О тебе

Я тебе посвятила так много стихов,  

Что не выучить их за полгода.  

Наберётся из них два десятка томов,  

В них семьсот тридцать два восхода.  

Станиславский будь жив, аплодировал стоя,  

И единственной б «Верю! » кричал.  

Я тебя отражала похожим на Цоя  

Амальгамой кривевших зеркал.  

Что творила – не снилось Бальзаку,  

Не поверил бы добрый Куприн.  

Только ты в безупречном фраке  

Затмеваешь других мужчин.  

Насмотревшись, надивилась вволю,  

Но не в этом духовный аспект.  

Под давлением пламенной воли  

Надломляется строгий запрет.  

И слащавостью выжженных фраз,  

И латинских сухих афоризмов,  

Воздыхания женщин подчас  

Собираешь в любовные письма.  

И под кожей, как-будто бы намертво  

Отчеканена жгучая нить.  

В ней ни смысла, ни промысла, замысла.  

Ей начертано было там быть.  

Избалованный ласками нежными,  

Современный хитрец Дон Жуан,  

Разобрать я пытаюсь по-прежнему,  

Где зарыт был тобой ятаган.  

Я смотрю и всмотреться пытаюсь,  

А за масками лиц не видать.  

Так Авель не раскрыл в своем Каине  

Родословную смертную пядь.  

И о праведном речи не может,  

Ибо грех сотворён во плоти.  

Есть примеры почти невозможного,  

Добродетели светлой и тьмы.  

Параллели друг с другом столкнутся  

И раскрошится пеплом мой стих.  

У людей перикарды не бьются,  

Ну по крайней, не бились до сих.  

Строгий Фрейд выражался по делу,  

То аддикция, а за ней стоит зло.  

Если б просто сводилось всё к телу,  

То за стыд не краснело б лицо.  

Есть другое, вовек не подвластное,  

От единственной точки лучём,  

Что насквозь разрывает пространство  

До «сейчас» от начала времён.  

Испокон гласили пророчества,  

Что идущий осилит путь.  

Но как люди меняют отчества,  

Я прошу тебя не свернуть.