Дверная ручка

Ася Котляр  

ДВЕРНАЯ РУЧКА  

ГЛАВА ПЕРВАЯ  

ТЁТЯ СВЕТА  

Феликс стоял в коридоре третьего этажа перед закрытой дверью кабинета, где учился его 1Б класс и горько плакал. Он ещё раз осторожно дёрнул дверную ручку, но дверь не открывалась.  

«А может быть, сейчас физкультура и класс ушёл в спортзал? » – спросил себя Феликс и прижался ухом к щели между дверью и косяком. Он услышал звук, доносившийся со смарт-доски: шло какое-то кино. Феликс отошёл от двери, прислонился к подоконнику и оглянулся, вытирая слёзы. Обычно, пока шёл урок, уборщица, тётя Света мыла коридор. Она была бы спасением, потому что с тётей Светой успели познакомиться и подружиться все первоклассники, чьи кабинеты находились на третьем, последнем этаже школы.  

Тётя Света годилась им даже не в бабушки – в прабабушки: седовласая, в синем, рабочем халате, с белой косынкой на голове, делала свою работу увлечённо, с упоением: она прислоняла к стенке большую деревянную швабру, опускала а ведро старую тряпку из мешковины, отжимала её руками, набрасывала на швабру и везла эту швабру с тряпкой по полу до самого конца коридора. Она всегда улыбалась детям и всегда что-то напевала. Иногда, останавливаясь возле какого-нибудь плачущего ребёнка, тётя Света вытирала о халат руки, вытаскивала из кармана конфетку-леденец и протягивала её ребёнку со словами:  

«На-ка, мил-моя, гостинчик от тёти Светы! В рот засунешь и про слёзки забудешь! »  

А потом и гладила малыша по голове своей старой, сморщенной, трудовой рукой.  

Дети, зная любовь тёти Светы раздаривать конфеты, завидев, как она тащит по коридору швабру, начинали шмыгать носами и выдавливать из себя слёзы, желая заполучить «барбариску». И добрая женщина, понимая, что эти слёзы «крокодиловы», всё-равно останавливалась и вытаскивала из кармана заветный леденец.  

Феликс тихонько, шёпотом позвал:  

«Тётя Света! Вы где? Мне не нужна конфета, я в класс попасть не могу! »  

Но тёти Света при её волшебных конфетах не была волшебницей и не появлялась из воздуха.  

Феликс боялся отойти от двери: а вдруг Ирина Борисовна выйдет из класса, когда он уйдёт искать кого-то из взрослых? А вдруг она скажет громко, на весь коридор:  

«Где этот несносный Феликс Адамский, который уже в первом классе начал прогуливать уроки? Вот я его сейчас отведу к директору, и пусть директор с ним разбирается! »  

Директора школы, Льва Сергеевича, боялись все первоклассники. Своей рыжей гривой и вкрадчивой ходьбой он был похож на льва, готовящегося к атаке. На самом деле, Лев Сергеевич вовсе не был злым и суровым: но он сохранял лицо, потому что на нём была вся школа, а в школе, как говорила Ирина Борисовна, было больше тысячи человек. А ещё она говорила, что это большая ответственность – быть директором школы. Что такое «большая ответственность», первоклассники не понимали, но знали, что если кто попадёт на «ковёр» к директору, тому несдобровать. Лёшка Пёрышкин уже успел побывать в кабинете директора, и когда с понурой головой пришёл в класс, сказал всем ребятам:  

«И никакого ковра там нет. Обычный пол».  

«А тебе страшно было? » – спросил кто-то из класса.  

«Вовсе нет. Ирина Борисовна страшнее ругает», – ответил «герой», но стал вести себя скромнее и тише.  

ГЛАВА ВТОРАЯ  

ЧТО ТАКОЕ ЕЖОВЫЕ РУКАВИЦЫ?  

Ирина Борисовна вся отдавалась работе! Без остатка! Об этом Феликс узнал от своей мамы, когда она решала, к какому учителю пойдёт её мальчик. Правда, говорила она об учителе не с Феликсом непосредственно, а с бабушкой, но Феликс подслушивал, тихо стоя за дверью в своей комнате. Нет, Феликс совсем не был любопытным, но иногда ему становилось интересным то, о чём говорили взрослые. И тогда он на цыпочках подходил к двери и подслушивал, прислоняя ухо к замочной скважине.  

– Мама, я знаю, что делаю. Ирина Борисовна – строгий и ответственный учитель. У неё не забалуешь. О ней в интернете мамы писали только хорошее.  

– Лилечка, но ты говорила, будто одна мама написала, что её дети побаиваются.  

– И что, что дети её боятся? Пусть лучше боятся, чем безобразничают. И потом, она в возрасте, с опытом, и семьи у неё нет. А что это значит? – спрашивала мама у бабушки.  

– И что это значит? – в ответ спрашивала бабушка.  

– Это значит, она вся отдаётся работе, без остатка, – парировала мама.  

– А по-моему, это плохо, что семьи у неё нет. Разве поймёт она детскую боль? Разве знает она, что-такое любовь к детям?  

– Народ писал, что всё у неё в наличии: и любовь, и строгость. Детей нужно держать в ежовых рукавицах! – сказала мама, и Феликс сжался от ужаса, представляя себе эти ежовые рукавицы.  

– Лиля, а ты своих больных тоже держишь в ежовых рукавицах?  

– Мама, больные – это другое. И я – да, я с ними сантиментов не развожу. Мне их на ноги ставить нужно.  

Вообще-то, Феликс никогда не видел ежовые рукавицы, но зато видел настоящего ежа, когда они с мамой шли из детского сада. Маленький, колючий, видимо совсем ребёнок, он растерянно сидел на дорожке, ведущей к дому. Первым порывом Феликса было броситься к ежу и схватить его на руки. До этой встречи мальчишка видел ежей только в мультфильмах и книжках, а тут живо, маленький ёжик, практически ежонок, смотрел на Феликса своими чёрными глазками и живописно шевелил носом. Феликс так и не понял, почему мама не остановила его, когда он коснулся руками ежа и, уколовшись об иголки, заплакал. Ёжик тоже отреагировал на прикосновение: он свернулся в клубок, спрятав мордочку, и поняв, что отразил нападение врага, скатился в траву.  

Мама обняла Феликса и сказала:  

– Смотри, милый, ёжик с виду очень даже симпатичный и дружелюбный. И он смотрит на мир, думая, что весь мир будет относиться к нему так же дружелюбно. Но мир не так прост – везде есть враги, и ёжик научился защищаться.  

– Мамочка, но я же не хотел сделать ему больно! Я хотел только погладить ёжика. Я же не враг ему.  

– Но разве ёжик знает: враг ты ему или нет? Ты – незнакомый мальчик, который вдруг, ни с того ни с сего, решил взять его на руки. Вот он и показал тебе, как надо защищаться.  

– Нужно свернуться в клубок? – спросил Феликс, вытирая остатки слёз.  

– Ну, в каком-то смысле да. И смотреть, чтобы кто-то не ударил тебя в спину.  

Феликс не так уж хорошо понял объяснения мамы, но он отчётливо себе представил, как кто-то злой подкрался к ежу сзади, ударил в спину, повалил на дорожку и, содрав игольчатую шкурку, сделал из неё рукавицы. От нарисованной картинки ему стало не по себе и Феликс закричал:  

– Мамочка, не надо, не отдавай меня в школу! Я не хочу ежовые рукавицы! Ну пожалуйста! Пожалей своего единственного ребёнка!  

Когда мама со смехом рассказала бабушке историю про ежа, та покрутила пальцем у виска и сделала маме страшные глаза. А потом подозвала к себе внука и сказала:  

– Феликс, никто из ежей рукавицы не делает. Сейчас повсюду создают общества по защите животных, так что ежи надёжно защищены.  

– Правда, бабушка? – недоверчиво спросил внук.  

– Правда. Я по телеку видела. Прямо показывали этих дядек. Они всех защищают: и тигров, и лисиц, и ежей.  

Феликс успокоился, но когда мама в конце августа, перед самой школой, привела Феликса знакомиться с Ириной Борисовной, мальчик неотрывно следил за руками учителя, пытаясь определить тот момент, когда из мягких ладоней учителя начнут появляться иголки. И когда Ирина Борисовна решила погладить Феликса по голове, он дёрнулся и прижался к матери.  

– Мама, вы прошли психолога? – спросила Немолодая, строгая женщина в тёмно-синем платье с белым кружевным воротничком. – Вам ещё полгода до семи лет.  

– Прошли, Ирина Борисовна. Он все тесты сдал на отлично. Он вообще-то спокойный, только немного застенчивый, – как бы оправдываясь за испуг Феликса, произнесла мама.  

– Посмотрим, посмотрим, – произнесла задумчиво учитель и что-то стала записывать в свой толстый блокнот.  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ  

ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ  

Первого сентября Феликс с мамой, бабушкой и большим букетом белых гладиолусов пришёл на линейку. Букет выбирала мама и когда она принесла цветы домой, бабушка всплеснула руками:  

– Лиля, ты с ума сошла? Цветы больше мальчика! Как он их тащить будет?  

– А мы с тобой на что? Я отпросилась, меня заменят, я и дотащу. Зато красиво!  

Маму и бабушку в школу не пустили, предложив подождать на улице, пока детей не выведут на общую линейку. Феликса взяла за руку старшеклассница и отвела в кабинет. Феликс вошёл в кабинет, зацепившись огромным букетом за косяк двери, что вызвало смех у его будущих одноклассников.  

– Здравствуй, Феликс, – улыбаясь, поздоровалась Ирина Борисовна с мальчиком.  

– Здравствуйте, тётя, – неуверенно и очень тихо произнёс Феликс, растерявшись от всеобщего внимания и смеха, напрочь забыв, как зовут учительницу.  

– Садись с Анечкой за первую парту. Ты небольшого роста, и, к тому же, в очках, так что это теперь твоё законное место. А зовут меня Ирина Борисовна. Повтори, пожалуйста.  

– Бориса Ириновна, – совсем тихо произнёс Феликс, и класс снова засмеялся.  

Феликсу ужасно захотелось плакать, но он сжал губы и вцепился в гладиолусы с такой силой, что заболели пальцы.  

– Нет, повтори правильно, Феликс. Скажи: Ирина Борисовна. Ну, смелее. Ты же мальчик! Ты должен быть бесстрашным, к тому же тут все твои будущие друзья.  

– Ириса Бориновна, – пробормотал Феликс и класс опять разразился смехом.  

– О! А ты у нас, оказывается, весельчак! Но нужно научиться говорить правильно. Первоклассники должны правильно говорить! Садись, Феликс.  

Феликс, дрожа от страха, сел за парту и вдруг почувствовал, как его штаны стали мокрыми. И мальчик, боясь пошевельнуться, чтобы под партой не образовалась лужа, расплакался. В этот момент прозвенел звонок, оповещающий всех, что пора выходить на общешкольную линейку, которая проходила в большом школьном дворе. Ирина Борисовна попросила всех встать парами и приготовиться к торжественному шествию. Все построились, и лишь один Феликс остался сидеть за партой. Очки запотели от слёз, цветы он по-прежнему держал в руках, прикрываясь ими от детских любопытных взглядов, и продолжал сидеть.  

– Это ещё что такое? – спросила Ирина Борисовна. – Феликс, прекрати плакать, ничего же страшного не произошло. Становись с Анечкой. Мы ждём тебя.  

Но мальчик упрямо продолжал сидеть. В этот момент в класс вошла завуч и, посмотрев на построившихся ребят, спросила:  

– Это у нас 1-ый Б такой замечательный?  

– Да! – хором, протяжно, закричали ребята.  

– Выводите быстрее, Ирина Борисовна. Вас все уже ждут.  

– Да у нас тут ЧП, Вера Аркадьевна, – сказала Ирина Борисовна и показала глазами на Феликса.  

Вера Аркадьевна взглянула на мальчика, потом сказала учителю:  

– Вы спускайтесь, а мы скоро придём.  

Ирина Борисовна вывела детей из кабинета, и 1-ый Б класс торжественным строем стал спускаться по центральной лестнице.  

– Что случилось, малыш? – осторожно и тихо спросила Вера Аркадьевна. – Ты не хочешь идти на линейку?  

– Нет, – плача сказал Феликс.  

– Почему? – спросила завуч.  

– Я не могу. Мне к маме нужно. Позовите маму, пожалуйста.  

– А где твоя мама?  

– Она на улице, ждёт меня.  

– Ну и пошли тогда, раз мама тебя ждёт.  

– Позовите! Её Лиля зовут.  

– А фамилия у неё есть?  

– Адамская.  

– Хорошо, я сейчас её позову, – сказала Вера Аркадьевна. – А ты здесь посиди, ладно? Никуда не уходи.  

А Феликс никуда и не собирался – он просто не мог встать со стула.  

Через минут пять в кабинет вбежала испуганная мама.  

– Феликс, что случилось? Ты почему не с классом? – тихо спросила она. – Пойдём, милый, там бабушка вся изволновалась.  

– Я не могу, мамочка. Я мокрый, – рыдая, произнёс Феликс.  

– Как это – мокрый? Вспотел, что ли?  

– Нет, мамочка. Я написал. Прямо в штаны. Прости, пожалуйста. Я не хотел. Так получилось.  

Мама вскрикнула, подошла к сыну, обняла его и тихонько приподняла со стула. На стуле уже ничего не было – всё впитали в себя новые школьные брюки мальчика.  

Мама тихонько вывела Феликса из класса, и они наткнулись на уборщицу тётю Свету.  

– Скажите, в школе есть какой-нибудь незаметный выход?  

– Это какой-такой незаметный?  

– Чтобы никто не видел, как мы выходим.  

Тётя Света посмотрела на потерянного Феликса, потом погладила мальчика по голове и вытащила из кармана конфету.  

– На-ка тебе, милок, конфетку. От стресса, знаешь как помогает? Конечно, а как же, в каждой школе такой выход есть. Как же не быть. А ну, пойдёмте, я вас выведу. Никто не заметит!  

В этот момент они увидели бегущую по коридору бабушку.  

– Лиля, что случилось? Всё уже началось? Феликс, детка, с тобой всё в порядке?  

– Потом, мамочка, – сказала Лиля и вся честная компания пошла за тётей Светой к лестнице, ведущей на задний двор.  

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ  

РАЗГОВОР «ПО ДУШАМ»  

Учился Феликс хорошо, даже очень, но отношения с одноклассниками не заладились. Мальчик был тих и задумчив, и в то время, как вся орущая ватага мальчишек носилась по коридорам, он сидел в классе и читал книгу.  

Книга вызывала усмешки у других мальчишек. Телефонами в школе пользоваться не разрешали, и Ирина Борисовна, как только ученики переступали порог класса, сразу же собирала телефоны в специальную, закрывающуюся на ключ коробочку. Коробочка ставилась в личный шкаф Ирины Борисовны, и шкаф тоже закрывался на ключ.  

Ирина Борисовна, глядя на читающего Феликса, не могла понять, что она чувствует, когда смотрит на этого мальчишку. Жалость, наверное. Он маленький, всё время какой-то испуганный, но очень умный. Работы пишет лучше всех, практически не делает ошибок, но руку сам не поднимет – отвечает только тогда, когда учитель его спросит. Ирина Борисовна пробовала говорить с мамой, но мама, эта Лиля Адамская, какая-то странная. В анкете написано, что она в больнице работает. Хирургом. Какой там хирург, девочка совсем. По документам ей тридцать три, а выглядит на двадцать три. Мужа у неё нет, на контакт не идёт, откровенничать не желает.  

«Эдакая фифа, – подумала Ирина Борисовна, глядя на стоящую перед ней рыжеволосую женщину. – И хороша собой, но какая-то холодная у неё красота. И ничего из себя, вроде бы, не представляет, а несёт себя, как королева Англии.  

Ирина Борисовна пригласила маму Феликса остаться поле родительского собрания, чтобы поговорить по душам, но разговора не получилось.  

– Лилия Андреевна, вы знаете, что у Феликса нет в классе ни одного друга? – спросила Ирина Борисовна.  

– Знаю. И что?  

– Как это что? В таком возрасте все дети имеют друзей.  

– Почему это все? Вы разве всех спрашивали?  

– Понимаете, мальчику одиноко в классе, а это влияет и на учёбу, и на поведение. Он замкнут, неактивен, в жизни класса, практически, не участвует.  

– Ирина Борисовна, у Феликса есть друг, он живёт с нами в одном дворе. Ему, видимо, достаточно. А что, есть какие-то проблемы с учёбой?  

– Пока нет. Но они могут возникнуть.  

– Вот когда возникнут, тогда и поговорим. Скажите, он плохо себя ведёт?  

– Да нет же. Но он совсем не участвует в жизни класса!  

– А всем обязательно участвовать в жизни класса? На экскурсию он ходил, в выставке «Дары осени» участвовал, я сама ему поделку делала.  

– Но он должен стать полноценным членом общества, поймите! А он вне этого общества.  

– Ирина Борисовна, а что вы, как учитель, сделали, чтобы он стал полноценным членом вашего общества?  

– Как это что? Я пыталась с ним поговорить! Я стараюсь сделать всё, чтобы каждому ребёнку было хорошо в классе, чтобы это был коллектив! Я стараюсь привлечь и вашего Феликса…  

– Что вы говорите? Скажите, а что это за слово такое: «стараюсь»? Вам самой нравится это слово?  

– А что в нём плохого? Старание – это хорошо, по моему.  

– А что хорошего! У вас есть ручка?  

– Какая ручка?  

– Обыкновенная, которой вы пишите.  

– Есть, конечно.  

– Дайте, пожалуйста.  

– Вам красную или синюю?  

– Мне всё равно.  

Ирина Борисовна протянула маме Феликса шариковую ручку. Лиля положила ручку на стол и сказала:  

– Постарайтесь сдвинуть ручку взглядом, Ирина Борисовна.  

– Как это – взглядом?  

– Просто. Смотрите на неё, пока она не сдвинется с места.  

– Но я не фокусник и не экстрасенс, Лилия Андреевна.  

– Просто вы знаете, что даже если будете очень сильно стараться и смотреть на ручку два часа, вы всё равно её с места не сдвинете. Так что, не нужно стараться. Нужно делать. Если у вас всё, я пойду. Меня в больнице пациенты ждут. Мне дело делать надо.  

– Не смею вас задерживать. Теперь я понимаю, почему ваш Феликс такой.  

– А дети – они разные. Опыт у вас большой, справитесь. Ой, да… Вы всё время говорите «ваш Феликс». Попробуйте хоть раз сказать «наш Феликс». До свидания.  

ГДАВА ПЯТАЯ  

МАМИН ДРУГ  

Как-то бабушка спросила Феликса:  

– Скажи-ка мне, дорогой мой внук Феликс, а что тебе больше всего в школе нравится?  

– Смарт доска, бабуля. Она классная.  

– А что же это такое?  

– Это такой большой экран, и на нём можно писать специальной ручкой.  

– Перьевой? Фломастером?  

– Да что ты, бабушка! Тыкалкой. Тычешь в экран, и остаются следы. А ещё мне очень нравится наша школьная столовая. Там пекут такие же булочки, какие ты печёшь. И чай вкусный, не горячий. А ты дома как нальёшь, так я и обжигаюсь. А там не нужно ждать. Я два раза хожу в столовку. Один раз мы идём обедать, а второй раз я иду за чаем с булочкой. Только не всегда успеваю. Иногда там очередь из старшеклассников. А иногда нас, маленьких, пропускают. Я стараюсь не опаздывать, потому что Ирина Борисовна не любит, когда мы опаздываем.  

– Ругается?  

– Ещё как. Вчера Даника вообще из класса выгнала. Он нахамил ей.  

– Это как так? В первом классе и уже нахамил?  

– Ну да. Он опоздал, потом вошёл и сел, даже не спросив разрешения. А Ирина Борисовна спрашивает: «Мальцев, встань и ответь, что надо сказать, когда ты опаздываешь на урок? » Даник встал и сказал: «Простите, я… я…»  

– Ну, что замолчал?  

– Говорить как он сказал?  

– А почему нет?  

– Ну ладно. Обещай, что ругать не будешь?  

– Не буду. Это же не ты сказал, а Мальцев.  

– Он сказал: «Там, бл…дь, в столовке очередь образовалась».  

Бабушка сначала онемела, потом внимательно посмотрела на внука и переспросила:  

– Он прямо так и сказал?  

– Ну да. Он всё время так говорит. Ещё говорит, что все старшеклассники «пидоры».  

– Кто?  

– Пидоры, бабуля.  

– А ты знаешь, что это такое?  

– Нет, но видимо, плохие люди.  

– Феликс, послушай меня, деточка. Никогда больше не повторяй этих грубых, дурных слов. А к этому Мальцеву не подходи больше никогда. Мама позвонит Ирине Борисовне. Вот ещё, гадость какая. Нет, ну это ж надо! В семь-то лет!  

– Бабуля, не рассказывай маме! Пожалуйста! Она ругаться будет!  

– Понимаешь, Феликс, есть то, чего нельзя скрывать. И потом, я обещала, что я не буду тебя ругать, но что я не расскажу маме, я этого тебе не обещала. Я должна с тобой поговорить о чём-то.  

– О чём, бабуля?  

– Феликс, ты уже достаточно взрослый и должен спокойно выслушать то, что я тебе скажу. У нашей мамы есть друг. Мужчина.  

– Бабуля, я понимаю, что мужчина – это друг. Если бы ты сказала подруга – это была бы женщина.  

– Не в этом смысле. Мама хочет быть с ним.  

– А я? А ты? – спросил растерянно Феликс.  

– Что ты, милый! Куда ж она без нас! Просто она очень долго была одна. Без мужа.  

– Это из-за того, что папа нас бросил?  

– Да. Не все мужчины выдерживают испытание, понимаешь. Ты у нас другой, ты никогда не сбежишь от трудностей. А мама много работает, иногда сутками дежурит, а опоры у неё вроде как и нет.  

– А этот друг будет ей опорой?  

– Надеюсь. Он врач, из этой же больницы. Травматолог.  

– А я его знаю?  

– Нет, он недавно приехал. И они с мамой подружились и хотят жить вместе. У нас. Ты не будешь против?  

– Мне надо с ним познакомиться, а потом я тебе скажу, буду я против, или нет.  

– Вот, правильно. Мама сказала, что пригласит его к нам на ужин. И если тебе понравится мамин друг, то он к нам переедет.  

– А если нет, то мама переедет к нему?  

– Нет, конечно… Давай подождём, ладно?  

– Ладно, бабуля. А что такое травматолог?  

ГЛАВА ШЕСТАЯ  

ДЯДЯ ИГОРЬ  

– Бабуля, а знаешь, что сегодня было? – спросил Феликс, вбегая на кухню.  

– Нет, конечно. Как я могу знать, если ты мне ещё ничего не рассказал, – ответила бабушка, не отрываясь от помешивания крема для торта.  

– Сегодня маму Дани вызвали к директору! Он школьное имущество испортил.  

– Как это, испортил? Какое имущество? Смарт доску?  

– Да нет, дверь всего-навсего. За то, что Ирина Борисовна на него вчера наорала, он пришёл утром первым и в дверь спичку засунул.  

– Давай по-порядку, Феликс. Я не поняла: поджёг, что ли, устроил?  

– Бабуля, какая ты непонятливая! В замок спичку засунул. Училка пришла, вставляет в замок ключ, а он не вставляется.  

– Феликс, ты же культурный человек? Какая она тебе училка? Учительница.  

– Это Славка её так назвал. А за ним все.  

– Вы что, не любите Ирину Борисовну?  

– Почему? Кто-то любит. Девочки, например. Они подлизываются и всё про мальчиков рассказывают ей.  

– И про тебя?  

– Про меня нет. Но она меня всё-равно не любит.  

– Так что там, с ключом?  

– Училка… То есть, Ирина Борисовна, побежала за слесарем. А он пришёл, но спичку выковырять не смог. Пришлось замок и ручку менять. Представляешь? А Ирина Борисовна кричала на всю школу, что маму Мальцева к директору вызывают. Бабуля, его отчислят из школы?  

– Навряд ли. Ну, мама, если богатая, заплатит за дверную ручку, поругают его и простят. Не смарт доска, всё-таки.  

– Смарт доска ого-го сколько стоит. Ирина Борисовна сказала, что у нас денег не хватит, её чинить, если сломаем. Даже если все родители скинутся. И Даню навряд ли простит. Она не из тех, кто так запросто прощает.  

– Феликс, а почему ты думаешь, что она тебя не любит?  

– Бабуля, ну ты интересная. Человек всегда же чувствует, любят его или нет. И я чувствую. Когда она смотрит на меня, мне почему-то холодно становится. И она всегда меня только по фамилии называет. А все смеются, говорят, что я не Адамский, а Мадамский. А мне не нравится, когда меня по фамилии называют.  

– И зря: у нас очень красивая фамилия.  

– Думаешь?  

– Чего тут думать? Я знаю.  

– Бабуля, что-то горелым пахнет. Если крем подгорел, можно я коричневые корочки съем, что к кастрюле прилипли?  

– Можно…  

Вечером мама красиво оделась, надела своё самое нарядное платье, в красных маках, сделала причёску, а бабушка в это время накрывала на стол.  

– Феликс, пойди сюда! – позвала мама. – А ну, покажись, в чём это ты? Иди, переоденься. А то увидит тебя Игорь в этих домашних штанах, мне стыдно будет.  

– Мамочка, мне так удобно!  

– А мне нет. Быстро иди, слышишь, что мать сказала? Я третий раз повторять не буду: будешь сидеть в комнате. Синие брюки надень и белую рубашку.  

– Лиля, отстань от ребёнка. Пусть сидит, в чём хочет. Твой травматолог же не на мальчика придёт смотреть, а на тебя. А ты у нас красавица.  

– Он на всех придёт смотреть, мама. Не вмешивайся, пожалуйста, мама.  

– Ага, как с ребёнком сидеть – мама вмешивайся, а как что не по-твоему – не вмешивайся. Я сейчас развернусь и к Маше уйду.  

– Вы что, с ума посходили тут? Быстро все успокоились! Феликс, марш переодеваться! Игорь сейчас придёт!  

Феликс понуро побрёл в комнату, вытащил синие, школьные брюки и достал белую рубашку. Наспех натянув всё это на себя, кое-как заправив рубашку в брюки, Феликс надел домашние тапочки и подошёл к зеркалу. На мальчика смотрело его отображение и строило смешные рожицы. Тапочки совершенно не шли к одежде, и Феликс решил их снять. Он в носках вышел в комнату, и в это мгновение раздался звонок в дверь. Мама, поправив платье, выскочила в коридор, а бабушка и Феликс встали у стола по стойке смирно и замерли в ожидании. Через минуту в комнату вошёл очень высокий, красивый, седой мужчина, галантно держащий маму Феликса под руку.  

– Мама, Феликс, познакомьтесь – это Игорь, – сказала Лиля.  

– Простите, как вас по отчеству? – спросила бабушка, прикидывая, сколько лет может быть этому немолодому красавцу.  

– Александрович, – сказал мужчина и улыбнулся.  

– Очень приятно, Игорь Александрович. Я Маргарита Семёновна. А это Феликс. Сын Лилии.  

Феликс смотрел на Игоря Александровича во все глаза. Он всегда мечтал об отце, как мечтает о нём каждый мальчишка, который и понятия не имел: что это значит, жить с отцом. Мужчина кашлянул, подошёл к Феликсу и протянул ему руку. Феликс в ответ попытался пожать её, но его маленькая рука утонула в большой руке Игоря Александровича.  

Вечер был сумбурным, немного шумным, но очень приятным. Игорь Александрович работал сказал Феликсу, что теперь он может запросто ломать себе конечности – их есть кому починить. Феликс растерялся: такое ему ещё никто не предлагал.  

– Что, правда можно ломать? – спросил мальчик.  

– Шучу, брат! Ломать – это очень больно, – ответил Игорь Александрович и добавил: – чинить тоже больно, так что ходи целым!  

Мама была весела, как никогда, бабушка спела романс, а Феликс рассказал стихотворение, которое придумал сам, когда ему исполнилось шесть лет.  

Я живу прекрасно  

С бабушкой и с мамой.  

И когда ненастно,  

Я несчастный самый.  

В школу очень скоро  

Я пойду учиться.  

А потом, наверно,  

Я смогу жениться.  

Все засмеялись, захлопали в ладоши, мама подошла к Феликсу и, крепко прижав мальчика к себе, поцеловала его в щёку. Феликс замер: мама воспитывала Феликса довольно жёстко, и ей было не до «телячьих нежностей». Однажды, когда мама ругалась с бабушкой, Феликс услышал:  

«Мама, какие обнимашки? Где ты начиталась такой пошлости? Я должна ему быть и за отца и за мать, понимаешь? »  

«Не понимаю, Лиля. И никогда не пойму. Я тоже воспитывала тебя одна, но я всегда тебя целовала и обнимала. Неужели ты не видишь, как мальчик тянется за лаской, за нежностью? Откуда в тебе эта чёрствость? »  

«О какой чёрствости ты говоришь, мамочка? Мне расслабляться нельзя, понимаешь. Я тогда сломаюсь. Работа у меня неженская, сутками, порой, не сплю. А ты из него девчонку делаешь. Кем он вырастет, если и я его в попу целовать буду? »  

И тогда Феликс для себя решил сразу и навсегда: никаких нежностей, чтобы мама, не дай Бог, не сломалась.  

ГЛАВА ШЕСТАЯ  

ПРО БОГА  

Про Бога Феликс не знал, практически, ничего. То есть, он знал кое-что, но это кое-что было настолько мало, что когда кто-то при нём говорил про Бога, мальчик представлял себе старенького дядечку, с седой, длинной бородой. Когда бабушка показала ему «Старика Хоттабыча», а бабушка показывала мальчику только старые, советские мультфильмы и детские фильмы, чтобы он не вырос «современным, разнузданным прыщелыгой», Феликс закричал, увидев, как из кувшина появился старик Хоттабыч:  

– Бабуля, гляди, Бог из кувшина вылез! Ты говорила, что он на небе живёт, а всё, оказывается, проще! Бабушка, а он только в этом кувшине живёт или в каждом? У нас тоже есть кувшин, пошли, а то вдруг Бог там и его надо выпустить!  

Бабушка поцеловала внука в кучерявую макушку и подумала:  

«Как же ему будет трудно в этой жизни! Он же буквально во всё верит! Он такой милый, непосредственный, что мне страшно за него: в эту открытую душу кто-то обязательно плюнет».  

После чего бабушка объяснила Феликсу, что Бог может быть везде одновременно.  

– Как это, бабуля? Бог – волшебник, что ли?  

– Ну, в общем, да. Он везде – в каждом листочке дерева, в каждой травинке, в людях, в домах, в Солнце.  

– И в звёздах?  

– И там тоже.  

– Бабуля, а во мне Бог есть?  

– Конечно, мальчик мой.  

– А где он живёт во мне?  

– У каждого человека есть сердце. Вот там он и живёт.  

– А как достать его? Ведь не резать же сердце, чтобы Бог родился!  

– Нет, что ты, ничего резать не надо, малыш. Вот ты сделал хороший поступок – Бог и показался. Сказал доброе слово – он опять здесь.  

– Так он что, вылазивает из человека, когда человек добро делает?  

– Вот точно сказал! Вот молодец! Именно так!  

– Мама, ты чему ребёнка учишь? – раздался из спальни голос мамы. – Вырастет и будет каждый ему в душу гадить. Он должен уметь отвечать на зло. А ты ему сказки про Бога рассказываешь.  

– Отдыхай, Лилечка, ты после суток. А мы тут сами поговорим, – ответила бабушка и закрыла дверь в мамину спальню. Но через минуту дверь открылась и Лиля сказала матери:  

– Прекрати ему сказки рассказывать. Что ты ему эти фильмы дурацкие ставишь? Да над ним дети смеяться будут! Посмотри, что смотрят эти дети сейчас! Да они с трёх лет в Тик-токе сидят, а ты ему какого-то Буратино с этим его длинным носом показываешь.  

– Знаешь, Лиля, я про эти ваши тики-токи ничего не знаю. А про Буратино знаю. Как можно с ребёнком говорить, о чём я и понятия не имею. Вот был бы отец, может, и наш Феликс в этом тик-токе с ним сидел…  

– Так ты меня упрекаешь, что ли? Ну, знаешь, мамочка, спасибо! Феликс, иди одевайся, мы съезжаем на квартиру. Немедленно.  

Феликс растерянно посмотрел на бабушку и сказал шёпотом:  

– Бабуля, быстро посади меня в Тик-ток, а то мама и правда увезёт нас на квартиру.  

– Никуда твоя мама не денется: не миллионерша! Ишь ты, на квартиру! От родной бабки внука единственного забрать! Вырастила змеюку на свою голову!  

И Феликс заплакал. Он любил и маму, и бабушку, и ему становилось страшно, когда происходили эти, пусть и небольшие, ссоры в их маленькой семье. Тога бабушка кидалась к внуку, покрывала его поцелуями, выскакивала мама, просила прощения и все вместе они садились ужинать. Феликс старался не поднимать больше тему про Бога, потому что боялся, что мама с бабушкой опять поссорятся, он опять заплачет, а Бог рассердится, увидев, как любящие и родные люди делают друг-другу нестерпимо больно.  

ГАВА СЕДЬМАЯ  

МУЖСКОЙ РАЗГОВОР  

Дядя Игорь, а именно так он попросил себя называть, переселился к ним в квартиру. Бабушка, хоть и была не очень довольна, но молчала. Мама была счастлива, а счастье маленького Феликса было неоднозначным. С одной стороны ему было радостно идти по улице, держа за одну руку маму, а за другую этого большого, седовласого человека. Феликс иногда вздыхал, глядя на гуляющих с папами мальчишек, но понимал, что взрослая жизнь – дело серьёзное, и что маленьким мальчикам лезть в неё не положено. Но кое-что изменилось в жизни Феликса: он почувствовал, что мама перестала принадлежать им с бабушкой, и что когда они сидели за общим столом, мама чаще смотрела не на него, на Феликса, а на дядю Игоря. И в глазах у мамы было то, чего никогда не было, когда она смотрела на них с бабушкой.  

Феликс ходил в школу, получал там свои жизненные уроки в лице насмешливых одноклассников и строгой Ирины Борисовны.  

Однажды, придя домой из школы, он застал в квартире только дядю Игоря: бабушка пошла к своей подруге, тёте Маше, а мама была на дежурстве.  

Игорь Александрович разогрел обед, налил Феликсу суп, положил картошку с котлетой и сел рядом.  

– Ну, как дела? – спросил дядя Игорь мальчика.  

– Хорошо, – односложно ответил Феликс.  

– А что хорошего? – не унимался дядя Игорь.  

– Всё хорошо, – ответил Феликс, доедая суп.  

– С учёбой хорошо? – последовал вопрос дяди Игоря.  

– Хорошо. Даже очень, – сказал мальчик.  

– А с друзьями?  

– С друзьями не очень хорошо, – честно ответил Феликс.  

– Обижают? – спросил дядя Игорь.  

– Обзываются.  

– И как?  

– Они говорят, что я Мадамский. А я никакой не Мадамский. А Анька сказала¸ что моя фамилия от первого человека произошла. Его Адамом звали. Значит, первый человек был моим родственником?  

– Ну, в какой-то мере да. И моим тоже.  

– И маминым?  

– И даже бабушкиным. Он же был первым, понимаешь? Так что, можешь гордиться: ты – потомок первого человека.  

– А кто был вторым?  

– А тебе не рассказывали про это?  

– Нет, бабушка сказку рассказывала про Адама и Еву. Но это же сказка, правда?  

– Ясно. А давай я тебе мультфильм покажу. Ты ешь быстрее, и пойдём мультик смотреть Там всё и поймёшь. А то я таким маленьким никогда про это не рассказывал. А вдруг поймёшь не так?  

– Ладно. А если Адам был первым человеком, то я какой?  

Игорь Александрович задумался, потом сделал вид, что считает и сказал:  

– Ты – сто миллиардный.  

– А это много?  

– Много, брат. Если считать, то можно целый год потратить.  

– Лучше и не начинать тогда. А скажите, дядя Игорь, у вас была злая училка или добрая?  

– У меня были разные учителя. Одни были хорошие, другие так себе. Но очень мне запомнилась учительница по биологии. Она меня в медицину готовила. Больная была совсем, умирала, но до последнего со мной занималась. Я сдал вступительный экзамен по биологии, позвонил ей, чтобы сказать об этом, а она умерла… Прямо в этот день. И тогда я решил, что обязательно стану врачом, чего бы мне это не стоило.  

– И стали?  

– Ну да, конечно. Главное, брат, иметь цель в жизни, понимаешь?  

– Не очень.  

– Это когда ты что-то придумал и всё выполняешь, чтобы достичь желаемого. Учишься, глупостями не занимаешься, работаешь.  

– Я не занимаюсь глупостями, но цели у меня нет. Дядя Игорь, а может ты мне цель придумаешь?  

– Давай вместе придумаем. Вот что тебе нравится?  

– Книги читать, ну и мультики смотреть. Правда бабуля мне их уже сотый раз ставит. Я их уже наизусть знаю.  

– Ну, может ты тогда писателем станешь?  

– А это трудно?  

– Непростой, брат, путь. Очень непростой. Писателей пруд пруди, а нужно стать хорошим писателем.  

– Ладно, мне нравится эта цель. А что я должен сделать, чтобы добиться?  

– Грамотно писать, книги читать, ну и писать пробовать понемногу.  

– А сказки можно?  

– Можно, а почему ж нельзя. Бажов вот, например, Павел Петрович, знаменитым сказочником был. «Малахитовую шкатулку» читал?  

– Нет, не читал.  

–Так что, можно и сказки писать. Главное, брат, стать профессионалом своего дела, понимаешь? И быть очень смелым, потому что от писателей многое в жизни зависит. Они, брат, должны только правду писать.  

– Да, – торжественно ответил Феликс. – Я стану! Я обязательно стану профессионалом своего дела! Обещаю! И я буду смелым!  

Потом пришла мама, бабушка и все сели ужинать. Феликс смотрел на дядю Игоря с совершенно новым чувством: ему очень нравилось, как дядя Игорь обращался к нему, как называл братом. И весь их разговор мальчик всё время прокручивал в голове, до самой ночи. На следующий день, вечером, когда бабушка укладывала Феликса спать, мальчик, засунув руку под подушку, наткнулся на большую, красивую книгу. Вытащив её, мальчик прочитал: «Сказки П. П. Бажова». Открыв книгу на первой странице, Феликс обнаружил надпись: «Будущему писателю, смелому и правдивому человеку, Феликсу Адамскому, от дяди Игоря».  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ  

ДВЕРНАЯ РУЧКА  

Феликс так и стоял в коридоре перед закрытой дверью в кабинет, где учился его 1Б класс, но больше не плакал. Он ещё раз осторожно дёрнул дверную ручку, дверь опять не открылась. Зазвенел школьный звонок, и дверь распахнулась, правда не сразу. Кто-то долго дёргал за дверную ручку, потом подошла, видимо, Ирина Борисовна, сильно нажала на неё, и дверь открылась. Она тут же увидела возле двери Феликса.  

– Это что ещё такое? – грозно сказала Ирина Борисовна и её брови поехали к переносице. – Адамский, ты где был?  

– Здесь, Ирина Борисовна. По дверью, – сказал мальчик, сжавшись от страха.  

– Так ты урок, что ли прогулял?  

– Да, – растерянно ответил мальчик.  

– Этого ещё не хватало! Дети, а ну-ка, зайдите в класс. У нас тут прогульщик появился. Заходите, господин Феликс. Будем разбираться. Феликс зашёл в класс, и все ребята расселись за парты.  

– Ну ка, расскажи всем, где это ты прохлаждался, пока мы тут трудились? – ехидно спросила Ирина Борисовна.  

– Я в столовой был. Я не успел булочку с чаем купить. Меня из очереди выкинули старшеклассники, – тихо ответил Феликс.  

Он, конечно, мог соврать, как это делали его одноклассники. Вон, Ромка, например, опоздал и сказал, что у него голова болела. Ирка, когда на первый урок не приехала, сказала, что маме плохо было. А уж потом ребятам рассказала, что просто проспала вместе с мамой. Да что там говорить – врали все, ну, или, почти все. Первым порывом Феликса было сказать, что он упал и больно ударился, что его отвели к медсестре, но он вспомнил слова дяди Игоря о том, что писатель должен быть честным, и добавил, но уже громче.  

– Я просто кушать очень хотел.  

– И ты считаешь, что еда важнее урока?  

– Да, ответил Феликс. – Бабушка говорит, что когда у человека естественные потребности, он должен отложить все другие дела.  

– Это какие-такие естественные потребности, а? Ну-ка, поделись с классом, чтобы все знали, какие-такие естественные потребности могут быть у первоклассника!  

Феликсу бы извиниться и промолчать, но правда лезла из будущего писателя, и засунуть её обратно он уже не мог.  

– Ну, например, в туалет сходить. Бабушка говорит, что человек, который хочет в туалет – плохой собеседник. Он только и думает, как ему быстрее попасть в туалет.  

Все в классе засмеялись. Ирина Борисовна громко крикнула «Тихо» и все резко замолчали.  

– Так, Адамский, представь себе, что ты летишь в самолёте. Летал в самолёте когда-нибудь?  

– Нет.  

– То-то и оно, что не летал. А пилот, на борту у которого сидит почти сто человек, вдруг захотел поспать. Лёг и заснул. Что с самолётом будет, знаешь?  

– Разобьётся… – задумчиво ответил Феликс.  

– Вот именно! Сегодня ты разбил самолёт, Адамский. И тебе должно быть стыдно! Я напишу маме в журнале, чтобы она пришла в школу. Мне очень нужно с ней поговорить. О естественных потребностях первоклассника.  

– Мамы нет. Она уехала. С дядей Игорем.  

– Куда?  

– В медовый месяц.  

– Ну так я ей испорчу медовый месяц! Дверь он не мог, видите ли открыть.  

– Не мог.  

– Не дерзи мне.  

– Не мог¸– упрямо повторил Феликс, стараясь не поддаться искушению и не расплакаться.  

– Я сейчас отведу тебя к директору! – разозлилась Ирина Борисовна.  

– А я всё равно не мог! – сдерживая слёзы, твердил Феликс, а перед глазами у него стояла надпись на книге, сделанная дядей Игорем: «Будущему писателю, смелому и правдивому человеку…»  

– Так, мне это надоело! Пошли со мной! Дети, откройте учебник на странице сто пять и читайте текст. Приду – спрошу каждого.  

Ирина Борисовна схватила Феликса за руку и потащила вниз, в кабинет директора.  

Феликс никогда не был «на ковре», поэтому испугался, и перед дверью в кабинет директора включил реверс ногами.  

– Это ещё что такое! Как дерзить, так ты первый, а как отвечать за свои поступки, так ты трус? И одновременно рванув на себя мальчика и дверь, Ирина Борисовна оказалась в просторном кабинете.  

Лев Сергеевич сидел за большим, чёрным столом и что-то писал. Услышав шум, он поднял голову и уставился на Феликса.  

– Что случилось, молодой человек? Как вы оказались в моём кабинете? – спросил директор мальчика.  

– Лев Сергеевич, это Феликс Адамский. Он прогулял урок и нахамил мне, – ответила Ирина Борисовна и села за большой директорский стол.  

Из глаз Феликса покатились слёзы.  

– Феликс Адамский? – переспросил директор.  

– Он самый, – утвердительно ответила Ирина Борисовна.  

– Спасибо, Ирина Борисовна, но я бы хотел поговорить с этим молодым человеком. Вы можете идти в класс, к ребятам.  

– Но, Лев Сергеевич!..  

– Идите¸ уважаемая Ирина Борисовна. Мы поговорим, как мужчина с мужчиной, – твёрдо, но с улыбкой сказал Лев Сергеевич и встал из-за стола, как бы говоря, что приём окончен.  

Недовольная Ирина Борисовна сказала «простите» и выскользнула за дверь. Лев Сергеевич подошёл к плачущему первокласснику и сказал:  

– Позвольте полюбопытствовать, почему из столь прекрасных глаз льются слёзы? Вы меня боитесь, Феликс Адамский?  

– Да, боюсь, – честно признался мальчик.  

– Вот вам платок, правда одноразовый, вытрите слёзы и очки: они у вас запотели. Так, хорошо вытерли? Теперь давайте присядем, если вы никуда не торопитесь. И вы мне расскажете всё, что случилось. Только уговор – мужчины не плачут.  

– Никогда?  

– Почти никогда. Хотя я, честно говоря, плакал. Когда мама умерла. Это было давно, но иногда, вспоминая её, слёзы нет-нет, да и брызнут. Ну, я вас слушаю, Феликс Адамский.  

И Феликс рассказал Льву Сергеевичу всю свою жизнь. Он перескакивал, опять рассказывал, потом читал стихи собственного сочинения, рассказал про бабушку, про дверную ручку и про то, что очень боится Ирину Борисовну.  

– Разрешите задать вам вопрос? – спросил директор у мальчика.  

– Разрешаю, – ответил Феликс и всхлипнул.  

– Это правда насчёт дверной ручки или вы это придумали, чтобы не идти на урок? Понимаете, это не праздное любопытство: в моей практике всякое случалось.  

– Это правда. Даник засунул спичку…  

– Про спичку я знаю – ваш одноклассник, Даниил Мальцев, был здесь с мамой и во всём сознался. И что дальше?  

– Дядя слесарь поменял замок и ручку. И эта новая ручка не открывалась почему-то.  

– Но ведь вы могли постучать в дверь, и Ирина Борисовна открыла бы вам дверь? Или пойти за уборщицей, тётей Светой. Она всегда на этаже.  

– Мог. Но почему-то тёти Светы не было, а Ирину Борисовну я боялся.  

– А если мы сейчас пойдём вместе и проверим вашу ручку? Как вы на это смотрите, первоклассник Феликс Адамский.  

– Пойдёмте.  

– Это не потому, что я вам не верю! Отнюдь! Я вам верю, но если ручка не открывается, её ведь надо починить, не правда ли? Чтобы другие ваши одноклассники всегда могли попасть в кабинет.  

– Правда.  

Директор встал, открыл дверь и учтиво пропустил вперёд Феликса.  

«А вдруг эта предательская ручка не откроется? Он подумает, что я врун! Как я после этого смогу ходить в школу, если сам директор будет думать, что я вру? » – лихорадочно думал мальчик, перебирая в голове все возможные варианты.  

Директор шёл на шаг впереди, но почувствовав, что творится в сердце этого прекрасного малыша, резко остановился. Потом присел и обнял мальчишку.  

– Вы должны знать, Феликс Адамский, что как бы сейчас не повела себя эта дверная ручка, я всё равно вам верю. С ручками иногда такое бывает. Даже у меня в кабинете однажды заела дверная ручка. Я просто хочу проводить вас до кабинета. Скажите, Лилия Андреевна Адамская не ваша мама случайно?  

– Моя, – ответил Феликс, вытирая предательские слёзы.  

– Удивительный врач, должен вам сказать. К ней попала моя жена не так давно, и если бы не Лилия Андреевна, она, возможно, не выжила бы. Строгая она у вас, – сказал уважительно Лев Сергеевич.  

– Строгая, – подтвердил Феликс, и впервые его маленькое сердце затрепетало от гордости за свою маму.  

– Это правильно. Ей не до сантиментов. Врачи все строгие, вы не заметили?  

– Заметил, – ответил мальчик, – но дядя Игорь совсем не строгий. Он добрый. Он сказал, что я смогу его папой называть.  

– Передайте Лилии Андреевне, что я её поклонник! Передадите?  

– Передам. Обязательно передам.  

Директор взял мальчика за руку, и Феликс как-то сразу успокоился. Директор осторожно взялся за дверную ручку, нажал, но ручка никак не отреагировала на нажатие. Директор нажал ещё раз, сильнее, потом ещё сильнее и несговорчивая дверная ручка поддалась натиску большого и сильного мужчины.  

Детей в классе не было. За столом сидела Ирина Борисовна. Она устало смотрела на вошедшего директора и встала, как ученица.  

Лев Сергеевич попросил Феликса остаться в коридоре, вошёл в класс, плотно закрыв за собой дверь. К Феликсу подошла тётя Света, прислонила швабру к стене, вытерла морщинистые руки о старый синий халат, достала из кармана «барбариску» и сказала:  

– Возьми, мил-моя. Ешь. Конфетка волшебная. Все печали как рукой сымет…  

25. 09. 2022  

Клайпеда, Литва.  

Рассказ "Максимка": https://yapishu. net/book/348298