Судья

Он стоял у фонаря – размытая неприметная фигура в пасмурных осенних сумерках, неторопливо втягивающая ноздрями запах мокрой коры облетевших лип. Триста лет, каждую осень он наблюдал за этим таинством октябрьской мистерии – превращения зелёных листьев в жёлтые, бордовые и даже лилово-фиолетовые. Триста лет, почтенный возраст для упыря. Он уже ко всему привык, давно разучился удивляться разным странным явлениям в жизни вампиров и людей, но вот это таинство преображения цвета листвы на радикально противоположный, всегда приводило его в оцепенение.  

Она появилась в конце тополиной аллеи и заметив фигуру судьи издали, нервно озираясь, направилась к нему. В стильном пальто из каракульчи и изящных сапожках на тонких высоких каблуках.  

– Добрый вечер! Ну и местечко вы выбрали...! – капризно бросила ему Лизонька.  

– Приветствую вас! – бесцветно ответил ей судья Скуратов. – Вы пренесли?  

– Да… Аппетиты у вас! – морщась, словно от менструальных болей, она вынула из сумочки три туго набитых купюрами, белых конверта. – Тут почти все мои сбережения…  

– Что вы знаете о моих аппетитах… Ставки в нашей игре вам хорошо известны. Первый раунд вы уже выиграли благодаря мне. – Скуратов усмехнувшись вспомнил недавний процесс, по делу о разделе имущества богатой мамочки, где Лизонька заикаясь и потея от наглости, взволнованно зачитывала набросанный им на бумажке текст, приводя в ярость ответчицу, свою родную сестру, остающуюся по итогу ни с чем. – С одной из сестёр вы уже разобрались. В случае победы над второй, а она будет за нами, можете не сомневаться, вы приобретаете несоизмеримо большие материальные блага. Деньги, квартиру на Мичуринском проспекте. А сестрёнки ваши остаются по сути ни с чем… Второй процесс буду вести не я, но не бойтесь, всё схвачено. Его будет вести мой человек. Пойдёмте, пройдёмся, нам нужно обсудить кое какие детали.  

Он галантно взял Лизоньку под локоток, и они двинулись в глубину парка, по чёрному асфальту, залепленному пёстрыми резными листьями, сбитыми с деревьев недавно прошедшим дождём. Со стороны могло показаться, будто элегантный немолодой повеса, вывел на прогулку разодетую любовницу.  

– А кошку-то вы за что отравили? – задумчиво спросил Скуратов. – Она чем провинилась?  

– Что? – растерянно вздрогнула его спутница. – А как… Как вы узнали?  

– Ну я же всё таки судья. Тем более гораздо более опытный, чем вы можете себе представить.  

– Как вы узнали!? Впрочем… Бесила меня эта гадкая кошатина! На хозяйку свою, сестру мою Любку была похожа. – с вызовом бросила в лицо Скуратову Лизонька.  

– М-дэ… – задумчиво ответил Скуратов. – Какая вы однако злющая и вспыльчивая.  

Он чувствовал живое тепло исходящее от Лизоньки, чувствовал, как её кровь разгоняемая отбивающим дабстэп сердечком, бежит по сосудам, и даже с грустью подумал, что хорошо бы было быть живым человеком и иметь в жёнах такую вот подлую дурочку с горячим сердцем и тёплой нежной кожей. А вот его сердце давно не бьётся, да и кожа бледная и холодная, как кора этих оголяемых ветром старых клёнов. Да что за мысли – видимо действительно стареет.  

– И ещё Лиза, – Скуратов отогнал от себя подступившую странную грусть. – Вот что я всё время хотел у вас спросить... Почему вы так упорно не хотите делиться со своими сёстрами? – Голос Скуратова приобрёл музыкальные, гипнотизирующие жертву нотки, – Но ведь сами посудите: за больной матерью ухаживали именно они. При том почти семь лет! Это огромные расходы, я не говорю уже о моральной тяжести участия в жизни онкологического больного. И тут, после трагической развязки, появляетесь Вы и забираете у них почти ВСЁ! Разве это справедливо? Вы могли бы поделиться…  

– Что вы себе позволяете? Вы – коррупционер, преступник, ещё и совестить меня будете? Да! Я люблю красиво жить, вкусно есть и хорошо одеваться! И я плачу вам огромные деньги! – злобно вскричала Лизонька, вытаращив глаза и покрывшись красными пятнами гнева. – Они хорошо устроились, зарабатывают прилично… Им эти деньги не нужны. Обойдутся!  

«У всех ей подобных, одна и таже отмазка на все времена. Вот тебе и младшая дочь в семье. Как это старо... Набалованная, в попу целованная. » – подумал Скуратов. – «Проклятая жажда… и голова начинает болеть от голода. »  

Скуратов на зубок (точнее на клычок) знал свою физиологию. Для нормального функционирования его мозга и нервной системы, ему необходима была чужая кровь. При недостаке крови, а точнее веществ, содержащихся в крови жертвы у любого вампира развиваются нарушения в работе мозга и возникает острый болевой симптом. Инстинкты, при достаточной сытости контролируемые разумом, в случае голода, тут же ломают самоконтроль. Так, что глупая и подленькая Лизонька шла с ним под руку очень кстати.  

Обычно обречённая красавица даже и опомниться не успевала, как во время страстного поцелуя или отвлекающего гипнотического разговора смертоносно-острые клыки судьи оказывались в её нежной шее. Всё таки у него за плечами был многовековой опыт. Но сегодня что-то пошло не так… Скуратов неожиданно выпустил клыки и хотел, как обычно, сходу, впиявиться в шею жертвы, благо зашли они уже довольно глубоко в парк и помочь Лизоньке тут точно никто не смог бы. Но каким-то инстинктивным чутьём та почувствовала неладное и выхватив руку у него из под локтя, отчаянно завопила. Бесполезно! Ни кто её уже не спасёт. Скуратову показалось, будто кричал не только Лизонькин широко раскрытый, окаймлённый алым кругом помады рот, но будто визг исходил от всего её существа – от каждой клеточки тела, от испуганно зажмуренных глаз и гадливо выгнутых домиком бровей. Словно этот вопль кошмара, обращённый непонятно к кому, доносился из самых глубин её охваченного истерикой нутра… Впрочем, судью это не остановило и не удивило. Подумаешь! Он был старым вампиром и за свою жизнь, каких драм только не видел, каких только визгов и криков, во всех мыслимых и немыслимых тональностях, не слышал. Он грубо прижал Лизоньку к себе и без лишних реверансов, цапнул её в шею. Вожделенная кровь наконец попала в уставшее, голодное тело Скуратова. Бедняжка сопротивлялась совсем недолго, помычала что-то, похрипела, помахала руками и затихла, смиренно отдав весь свой жизненный сок вампиру. Все заветные четыре литра – этого ему надолго хватит. Скуратов деловито спрятал полностью обескровленный труп в кусты. Сладко потянулся, размяв тут же посвежевшие, налившиеся чужой жизнью, мышцы. Всё-таки он стареет, и крови ему необходимо уже не так много, как в молодые годы, да и жертвы уже не те… Толи дело раньше. Дородные, жирные купчихи или аппетитные озорницы-дочери помещиков. Он искоса глянул на торчащий из кустов мысок модного женского сапога, к подошве которого неопрятной этикеткой приклеелся увядший лист. Мужики ему, как-то не пришлись по вкусу, хотя в крайнем случае и ими он не брезговал. А куда ему было деваться? Правда кровь у них густая, часто с привкусом разной дряни. Но без неё он просто сходил с ума и превращался в ненасытного звероподобного кровопийцу, готового броситься на любое теплокровное живое существо. Такова была его биология и физиология. Ха-ха… И всегда, на государевой службе. Триста лет выслуги. Скуратов развернулся и пошёл прочь.  

– Ну за кошку, я как минимум отомстил… – усмехнувшись, пробурчал судья себе под нос.  

В парке совсем уже стемнело, но фонари вдоль аллеи даже и не думали зажигаться. Он не спеша двинулся на далёкий, дрожащий в лужах, желтоватый огонёк, мерцающий где-то в конце дороги. Вскоре показались ржавые ворота, низенький забор, из-за которого доносилось разноголосое потявкивание собак. Собаки, судя по лаю, были разномастные и разноколиберные. У самых ворот сидел мокрый худощавый кот.  

«Приют для бездомных животных «Марсик»» – прочёл Скуратов табличку возле калитки и хотел было пойти дальше, вдоль забора, но внезапно возникшая идея заставила его задержаться. Судья извлёк из внутреннего кармана Лизонькины пухлые конверты, просунул их в щель над замком, напористо позвонил в звонок под табличкой. Уже почти пройдя до угла забора, он услышал скрежет засова и восторженный, изумлённый возглас девушки-волонтёра. Вампир, не сбавляя шаг, задумчиво улыбнулся.