Последний уикенд

Памяти Юрия Григорьевича Кружилина,  

замечательного человека и журналиста  

Юрий Кружилин думал о жопе. Само слово было давно запрещено к употреблению, но понятие осталось и не утратило многозначительности. Оно как нельзя лучше характеризовало положение дел, а с другой стороны имело прямое отношение к тому, над чем он в данный момент обязан был трудиться.  

Впрочем, размышлял Кружилин, ситуационно жопа все же не полная. Скорее средней, рабочей глубины, на которой он оказывался не раз, и с которой неизменно всплывал. В конце концов, лишь три из шести ключевых департаментов – внешнего мониторинга, надзора за текущими процессами и внутреннего аудита – требовали крови креативного директора. Его крови. Остальные, а в их числе самый главный, системного маркетинга, не поддержали жесткие меры вплоть до немедленного отстранения, предложив ограничиться предупреждением и дать шанс. Из чего следовало, в частности, что его пояснения насчет «полного соответствия пунктам сводного задания» и самобичевание по поводу «вероятно недостаточного уровня смысловой доходчивости» приняты; и что он еще нужен.  

Вместе с тем сам шанс – по обыкновению срочное дело первостепенной важности вполне мог привести в ту же задницу. Вот еще одно сравнительно недавно запрещенное зачем-то слово. А оно очень кстати, учитывая, что речь шла об очередном китайском препарате, очищающем кишечник и предотвращающем появление гельминтов.  

Абсолютно никому не нужном, в этом нет сомнений. Но два, по меньшей мере, два варианта сценария 45-секундного рекламного ролика, и несколько слоганов ждали к полудню вторника именно от его, кружилинского департамента. Самого малочисленного (хотя он и не понимал, зачем ему аж десять подчиненных, и толком не знал, чем каждый из них занимается) и самого малозначимого в корпоративной табели о рангах.  

Но сегодня была пятница. Юрий сознавал, что раньше вечера понедельника никаких предложений он не сформулирует. Даже пытаться не стоит. Так что лучше расковать мозг и отправить мысль в свободное плавание. Поглядывать в два плоских монитора, на левом – задание, на правом – плоды творчества его коллектива.  

Перелистывать время от времени страницы, создавая видимость упорной работы – иначе в кабинете-аквариуме нельзя. Но думать о своем.  

Мозг, однако, увяз в неудобоваримом тексте слева, тут же выдав пару слоганов – «Глист, из жопы вон! » и «Задница – не место для пикника гельминтов! » Первый ему понравился больше, он был исчерпывающе ясным и кратким. Второй содержал внутреннее противоречие – как раз место, да к тому же попахивал плагиатом. Тут  

Кружилин улыбнулся. Это допускалось. Вот откровенный смех и эмоциональные жесты не приветствовались, а улыбки – сдержанные, конечно, не до ушей – пожалуйста.  

Глаз помимо воли зацепился за длинный унылый абзац, сдобренный орфографическими ошибками, в котором содержалось требование «не использовать слова и/или образы равно иные способы/средства, могущие повлечь при их восприятии крайне нежелательные осациации с некоторыми частями тела/организма…» О, Господи! Что за безграмотные недоумки сидят сверху, в департаменте сводных и плановых заданий!?  

Риторический вопрос, некоторых он знал лично…  

А мозг уже вместил всю эту чушь в одно слово «эвфемизм». И тут же услужливо предложил вариант: задняя часть тела естественного происхождения с выходным люверсом…  

Юрий сдержал смешок, привычно ограничившись улыбкой. Ободренный мозг немедленно пошел дальше, показав финальные сцены рекламного ролика. Воин-китаец, символизирующий чудо-препарат, острейшим мечом отсекает глисту его мерзкую бледную голову (у них есть головы? ). Тут же русский богатырь-потребитель пронзает все еще извивающееся тело копьем. Затем кладет руку на плечо своего давнего желтого друга и доверительно призывает: «Айда, посрем на брудершафт…»  

Кажется, он все же успел прикрыть оскалившийся рот рукой, нахмурить лоб, а вырвавшийся сдавленный смешок замаскировать многозначительным «кхе, кхе…».  

Дзинкнул левый монитор, на котором возникла надпись под красным флажком: «Приглашаем господина Кружилина в кафетерий CD для приема пищи…» «…посредством введения в ротовое отверстие», уточнило не успевшее остыть серое вещество. Губы, однако, не дернулись, их удалось приструнить параллельным соображением: не ахти что, просто забавно…  

Если кто и наблюдал сейчас за директором департамента креатива и специальных проектов (а кто-то непременно наблюдал), то видел озабоченного молодого человека, вынужденного отрываться от важных дел. Правильно, так держать!  

Юрий надел дресскодовый пиджак, аккуратно висевший на плечике справа, и, не меняя выражения лица, упругой походкой направился в CD, что означало Chiefs of Departments.  

Легким кивком, полуулыбкой приветствовал прочих «шефов» – и тех, которые гнобили его с утра, и которые поддержали, и воздержавшихся. Давал уклончивые ответы на ничего не значащие вопросы. И принимал пищу – именно принимал; наслаждаться строго сбалансированной по белкам, углеводам и всему прочему едой мог только человек, лишенный вкусовых рецепторов. Или никогда ничего другого не пробовавший, даже молока матери.  

А вот ведерный американо – без сахара и сливок, как есть – напоминал кофе.  

Заботливо налитый по его просьбе в бумажный стаканчик с крышкой, он не обманул ожиданий, и после первого глотка остро напомнил о никотиновом голодании. Курить хотелось нестерпимо. Поэтому Кружилин урезал трапезу – вот уж неподходящее слово, и, не мешкая, со стаканчиком в руке направился к выходу. Вознамерившегося было его остановить главу департамента обработки информации – тот махнул рукой и что-то промычал сквозь недожеванный кусок – просто проигнорировал. «Пустой человек, времени мало, а сигарета одна». Выкурить ее следовало с толком, до фильтра, чтобы не было мучительно больно за бесцельно истлевший табак.  

Мало того, что до курилки надо было топать минут десять, так с этой недели в рабочее время дозволялась уже одна, а не две сигареты, «либо однократное пользование соответствующим девайсом», как говорилось в приказе. «Совсем ополоумели», в который раз подумал Юрий и ускорил шаг.  

После второй глубокой затяжки пришло ожидаемое чувство кайфа – легкого головокружения, делающего все вокруг немного зыбким, иллюзорным и, вследствие этого, более приятным. На бесцветных лицах щебечущих неподалеку девушек вдруг проявились помада и тени, а губы одной вроде бы тронула улыбка. Бетонная клумба чуть сместилась и обрела фактуру, цветы из дежурного декора превратились в растения. Лучи послеполуденного солнца стали плотными, почти осязаемыми – они ударили в толстые слепые тонированные стекла, заставив их на мгновение прогнуться. Хорошо! Третья затяжка родила дежурное соображение насчет дополнительных смыслов, которые при желании можно отыскать в борьбе с табакокурением.  

С удовольствием отдаваясь процессу, он успел порассуждать насчет тонкой взаимосвязи табака и творчества. Пишется, конечно, легче. Но не вследствие ли того, что никотин способен снижать требовательность к себе? Возможно. Однако в любом случае влияние скорее позитивно, поскольку править и оттачивать легче, чем придумывать с нуля. Разумеется, если речь о собственных, а не о чужих текстах.  

Тут его мысль нехитрым путем – через два монитора, на которые ежедневно выливаются реки всякой мути – перешла к планктону. Себя и еще нескольких человек из корпорации Кружилин к простейшим не относил. Остальные же девяносто восемь процентов – это как минимум – являлись, по его мнению, именно планктоном. Вне зависимости от уровня образования и занимаемой должности. Неважно, курят они или нет; выпивают или бегают по утрам; занимаются сексом или исполняют супружеские обязанности по графику в положенные дни – ничего путного они никогда не создавали и уже никогда не создадут. Потому что извилины – у которых есть – расположились в их головах соответственно инструкциям, и приняли вид таблиц, графиков или диаграмм.  

Мелькнувшее выражение «мозги в клеточку» понравилось. Но в этот момент надо было безотлагательно сделать непростой выбор между последней затяжкой и последним глотком – что вначале? Он предпочел кофе, оставив послевкусие табаку, и думать забыл об организмах, которые скользили по краям глаз, направляясь к привычной среде мелких аквариумов.  

Ровно за две минуты до окончания перерыва Юрий был на рабочем месте.  

Настроение его к этому моменту заметно улучшилось – ему оставалось провести здесь всего три часа! Что такое 180 минут на фоне 40-часовой рабочей недели? Ерунда! Тем более что работать – отвечать на «неотложные» корпоративные запросы и письма – требовалось лишь час, остальные два отводились на обязательное пятничное присутствие в социальных сетях, официальных и рекомендованных, разумеется.  

Поначалу, когда правило только ввели, оно его откровенно тяготило. Все в этом слишком непритязательном да вдобавок подцензурном мире казалось ему чуждым; все оскорбляло интеллект. Раздражался он, впрочем, недолго. Прежде всего, его успокоило простое соображение: корпорация платит и заказывает музыку; пускай плохую, пускай попсу. Не хочешь – не слушай. Отключай голову; читай, пиши, но не вникай и не думай.  

Это помогло, но вызвало другую проблему – засыпание. К пятнадцатой минуте Юрий неизбежно начинал клевать носом, а к двадцатой готов был провалиться в глубокий сон.  

Добром это кончиться не могло. Однако решение он заставил себя найти не сразу, лишь после того, как однажды малодушно оперся подбородком о руку, тут же вырубился, и очнулся, когда голова подлетала к клавиатуре. «Баста! » – сказал себе Кружилин, и приступил к поиску пристойных людей, с кем было бы не грех общаться.  

Задача оказалась нелегкой, но процесс решения, уже сам по себе не лишенный смысла, взбадривал и не давал заснуть. Он – процесс – отнял уйму времени, принудил к освоению кое-чего новенького, потребовал напряжения сил, зато результат превзошел все ожидания. Так бывает: ничего хорошего не ждешь, осмысленных ставок не делаешь, а выпадает джек-пот. Юрий обрел замечательного собеседника и собутыльника, с которым не реже двух раз в месяц отрывался по полной. Сегодня, в загородном кружилинском доме, как раз должен стартовать очередной такой уикенд.  

Мысль о предстоящем загуле заставила сладко вздохнуть, по телу прошел электрический импульс, плечи сами собой дернулись, словно стряхивая наваждение. Со стороны могло показаться, что этим жестом энергичный директор прогоняет недельную усталость, чтобы достойно завершить рабочую пятидневку, а уж после с чувством исполненного долга отдохнуть. На самом деле Кружилин ничего не стряхивал, и не отгонял. Продолжая машинально, практически не напрягая извилин, вести служебную переписку, он пестовал внутри себя ощущение праздника.  

Как давно это началось? Да уж, наверное, года два минуло с того дня, когда они впервые списались с Семеном. Всего месяц спустя тот превратился в Сёму – по ходу первой же очной встречи, завершившейся пьянкой до синих поросят, и тяжелым пробуждением в какой-то жуткой многокомнатной квартире, пропахшей кошачьей мочой.  

Он как сейчас помнил и вонь, и тяжелые старомодные шторы на приоткрытом окне, и «перса» в ногах, упоенно лизавшего его пальцы, и веснушчатое плечо женщины без имени и возраста. Вспомнился и анекдот, пришедший на ум по случаю: «Сколько же вам лет? » «А женщине столько, насколько она выглядит» – «Неправда, так долго люди не живут!.. »  

Тогда им повезло – то ли дамы были вполне здоровы, то ли мирамистин помог. Но впредь они оберегались, после седьмой на посторонних не заглядывались, имея на крайний случай заветный телефонный номерок. А месяцев семь тому назад как-то вдруг и одновременно пришли к выводу, что им немыслимо повезло. О номерке забыли: компания вполне сложилась; никого лишнего, никакого риска.  

У него с тех пор была рыжеволосая Катя, у Семена – светлая Эмми (Эмилией ее нарекли родители, не иначе как чего лишнего покурив, почитав или понюхав). Пары слюбились и сдружились. Девушки оказались весьма милы, по нынешним временам на редкость образованы, умны и раскрепощены настолько, что были искренни. Кружилин теперь гадал – кто первым объявит о формальностях, произойдет ли это сегодня, или завтра…  

Да, так насчет сегодняшнего вечера! Пора обсудить с Семеном наиглавнейший вопрос – об алкогольных предпочтениях на уикенд. С чего начать и чем усугубить; что способно оттянуть, просветлить и обеспечить плавное вхождение в новый виток – все требовало вдумчивого подхода. Настроение – главное, но и детали имеют значение. «Приветствую! » – отстучал он на клавиатуре. «Ответствую! » – незамедлительно получил в ответ. «Какие ваши предложения по фигуре речи? » «Фигура – дура, штык – молодец! » «Что ж, в таком случае – фантазии на тему «Алкогольных гекзаметров» великого  

Александра Файнберга, – написал Кружилин, и улыбнулся. – Готов? » «О, да! Блестящая идея! Вот тебе первая строка…»  

Впервые за всю истекающую неделю Юрий был по-настоящему сосредоточен. Он соображал и получал удовольствие. Особенно приятно ему было от осознания того факта, что кто-то следил за этой перепиской, по долгу службы. Наверняка этот кто-то был не семи пядей во лбу, так что вполне мог заработать рак головы.  

Строки – по одной от каждого – сложились, меж тем, в такой опус:  

Здесь магазины шумят, словно Эгейское море,  

Волны народные бьют о бакалейный утес.  

Обетованный предел, о, дорогая Итака!  

Боги карали тебя, ныне ты стала не та…  

Липок твой сладкий ликер – клеить им можно обои,  

Чтобы подох таракан, если пролезет под них.  

Водка чиста на просвет, ибо основа бюджета,  

Но от нее за версту тухлой сивухой разит…  

Ныне не просто сыскать сока агавы колючей,  

Горек на вкус, но зато сладок в последствиях он.  

Так не загнать ли «Патрон» в обойму напитков вечерних?  

Вкупе с лозой из Бордо, как повелел Дионис.  

Что же желанный портвейн, всех наших дум утешитель?  

Скрытый от света в тиши ждет он минуты своей.  

Славлю изысканный вкус хозяина полного бара!  

Да не скудеет рука приносящего дар для него!  

Девы спекут беляши с мясом каких-то животных.  

Будет у тех беляшей тесто намного вкусней…  

Станем кутить до зари, кровь наполняя весельем.  

Жизнью довольны, судьбой, столиком, шатким как все…  

Кружилин перечитал, пожал плечами – оригинал, конечно, куда лучше. Но в качестве приватной беседы сойдет.  

Что ж, текила, так текила – пока могли себе позволить, и канал поступления имелся.  

Безусловно, текилой они не ограничатся. Но в качестве стартового, приоритетного напитка она имеет несомненные преимущества. Во-первых, мягкость набора высоты; с лаймом, только с лаймом! Во-вторых, возможность довольно длительного поддержания интеллектуального тонуса. Что, в свою очередь, намекает на потребность сторон в качественном общении. Наконец, легкость перехода и к более низкому, и, само собой, к более высокому градусу. Без слишком тяжких последствий. Тут все будет зависеть…  

Впрочем, теория еще никогда в точности не соответствовала практике, в чем и состоит вся прелесть бытия, заключил Юрий. И стал не спеша собираться.  

Курсор уже подползал к виртуальной кнопке «Выкл. », когда на левом мониторе с характерным звуком вновь возник красный флажок. «Внимание! Утро понедельника! » прочел он заголовок, глянул на электронные часы – до конца рабочего дня оставалось 15 секунд – подтвердил получение, не подумав открыть и прочесть сообщение, и выключил компьютер. Будет день, будет и пища; тратить драгоценные секунды на всякую ерунду ему сейчас совсем не хотелось – скорее к Кате!  

– Здравствуйте, господин Кружилин! Надеюсь, у вас все в порядке! – приветствовал его бортовой компьютер, едва он забрался на сиденье. – Пожалуйста, посмотрите в окуляр, не моргая в течение трех секунд, и подуйте в трубочку…  

– А в бензобак не поссать? – огрызнулся Юрий, но, тем не менее, посмотрел и дыхнул куда полагалось. Сейчас это не проблема, это в понедельник будет проблема…  

Как шефу департамента ему был положен служебный автомобиль «с продвинутыми системами и оптимальным набором опций», согласно корпоративному регламенту. Будь его воля, он бы половину систем убрал, а парочку опций добавил. Но – халявному коню в зубы не смотрят.  

Всего несколько минут отделяли его от долгожданной встречи. Они не виделись аж с понедельника, он успел соскучиться.  

Катя была обворожительна! Лишь только взглянув на ее ладную фигурку, он ощутил такую волну желания, что по мошонке пробежали мурашки. «А ведь она провела день на работе, и эти козлы пялились на нее постоянно; и заглядывали в вырез тесной блузки; и ждали порыва сквозняка, приподнимающего эту легкую свободную желтую юбку в крупный черный горох…». Окажись все девушки вокруг голыми, и только Катя одетой, он не отвел бы от нее глаз. Ни за что бы не отвел! Очевидное уже не загадочно, и не слишком притягательно…  

– А ты тютелька в тютельку! – сказала она, подставив щечку для поцелуя.  

– Это про лилипутов…  

– Это про вовремя… Но я тоже соскучилась и рада тебя видеть.  

Если большая сумка была тяжелой, то огромный пакет с провиантом – тяжеленным. Кружилин не без труда разместил все в багажнике – «так, чтобы ничего не рассыпалось и не помялось».  

– Можно было заехать и не напрягаться… как ты смогла со всем этим управиться?  

– Помогли. А заезжать?.. Ты хочешь терять время?..  

– Нет, совсем не хочу, – не в силах больше сдерживаться, он потянулся к ней через подлокотник. Катя ответила на поцелуй, но все же мягко отстранила его:  

– Погоди, мы даже не отъехали от моей парковки…  

Юрий начал движение, но руку на Катином колене оставил, время от времени глядя на нее, а не на дорогу. Все же она его чертовски заводила!..  

– Господин Кружилин! – раздалось из динамиков. – Система автоматического управления автомобилем требует вашего контроля…  

– Отключить систему! Все свои дурацкие системы отключи, придурок! – скомандовал Юрий, взявшись за баранку обеими руками в твердом намерении добраться до дома побыстрей. Хотя прекрасно понимал, что это невозможно – и заторы, и чипы, и камеры на каждом столбе… И ты под неусыпным контролем, как вошь на аркане… Он поморщился – сравнение не понравилось, потому что попадало в яблочко.  

– Система автоматического управления автомобилем отключена…  

– Господин Кружилин, – Катя имитировала робота, – вы оскорбляете искусственный разум, созданный гением двух братских народов…  

– … которые разобрали хорошую вещь, потом собрали, получилась какашка…  

– Ты что, и машину очистил?  

– Нет, конечно, она же служебная, – он махнул рукой, – но ничего особенного.  

Учитывая пещерный уровень слушающих, да не слышащих…  

– И все же, все же…  

– Ты как всегда права! – и, уже совсем другим, теплым тоном: – Просто ужасно жаль, что при наличии автопилота я лишен возможности обнять любимую девушку. Да, и за туалетный юмор прости. Сегодня, видишь ли, вынужден был заниматься глистами…  

– Чем-чем?..  

Он ее немало позабавил. Даже пятничная пробка на выезде не показалась им слишком утомительной.  

Въехав во двор, Юрий аккуратно припарковал машину – так, чтобы для Семена осталось побольше места. Жалобно взглянул на Катю, в секундном раздумье почесал затылок, и вымолвил просительно:  

– Может, после разберем сумки?..  

– Может… но я сначала в душ!  

– Мы в душ! – обрадовано воскликнул он и подхватил возлюбленную на руки. … Если бы Кружилину суждено было прожить сто лет, он бы и в последний день помнил эти капли на восхитительно упругой груди со слегка косящими в разные стороны и вверх сосками. Необыкновенно чувствительные, они были тверды в желании ласки, и он не заставил их ждать. Но – не спешил, теперь он точно не хотел спешить, несмотря на скопленное за неделю желание. Вынудил ее затрепетать в нетерпении, еще не оторвавшись от сосков и не опустившись вниз. Потом довел до кульминации, стоя на коленях. И, наконец, получил свое сполна, успев шепнуть – «не хочу предохраняться», и услышав в ответ быстрое – «не надо…» Кажется, ему – нет, им двоим – никогда прежде еще не было так хорошо.  

Позже, направляясь к машине за покупками, Катя спросила:  

– Послушай, Кружилин, ты хочешь, чтобы я родила тебе ребенка?  

– Да, очень хочу! – серьезно ответил он. – И не одного, а много ребенков!  

– Знаешь, дорогой, я все же не свиноматка…  

– Знаю, ты самая прекрасная и самая любимая моя женщина. Поэтому, думаю, мы сможем достигнуть консенсуса. Да! И я не хочу, чтобы ты уезжала из этого дома.  

Никогда!  

Он остановился, обернулся, и получил в ответ долгий поцелуй. Который рисковал затянуться, если бы не шорох шин подъезжающего автомобиля.  

Редкий человек наделен поэтическим даром, зато он может писать маслом, или строгать доски, на худой конец штопать носки. Семен был добрым малым, складно излагал, но категорически не умел парковаться. Не дано ему одновременно глядеть в боковые зеркала, нажимать на педали и, главное, вращать руль в нужную сторону.  

Спрашивать – почему он при этом сэкономил на копеечной системе автоматической парковки, которую теперь устанавливают даже на пылесосы, не имело смысла. И Юрий с обреченным видом наблюдал, как его друг лихо зарулил в открытые ворота, взял слишком круто влево, перекрутил баранку в противоположную сторону, рванул назад, и, наконец, получил ожидаемый «бум! » о деревянный столб, поддерживающий легкую крышу, и очередную вмятину на бампере.  

Семен распахнул дверцу, вышел оценить ущерб, смяв пару цветов в клумбе, пожал плечами, заметил сломанные растения, состроил расстроено – извиняющуюся гримасу. Но вымолвить ничего не успел – подошел Кружилин, пожал руку – «Ну, здравствуй, Сёма –  

Новый год», успокаивающе похлопал по плечу, отодвинул от машины, уселся за руль и в три секунды запарковал многострадальный автомобиль строго параллельно своему.  

Заглушил двигатель, вышел и бросил:  

– Знаю, у меня двор неправильный!..  

Когда они перетаскивали, в несколько заходов, провиант и выпивку из машин в кухню, Семен констатировал:  

– А тебе, судя по вашим довольным лицам, успели потрепать хоботок…  

– Гнусный скабрезник! – поморщился Юрий.  

– Так я бы тоже не прочь, мы же с работы, два дня на диете...  

– Старый похотливый фавн! Ладно, понял, тащи давай…  

Опуская две последние, поэтому особенно тяжелые коробки, они услышали звонкий голосок Эмми:  

– Этого хватит до конца света… А если мы рискнем все съесть и выпить за двое суток, для нас конец наступит незамедлительно…  

– Избыток легко превратить в запас, – изрек Семен. Затем, хитро прищурившись и глянув на Кружилина, добавил: – Тут главное – не ставить ложных целей, и не спешить!  

– Золотые слова, Семен Алибабаевич! – поддержал приятеля Кружилин. – Поэтому я предлагаю отвлечься от сиюсекундных дел, и для начала выпить по бокальчику вина.  

– Мне белого! – тут же откликнулась Эмми.  

– А я, пожалуй, не откажусь от красного, – сказала Катя, облокотившись о столешницу.  

Семен с некоторым недоумением – не того он ожидал! – также выбрал красное. Да кто бы сомневался!  

Не прошло и пары минут, как Юрий наполнял первый бокал, приговаривая:  

– Охлажденное Пти Шабли Вильям Февр. Надеюсь, Эмми, тебе придется по душе…  

Ну, и нам, пока вкус не затуманен градусом, «Пойяк»… не слишком древний… но, все равно, я его быстренько встряхну в декантере…  

– Кружилин, ты сноб, – заметила Катя. Потом приняла бокал, втянула аромат, и добавила: – Но я тебя не осуждаю. Великолепно!..  

Спустя некоторое время, Юрий, приобняв возлюбленную, предложил гостям:  

– Мы тут с Катюшей пока сами разберемся, джакузи в вашем распоряжении, так что приводите себя в порядок…  

– Да-да, – поддержала его Катя. И добавила, обращаясь к Эмми: – Думаю, с беляшами нам спешить не обязательно…  

Мужчины переглянулись.  

Минут через сорок все четверо усаживались за стол, накрытый не скромно и со вкусом.  

Стол украшал тонкий фарфор с контрабандными, браконьерскими и просто дорогими деликатесами. Образчик порочного изобилия по вялотекущим российским меркам. У большинства сограждан один его вид должен был вызвать негодование и непроизвольные судорожные сглатывания одновременно. А заставленный напитками двухуровневый столик на колесиках вполне мог спровоцировать апоплексический удар если подвести к нему жаждущего человека, и немедленно не налить. Прощальный луч заходящего Солнца преломлялся в хрустальной прозрачности, отдавая синевой; вспыхивал веселым огнем в пузатой желтизне; загадочно мерцал, причудливо извивался и тонул в коричневатой мгле, как будто обещая сонм открытий чудных…  

Никто не спешил. Они научились не спешить.  

– Ну-с? – вымолвил Семен, обводя взглядом все это алкогольно-гастрономическое бесстыдство и довольно потирая руки.  

– Я, пожалуй, продолжу знакомство с этим, как его… с «Февром», правильно? – по обыкновению первой отреагировала Эмми.  

– Правильно, – улыбнулся Юрий, извлекая из запотевшего ведерка со льдом початую бутылку и заботливо отирая ее белоснежной салфеткой.  

– «Пойяк» мы прикончили, – подала голос Катя.  

– Не проблема, дорогая, есть еще, – ответил Кружилин.  

– Он хорош, но я бы предпочла что-нибудь полегче.  

– Терпкое испанское? «Риберу»?  

– Может быть, ты отыщешь мой любимый «О-Медок»? По-моему, он не хуже белого подойдет к горячей печени…  

– Отличный выбор!  

Хозяин направился к винному шкафу.  

– У меня не настолько рафинированный вкус, но я бы также не отказался от красного, так что рассчитывай. Не возражаешь?  

– Нет, приветствую и составлю компанию.  

– Правильно, спешка ведь нужна только при ловле блох…  

– Вы сегодня как сговорились – то о глистах, то о блохах, – заметила Катя.  

– Требую пояснений! – тут же заинтересовался Семен.  

– Не думай о гельминтах свысока, – напевно произнес Юрий, возясь с бутылкой.  

– Вползут к тебе, и сам поймешь, наверное… – продолжил его приятель.  

– Фу-у-у, мальчики! – в один голос возмутились девочки.  

В этот самый момент по комнате разнесся аромат из декантера. Да не какой-нибудь единичный, а запах восхитительного букета, который ждал своего часа никак не меньше восьми лет, и вот теперь раскрывался, заставляя умолкнуть и втягивать его, сладко зажмурившись.  

Семен открыл, было, рот, но вовремя уловил предостерегающий Катин взгляд, и показал, что застегивает губы. Эмми, не проронив ни слова, также дала понять, что хочет высказаться, но – после, после…  

Дальнейшее священодейство происходило в тишине. Даже дежурное – «ну, со свиданьицем! » – не сговариваясь, решили пропустить. Юрий разлил по бокалам вино.  

Катя сняла металлический колпак с блюда, на котором располагались четыре больших тонких тоста с приличным слоем горячей гусиной печени, слегка украшенной пряными травами, и положила в тарелку каждому. Подняли и сдвинули бокалы. Улыбнулись, кивнув друг другу. Сделали по паре глотков, поцокали как полагается, и незамедлительно принялись за фуа-гра. Два кусочка – глоток – кусочек – два глотка…  

– «О рай земной! О нёбо! О язык! » – процитировал Семен, откинувшись на мягкую спинку. – Хороша санкционочка!  

Тут все заговорили разом: «Превосходно!.. », «Божественно!.. », «Катя кудесница…» Пока у Эмми не вырвалось:  

– Ах, вот чего нам особенно будет не хватать!..  

Разговор прекратился также внезапно, как возник. Пауза была недолгой, но подействовала на размягчавшиеся алкоголем мозги, как электрический импульс. Это было неприятно. Даже болезненно. Юрий с Катей, конечно, поняли все и сразу, но в их взглядах, перебегавших с Эмми на Семена и обратно, читался вопрос, много вопросов.  

– Простите, – стушевалась Эмми. – Мы хотели все вам рассказать как-то по другому…  

Она глянула на своего бой-френда, взывая о помощи. Тот досушил бокал и бросился на выручку:  

– Да ладно, дорогая, все в порядке! Это ведь и в самом деле поважнее глистов, о которых, впрочем, я бы все равно хотел услышать, – он перевел взгляд на Кружилина. –  

Мы по-прежнему говорим без оглядки?  

– Да, не волнуйся.  

Система Super XV – «Хрен vam! », как называл ее Юрий, обошлась в копеечку, но того стоила и была предметом его гордости. Она не просто блокировала любые устройства, позволяющие прощупывать граждан, а такие есть теперь повсюду, но создавала иллюзию благонадежности. В кружилинских апартаментах система занимала отдельную хорошо изолированную комнату. Он туда практически никогда не заходил, но всегда там вроде как присутствовал. Шаркал тапочками, с кем-то говорил или напевал себе под нос; смотрел телевизор или слушал музыку; принимал душ или нежился в джакузи; гремел посудой на кухне или журчал в туалете… Там проистекала его личная жизнь вне офиса и автомобиля – специально для тех, кого это интересовало.  

Разумеется, именно в той комнате располагались все три телевизора – из гостиной, кухни и большой спальной. Специальная программа обеспечивала автоматическое переключение с одного ящика на другой, с канала на канал, и в нужное время. Чтобы блоки мониторинга, встроенные в каждый телевизор, выдавали картину, характеризующую зрителя с лучшей стороны. Выходило, что Кружилин переходил с главных новостей на «Уроки Конфуция», затем уделял немного времени китайскому, смотрел какой-нибудь российский сериал или азиатский боевик, слушал нечто успокаивающее, и только потом отправлялся спать. Больше того, компьютер выборочно (и безошибочно) отвечал на запросы блока, игнорировал некоторые из них, чтобы результат выглядел более или менее правдоподобным. Хотя это была уже явная перестраховка: «аналитиков» интересовали цифры и диаграммы, а не реальные люди и настроения. Некому было задуматься над тем, что человек, проводящий столько времени перед экраном каждый вечер, должен быть совершенно неспособен не то, что на креативное, а хотя бы на какое-то мышление.  

Зато во всем остальном доме и он, и его друзья были вне поля зрения и могли ни в чем себе не отказывать. Свобода общения в кругу таких людей, как Кружилин, всегда ценилась высоко. Без нее они хирели душой, иссыхали мыслью и быстро гибли, как выброшенные на жаркий берег рыбы.  

– Мы с Эмми решили всегда быть вместе, так что мы женимся, представьте себе, женимся! Узакониваем отношения, так сказать, – Семен сделал маленькую паузу. –  

Правда, не завтра…  

– … и не здесь, – вставил Юрий, как вбил гвоздь.  

– «Догадался, проклятый! Всегда был смышлен», – на этот раз цитата не вызвала даже улыбки: – Ну, да, нам представилась редкая возможность, шанс, который выпадает, наверное, только раз…  

– Не томи уже, выкладывай!  

– Короче, на этой неделе мы получили одобрение Мандаринов и выездные визы. В  

Европу, дорогие друзья, в старую добрую Европу! Где снова любят бледножопых…  

– Образованных и неглупых, – уточнила Катя. – Командировки?  

– Конечно. Кто б нас выпустил на отдых, да еще одновременно?.. А так все формально правильно: каждый сам по себе, страны разные, дела не связанные, старт с интервалом – не подкопаешься! Везуха в том, что Эмми будет там на полных основаниях, когда приеду я. Так что в нашем распоряжении целых сорок восемь часов, чтобы слинять, встретиться и напроситься…  

– Да, это шанс, хороший шанс! И фуа-гра там куда свежее и доступней, – Кружилин улыбнулся Эмми и перевел взгляд на Семена. – Стало быть, двоечникам опять что-то срочно понадобилось?  

– Натурально понадобилось! – Семен определенно собрался нечто поведать, но осекся, переключив внимание на девушек.  

Эмми со словами «Да разве в печенке дело?!» вдруг рванулась к нахмурившейся  

Кате, присела перед ней на колени, приобняла подругу. Определенно, она чувствовала себя виноватой:  

– Катюш, ну, не сердись на нас, и не переживай! Все будет хорошо… и у вас… вам ведь тоже тут делать нечего… – казалось, она вот-вот расплачется.  

– Ну, что ты, дорогая, – улыбнулась Катя, погладив подругу по голове, словно слегка напроказившего ребенка. – Все в порядке! Нам не горевать, а радоваться надо!..  

Может, в самом деле, вы и нас нацелите, наконец, на путь истинный… Да! Мне ведь сегодня Кружилин тоже вроде как предложение сделал!..  

– Не «вроде как», а на полном серьезе, вполне официально! – уточнил Юрий. –  

Прошу любить и жаловать Екатерину Васильевну Кружилину, полновластную хозяйку моего сердца, и этого дома заодно…  

– Во как! – вырвалось у Семена, словно он был удивлен.  

– А про фамилию… но не стану возражать…  

– Помилуйте! – взмолился Семен. – Не знаю, как вы, а я отказываюсь воспринимать все это на сухую. Только текила примирит нас с действительностью! А тоска расстреливается дуплетом!  

– Да нет никакой тоски, – заметила Катя.  

– А тебе – был бы повод, – Эмми вернулась к будущему мужу и ласково потрепала его за ухо. – Теперь и я хочу красного…  

Кружилин, как опытный виночерпий, ловко распорядился напитками, поднял рюмку с прозрачным «Патроном», и сказал просто:  

– Что ж, удачи вам!  

– Удачи всем нам! – поправила его Эмми.  

Выпили.  

Слегка закусили. И немедля, словно за ними уже гнались, и нельзя было терять ни секунды, приступили к живейшему обсуждению деталей побега и последующего обустройства. Сейчас для них не существовало иной общей темы, более актуальной и спасительной.  

Час? Два?.. Время перестало иметь значение. Ночь была длинной, уикенд долгим, а жизнь казалась бесконечной.  

В какой-то момент Семен вынужден был признать:  

– Я чувствую себя баобабом…  

– Таким могучим?  

– Таким деревом… Я… мы ведь даже не задумались о сопроводителях и геолокации. Так что запросто могли оказаться не на свободе, а в бессознанке, где-нибудь на мусорке…  

– Они могут… Поэтому импланты деактивируйте.  

– А обычный смартфон?  

– С мобильником ты будешь как баран с колокольчиком.  

– Ок! В один час, в одну минуту отключаем мобильники…  

– Нет, не отключаете, а забываете – там, откуда бежите, – уточнил Кружилин. – И не только мобильники, а всю свою электронику. Об одежде я уже говорил…  

Эмми старалась ничего не упустить. Ее так и подмывало взять в руки планшет, или хотя бы блокнот и ручку, но она не решалась из конспиративных соображений.  

Время от времени Юрий понижал градус серьезности какой-нибудь первой пришедшей на ум шуткой:  

– Да, и прихватите горсть желтых монет!  

– Что? Это зачем? – переспросила Эмми.  

– Монеты легко переплавить на серьгу в пупок, – прозвучало без тени иронии.  

– А я вот этот момент люблю больше всего, – мечтательно произнес Семен, потянувшись за бутылкой.  

– Какой момент?  

– Когда уже хорошо, но еще есть! – выдал он, и – осторожно, стараясь не пролить, наполнил рюмки.  

– А вы, ребята, не гоните лошадей? – спросила Катя, приняв из рук Кружилина очередной бокал.  

Юрий, успев опрокинуть рюмку и сморщившись от лайма, лишь отрицательно мотнул головой.  

– Мы же генере… генерерируем идеи, требуется топливо… – откликнулся Семен, слизнувший с тарелки последний кусочек хамона.  

– А-а, ну тогда гененерируйте…  

К этому моменту хрупкая картина вечера успела подернуться хмельной паутинкой трещин. А позже и вовсе рассыпалась на кусочки. Очень скоро воспоминания придется собирать, как разноцветные осколки витража, внезапно рухнувшего с высоты на каменный пол. Никому – ни по отдельности, ни сообща – не удастся, конечно, восстановить все в точности. Зато отдельные детали и даже целые большие фрагменты будут выглядеть очень ярко. Их можно долго рассматривать и дополнять недостающими кусочками по вкусу.  

Впрочем, ни о чем таком они пока не думали, упиваясь моментом и счастливым ощущением взаимного понимания. Раскрепощенные мысли рождались свободно и во множестве; слетали с языков и роились фантомами; выхватывались и сплетались все более причудливыми узорами.  

– Да, домик у тихого озера – это круто.  

– Главное – не повеситься на третий день с тоски...  

– Ну, это же не какая-нибудь глушь.  

– Где добропорядочный бюргер Семион, почетный член местного добровольного общества спасения крыс от стихийных бедствий, любит выходить на лужайку – в гетрах, шляпе с пером и непременно с огромной кружкой пива.  

– Лоснящийся, довольный…  

– … не склонный даже вечерами вспоминать, как ютился с молодой красавицей женой в дешевой съемной квартирке у вокзала.  

– То были трудные, но счастливые годы. Все лучше перманентного кошмара…  

– Большинство людей живет в ожидании Армагеддона. Это подметил вовсе не русский, а совсем даже японец.  

– Но именно в России апокалипсисы случаются с подкупающей регулярностью, и проходят непременно с осложнениями.  

– Хм-м, ну да: война – испанка – революция…  

– Гражданская – геноцид – война…  

– А еще: покой – запой – застой.  

– И народ сочиняет частушки:  

Ничего я не боюся –  

Я на Фурцевой женюся!  

Буду тискать сиськи я  

Самые марксистския…  

– Ха-ха-ха!..  

– Так и достебались до очередного круга…  

– Вирус – мрак – и в Кремле…  

– Знаете что, – вдруг перебила Катя совсем не шутливым тоном, – мне почему-то грустно рифмовать конституцию с революцией, зная, чем все кончилось.  

– Согласен! – поддержал ее Семен. – Хотя и это только присказка, сказка – впереди…  

– Ни той страны, ни того ничтожества, китайцы кругом, а у тебя – «все впереди»?  

– Новая реальность! Во-первых, китайцев пригласило то самое из Кремля, якобы чтоб мы не перерезали друг друга. Во-вторых, мир до сих пор в оцепенении, и не знает, что делать с этим чудовищным новообразованием, которому и названия-то нет. Но уверен – придумают. Наконец, мы-то с тобой – и, надеюсь, в скором времени Юрий с Катюшей будем осваивать эту реальность по ту сторону «новой великой стены».  

– Твоими бы словами да мед пить, – отозвался Юрий.  

– Да-да, и я был бы счастлив выйти на ту лужайку погожим деньком, чтобы встретить любимых друзей.  

– И пивом поделишься?  

– И шнапсом! Однако не стоит ждать – предлагаю выпить безотлагательно!..  

Катя обождала еще несколько минут, сделала пару глотков, пытаясь про себя связать семеновское замечание насчет города кошек Парижа с грядущей реальностью, а затем сказала громко и внятно:  

– Стоп! Теперь – стоп! Мы с Эмми немедленно идем готовить горячее, – она взглянула на подругу и тут же получила утвердительный кивок, – а вы наводите тут порядок и строгаете закуски.  

– Будет исполнено, моя королева!  

– Яволь, май фюрер! – присоединился Семен.  

– А потанцевать?.. – негромко вымолвила Эмми, но все услышали.  

В мозаике уикенда фрагмент с беляшами оказался ярким, потому что имел особый вкус. Насчет теста и мяса животных ребята ошибались. Это было объедение!  

– Что вы туда намешали?  

– Просто любовь, глупыш…  

Беляши вышли маленькими и сочными, не позволявшими вовремя остановиться.  

Семен расправлялся с ними в два укуса, с жадностью акулы, напавшей на большой косяк сардин. В отличие от приятеля Юрий старался сдерживать себя, но все равно вскоре почувствовал, что желудок раздулся, превратившись в перекачанный футбольный мяч.  

Текила с содержимым уже не справлялась, требовалось расщепительное покрепче. После пары рюмок граппы – даже девушки позволили себе по одной, «чтобы дышать» – стало полегче. Хотя на Семена было больно смотреть: он взмок, отвалился на спинку дивана и ловил воздух ртом, короткими вздохами. Напоминая уже не акулу, а южноамериканского водяного удава, пропихнувшего в себя слишком крупного, немолодого и, следовательно, жесткого каймана. Такое его полуживое состояние не устраивало, в первую очередь  

Эмми. Она обмахивала его салфеткой, трепала за уши, поднимала и тянула на середину зала, где уже, пока нехотя, перетаптывались в медляке хозяева. Наконец, нашептала что то, – и он сдался.  

Танцевали долго и с все большим жаром. От парных томных упражнений перешли  

– через прохладительные напитки – к блюзу, к тяжелому року, ритмом выдавливавшему из молодых организмов пот и алкоголь. А завершили танцевальную паузу «половецкими плясками» по Катиному определению, да с выходами. И это было здорово!  

Вынужденное попеременное принятие душа позволяли себе скрашивать винами, ни в коем случае не усердствуя – следовало оставить силы и здравого смысла для традиционной беседы перед сном. Наконец, далеко за полночь, все – посвежевшие и благоухающие – вновь собрались за столом.  

И разлили.  

И выпили.  

– И что же на этот раз понадобилось двоечникам? – обратился к Семену Юрий, словно продолжая только что прерванный разговор. – Креатив для очередного паскудства?  

– Что ж еще?!.. Я-то, собственно, на подхвате, на теме интеллектуального раскрепощения в условиях договорных ограничений… Хрень, конечно, но упражнение не в напряг.  

– А что же главное? – подала голос Катя.  

– Насколько мне известно, с главным – «ну, пустите же нас снова» – приедет большой московский попка-говорун, – Семен по привычке опасливо обернулся.  

– Да не дергайся ты, все гаджеты в надежном месте, – успокоил хозяин, продолжая размышлять вслух. – А ведь могут послать и голограмму. Теперь совершенно неважно – живо и дееспособно само существо, или нет. Символа достаточно, институт мафии сохранен, подручные все сделают. Оруэлла цитируешь?  

– Ха!.. Как отмечал любимый ученик великого Конфуция Ор У Элл, истинная свобода – это рабство…  

– А незнание У Элла – сила… Эмми, а ты чем будешь наставлять гейропейцев?  

– О, я просвещу их на предмет социальной ответственности частно государственных корпораций.  

– Ах, как это свежо, как своевременно!  

– Ну, а ты-то сам – чем сейчас занят? – спросил Семен приятеля.  

– А занят я тем, важнее чего и быть теперь ничего не может – продвижением профилактики гельминтоза. И нечего хихикать! Знаете ли вы, допустим – о том, что человеку грозят более четырехсот видов глистов?..  

Кружилин сумел рассказать свою историю так, что даже Катя боялась пропустить хоть слово. Сюжет, о котором он поведал ей еще в машине, обрастал все новыми подробностями; сплетался с наблюдениями над идиотизмом корпоративного устройства, изобиловал неожиданными поворотами и демонстрировал знание предметов, заподозрить в изучении которых Юрия прежде было нельзя.  

Никто не думал прерывать рассказчика, все трое слушали с упоением. Кружилин заставлял их смеяться почти беспрерывно, доводя временами до колик. Веселье поугасло к концу спича:  

– Таким образом, становится понятна роль глистов, обнаруженных в дерьме новейшей истории. Гельминт, пробравшийся в мозг, способен целиком подчинить носителя. В Европу нельзя – там сильна медицина, а это смерть для паразита. Совесть недопустима, ибо мешает воровать и богатеть, а глист размножается и заражает, его надо кормить. Кроме того, как справедливо заметили еще Стругацкие – «большинство всегда за сволочь». Вы можете спросить – а как же чистоплотные люди с интеллектуальным иммунитетом? Ха-ха-ха! – рассмеемся мы хором с бледноголовыми и ленточными червями. Да много ли вас? Большинству лень читать и дважды мыть руки. Не то, что слушать тех, кто давно разглядел за кремлевским фасадом совершенный абсурд. И лишь когда гуманитарку стали продавать втридорога несознательные граждане с калашами в руках, а питательные соки оказались близки к исчерпанию, низший глист заставил взбунтоваться носителя. Бессмысленно и беспощадно, как повелось. Иными словами, приумалять колоссальное значение глиста в истории нельзя…  

Последовавшую паузу нарушали лишь тихие глотки. Пока Семен зачем-то не спросил:  

– А тебе, Кружилин, никогда не хотелось взять себя за шиворот и отвести, куда следует? Чтобы не мучиться?  

– Следует – в Европу, – подсказала Эмми.  

– И это правда, – согласился Юрий. – Подхватить на руки любимую, и – туда, «где люди живут, и как люди живут»...  

Мечтательная перспектива оказалась лучшей темой, завершившей общую беседу. В числе прозвучавших насчет закордонных перспектив идей были и весьма разумные. Их определенно следовало рассмотреть на трезвую голову. «Возьми на заметку, дорогой», шепнула Катя. Кружилин кивнул, проделал жест, означавший – не волнуйся, мол, запомню, «потому что не пьянею никогда», и сделал глоток.  

Понимающие девушки, как повелось, отправились в спальные раньше ребят – «по причине физической невозможности дальнейшего пребывания за одним столом с пьяницами».  

Охмелевшие до третьей степени – уже в который раз за вечер – мальчики продолжили. Ведя расслабленный степенный дискус, прихлебывая не спеша, они уверенно подбирались к следующей ступени. Стадия «изумления», заметим, значилась в их классификации пятой и последней. О чем шел разговор в предрассветный час? О квантах, разумеется, о чем же еще.  

– Сущностно, друг мой, мы – создания в большей степени квантовые, чем атомарные, – настаивал Семен. – Мозг величайшего гения способен разбиться о непредсказуемость двух субъектов вселенной – кванта и человека. Первый может находиться в чёрте скольких местах пространства и времени одновременно. А что взбредет в голову второму, как он поведет себя в следующую секунду, неведомо и  

Создателю. Ибо сам наделил его свободой воли.  

– Кванты – тоже?  

– А что мы знаем о квантах?  

– Логизм! В данный момент я лишь могу с определенной степенью уверенности утверждать, что ты не откажешься от пятнадцатилетнего арманьяка.  

– В текущем континууме – ни за что!  

И они согревали пузатые бокалы в размышлении. И вдыхали плотные пары. И пригубляли.  

– Какой же вывод, позволь полюбопытствовать, ты склонен делать из соображений о гомо-квантуме, назовем это так?  

– Благодарю! И за название, и за вопрос. Вывод очевиден – гармония! Только неопределенность и полная свобода позволяют создавать нечто упорядоченное – хотел сказать совершенное, но это не всегда – из хаоса.  

– И наоборот, – уточнил Кружилин.  

– Вполне вероятно.  

– Из чего следует, что Бог все же не играет в кости, он предоставил это человеку.  

– И – слава Богу!  

Подняли бокалы, сдвинули и осушили сладострастно.  

Уверенно пройдя четвертый рубеж, долили щедро.  

– Тебя успокаивает возможность параллельного существования во множестве экземпляров? – продолжил Юрий.  

– Пожалуй.  

– В таком случае хорошо уже то, что все вы тут не собрались…  

– Опасности, друг мой, не существует. К тому же, как известно, информация – о вкусе этого потрясающего напитка, к примеру – мгновенно становится достоянием всех моих сущностей.  

– За исключением одной, прошу заметить.  

– Это какой же? – взволновался Семен.  

– А той, что соткана из антиматерии, и покуда пребывает в состоянии смерти.  

Согласно еще одной не менее убедительной гипотезе, она вернется к жизни, когда ваше «великомножество» покинет этот мир. За другие миры, зная тебя, не поручусь…  

Семен улыбнулся, но хмурая складка не покинула широкий лоб. Пока он вдруг не просветлел и не воскликнул:  

– Так это ж замечательно! За бесконечные возможности, друг мой!  

Не сговариваясь, сделали по глотку, но не поспешили осушать бокалы. Обоих не покидало ощущение недосказанности.  

– А теперь представь, – предложил Кружилин, – блуждаешь ты по новому миру за сотни тысяч световых лет от Земли. Поражаешься необыкновенности фиолетовых цветов, за которыми – ты знаешь – таятся какие-то ящероподобные зверюги.  

– Тоже фиолетовые?  

– А как же? Мимикрия!.. Как вдруг телефонный звонок возвращает тебя к реальному столу с компьютером. И в следующую минуту ты договариваешься о шашлыках на ближайший уикенд. Однако тебе чертовски хочется получше рассмотреть те цветы, и того отчаянно фиолетового ящера, а заодно понять – не опасен ли возникший дивный мир, можно ли там дышать без маски, чиста ли вода в ручье за кустами... И ты бросаешься к клавиатуре. Чем больше деталей, тем реальней картина. Наконец, наступает момент, когда ты понимаешь – со всей определенностью понимаешь – тот мир существует, причем уже независимо от тебя. Стало быть, ты угадал с бульоном, из которого возникла жизнь.  

– То есть, ты хочешь сказать, что энергии мысли достаточно для воплощения чего либо?  

– Ты для начала попробуй ее исчислить… Я, допустим, утверждаю, что скорость мысли безгранична: ты – вот он, рядом, а в следующее мгновение за сотни тысяч световых лет, приручаешь ту фиолетовую зверюгу.  

– Да не хочу я ее приручать, я ее бздю…  

– Ну, не хочешь, не приручай, просто стой на холме и наслаждайся пейзажем.  

– Ладно. Уже стою и пытаюсь понять – откуда столько массы под ногами, и столько воды в океане, километрах в трех.  

– Вот и думай. Только помни: если что-то может быть безграничным или бесконечным, таковым может быть все…  

– Ну, успокоил, благодетель! А главное – вишь, как ловко примирил Эйнштейна с  

Бором…  

– Случаются минуты просветленья…  

– Не изумленья? На посошок?  

– На ход ноги…  

За окнами стало совсем светло.  

… Сон оборвался внезапно. О чем Юрий не сожалел: снилась всякая жуткая муть, а в последнем эпизоде какое-то незнакомое омерзительное существо в комбинезоне с головой человека доставало из-за пазухи орудие убийства. Что это было, Кружилин знать не хотел и проснулся. Но глаз пока не открывал. Он пытался обрести внутреннее равновесие, а это давалось с трудом. Вначале голова быстро потяжелела и покатилась вниз, вызвав головокружение и тошноту. Позыв удалось смикшировать немалой ценой: в черепе оказался свинец, удельный вес которого с предельной точностью ощущали веки.  

Следовало просто затаиться, расслабиться и стараться медленно и глубоко дышать.  

Помогло. Свинец, пульсируя, отступил в затылочную область. Тут же, снизу, заявили о себе два взаимоисключающих желания: освободить мочевой пузырь, и совершить сексуальное бесстыдство, причем такое, чтобы после самому было совестно. «Похмелье! », констатировал Юрий. В общем, он представлял, как справиться с дилеммой.  

Катя проснулась раньше и теперь просто нежилась в мягкой теплой постели, думая о хорошем. Она почувствовала – любимый проснулся; хорошо представляла его состояние и желания. А также знала, что может предложить, по меньшей мере, два решения: шампанское или секс. Но выбрала иной вариант: секс – шампанское – секс. Да, будет нелегко, но выглядит многообещающе. Катя сказала себе – «Ну и пусть! », повернулась к  

Юрию и поцеловала его в закрытые веки…  

Она сумела доставить обоим неописуемое наслаждение. Едва ли в эти чудные мгновенья они принимали в расчет особенности организмов в пограничном состоянии. К примеру, тот факт, что на генетическом уровне оба запрограммированы на продолжение рода, и что неутолимое желание возникает именно в моменты риска. Вследствие чего похмельный сперматозоид особенно агрессивен. В том, что на этот раз он достиг цели, не было ничего удивительного. Жаль, Юрий не успел об этом узнать.  

Дальнейшее течение уикенда было сказочным – неторопливым, спокойным, наполненным любовью и надеждой.  

Семен с Эмми уехали в воскресенье.  

Приводя дом в порядок, Катя не отказывала себе в удовольствии что-то переставлять и не уставала прикидывать – чего бы тут еще поменять. Хотя Юрий ей охотно подыгрывал – «Небольшой зимний сад? Отличная идея! » – она отдавала должное и его вкусу, и его привычкам. А меньше всего ей хотелось нарушить сложившуюся в доме атмосферу, особенное ощущение комфорта и простора… Впрочем, у нее еще будет время подумать об этом, если вообще не получится уехать раньше, решила она.  

Утро понедельника выдалось серым, вот-вот пойдет дождь. Но настроение у обоих было отличным – есть четкий план действий и, главное, уже сегодня вечером они намерены вернуться сюда вдвоем. Как ни удивительно, следов похмелья у Кружилина практически не было, во всяком случае, бортовой компьютер не имел к нему ни малейших претензий, позволив завести автомобиль и отправиться в путь.  

До выезда на скоростную магистраль оставалось километров двадцать, когда Юрий вдруг вспомнил о пятничном сообщении «Внимание! Утро понедельника! », которое так и не удосужился прочитать, будучи уверенным, что это какая-нибудь ерунда. В общем, так и оказалось, компьютер зачитал: «Начало рабочего дня по техническим причинам переноситься на час…» Да, они могли выехать чуть позже, но возвращаться теперь не имело никакого смысла. Зато появилась возможность выпить кофе где-то поближе к офису.  

Закапал дождь. А вскоре впереди показался временный пост, которого здесь прежде никогда не было. Человек в камуфляже заранее поднял жезл, призывая взять правее и остановиться. За ним находились еще двое, причем при полной выкладке, с автоматами за спиной.  

– Слушай, может, проскочить, они какие-то стрёмные, – предложила Катя.  

– Я тоже так думаю, но не проскочишь – успели расстелить ежа.  

– Да, вижу, будь осторожен…  

Юрий прижался к обочине и, пока к нему подходил боец, разглядел нашивку с аббревиатурой «КОР» на рукаве росгвардейского обмундирования. «Корпус освободителей России» поначалу и в самом деле боролся с оружием в руках против всякой власти – и российской, и китайской, и совместной. Но в последние годы, насколько было известно Кружилину, выродился в отдельные банды обычных вымогателей.  

– Твою мать! Это ж «коровцы», я думал их уже не осталось…  

– Хорошо хоть мы не китайцы, – заметила Катя.  

– Может быть, хотя уже не имеет значения…  

Юрий обратил внимание, что подходивший к нему боец успел пристроить жезл куда-то за спину и сунул руку внутрь расстегнутого комбинезона. Это не предвещало ничего доброго, и он прикинул – нет ли шанса все же объехать ленту с шипами. Нет, никак не получится. Стараясь сохранять хладнокровие, он приоткрыл окно:  

– Здравствуйте, есть вопросы?  

– Вопросы есть. Заглушить двигатель и выйти из машины! Девушке оставаться на месте! – последовал приказ.  

На мгновение Кружилину показалось, что он уже где-то видел этого человека, но вспомнить недавний сон не смог, да и едва ли это что-то бы изменило. Отогнал мысль, и почел за лучшее подчиниться. Он не мог знать, что перед ним Владимир Безхребетников по прозвищу Вова Хрящ, пользовавшийся дурной славой даже среди товарищей. Это был мужичок с круглым лицом на тонкой шее, с такими же круглыми глазами без бровей, с носом, напоминающим свиной пятак и тонкими губами. Словом, существо, один вид которого вызывал отвращение. Генетический подлец, он превратился в подходящей среде в конченого подонка. Вдобавок сейчас его грудь жег полученный накануне наградной пистолет.  

– Послушайте, это корпоративный автомобиль, я спешу на работу…  

Юрий не договорил: тишину разорвал вопль противоугонной системы, замигали фары, заблокировались двери… Видимо, Катя нажала на кнопку SOS – и, пожалуй, правильно сделала. Но должен был вспыхнуть лишь индикатор, какого черта это китайское чудо «с продвинутыми системами и оптимальным набором опций» устроило целое светопреставление, было совершенно непонятно!  

Со словами – «Ах ты, сука! » – Хрящ выхватил пистолет, передернул затвор и двинул дуло в сторону Кати. Кружилин бросился наперерез в попытке отвести ствол, и в следующий момент получил пулю.  

Юрий машинально прижал руку к левой стороне груди, понял, что все вдруг стихло, и машина больше не сигналила, только хлопнула пассажирская дверь. Еще увидел, как подбежал другой боец, и со словами «Какого хрена, Хрящ!? Только деньги – забыл?!» поволок того куда-то в сторону. Потом медленно осел, поймав себя на мысли, что вот это уже полная жопа. Успел увидеть лицо любимой со слезами в глазах, попробовал ободряюще улыбнуться, да так и застыл.  

Спустя два дня Безхребетников был расстрелян китайским патрулем.  

Спустя семь лет к уютному коттеджу с палисадником неподалеку от береговой линии Аммерзее под Мюнхеном подъехало такси. Из автомобиля вышли стройная молодая дама и мальчик лет шести.  

У мужчины в шортах, с брюшком и с кружкой пива, который наблюдал за происходящим с крыльца, вдруг отвалилась челюсть. С криком «Катя! Эмми, скорей сюда! », он бросился к подъехавшим, разливая пенный напиток. Затем вовсе отбросил кружку, подбежал, обнял и расцеловал Катю, подхватил на руки мальчика:  

– Ну, здравствуй, Юрий Юрьевич! Ах, как похож, как хорош!..  

– Семен, я могу отпустить такси? Тогда надо вытащить багаж...  

– Ну, конечно! Я сейчас, – он опустил Юрия на землю и подошел к багажнику.  

К ним уже бежала Эмми, утирая нечаянную слезу:  

– Ну, что ж не позвонила, мы бы встретили...  

– Боялась рисковать.  

– Боже, как я рада вас видеть!..