянник и его невеста.  

Трое взрослых трудоспособных людей, привыкших считать себя единственными хозяевами в доме, были вовсе не рады «пополнению в семействе». Свое недовольство проявляли открыто: сначала Алену заставили держать все свои вещи в комнате, не разрешая оставлять их в местах общего пользования. Затем стало опасно и трудно готовить на кухне, чуть позже – пользоваться санузлом. Вне своей комнате Алене стало опасно находиться – родственники ее избивали.  

В декабре прошлого года после очередных побоев Алена Суворова не выдержала и вызвала полицию. То есть совершала именно то, что в таких случаях настойчиво рекомендует наше государство.  

Чип и Дейл спешат на помощь  

Сотрудник полиции МВД г. Долгопрудный участковый Гладков Илья Александрович поместил избитую женщину в истерике в ПНД, откуда ее на несколько дней госпитализировали в психиатрическую клинику ГБУЗ МО «ПБ № 9» в г. Яхрома. Понаблюдав женщину несколько дней, врачи отпустили ее домой, так как никакого психического расстройства не выявили.  

А пока мама была в больнице, десятилетнего Семена Суворова прямо из школы под конвоем отправили в социальное учреждение как безнадзорного ребенка. Вот так легко и просто, без прощания, без объяснений причин, без возможности связаться с мамой.  

Вернувшись домой через несколько дней, Алена Суворова, которую никто не лишал родительских прав и не ограничивал в них, бросилась в органы опеки с законным вопросом: где мой сын? Верните мне ребенка! Органы опеки долго отказывались сообщать информацию о местонахождении Семена (мальчика несколько раз переводили из одного приюта в другой, очень далеко от дома), проводили заседания КДН, где мать запугивали и склоняли к отказу от сына.  

В современной России это обычная практика ювеналов: детей скрывают от родителей, намеренно создают препятствия для общения, не фиксируют посещения ребенка в приютах, если получается их добиться, чтобы после обвинить родителя в самоустранении от воспитания ребенка. А значит – есть «законный» повод для лишения родительских прав!  

Статья 77 Семейного Кодекса РФ разрешает органам опеки немедленно отобрать ребенка из семьи, если дома его жизнь и здоровье находятся в опасности. Семену Суворову дома с мамой, в их тесной комнате, ничто и никто не угрожает. Но, по мнению опеки, болезнь матери и маленькое помещение – это угроза, от которой ребенка надо срочно спасать.  

Семен нашелся в ГКУСО МО «Долгопрудненский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних Полет», матери удалось с ним встретиться. Мальчик очень скучал и жаловался на то, что в приюте его бьют, каждый раз мама видела на теле новые синяки.  

Именно под опекой государства здоровью несовершеннолетнего ребенка был нанесен вред, но никакие органы опеки на его жалобы не реагировали. Не ссориться же с администрацией приюта, в самом-то деле? Чай, не чужие люди…  

Квартирный вопрос  

Разумеется, администрация приюта «Полет» подала в суд иск об ограничении родительских прав Алены Суворовой. Основной аргумент – ее инвалидность и, конечно, «ужасный запах» и «антисанитария» в жилище. Подобные обвинения присутствуют в каждом первом иске – ведь измерить запах нельзя, проверить, была ли антисанитария в роковой день, тоже не представляется возможным.  

Семье Суворовых повезло: их интересы взялся представлять юрист-волонтер Никита Сорокин. Он немедленно обратился к Детскому омбудсмену, в Генеральную прокуратуру Российской Федерации, к председателю Следственного комитета А. И. Бастрыкину, к губернатору Московской области Андрею Воробьеву. Конечно же, именно Никита Сорокин представляет интересы семьи в суде.  

Следственный Комитет организовал проверку приюта «Полет». Состоялось очередное заседание КДН, на котором присутствовала заместитель УПР Львовой-Беловой, УПР по Московской области, и, ну как же без них – представителей опеки приюта «Полет».  

Некоторое время взрослые серьезные люди кричали друг на друга, предъявляли друг другу претензии, но все же нашли пути решения проблем, против которых никто возразить не смог. Было решено, что Алене Суворовой и ее сыну необходимо выделить другое жилье, она имеет право на него как одинокий инвалид. Пока этого не произошло, мальчика следует перевести в другой приют, поближе к дому, чтобы мама могла навещать его ежедневно. «Полету» предложили отозвать судебный иск, так как ребенка матери надо возвращать.  

Семена перевели в ГКУ СО МО «Лобненский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних», куда маме проще добираться – ходит прямой автобус. В этом приюте Семена хотя бы не бьют. Но надо совсем не знать нашу ювенальную систему, чтобы предполагать, что мучения Алены Суворовой скоро закончатся.  

И. о. директора приюта «Полет» Татьяна Жаркова не отозвала из суда исковое заявление. Совершенно чужой человек, который уже даже формально не имеет никакого отношения к Семену Суворову, с каким-то странным удовольствием преследует женщину с инвалидностью за ее здоровье. На судебные заседания приглашаются родственники Алены, да, те самые, что избивали ее и продолжают заниматься рукоприкладством. Только теперь беспомощный человек боится обращаться в полицию.  

«Заботливые» родственники, мечтающие лишить мать и ребенка крыши над головой, чувствуют себя очень уверенно и спокойно. За побои они не понесли никакого наказания.  

В моральном уничтожении семьи принимает непосредственное участие детский психолог из приюта «Полет», которая уговаривает десятилетнего мальчика отказаться от матери. В характеристике, представленной в суд, психолог написала, что мальчик якобы не хочет возвращаться домой и мечтает найти приемную семью.  

Психолог. Из государственного социально-реабилитационного центра. Настраивает сына против матери. Это у нас так государство в лице ювеналов «помогает родителям в воспитании».  

Удивительно, но маленький мужчина держится, не предает маму, постоянно повторяет, что он хочет жить с ней. Суд рассмотрел медицинские документы Алены и не нашел в них социально опасных заболеваний, препятствующих воспитанию ребенка. В итоге в лишении или ограничении родительских прав суд отказал.  

Тогда Татьяна Жаркова обновила исковые требования – теперь упор делается на бедность и недостаток в семье квадратных метров. Между тем, есть специальное постановление Верховного суда, запрещающее отнимать детей у родителей исключительно по причине бедности.  

В настоящее время Семен так и живет в приюте, Алена Суворова проходит обследование в больнице – суд назначил еще одну судебно-медицинскую экспертизу. Власти Московской области подключились к решению жилищной проблемы семьи.  

Когда в конце девяностых в России ввели должность Уполномоченного по правам ребенка и стали массово открывать приюты для детей, общество отнеслось к этому положительно. Тогда же создали и нынешние органы опеки в их нынешнем виде, облегчили процедуру лишения родительских прав и дали возможность ограничения родителей в правах на воспитания. Многие восприняли это как разумную меру: после социальных потрясений перестройки и распада СССР в стране и в самом деле было много беспризорников.  

За прошедшие двадцать лет современная система органов опеки и детских социально-реабилитационных учреждений превратилась в гнилую, но очень прожорливую систему для продвижения ювенальных технологий – искусственно противопоставляющего детей родителям западного изобретения, противоречащего всему опыту человеческой истории и складывавшихся веками национальных систем воспитания. Систему, неподконтрольную не только обществу – представляете, насколько она коррумпированная и закрытая, если даже закон и государство опасается с ней связываться?  

С системой «защиты женщин от домашнего насилия», если мы позволим ей появиться, будет то же самое, даже не сомневайтесь. Если учесть, что Закон о семейно-бытовом насилии продвигают те же лица, что и ювенальную юстицию, и методы «помощи» у них ровно такие же – болтовня с психологом и принудительное разлучение семьи.