Чингисхан и Гималаи

Воздушно пламенные горы предстали глыбами времён пред смелым войском Чингисхана, и изумился воин славный, властитель душ степных всей прелестью, величием вершин не подчиненных: «Нет в мире силы, с которой я не совладал, но есть любовь, с которой сердце мое, утопленное в страсти, не посмеет сразиться хотя бы в честном бою. Я нежности такой великой ни в годы славного правления, ни после жизни сей земной не смогу понять».  

Но громко горы поседели и, выдохнув снегов метели, овеяли всё войско безумием и святостью небес, и, обернувшись назад, понял отважный муж степей, что мертв его глас праведный, что нет истинного огня в душе его и войско его бесчисленное – это пыль песков.  

Подняв главу ввысь и увидев облаков течение, великий воин тут же склонился перед мудростью седых старцев и вымолвил гордо: "Не видел я при жизни щедрости твоей старость. Не дошёл я до моря, океана, у которого нет печального конца, не созерцал при жизни его вечности. Но открылась поздно мне любовь твоя воздушная, свежая, и я погиб вместе с нею".  

В наказание веков справедливых бредет всё так же хан монголов по землям, что некогда завоевал своими руками и мечами, и смелой мыслью охватил их долгие просторы караванов. И не понимал он, и не мог проникнуть его разум в думы вершин горных, самых далеких для глаз и близких честному сердцу, чтобы узнать: отчего всё так стало незнакомо и так противоречиво в пустынях, обжигающих кожу, и в дремучих, северных борах, в низинах прохладных рек? На камне же он голом прочел: за обретение тайной красоты заплатим мы посмертным проклятием.