Тот мир

Был первый день длинных праздников. Конечно же я не смогла отказать себе в удовольствии поспать до обеда. Солнце к тому моменту поднялось высоко, и его лучи ударили прямо в глаза. Тогда всё было замечательно, но непонятная тревога вновь закрутилась в клубок в груди, пытаясь выжать слезы. Нет. Сейчас плакать я не буду. Слишком хорошая погода.  

Я неспешно перевернулась на живот, потянулась, словно кошка, и поднялась с кровати. Взяла книгу и вновь плюхнулась в постель. Это произведение лишь вчера было впервые мной открыто, но уже успело затянуть в свой мир. Оттого первым делом я за него и схватилась, вновь укутавшись мягким, тёплым одеялом в комнате, прохладной из-за форточки, которая всю ночь была открыта. Прошла одна глава истории, за ней последовала другая. А мама в это время незаметно и тихо открыла дверь, а затем резко схватила меня за ногу. Я не вскрикнула, но из-за неожиданности резко дёрнулась, напугав и саму маму. Наш хохот заполнил всю квартиру, придав миру ту неповторимую атмосферу праздников и отдыха, ожидающего впереди.  

– Настолько интересная книга? – не переставая смеяться спросила мама.  

– Да! Очень! Быть может ты тоже её прочтёшь, как я закончу?  

– Если время будет. Завтрак, кстати, уже давно на столе. Если твой брат конечно его ещё не съел.  

– Скоро приду тогда. Только дочитаю.  

– Книгу? – саркастично уточнила мама.  

– Главу! – рассмеявшись, ответила я.  

На кухне красовались ещё чуть тёплые блины. Мама печатала что-то на компьютере, а я взяла тарелку, села рядом и начала наяривать вкуснейший завтрак со сметанкой.  

– Хороший всё же день, – сказала я, – Может съездим куда нибудь?  

– Я сегодня не смогу. Работа осталась. Ещё и Кирюху везти на кружок надо. А вот с завтрашнего дня я полностью свободна.  

– Ну ладно тогда. Всё равно по прогнозу погода всю неделю хорошая.  

Как раз кстати мне написала подруга и позвала проехаться с ней в музыкальную школу. Я быстро доела, собралась и пошла к её дому. Она вышла и начала рассказывать сплетни, которые я пропустила, а я пропустила почти все. Так и дошли мы до автобусной остановки. Слушала я в пол уха, периодически погружаясь в тревожные мысли, но через силу заставляя себя хоть иногда возвращаться в реальность.  

И вот, мы сели в пустой транспорт, всё также продолжая диалог. Но тут же я ощутила тоску, что пожирала мне сердце. Тоску по человеку, что находится сейчас рядом со мной, буквально на соседнем кресле. Казалось, будто это наша последняя встреча. Но почему? Разве есть что-то, способное нас разлучить? Почему мне вновь хочется плакать?  

Я тогда крепко обняла Вику. Она явно удивилась, ведь подобное поведение редкость для меня. Тем не менее она ничего не сказала, а лишь обняла меня в ответ. Думаю, она тогда тоже уловила то незримое предчувствие чего-то ужасного и неминуемого. Интуиция, увы, сработала верно.  

Интуиция — вещь удивительная. Она действительно редко ошибается. Осечек почти не случается.  

Я склонна считать, что это работа нашего подсознания. Мы ведь далеко не всегда улавливаем какие-либо детали, ещё реже запоминаем их. А вот подсознание ничего из вида не упускает и порой подкидывает нам подсказки о происходящем в виде предчувствия, в народе зовущегося интуицией. По правде сказать, лишь благодаря подсознанию я всегда избегала передряг, часто случавшихся с остальными людьми.  

Поездка на автобусе длилась чуть меньше получаса, но тем не менее показалась нам обеим самой длинной в нашей жизни. Мы пытались поддержать предыдущий диалог, но не выходило, поэтому остаток пути ехали в тишине, рассматривая друг друга, слушая музыку в общих наушниках и пытаясь навечно укрепить в памяти все наши черты лица. Я любовалась Викой, а Вика любовалась мной.  

До музыкальной школы оставалось ещё немного пройтись пешком. Времени до начала занятий оставалось немного, но мы решили не торопиться, удлиняя свой путь через парк. Молодая зелень красовалась на деревьях. Всё было ярким, солнечным. Тополиный пух летал всюду, иногда приятно щекоча лицо. Этот же пух потом летал в помещениях и трепал аллергикам нервы. Я обнаруживала его везде: и в портфеле, и на одежде, и на полу комнаты. Всё кругом оживало. Ну разве в может случится хоть что-то плохое в столь восхитительный день?  

Мы с Викой взялись локтями, и поддавшись весенней погоде отпустили все переживания. Обсудить мы тогда успели всё и вся. Поговорили обо всех знакомых, нашем будущем, литературе, музыке, людях, душе... Чем дальше — тем больше философии. Мы не боялись высказывать своё мнение, дополняя мысли друг друга и чуть дискутируя. Наши ноги слегка постукивали об извивающиеся дорожки и о мост, проходивший через речку.  

На занятие мы, конечно, опоздали. Подходя к двери мы услышали приглушённые, но яркие звуки. Зайдя внутрь, Вика быстро вытащила из чехла деревянную скрипку и встала к остальным, я же села на стул в углу помещения. Тонкие голоса инструментов захлестнули всю комнату. Играли тогда Прокофьева. Я почти не шевелилась и наблюдала за музыкантами. Мне всё казалось, что если я достану телефон или книгу, то обижу их. Поэтому я смотрела за их руками, наклоном головы, смычками, преподавательницей, успевавшей следить за всем оркестром. Довольно часто взгляд мой падал на Вику, как на самого близкого человека. Редко меня охватывала подобная застенчивость.  

Широкий луч света пробился через окно, попадая многим прямо в глаза. От этого некоторые щурились и улыбались, а кто-то начал возмущаться. В итоге было решено закрыть шторы. Это маленькое происшествие приятно разбавило занятие, и играть все стали бодрее, хотя те, кто до этого ворчали и пытались это отрицать.  

И вот, урок закончился. Мы с Викой вновь оказались на улице и собирались ехать обратно тем же самым путём, каким сюда приехали. Однако мне позвонил папа, поменяв наши планы.  

– Кристина, вы с Викой всё ещё в музыкальной школе? – отец тараторил и чуть запыхался от волнения, что было совершенно на него не похоже.  

– Мы только что вышли оттуда. Сейчас рядом стоим.  

– Тогда ждите меня там. Я буду через пять минут и отвезу вас домой. И даже если вдруг что-то случится — стойте на месте.  

– Но мы хотели сами доехать...  

– Нет! Ждите.  

Вика слышала весь разговор и тоже разволновалась. Что же могло случиться? К чему вся эта спешка?  

– Знаешь, у меня плохое предчувствие. Весь день оно меня преследует. – наконец я осмелилась высказать свои опасения.  

– У меня тоже. Такое ощущение, что вот-вот произойдёт что-то, что изменить нельзя. И это что-то наверняка разлучит нас.  

– Давай запишем на бумажке номера друг друга. Мало ли они в телефоне потеряются.  

– Давай. На всякий случай не помешает.  

Вдруг произошло то, чего мы совершенно не ожидали. На прозрачный купол города, невидимый в обычные дни, начали падать ракеты. Всё небо озарилось вспышками взрывов. Пока что ракеты не долетали до земли, но надолго ли мы в безопасности? Застыв, словно недвижимые статуи, мы любовались прекрасным, но очень страшным зрелищем.  

После этого подъехала папина машина. Мы с Викой молнией бросились на заднее сидение.  

В ближайшие два часа купол не рухнет. Мы успеем покинуть город. Вика, звони своим родителям, скажи, пусть собирают вещи. Вот тебе пропуск на выезд из города, – мой отец протянул Вике какую-то синюю карту. – Главное, не потеряй. У вас только полтора часа на всё. Благо мы живём на окраине.  

– Папа, объясни, что происходит.  

– Наш город уничтожат. Остальное — военная тайна. Все люди, живущие здесь, должны умереть.  

– Все?! – одновременно воскликнули мы с Викой.  

– Да не может этого быть. Это неправильно! – тут уже возражала я.  

– Вика, быстро звони родителям. – переключил тему мой отец. Я поняла, что дальше продолжать этот разговор бесполезно. Тем более что мы можем сделать?  

Вика быстро сделала звонок, объяснив ситуацию. Дорога заняла двадцать минут. Всё это время мы пытались осознать, что произошло. Клялись переписываться и не терять связь. Клялись, что ещё встретимся...  

Папа остановил машину на обочине дороги. Почему я сказала прощай, вместо пока? Почему руки не хотели отпускать подругу? Что вообще происходит? Папа не сильно что-то разъяснил. Да и что за ракеты ударяются о защитный купол?  

Вика всё же вышла из машины, и папа резко рванул домой. Я обернулась и увидела, что Вика бежит к родителям.  

– Да объясни нормальным языком, что случилось?  

– Да не имею я права ничего тебе рассказывать, но если хочешь жить, быстро собирай вещи, и мы уезжаем.  

– А мама, а Кирилл?  

– Они уже не успеют.  

Эти слова были странными. Я не могла их принять. Они лишь эхом носились внутри моей головы, но мозг никак не улавливал их сути. Действительно, мама отвезла брата на занятия, и в лучшем случае они вернутся через два часа — настолько далеко находился кружок. Им и правда никак не успеть, а без папиного пропуска их не выпустят из города, даже если отец попросит об этом.  

– Что? – крайне спокойно спросила я.  

Мы подъехали. Машина остановилась, но я продолжала сидеть. Отец открыл дверцу машины и прописал мне пощёчину:  

– Бегом! Как зайдёшь в квартиру, бери вещи для всех сезонов.  

Пощёчина меня отрезвила, но не в меньшей степени разозлила. Папу я послушала, но все движения мои стали резки и грубы. Я схватила рюкзак, кинула в него документы, три книги, телефон, наушники, нижнее бельё, тёплую кофту, средства гигиены, летнюю, спортивную и чуть более тёплую одежду, пару кроссовок и простых туфель. Папа собрался немного быстрее меня, поэтому уже упаковывал наши зимние куртки и тёплую обувь.  

Кристина, возьми пластиковую посуду, пледы, подушки, матрасы и насос для них, палатку и постельное бельё из кладовки, быстро сложи всё это куда-нибудь, принеси в коридор, а затем разлей кипяток по всем термосам что найдёшь. И заварку кинь в сумку. Чайник я уже поставил.  

Все эти просьбы были выполнены за пять минут. Я умудрилась ничего не забыть. Папа тут же меня послал относить вещи в машину, а сам занялся едой. Он раскладывал часть продуктов по контейнерам, затем просто вытащил из кладовки все консервы, а из ящиков кухни подсолнечное масло, крупы, макароны и муку.  

Я к тому времени спустилась с частью вещей, открыла багажник и увидела, что папа по дороге успел купить тридцать литров воды. Всё уложив, я вернулась домой. Отец как раз закончил сборы, и мы вместе со всеми оставшимися сумками сели в автомобиль.  

Люди на улице бились в истерике. Кто-то бежал домой, а кто-то носился не зная, что ещё делать. Такие лишь наворачивали круги, регулярно врезаясь то в забор, то в столб, то в дерево. Были и те, кто лежал на асфальте или траве и плакал, истерически вопя. Пару человек, которых я видела, оставались спокойными, но взгляд их был затуманен. Они размеренно шли, словно находясь в трансе.  

От столь жуткого зрелища меня накрыли слёзы. Я свернулась клубком на переднем сидении, пока папа пытался вывезти нас из этого хаоса. Порой я всё же глядела, что происходит. Машины часто перегораживали проезд, кругом были пробки, которых по мере приближения к границе города становилось только больше. Я выпила воды, поуспокоилась, но чувствовала, что говорить не в силах.  

Неожиданно папа свернул в поле, и мы начали передвигаться вдоль границы. Я бросила на отца удивлённый взгляд, но ничего не спросила. Ехали мы так минут пятнадцать, пока не увидели пограничный пост. Перед нами стояли ещё две машины. Человек показывал пропуск, и когда охранники убеждались в его достоверности — автомобиль пропускали. Происходили эти действия достаточно быстро: на всё не более пары минут. Оттого в скором времени перед нами подняли шлагбаум, и сквозь «дыру» в защитном куполе мы выехали из города. Однако ещё бы чуть-чуть, и мы бы опоздали, ведь стражи границы сразу после того, как выпустили нас, стали собираться.  

Тут же стало тихо, будто город и не бомбили вовсе. Колёса с приятным шорохом ехали по просёлочной дороге среди хвойного леса. Из-за деревьев я не могла разглядеть, что же происходит снаружи. Поэтому я развернулась вперёд и любовалась природой. Я вдруг вспомнила, что до этой поры ни разу не покидала пределов города. Так странно, что раньше я и не помышляла о том, чтобы выйти из него. Казалось, что весь мир лишь в одном месте — месте, где я жила до этого.  

– Красиво, – прошептала я.  

– Да, действительно красиво. Ты ведь впервые выехала куда-то?  

– Ага. А ты разве уже был за пределами города?  

– Был, но никто об этом знать не должен. Даже ты. Поэтому я тебе ничего не говорил.  

– Мой рот на замке.  

В те недолгие мгновения, когда мы ехали сквозь лес, все тревоги забылись. Тогда не существовало ничего плохого, ничего страшного. Впереди ждало удивительное будущее. Мы были спокойны и болтали о всяких мелочах, словно ехали на дачу, а не убегали от смерти.  

Но вот, лес закончился, закончилась и надежда. Я оглянулась назад, и город наконец стал виден. Его и правда обстреливали, причём с каждой секундой частота обстрелов увеличивалась. Кругами летали самолёты. Прогремел взрыв. Он был настолько громким, что мне заложило уши. Из-за вспышки света пришлось зажмуриться. Папа резко затормозил машину.  

Мы сидели не шевелясь несколько минут. Когда пыль улеглась, а свет не ранил глаза, я вышла и посмотрела на остатки города. Ужасно. Он весь горел, а те здания, что были мне видны, разрушились. Неужели все действительно погибли? Даже мама с Кириллом? А Вика и её семья? Хоть они сумели выбраться? Меня накрыло осознание того, что я больше никогда не увижу своих родных, и быть может не увижу даже Вику. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватило, а слёзы не переставали литься. Подступила истерика. Я срывала горло, но не могла остановить свой крик. Однако даже так я услышала, что отец тоже плачет, и не меньше моего. Мы просто сидели на обочине дороги и рыдали, не осмеливаясь близко подойти друг к другу, хотя быть может объятия нам бы хоть чуточку помогли в тот момент.