Прокол бандажа

– Выкладывайте ваши сходные признаки. – В коммутаторе было слышно, что советник сел. Крупная фигура.  

– Экспертная группа нашла главную связь, признак объединения серии.  

– Эта связь фигурантов по психологии. – возразил Динхель. – Я не психолог. Коллега Сиспа из Ожардау, может, эксперт-вердикт и подписал, но по его соображениям. У меня – свои.  

– Ну? Жду.  

Динхель открыл записи.  

– Первое: все зафиксированные жертвы одеты. Одежда их довольно свободная. Никто не был одет спортивно, в облегающее, близкое к телу. Никто не был раздет, ни одной жертвы среди купающихся.  

– Второе: все замеченные жертвы затемнились в помещениях общественного пользования, даже пилот. Ни одного из известных «твёрдо наших» не было затемнено «латником» на открытой природе.  

– Третее: все охваченные мерцанием проходили регулярные проверки состояния здоровья. Работающие граждане, физически здоровее среднестатистического жителя Империи, не старики и не дети.  

– Четвёртое: уточняющее и расширяющее первую связь. Исчезновение фигуранта не фиксируется исключительно на живом теле. Захватывается не сам фигурант, а его образ со включёнными в сферу владения вещами.  

Советник юстиции на том конце провода хмыкнул и взмекнул, но Динхель продожил читать.  

– Пятое: «похищение» проходит в какой-то степени вызывающе, нагло. Граждане Королевств далеко не всё время в бодрствовании находятся под вниманием камер слежения, в окружении друзей или коллег по работе.  

– Коллега Динхель! Вы же не психолог. – съязвил в аппарате Ятто Совообразный.  

– Я – ищейка. Имею опыт контактов с хулиганами. – отрезал Динхель Хамп-Поперёк. «О! » – послышалась глухая реплика из Цтуба. Так бывает, когда наезжают колесом на кочку посреди ровного асфальта. Удивлённое «О».  

– Шестое: географическая локализация типичных «захватов латником» лежит за зелёным поясом удалености от «пятен глобальной нестабильности», кроме случая в женской колонии, находящейся в «жёлтой» активности.  

Динхель подождал возражений пару секунд. Ятто молчал.  

– Седьмое: в фольклоре народов Континента и исторических заметках ничего даже близко похожего мною найдено не было. Кроме «облачного яйца», внутри которого неизвестно как выглядит исчезновение помещаемого...  

– Это всё? – спросил, после недолгой паузы, собеседник.  

– Пока всё. – скромно ответил Динхель. На библиотеку и консультацию с преподавателем по кайнологии Динхель потратил почти полный рабочий день. Препод угощал его чаем с пай-кел, проникся и обещал помалкивать на лекциях. Брать с него официальную подписку о неразглашении Динхель посчитал оскорбительным. У препода в «оранжерее» была чудесная коллекция костного «одрожания» от «забытых богов» игмекарте. Кажется, такие запрещено хранить в частных домах, но Динхель не стал неурочно вспоминать о ерунде, не прилегающей к вопросам по делу.  

– И какой коллега делает предварительный вывод из всего набора, который я выслушал?  

– Коллега делает такие выводы. – говоря о себе в заданном советником ключе «третьего лица», – что мы имеем дело с техническим устройством, используемым неизвестным, обладающим человеческой логикой для нападения на отдельных граждан Королевств. И человеческими понятиями о «лихости». Кто-то, а не что-то собирает жертв, используя аффектора для создания «латника», демонстрируя всем зрителям свои возможности.  

– В течении около десятка лет? – саркастически уточнил Ятто. Динхель мог бы возразить, вспомнив препода, что страсть к собирательству любимых коллекций может преследовать всю жизнь, но прикусил язык. – Коллега Динхель дин Эган хочет перевести дело «латника» в угрозу национальной безопасности?  

Об этой побочке он не подумал. И закрыл вопрос сразу. Эксперт С. Д. дин Эган не стремился перекидывать дело «латника» на колбез. Но история с «актёрствующими в уме» грозила своротить косяки ворот его толерантности. Ещё Ятто Язык-Завяжется-На-Фамилии поинтересовался видением Динхеля «машинки кражи» похищаемых граждан, используемой неизвестным злоумышленником.  

– Предположим, – сказал Динхель, чувствуя слабость позиции на этом участке, – что наш мир очень маленький, а создатель «латника», по сравнению с ним – большой...  

– Угу. – Советник Ятто скрипнул в переговорнике ранее не слышанным Динхелем способом. Закончив скрипы он пропел, подделываясь под стиль Лииру-ам-Тиру – «Мы – маленькие дети во Вселеннной. И весь наш мир – всего лишь чашка Петри. Пока стоим мы на пороге Откровений, разносят наши мысли злые ветры». Это у вас единственная рабочая версия? – спросил он.  

– Пока – да. – вынужден был признаться сыскарь. – От того, что на Деште верят, скажем, в...  

– Остановитесь. – прервал попытки его оправданий Ятто. – Дайте сложить мне фишки в столбик. Не отключайтесь.  

Манипуляциями на столе перед невидимой Динхелю за дальностью перспективы рулеткой Ятто занимался минуты три. Динхель разглядывал свою чёрно-белую копию плана Королевств с его метками известных группе пропаж. Кстати, в Дешту и в Тамте, «латник» тоже никого из рассмотренных в группе не охватывал.  

*=*=*  

– Я назначаю вам встречу с одним интересным специалистом, дин Эган. На завтра. – «Надеюсь, это будет не безупречный маэстро? » подумал Динхель. Надежда, к его счастью, оправдалась. И ехать к «интересному специалисту» оказалось недалеко. Всего-то полторы сотни километров. Командировку по временному переподчинению оформят, но своего трассера «тройка» ему не даст.  

Динхель вздохнул. Почему не дать машину с проблеском, гоночного «трассера», с правом обгона через любые конвенциональные ограничители? Служебная машина четвёртого управления может только «просить» участников трафика отодвинуться с полосы. Он скромно поинтересовался почему бы и не дать ему служебной форы.  

– Наших гонщиков свободных в вашей «деревне» нет, а сами вы, капитан, при всём моём уважении к вашему опыту экстремальных гонок на локомотивах, со скоростными обгонами не справитесь. Пропуски на транзиты оформляйте сами...  

– Зачем мне ещё туда ехать? – не выдержал Динхель. – А пригласить...  

– Приглашать долго. Ради ваших подозрений о форме одежды фигурантов и мотивациях тирш знает кого раздвигать сроки простого отвода? Я пока к этому не готов. – определил его роль в планах третьего управления советник Ятто. – Специалист там хороший, как раз по таким устройствам, которые вы тащите в дело. Итак... Завтра, с одинадцати до тринадцати дня вас сможет принять компетентный сотрудник лаборатории исследований физики поля Ши Сану дис Исьог, Королевская Академия, округ Неттам. Успеваете? Не больны, Ахдо упаси?  

*=*=*  

– Есть некоторые вещи и события, о которых принято много писать в газетах, «резонансные события», как пишут, но которым не стоит уделять много личного внимания. – сказала дис Исьог, чуть излишне прямо взглянув на Динхеля. – Да не мне вам объяснять, капитан. Вы же встречаетесь с такими «важными вещами» по службе часто, не правда ли?  

– Как-то не вполне вас понимаю. – Динхель действительно не понял. – В расследовании важно обычно всё... Любая деталь. Особенно, если прямых свидетелей нет.  

– Нет. – собеседница чуть поморщилась, потешно сморщив нос, презрев горбинку. – Такое, всем известное, принимаемое народом на веру, любимое... Но мешающее в настоящем понимании дела. Вроде как... – она посмотрела в направлении потолка павильона. – «Преступника тянет на место удачного преступления» или «Не бывает преступлений без улик. ». Расхожие штампы масс-медиа, вы знаете.  

– Преступника тянет. – озвучив это известное наблюдение, Динхель почувствовал себя школьным олухом. – Но большинство пакостников в рассудке достаточно осторожны, чтобы не поддаваться этому притяжению. В особенности – если они подозревают, что их ищут...  

– Какие глупые. – она приподняла брови. Немного нарочито. – Только страх их и удерживает?  

– Преступники, в основном, глупы. – Динхель пожал плечами. – Не были бы глупы – не преступали бы.  

– Так-таки умных бандитов и не бывает? Кто же тогда в паханы выходит? – Ши Сану попробовала защитить интеллектуальность уркаганов.  

– В «паханы» выходят политики, умеющие управлять людьми и подбирать себе управляемых людей. Цепкие, упорные, властные...  

Признавать за урками признаков ума Динхель не хотел. Подаваляющее большинство знакомых «дел», в массе бытовых, реже имущественных, с элементами мошенничества и применения умственных способностей, завязывалось на скорее имульсивном желании доминирования, на неосторожном проблеске желанных ценностей, на конкурентном устранении более слабого, обнаглевшего по мнению уголовника противника, чем на «планах». – Но я, кажется, понимаю о чем вы. Да, есть вещи в мире, про которые принято «вещать», «новости», которые постоянно новы, но обращать на них внимание... – Он промахнул ладонью над столешницей в сторону, как бы стирая пыль дециметровой высоты. – За зря.  

Ши Сану кивнула.  

– Вот так и с частью итыловых пределов. Ограничений. Того же предела серий. Он не настолько важен и проявлен, насколько его принято упоминать. У хуни, в значительной мере. – дис Иньог взглянула вбок от «канала» диалога, на пруды. – Производственная культура хуни совсем не тотально технологически обоснованна. Как у людей запада. Принято полагать. – дополнила она, как бы сквозь зубы, скупо выдавливая слова. – С пределом сложности совсем какая-то чепуха. Если начать его проверять. – говорила она, не поворачиваясь анфас, продолжая смотреть куда-то во внутреннюю даль, над зеркалками холощёной воды академических прудов.  

– Предел серий – чепуха? – он не верил своим ушам, хотя и раньше слышал, что в науке есть версии, расходящиеся с общепринятыми диаметрально. То, что хуни любых родов, в том числе высоких, могут быть халтурщиками, новостью для Динхеля не было. Служба «силовиком» в полном смысле этого слова и «туристические поездки» за восточную границу не оставляли сомнений в том, что халтурщиков среди хуни, плюющих как на технику так и на требования «священной гармоничности», в жизни предостатиочно. – Оббун серий самые «разутые» хонто признают. – напомнил он.  

– Хонто?... – дис Исьог не то, чтобы плохо услышала, но скорее возмутилась. – У хонто, к вашему сведению, вообще нет понятия предела серий.  

– А что у них есть? – сарказм Динхеля резко возрос. Как же: «у хонто нет такого понятия». Хонто, которые ввели модификации базовых серий электротехнических изделий затем, чтобы избегать ломающего устройства именно предела серий. О какой исторической детали он мадам дис Инсьог и напомнил.  

– Да. – признала дис Исьог. – Но это так выполняли у нас, модификации. У них отношение к этому пределу, сакральному для нашей промышленности, более формально. Когда хонто стали развивать фабричное производство однотипных деталей и модульных узлов, они ввели понятие встроенного в рассчёт пригодности "эксплуатационного порога". – Видя непонимание и недоверие в глазах собеседника, она разьяснила. – Рассчётная отбраковка, отложенная, понимаете? Никакого влияния извне... – Она запнулась. – Попробую объяснить иначе. Оставим пока предел серий. Есть понятие предела сложности...  

– А ещё есть антигирия. Ещё румация. Ещё лучистое роение. – перебил Динхель. – Кайнология веками нам врала и ничего этого нет?  

– Вы за консультацией приехали за сто тридцать километров или рассказывать мне о ваших суевериях? Если второе, то можете возвращаться на стоянку. – Ши Сану дис Исьог резко поднялась от стола, возвышаясь над сидящим Динхелем, как показлось, аж воспарив.  

«Ничего себе» только и подумал он, невольно подняв лицо. «Вторая богиня судейства. Нунчаков или другой телескопической поварёжки педагогической кары у неё в рукаве не припасено? »  

– Прошу прощения. – выдавил он из себя после секундной заминки. – Продолжайте, пожалуйста, дис. – примиряюще прихлопнув ладнями, как прилежный ученик по парте. – Уже молчу. Однако это всё странно слышать...  

– Если вы хотели услышать то, что вам не странно, могли бы выйти на улицу и послушать, о чем матери говорят играющим в мячик городским детям. – Ши Сану не села обратно за стол, но, отвернувшись от собеседника, отошла к перекладинам, остановившись там, глядя на «природу». Динхелю осталось наблюдать за её строгой спиной в бежево-голубом. «Как пишут в протоколах – свидетель контактирует со следствием трудом». Нечего обижаться, укорил себя Динхель. Здесь она в праве. Натурально: не хотел бы удивляться, так и отправился бы слушать воспитателей на детскую площадку.  

Планировщики хонто, рассказала, глядя вдаль, Ши Сану, не принимали веры во всеобщий контроль помощников Итыла и вообще вся мифология хонто живёт отдельно от прикладной науки. В начале эпохи массового машинного производства хонто, столкнувшись с некоторыми «способами» отказов машин и сочленённых инструментов, отвергли «преклонение перед дикостью» и попытались вывести закономерность «необъяснимых остановов». Причины повышенной изнашиваемости деталей новеньких изделий, сделанных по одинаковым стандартам были разными, тут хонто уткнулись в ту же стену что и чендо. Однако, в отличии от производственников чендо, испытатели хонто не смирились с необходимостью вносить изменения «вручную» и стали копать на предмет выявления законов таких отказов глубже, дальше от сил скрытых участков окружающих квадратов.  

Долго ли, коротко ли, учёные хонто обнаружили, что типовые изделия, работающие синхронно не выходят из строя «внезапно» будучи произведёнными из большинства доступных материалов. Сколько ни сделай, предположим, электромоторов номинала ЭМТС-140-К, если эти моторы запущены одновременно, их оси вращаются с одинаковой скоростью, и выключаются они так же одновременно, то закон пятого "добровольца – шпиона" для них не действует. Моторы серии ЭМ-140-К, работающие как один номинальный механизм, разнесёнными единицами в любой удалённости друг от друга начинают ломаться и останавливаться только когда эти движители вынуждают работать асинхронно. Часть «соучастников единовременно запущенного вращения» продолжает работать как ни в чём ни бывало, но часть из них начинает выходить из строя. По малопонятным причинам.  

– Погодите... – позволил себе перебить докладчицу Динхель. – «Каждый пятый доброволец – непременно мародёр» это не стоп-серия. Это же из предела сложности самоорганизации.  

– Вы ошибаетесь. – остановила его Исьог. – Вы так считаете, потому что вас так научили. Поговорка, и... Этические нормы... – Она обернулась к собеседнику. – Коллективное поведение и эгоизм... Это не то. – Ши Сану наморщила лоб и, в явном затруднении, потёрла его пальцами, разглаживая горизонтально. – Как вам объясняли: почему пределы серий не действуют на людей, вообще на живые организмы?  

– Да это же всем!... – Динхель осёкся. – Хорошо. Школьная программа, второй класс. «Тип вьеш не подвержен пределам серий, не вымирает, потому что вьеш перестраиваются в ходе жизни и таким образом каждый вьеш – индивидуальность».  

– И вирусы с бактериями? – скучным голосом подсказала Ши Сану. – Индивидуальности.  

– Простейшие? – Динхель устал удивляться. – На то они и простейшие, что могут тиражироваться миллионами в части их базовой организации без нарушений функциональности. У простейших предел сложности выражается в вымирании остатка, выходящего за рамки обеспечения базовых функций выживаемости.  

– Как мудрёно. – Ши Сану дис Исьог уже явно насмешливо смотрела на сыскаря. – Вирусы, бактерии, плесень, трава, грибы простые, а животные – сложные... Почему и кто решил, что животные – сложные и для них актуален закон прерывания по уровню сложности? Нет уж, стоп! – она прервала свою тираду. – Вы сейчас скажете «сложный мозг» и «вот есть же буны». Давайте строить вашу мансарду чистого сознания кубами. Если есть закон остановки «по сложности», то можно предположить – умозрительно, что в каком-то приближении существует формально исправная машина, которая при всех внешних признаках работоспособности не сможет работать по причине своей предельной сложности. Верное допущение?  

– Парадокс – «невозможная машина». – он «нарисовал» руками в воздухе не вполне приличные «толстые щёки». – Вы в школе не учились? – сделал он нелепое для данного учреждения, «старорежимное» предположение. Домашнее обучение и обучение в бунсаках, бывало, выдавало таких индивидуумов, которые ложку в руках держать не умели, не то что знать про «супермашину».  

– "Чем сложнее устройство, тем больше в нём индивидуальности". – продолжила выдавать аксиомы формалистики дис Исьог. – "Человеческое существо сложное, каждый человек – индивидуальность". Поэтому с высшими вьеш устройства, предназначенные для физического изменения мёртвой материи, простой и динамически неизменной, срабатывают не всегда «ровно».  

– Примерно так. – подтвердил Динхель, не понимая к чему клонит собеседница.  

– И что, – она криво усмехнулась, – вы по роду службы верите в то, что каждый ваш обвиняемый бандит – индивидуальность?  

– У нас – подследственные. – Динхель поднялся на ноги, выйдя из-за стола, приблизился к тому же ограждению с видом на нерыбные пруды, правее от Ши Сану, через столб опоры. Надоело выворачивать шею да и ощущался нервный перегруз. Хотелось или попрыгать, или куда-то спрятаться. Неприятное ощущение, они и в школе-то такого не испытвал. – Обвиняемые – в суде. Конечно, большинство наших «клиентов» не сильно сложные. Но они и не совершают никаких «сложных» действий. Жадность, глупость, эмоциональный криз... Трусость. Что сложного в таком поведении? Животное начало часто пересиливает разумное.  

– Но формально-то они все – индивидуальности? – собеседница поперебирала желтоватыми, как у «заядлого» химика пальцами по поручням ограды. Вправо-влево. Пианистка.  

– Формально... – Динхель прищёлкнул боком десны. Над дальним прудом, напротив граничной аллеи академгородка определённо вспорхнули птицы. «Что им искать в охолощёной воде, где никакие личинки и рыбы не водятся? » – Формально я сейчас консультируюсь у профильного специалиста по физике напряжённого эфира. А на практике рассказываю о «невозможной машине», которая, к тому же питает сама себя.  

– Самодостаточная машина, нарушающая законы сохранения массы это другое. – Пальцы правой руки Ши Сану пробежались птичьими лапками по полированному парапету в ритме какой-то мелодии. Отбили весёленький танцевальный ритм. Пара-пам-пам пам... – Мы отвлеклись. Про «невозможную машину». Машина такой сложности, которую можно, гипотетически, построить, но которая, ввиду своей переполненности деталями никогда не запустися с приложением к механизму любых импульсов либо энергий ибо соперничающие в ней кьяна ей не позволят. Естествоиспытатели прошлых веков пытались их построить, есть примеры в музеях, в палате исторических мер. Опыты признаны непродуктивными. Я верно излагаю?  

– Немного не так... – «Что она вцепилась в эту дурь? » Динхель бывал в столичных музеях, но чаще – по рабочим «рандевю». – Невозможная машина это скорее теоретическое конструкторское допущение. Агрегаты прошлых веков от сумасбродных механиков строились затем, чтобы привлечь внимание сил... – Он ненадолго задумался, вспоминая экскурсоводов. Дикие навороты рычагов, шатунов, дисков и шестерней в виденных им музейных «машинах» явно были произведениями сумасшедших. – Разных двигательных сил... – Не знаю, что там с двигателями Итыла, но я видел то, что ездило, стреляло, прыгало и фурычило на полный свист, хотя по инженерному панталыку и с места не могло бы сдвинуться. – Неожиданно добавил он, вспоминая западную границу и таможню, с теперь организованной выставкой обезвреженной «крафт-бета» техники.  

– Вы бывали в Заиримье? – блеснула тёмным глазом консультант, прекратив гладить «клавиши» парапета.  

– И не раз. – буркнул Динхель. «Верно. Приехал какой-то мощавый долдон, с подвязками. Откуда ей знать? » – Служил в преграждениях во время набега «механиков». – Динхель, коротко взглянув на заинтересовавшуюся его конформистской персоной собеседницу отошёл от парапета к столику, плеснул себе минеральной из распечатанного графинчика, отпил, смочив горло и привёл в порядок мысли, посмотрев в своё туманное отражение в глянце папки. Привычно было отмечать точки, а тут всё в память...  

Повернулся с фужером к оставшейся у ограждения консультанту, рассматривающей дали.  

*=*=*  

– Давайте вернёмся от дикобразов Шарнана к теме ограничений по серии. Ладно, меня не правильно учили, хонто раскрутили предел серий на буковки. Синхронно работающие устройства какой-то сложности не подвержены пределам серий, ломаются только аритмичные. Я всё запомнил? Но в практической жизни единый механизм, обычно, не нужен, потому...  

– Потому слушайте дальше, если уж вы сюда приехали слушать. – перебила его задумчивое «потому-у-у», где он пытался привести полученные сведения к привычному выводу, зитакапи Исьог. – Аритмичность пуска не выводила идентичную технику, тянущую один канат, из строя, но разные канаты устройствами одинаковой генетики происхождения уже не тянулись. Вернее, эти разные канаты устройства тянули, но с проблемами у тянущих, в самих канатах и даже у тягаемых тел. Во всей связке, как у нас считается, но хонто попробовали выявить в связках проблемные блоки... Соорудили несколько камнеметательных машин.  

– Каких? – Динхелю показалось, что он погружается во глубину столетий, проваливается в зыбучий песок. «Когда всё это было? »  

– Камнеметательных. Маятниковых требушетов. Из дерева. Считается же, знаете, что дерево наименее подвержено электромагнитым возмущениям...  

– Хонто думали, что их сложные машины ломаются по причине перепадов заряда? – У Динхеля возникло ощущение с одной стороны – воздушного просветления, с другой – лёгкого разочарования. Антигирию в моторных планерах победили, когда стали применять композитные материалы для продольно-обращающихся деталей.  

– Как версия рассматривалось. – мадам консультант вернулась к столику, бочком присела на табуретку с обозначенной «спинкой пониже спины». – Было много экспериментов, мы не про все знаем. С близнецами. С маятниками этими. С пьезокристаллами. Кристаллы эти разрушаются. С выбросом излишков в энергию. На кристаллах этих и выяснилось, что признаки серии проявляется в кристаллическом теле, окружённом динамической плотностью, оказывающей влияние на помещённую массу при синхронном перегрузе орбит.  

Дис Исьог замолчала. Динхель смотрел на неё поверх кромки фужера, переваривая и укладывая в голову последнюю фразу.  

– И так они опять открыли эфирный перенос? – выдавил он, казавшуюся весьма нелепой, мысль. – Стоило возиться... С требушетами.  

– Ну... – дис Исьог «разгладила» на столешнице невидимую салфетку, замазав «клавиши». – В Минарше назвали это агитатом окружающей массы. Наиболее близок к агитату эффект толпы, вам, полагаю, знакомый. Индивидуальный, казалось, субъект вынужден подчиняеться воле коллектива.  

– Масс-эфирная индукция. – Динхель внезапно вспомнил как этот эффект называется официально в ОК. – Они дали другое название, да и только? Помнится, там было что-то про самогенерацию Ошона... Извините, я не физик. – Динхель невольно посмотрел наверх, на расходящиеся спицами колеса балки потолка беседки. В замкнутой модели мира фокусной эфирной индукции приписывалась вероятность трансформации фокусного вещества с поддержанием в нём бесконечного горения. Сжатие масс эфира, порождающее «машину» обращающихся колец Ошона. Потом-то вся красота этого туза пошла прахом.  

– Для вашего интереса важно не это. Не как зарождается Ошон и куда катится, вместе с миром. Они нам не нужны. – фаталистично остановила его попытки вспомнить космогонические представления прошлого мадам Ши Сану. – Агитат из лаборатории в Минарше это не совсем МЭИ, как она понимается в Королевствах. АГОМ работает для индуцируемого пассивного ядра только в определённых условиях, но эксперименты хонто выявили, что этот, помещаемый в центр группы дуг субъект подвержен внешнему воздействию не только в случае фокусирования на нём напрягаеммых контуров, выложенных кристаллическими решётками. И вообще АГОМ не обязан своим появлением электромагнитной индукции. Синхронное сжатие, в упрощении, кольца «единой машины» можно представить как прибавку с серии...  

– Это понятно. – ему уже надоела физика поля. Часть лекции куда-то пересыпалась через край, но суть... – Внутренний сердечник оказывается индуцирован толпой, жаждущей пива, даже если он сам – трезвенник.  

Динхель и сам уже хотел пива. Лабораторный закон индукции чувства жажды в напившемся до отвала окружающей его толпой «иссыхающих» в жизни тоже работал не всегда, но считался хрестоматийным. От того, что хонто всё называют по своему и традиционно «не ищут лёгких путей», загадка с исчезающими жертвами неизвестного шалуна в закрытых изнутри комнатах менее загадочной не становилась.  

– Мне совсем не понятно, чем может индуцироваться, в этой толпе напряжённых кристаллов крупный вьеш. Например...  

– Человек. – предложила Ши Сану.  

– Что? – Динхелю показалось, что он ослышался. – Разность в сложности организации... Динамика...  

– Вы все время меня перебиваете. – Динхель почувствовал себя виноватым. Но пива... – Да, человек. Только не настолько плоско. – Она опять разгладила невидимую салфетку на столешнице ладонями. – От кристаллов и прочих помещаемых «ядер» хонто перешли к более сложным, как вы и предположили, объектам. К многосоставным агрегатам, к близнецам... К насекомым. К самостоятельно восстанавливающимся... Знаете, самое любопытное, что об этих экспериментах знали наши морские «друзья», очень ими интересовались. – Определение «друзья» для талассиков консультант произнесла с некоторой издёвкой. Динхель продолжал виновато разглядывать стол, постаравшись не меняться лицом. Вот как... – Нашли, что АГОМ передаётся на родственников мишени. Тут тээры хонто решили, что они открыли корень магии. – оказывается, пианистка дис Исьог умеет не только играть на парапете пальчиками, но и смеяться.  

– И как этот АГОМ хонто влияет на живые существа? – спросил Динхель.  

– Дело не в том «как», – без перехода задумчиво, без связи с приступом весёлости, сказала мадам дис Исьог. – Хонто продолжали разные эксперименты – производство требовало, и так возникли направления... Одно из них появилось следствием инциденита в трубе «эфирного проноса», в какой-то мере аварийного. Полные устройства для возбуждения АГОМ у хонто напоминали аэродинамические трубы. Эти трубы позволяли отрабатывать очереди импульсов и ответок на объектах, дуплицировать их имиджи... Вам эта детализация не нужна. Они там в Минарше развлекались как нашим и не снилось. Замораживали объекты, импульсами размораживали, дуплицировали...  

– Добрейшие люди... – пробормотал Динхель. Не уточняя, каких вивесекторов, развлекающихся тотальным нарушением конвенций мадам консультант считает «нашими». Как можно что-либо «дуплицировать» в масс-индукционной «печке» он тоже не стал прояснять. Его фигуранты точно не «дуплицировались».  

– Это наука, капитан. – сухо отреагировала представительница оной. – Так, авария... Поворотная в какой-то степени. – она сцепила руки в жёсткий замок над столом. «Неожиданно нервно», подметил Динхель про себя. – Это не было машинной аварией. Сам аппарат не вышел из строя по неисправности – хонто делали с запасом прочности. Вероятно, прошёл скачок напряжения на сбросе, данные мониторов остались вне возможностей декодирования. Результатом оказалось неплановое полное разрушение мишени, молекулярный распад. Тёплый распался на клетки в камере аппарата. При проведении на замороженных, с «замершими» биениями, бывало и раньше, а на этот раз «тёплая мишень». – Динхель приподнял взгляд от опустевшего стакана. – Теоретически такого эффекта разрушения не могло быть. – прояснила консультант. – Потому что разовый агитационный импульс это не гармоника, не серия, а единичное напряжение, и во вьеш этот импульс размазывается по своим гармоникам, расслаивается.  

– Кроме того, – собеседница как бы замялась, – для создания лабораторного импульса требуется ведь не так много энергии, как представляется. Никто не стремится разрушать мишени, и они изучали, насколько нам известно, на том этапе, мышечную реакцию. Мишень обклеена датчиками, она в таком наборном костюме из этих датчиков. И эти датчики тоже, парадоксальным образом, распались на первоэлементы. Назначили внутреннее расследование.  

Ши Сину закончила рассказ об инциденте, поджав губы. При упоминании костюма из датчиков, к тому же улетевшего «на первоэлементы», Динхель стал складывать картинку в голове, сравнивая с виденным на своём рабочем мониторе.  

– Хонто фотографировали эту мишень? – спросил он.  

– Нет, зачем? Рутинный эксперимент... – Ши Сину даже, почудилось, замялась. – Обычно не тратятся. Пластинок на такие вещи не напасёшься. Камера эта, труба охвата закрывается люками. И наши такие. В торцах инертное стекло и визуальный контакт. На миллисекунды, с самописцами следят за сохранностью передаточных проводов с наклеек...  

– Но какие-то свидетельства очевидцев инцидента сохранились? – его давно подмывало прояснить источник знаний его визави, но этот вопрос каждый раз «застревал на выходе». – Откуда вообще известно, что этот инцидент «имел место» и что там произошло? – Уточнение «когда это произошло? » опять «застряло на выходе», в звуки речи не оформившись.  

– Известно об этом из материалов расследования. Аналога вашей конторы, отдел кураторства института сплавов и полимеров.  

Услышав это известное название Динхель внутренне присвистнул. Оказывается, исследованиями масс-эфирной индукции у хонто занимались ядерщики. С другой стороны, судя по доставшимся кускам архивов «аналогичных» контор, к ядерщикам «иже с ними» с высшим уровнем секретности хонто приписывали настолько разные эксперименты, имевшие, по их соображениям, потенциальное военное применение... Отсюда, урочно сообразил Динхель, я узнал, что инцидент произошёл до набега, но, вероятно, не в прошлом веке. ИАСиП существовал меньше тридцати лет, после войны к таким тратам энергии хонто допускать не стали бы. Хотя, вот, объёмное радио. А энергии, по слухам, оно жрет – будь здоров.  

– А к нам эти протоколы попали... – он потянул за чубчик давно вертевшийся в голове вопрос.  

– К нам, – она подчеркнула уточнение, неуловимо отделив её понятие «мы» от аналогичного восприятия «нас» капитана. – Они попали через научную среду.  

Более расплывачтого определения источника сведений Динхель, пожалуй, не слышал за всю свою карьеру. Включая период работы у отряде приграничного оперативного реагирования на сигналы о контрабанде. В уме попытались поспорить соперничающие предположения о происхождении этой информированной среды, налезая локтями одна на другую. В продолжении этой склоки участников викторины Динхель молча смотрел на консультанта. Консультант так же молча смотрела на Динхеля поверх сцепленных в «гребнистый замок» пальцев.  

– Значительно яснее. – выдавил Динхель. – И... Эта среда...  

– Я с вами разговариваю, капитан, только по личному указанию госмажа Ятто. Спросите его, что такое научная среда.  

А мадам консультант прекрасно «прочуяла» его затруднения в идентификации достоверности получаемого блока информации. «Придется спрашивать госмажа Ятто» с лёгким раздражением подумал Динхель. Зачем было сюда гнать, если Ятто и сам знаком со всей этой историей?  

– Архивы института сплавов... – начал было он.  

– От площадки ИА сплавов и полимеров в Минарше остались три воронки глубиной по пятнадцать метров, заполненные пёстрой научной дробью. После объёмного подрыва. Очень объёмного. – уточнила Ши Сану. – Во время десанта «наших друзей»... Этим гравием от ИА полгорода присыпало.  

– Разве... Не они взорвали? – Динхель читал о том, что десанты талассиков учиняли в институтах хонто полный разгром, включая тотальные разрушения производственных площадей. Его, и не только его, ещё удивлял такой приказ – с дисциплиной у талассиков непререкаемо как у четвероруких. Видать – одна порода. Рушили всё. Хонто пытались захватить вторичные производственные мощности, с более человеческим соображением о выгоде. «Лягушатики» срезали производственные мощности противника «под корень». Но, как выясняется...  

– Тому остались свидетели. – услышал он на заднем фоне ответ, через воспоминания о документальных сьёмках, показывающих разрушения в городах хонто. – Институт взлетел в чистое небо мелкой дробью до обнаружения в городе десанта.  

«С этими десантами тоже не всё чисто... » Десанты талассиков не спускались. Они «обнаруживались», проявлялись по месту. Динхель понял, что архивы расследования перешли для изучения коллегами многомудрой дис Исьог, и вероятно, «тройки» не через талассиков. Так бы те и передали такие поскребусы...  

Он попробовал собрать все полученные сведения в последовательность, взявшись за виски, чтобы они не разъехались как у рыбы-дальномера.  

*=*=*  

– Инцидент этот, поворотный, с распадом «мишени», был единичным случаем? – задал вопрос, он уточняющий картину. – И, да... Кто при этом инциденте «распался»? Что рассказали свидетели, из научных работников, если коротко? – «Сейчас опять пошлёт к Ятто» промелькнула мысль.  

Не послала.  

– Если коротко? – Не было заметно, чтобы собеседница набирала воздуха в лёгкие, но речь свою явно постаралась сжать в одну строку. – Была бритая свинья, обвешанная датчиками. Прошёл импульс, неожиданный выброс энергии с этой хрюшки, не стало хрюшки, датчиков и заткнулся весь аппарат.  

– Что с аппаратом сталось? – такого научного выражения Динхель раньше не слышал. – Заткнулся?  

– Забился. – использовала мадам физик синоним. – Рабочий объём трубы стал непригоден к дальнейшим проведениям экспериментов в нём, потому что забился массой экранирующего материала в перемешку с бионикой от хрюшки, мелокорубленного сухого фарша, вместе с полимерами, проводами и прочими клетками. Вдобавок всё это спеклось... До этого инцидента, подобных – выводящих основной аппарат из строя до кондиции «на свалку» – случаев не было. – вспомнила Ши Сану часть заданного Динхелем раньше многосуставчатого вопроса.  

– И причину такой взрывной реакции хрюна не нашли? – полуутвержадающе спросил Динхель, запоздало выдохнув про себя «Хоть не человека грохнули».  

Консультант вздохнула.  

– Заказали новую трубу. Назначили расследование списания. Самописцы никаких рефлексий не обнаружили, кроме слабого всплеска температуры тела мишени вьеш...  

– Насколько слабого? Всплеска? – повинуясь воспоминанию, перебил консультанта Динхель, не успев остановить своих ассоциаций на выходе из мозга на речевые органы.  

– Для инициации случившегося изнутри куба мишени выброса энергии, разрывающего тушу гарантийно недостаточного. – немного удивлённо ответила. – Десяток джей-вол.  

– Это датчики костюма передали? Липучки? Прыжок температуры тела. – опять уточнил он. – Не внешние?  

– Внешние? – Ши Сану дис Исьог приподняла брови, одновременно их сдвинув к центру лба. Выражение лица получилось гневное и яростное, «демоническое», но с мимикой хуни Динхель был знаком и раньше. Это было что-то не то, как привычно это выражение интерпретировать. – А какие ещё там могли иметься проводные датчики?  

– На стенках трубы температурного контроля помещённого воздуха. – не поддался желанию выхватить меч и рубить осерчавшего демона Динхель. Или вскочить и бежать прочь, по отсутствию меча, запертого в каземате местной службы безопасности – Не в вакууме же хрюна возили?  

– В теле кольцевого прогона не ставят датчиков. – расслабленно вздохнула Ши Сану, раздвинув складки на лбу и обретя нормальное, хоть и усталое выражение лица. – Линзы... Там должны были стоять датчики давления. Вероятно так. – Она задумалась. – Поняла. Я не знаю точных ТТХ той трубы, в Минарше. И что там стояло в сенсорах на люках.  

– Ладно. Оставим это. – медленно подытожил Динхель. – Итак, свинина превратилсь в котлету, зажаренную целиком. – тут дис Исьог поморщилась. – Почему вы говорите, что она распалась «на первоэлементы»?  

Ши Сану, потёрла висок кончиками расцепленных пальцев, совсем как чендо.  

– Потому что масса получившейся, как вы выражаетесь, котлеты, не соответствовала массе вошедших в реакцию материалов. При всех входящих, исходящих, на энергию взрыва, которого, собственно, не случилось. Взрыв мишени произошёл как бы «внутрь»... – она с сомнением смотрела на Динхеля. – Это не было взрывом. Вы видели когда-нибудь полыньи зимой, возникающие над горячими ключами?  

– Не раз видел. – «И с удовольствием увидел бы ещё раз», подумал Динхель «Даже если прирасту рогами прибытка хранения данных». – Взрыв «внутрь»? В трубе возникло разрежение воздуха? Газовое. – попытался поправиться он.  

– Да. Если можно так выразиться. Люк, закрывающийся снаружи, вжало в трубу. Настолько, что погнулась запорная щеколда. Разгерметизировались защёлки стекла. Образовавшееся кольцо, котлета... Очень плотная вышла «котлета». Точнее – рогалик... Чёрствый, как этот стол. – консультант постучала переврёрнутыми костяшками сгибов пальцев по смальтовой столешнице.  

– Труба в Минарше была герметичной? – в словах, сказанных Ши Сану, прозвучало что-то знакомое, он что-то такое или очень похожее недавно слышал. Динхель не мог вспомнить, где. – Как же свин там дышал? – этого он не понял точно. Аэродинамические трубы обычно не изолируют. – И... что это за материал получился? – он как бы намекающе тоже постучал пальцем по столешнице.  

– Конечно. Внутри есть форсунки для газов и жидкостей, нужных для проведения испытаний. Там целый агрегат, объёмный. Труба облегания мишени это только стенд. Можете посмотреть на нашу, снаружи. – Роль эксурсовода явно не глянулась мадам Ши Сану. – Итоговый материал. Вещество кольца не полностью сформировалось. Нечто очень плотное, настолько плотное, что в лаборатории возник перепад гамма-излучения. Про этот перепад госмаж Ятто спрашивал, кстати.  

– Вы встречались? – ревниво спросил Динхель.  

– Конечно. – повторилась заметно уставшая дис Исьог. – Но многих ваших вопросов он не задавал. – как бы услышав мысли Динхеля, предупредила она его вопрос. – Излучение возникло, но распада не было. Материал этой «котлеты», вместе с остатками трубы отскребли от тела излучателя и забрали в радиационный анализ.  

– Забрали, взвесив?...  

– Это был другой протокол. Всё просчитали. – Оона «собрала» кончиком указательного пальца «зёрнышки» на поверхности стола. – Часть суммарной массы исчезла. На реакцию перехода массы в расточение она уйти не могла, устройство бы расплавило. Внутри трубы на момент экстренного сжатия вещества видимой вспышки не произошло. Это их тоже удивляло.  

– Они мишень по наблюдению в камере освещали диодами?  

– Да, диодами. – кажется, Динхель приобрёл в глазах собеседницы чуток уважения. – Без радиоактивных элементов. – упредила она его подозрение. – По попыткам реставрации аварии должно было быть сжатие, даже вызванное неизвестным фактором, с обязательным образованием радиоактивного вещества, с обязательным же выбросом энергии в виде теплового излучения, значительно превышающего то, которое было зафиксировано. Должна была быть вспышка видимого глазом света, хотя бы накаление этого бублика, оплавление. Вся энергия молекулярного сжатия вместе с частью массы в инциденте «расстворилась» в смежном эфире, никак с нашим не контактном. – дис Исьог взглянула на знакомое двоечникам место поиска «смежного эфира» – на потолок. – Всё, что им осталось, это свалить вину за списание и отпуск персоналу по вынужденному простою на «аномальное» сопротивление этой свиньи.  

– Не каждая рядовая свинья способна на такое гвардейское свинство. – рассеяно согласился Динхель. – Случайно, в природе сочетания условий, при котором может произойти эта реакция...  

– Вы можете себе представить, чтобы в природе, в ходе случайного перебора и сложения неких элементов и деталей, возник ваш автомобиль, на котором вы сюда приехали? – перебила его попытки сформировать «традиционный вопрос» консультант.  

– Нет. – честно ответил он. – Хорошо. Будем подводить итоги. Лаборатории ИАСиП хонто уничтожены, вы экспериментов с целями получения подобных результатов не проводите...  

– Насколько это известно мне, у нас подобными экспериментами не занимаются. Не занимались. – подчеркнула она прошедшее время. – Пока ваше управление не «попросило». – поправилась она. – Но кроме нас в мире существуют другие. Да и хонто...  

– Что «и хонто»? – Динхель не мог это подозрение разделить. Как не верил в «случайное» совпадение в природе веществ и форм для деятельной репликации его автомобиля, так и в то, что в остатках Рахса могут существовать исследовательские мощности, способные «поднять» такие траты «на эксперименты».  

– Могли сохраниться подкороковые мощности. – Динхелю почудилась надежда в этом предположении Ши Сану. На раздолбанном и поднадзорном куске континента, с отчётностью о всех подозрительных ресурсах реваншистов?  

*=*=*  

– К чему в итоге пришли в Рахсе с синхронизацией подобных устройств? – полюбопытствовал Динхель, вспоминая, что знакомая ему техника выпуска заводов сферы влияния хонто следовала обычным методам предотвращения сбоев по пределам серий.  

– Они шли. – ответила Ши Сану, опять подчёркивая прошедшее время глагола интонационно. – Было выведено умозрительное понятие «уникального монолита», работающего всегда, не подверженного поломкам под влиянием контуров условий эксплуатции. – Он взглянула на Динхеля, у которого, видимо, явлено на физиономии обозначился перегруз возможностей его восприятия. – Попросту, один желток, один белок, в общем контейнере скорлупы, которое устройство всегда работает как яйцо творения какого-то «разового» мироустройства. «Невозможная машина», созданная однажды, может быть случайно, в ходе рождения и срабатывающая, но единожды, после чего разваливается. Так понятнее?  

– Понятнее. – согласился Динхель. Хотя эта машина-монолит, единожды сработавшая ради создания мира, вызывала у него видение дикаря, уныло долбящего сланец монолитным долотом, зажатым в руке. Или раскалывающим ракушку. – Но какая практическая польза от данного «монолитного» умозаключения?  

–От этого, практической – никакой. Идея «протомонолита» это скорее побочный эффект гуманитарной рефлексии на публикции о достижениях физиков. Такое случается, вы знаете. – она по птичьи встряхнула плечами, подняв взор на Динхеля. По её губам мелькнула улыбка. – Нечто разочаровывающее в это монолите есть, тут вы правы. – заметила она нахлынувший на него умат. Не даром говорят, что хуни – телепаты. Уловила в интонациях, прочла на челе? – Хонто тоже, наверное, огорчились. Образовались «монолитчики» и, сразу же, «антимонолитчики».  

– А эти что? – приподнял Динхель бровь. Философы... Они как повара. Выдай огурец – доставят на стол сорок видов нарезки.  

– Открыли сызнова Вечный Хаос. – Ши Сану расцепила пальцы рук из замка, веерно «распушив» ими путанку «стартового хаоса».  

– Я так понимаю, что с синхронизацией перезапусков был около такой же хаос? – вернул Динхель разговор в тематический канал. – И канцелярия науки хонто продолжала их финансирование? – «Этих развлечений с облучениями» не прибавил он вслух.  

– После аварии в Минарше заказали другую сотовую колбу. – уклонилась от прямого ответа Ши Сану на подколку. – Про последующие их опыты с прогонами мишеней типов мы знаем меньше... Хонто занимались теоретическими исследованиями. Мы тоже ими занимаемся. – с суховатым вызовом добавила она. – Средства нам выделяются на тематику исследований. Которые могут привести к полезному результату через десятилетия. Академическая наука... – она не закончила начатую фразу, но Динхель понял, что большая наука это самодостаточное подгосударственное развлечение.  

– Как вы сказали? Они заказали – что? «Сотовую колбу»? – зацепился Динхель за неупоминавшееся раньше выражение.  

– Так технологически именуется отдел стенда, который вы называете «печкой». – объяснила, как само собой разумеющееся, Ши Сану. – В какой-то степени, конечно, «печка», но в этом объёме не всегда что-то нагревают. Стенки «печки» предстваляют из себя соты, элементы выложенные в облегающую мишень колбу. Классичекая полная колба это двенадцать окружающих сот. Неполные и мелкоячеистые могут содержать другое количество элементов. Создаёт «объём на мишени». Как гнездо шарохаток, только с сотами, смотрящими не наружу, а внутрь.  

Гнезда шарохаток... В природе они обитают в буше за Цасом, но в инсектаре Цтуба пчёлы-шарохатки, лишённые тревог добывания пищи, разошлись в своих архитектурных фантазиях не на шутку, настроив висящий между ветками «дворцовый комплекс», с галереями и мостиками для пчелиных раздумий.  

– То есть... – Динхель увидел свет в конце туннеля. Яркий, с дрожью надвигающегося поезда. «Да ладно! » – Эта ваша «сотовая колба» это серийное изделие научпрома? С ней не только всякие синхронизации проводили?  

– Конечно. – теперь пришла очередь Ши Сану удивляться. – Нельзя сказать, что масс-обжимные колбы – однотипная продукция, запросы лабораторий разные, но подобных камер... – Она снова веерно повела пальцами, отмахнув несчётное количество подобных облучателей разбрызгивающим жестом в сторону виднеющегося за плексом парка разведения академиков.  

*=*=*  

– Госмаж к вам сам приезжал?  

– Собственной персоной. – подвердила Ши Сану. – В лабораторию. Наш разговор уложился в полчаса.  

– А почему в ОК больше не занимаются этими исследованиями? Масс-эфирной индукции?  

На лицо Ши Сану напало выражение, напоминающее досадливую скуку.  

– Направление признано бесперспективным. – вымучила она. – Правда, госконт дин э.. Эган, вы же не физик, я помню, но... – она подняла «очи горе», прося помощи в небе Двары под Ошоном. – Оно действительно бесперспективно. Эта индукция требует очень... Аккуратности. Фильтров. Совсем не все вещества индуцируемы. Всё очень сложно, я не могу вам всего объяснить «на пальцах». Зачем вам это знать?  

Динхель не мог понять «зачем». Части случившегося «на трубе» у полоприводных хонто во время инцидента живо напоминали материалы дела. Части нет. Никаких «шлаков» наш шалун за собой не оставлял.  

– Есть ряд впечатлений... – признавшись в этом наблюдении за собой, задумался. – Кто-то, частный «партизан» или «учёный-маньяк», может продолжать подобные эксперименты? Можно построить передвижные, переносные индукторы? Трубы направленного индуцирования...  

Договаривал эту фразу он, уже преодолевая тормозящую жёсткость взгляда консультанта.  

– Шутите? – дис Исьог даже не возмутилась на очередную высказанную глупость. – Серьёзно? Направленное действие у АГОМ или МЭИ может быть только внутрь, в центр ограничеенного периметра. При синхронном включении единого механизма разнесённых подобий. Получается как бы кокон... – она показала скруглёнными ладонями. – Такой Увик. Ошон в центре. – «Уютная картина мира» сообразил Динхель. «Она нам нравилась». – Помните, с чего всё началось и зачем? Хонто отрабатывали модель устройств, отменяющую «предел».  

Кокон, подумал Динхель. Кокон. Он потёр висок давешним жестом собеседницы. Пододвинул к себе и открыл папку, «отгородившись» её обложкой от куска консультирующего специалиста, занявшись её содержимым.  

– Что у вас там? – подозрительно спросила дис Исьог. – Фотографии?  

– Листики и карандаш. Набор юного художника. – просветил её Динхель.  

Местная служба безопасности накакой диктофон не пропустила бы, не говоря уже о растерах любого вида, которые содержит, всё же, наполнения и «механизм». Господин Ятто предупредил чего с собой в академию нельзя брать. Почти что ничего. Академическая таможня защищала государство лабораторий жутче резиденций регентов. На входе у него не брали кровь «на наличие» наркотиков только по наличии предъявимого пропуска от «тройки», которой местные безопасники формально подчинялись. Оказав разовое доверие по этому разовому пропуску. И эти листики бумаги, на которых он сейчас рисовал абстрактные фигуры с ретушью подручными средствами придётся сдать на проходной. Для местного музея наверное, хотя заверяют, что на утилизацию.  

Для закрытого музея местной «тройки» Динхель набросал перевёртышем разной тональности произведение абстрактной графики. Взгляду исскуствоведа в его бездумном рисунке могли бы привидеться витражи, куски пейзажей, старательно прорисованные полноги мухи, архитектурный скетч, попавший под сокращение делением. Всё это художество заняло минуты две-три от силы, но Ши Сану уже успела поинтересоваться, не начать ли отдыхать от встречи порознь. Динхель, выходя чувствами из сплетений рисунка, прикрыл обложку.  

– И больше у них... Или у нас. В наших экспериментах, пока они проводились, ничего не исчезало, кроме частей остатков массы того несчастного свина?  

– Э... Аварийно, вы имеете в виду? – он уловил на грани сознания, какое-то сомнение в этом ответе. Что-то... Что-то тут было... Не совсем откровенное и сотрудничающее. Лавировать было некогда. Усталость брала своё – становилось безралично на «политес». Ещё в машине «отдыхать».  

– Аварийно, не аварийно. Масса мишени после облучения инициирущим трансмутацию множеством остаётся прежней?  

Сколько процентов массы из «плотного остатка» от перешедшей в керамику в «печке» свинки исчезло «в параллельном эфире» он спросить-то и забыл, запоздало подумал Динхель.  

Ши Сану молчала, спрятав губы за замком из пальцев, с локтями упёртыми в столешницу, прикрыв чуть трепещущими веками глаза. «Как девочка в ожидании поцелуя» подумал Динхель. Но тянуться через стол для трептно ожидаемого поцелования не стал.  

– Вы – не физик. – озвучила, наконец, консультант, глуховато, уже набившую оскомину истину. – Вас интересовали опыты хонто и роняющие массу живые мишени. Мы, в Королевствах...  

Он даже не вслушивался. Она не скажет, даже если с этой массой мишеней что-то не всегда «гладко». А что касается профессиональных тайн... Да-да. «Мы, в Королевствах чтим, уважаем международные соглашения, никогда не проводим эксперименты над высшими живыми объектами... » Опыты хонто... Теперь на хонто можно свалить всё, что угодно. Значит с массой мишеней «не всегда» и «не всё» «конвенционально» в стационарных условиях больших исследовательских заводов. Он невольно взглянул на ломанные грани модерново безоконных, по мудрости архитектора-новатора стен академцентра. Хватит этих обоюдных мучений.  

Динхель решительно поднялся на ноги, шаркнув по скрадывающему резкие звуки полу опорными дугами научного табурета и прибирая со стола папку с набросками графики для местного музея авангардизма.  

– Благодарю Вас, уважаемая Ши Сану дис эне Исьог за уделённое время и личные силы, потраченные ради поддержания установленного справедливым общественного порядка через участие нашей скромной службы. – формулы официального приветствия и прощания в Королевствах отскакивали у курсантов «от зубов» и считалось, что если вам приснится какое изменение в сём протоколе, то, на на всякий случай, стоит посетить казённого меруда.  

– Была рада помочь Вам, следователь дин ану Эган своими знаниями, – не совем «по протоколу» ответила, тоже поднимаясь, его визави. Он пропустил даму вперёд, на вход. Покинули беседку, спустившись по невысоким ступеням белого камня. За спиной Динхеля щёлкнул самозапирающийся экран двери.  

– Как приятно дышать полновесно!... – Ши Сану не кривила душой, взмахнув руками. – Вы разницы не замечаете?  

Динхель большой разницы между воздухом в беседке и на дорожке возле прудов не уловил. Фраза прозвучала до того киношно, что не будь она произненсена джиз и без претензий на рисовку...  

– Купола не видно. Арахна нет. – заметил он, теперь уже в голос. – Насекомого у вас чем отводят? По берегам, вижу, вся флора.  

Они шли рядом к корпусам администрации мимо ближайшего пруда, по окрайке которого, при урезе волночек, покачивались струйки серебристой осоки.  

– «Лучами Зла», – скрипящим голосом лесной бун поведала маниакальный учёный дис Исьог, скорчив рожицу. – По периметру за километр стоят экраны гашения. – добавила она, скромно переведя регистр голоса в нормальную тональность. – Вышек не заметили? Не замкнутый контур. – усмехнулась она.  

Да он ничего такого об этом разгоняющем мошкару контуре и не думал. Высоко же тут отражатели бьют... И связи с тематикой интервью не уловил. Весь Ув – большой контур. Ах, нет! Теперь же всё наоборот.  

*=*=*  

При выезде на трассу Динхель приоставнился у обочины. Наморщил лоб, обтер его любезно выданной на медосмотре ароматической салфеточкой, с отвращением запихнул её в мусорку. До Кинейду сто тридцать километров, до Цтуба наберётся все триста. Местность для безотрывного от лабораторий обитания научных сотрудников выбрали на заглядение: влажный Ярвех уже подальше, сады, микроскопические дубравы над ручьями, увитые от корней до раскидистых узловатых ветвей виноградом, в горизонте вздымаются палёвые предгорья Цаса. Птички чирикают, облака даже сейчас кучевые, без северной глухой слоистости. Для пасторальности не хватает только прогуливающихся стад представителей какой-нибудь шерстистой породы.  

До набега Академия располагалась подле основного правительственного квартала в столице, опытные аграрные площадки были вынесены в Утомы...  

Госмаж-контролёр Ятто приезжал сюда из Цтуба – не ближний свет, несколько дней тому назад общаться на тему физической природы эффектов, заметных при явлении «латника». В числе прочих неизвестных задач посещения. Разговаривал лично с Ши Сану и, вероятно, с кем-то другим... Давал этим другим какие-то указания в виде просьб. Не ограничился же он получасовым пребыванием в этой обители научного выворачивания природы мира и просьбами только к очаровательной мадам Ши Сану? В отчёте упомянуты какие-то физики Академии, но имени квалифицированного специалиста, с которым Динхель общался по наводке Ятто сегодня среди указанных в записке научных консультантов точно не значится. Загадочная «научная среда», поначалу ввергшая его в шок, в роли поставщика сведений о рецептах зелий, варящихся в котлах соседских кухонь, это, вероятно, отдел научно-технической разведки ШКВС ОК. Об этой службе, «формально» приписанной к таможне, к которой он и сам тоже формально был приписан в прошлой ипостаси своей трудовой биографии, Динхель слыхал достоверного не многим более того, чем развлекающийся чтением беллетристики обыватель. Насколько полученным данным об этой истории, случившейся в Минарше – более чем пятнадцать лет тому назад – сообразил он, можно доверять? Хорошо бы мне пролистнуть сам этот отчёт, а не вольный его пересказ. Ятто Непроизносимый его видел?  

Отношения внутри отделов «тройки», раскиданных среди гражданских и военных стркутур, Динхелю не казались вполне ясными, да и подчиняющимися соображениям логики. Полкан запрашивал, помнится, материалы на секретного летуна и его к ним не допустили... Хотя управление, которое их держит – то же, к которому относится и сам Ятто, друг физиков. Если какой-то госконт с четвёртой ступеньки цитадели справедливости запросит доступ к отчёту по уже исторической лаборатории ИАСиП в Минарше, хранители этого отчёта пошлют этого госконта, надо полагать, в южное полушарие. Если не искать копии на Лейто и Сейсо, обращающихся вокруг обитаемого мира, за завесой харса...  

На этом этапе размышлений с полузакрытыми глазами его отвлёк глуховатый перестук. Стучали в окно дверцы. Динхель поднял от перчатки стучащего глаза и обнаружил снаружи часть представителя охраны спокойствия академических переворотов мироздания, в уже чуть ненавистной ему форме. Приспустил окно, на противодротик.  

– Господин госконт себя хорошо чувствует? – спросил этот разведчик. В зеркальный экран на щитке Динхель заметил притаившийся за его машиной смертельно-белый маслоход. Нельзя сказать, что вопрос местного представителя силовиков прозвучал искренне и участливо.  

– Лучше, чем час назад. – успокоил рослого дворфа, хранителя сокровищ, Динхель. – Что-то произошло?  

– Где? – тупо спросил в ответ дворф и покосился на джип. – У нас ничего не произошло. Вы остановили временно принадлежащий вам транспорт и стоите здесь более десяти минут. Мы заботимся о вас.  

– Спасибо. Огромное спасибо. – сказал Динхель. «Да тут не только комаров гоняют экранами. » – За вашу заботу. Задумался. Полный порядок. Можно мне ехать?  

– Пожалуйста. – разрешил ревнитель клада, отступая. Динхель перевёл рычаг на первую скорость, тронувшись к магистральной трассе. Неприятное ощущение «предсмертного распада» посетило его в начале этого вынужденного покидания пасторальной окрестности Академии. И не отпускало несколько секунд. Как будто сознание его разнесло на тысячи мелких частиц, помещённых в икру бесконечного собрания пузырьков, каждая из которых размещённых душ выезжала, выпрыгивала, выплывала на свою трассу. «И лягушка-хохотушка, и зайчонок, и улитка – все зверушки спят уютно, пробуждаясь утром прытко». Особенно улитка в этой компании, вечерняя, в тему... «И татушка-покатушка, и барыга, и мормышка – всех настигнет торопыга, всем однажды будет крышка. » Динхель дожал рычаг передач до набора второй скорости и «икристый» заморок скатился.