Цербер и я

I  

Я люблю красный цвет,  

он меня любит тоже.  

Эта взаимность лет  

каплями льет по коже.  

Спелой струится вниз,  

красной густой дорожкой  

с гипофиза на карниз,  

с карниза по юной ножке.  

II  

«Мама, что происходит? »  

«Ярость семи морей:  

сгустками прочь уходит  

святость прошедших дней.  

Новой повеет меткой —  

запах для кобелей;  

имя тебе — нимфетка  

белых почти кровей.  

Стань для него любимой  

и возложи хребет  

рядом с его могилой,  

болью минувших лет.  

Стань для него надеждой,  

стань для него своею  

дочерью, только прежде  

пусть запоёт Орфеем.  

Старый в строю охотник  

ищет его продовольствие.  

Просто раскрой треугольник  

и получай удовольствие.  

Позже начни программу  

с литра капризных слёз,  

дай посмотреть на шрамы,  

что он тебе нанёс.  

Громко о том стеная,  

выдави вниз слезу —  

вылижет пусть до края,  

как подобает псу».  

III  

С пеной у рта они  

так обожают вкус  

чувства своей вины.  

Совести тяжкий груз  

прячет рассудок там,  

где Сатана решает,  

сколько осталось нам,  

тем, кого пожирает  

дьявольский рок уныния,  

гнусный сынок Тоски.  

Позже покажет вскрытие:  

«Умерли голубки  

в старой своей постели,  

в позе змеиных гнёзд.  

С лёгкостью б уцелели,  

если б не ржавый гвоздь,  

их языки скрепляя,  

колом стоял внутри,  

слюни рекой роняя  

в выемку простыни».  

Рядом лежит бумага:  

синий большой квадрат;  

детским таким зигзагом  

буквы подряд торчат:  

«Бог нам теперь судья.  

Вот и настал черёд.  

Vive la Vie, друзья!  

Господи, Vive la Mort! »