Маленькие Люди

– Просыпайся, – тихо сказала я, стаскивая одеяло со спящего мужа.  

– Что такое? Сегодня же воскресенье. Почему ты меня будишь? Что случилось? – недовольно проворчал он.  

– Случилось. Саня опять заболел. Ночью кашлял, поднялась температура.  

– Но это было ночью. Сейчас-то он спит. Зачем устраивать такой аврал?  

– Зачем, зачем!? Затем, что прошла только одна неделя, как он после воспаления лёгких побывал в яслях и опять заболел. Месяц лечили, пичкали таблетками и опять кашляет. Ничего удивительного, ведь в яслях детей в группах много. Пока всех оденут на прогулку, так они выходят уже потные, ветерок подует и всё, готовы. Половина заболели.  

– Надо вызвать врача, – мрачно пробурчал Гера.  

– И придёт опять участковая, у которой всегда один диагноз – бронхит, возмутилась я.  

– И что тогда делать?  

– Ребёнка нужно лечить у квалифицированных врачей. Звони отцу, он поможет.  

Гера вышел в коридор, где на полочке у стены стоит телефон. Когда-то квартира была коммунальной и телефоном пользовались все проживающие здесь люди — три больших семьи. Но, со временем кто-то получил новое жильё, старички ушли в мир иной...  

Пока Гера разговаривал по телефону, я тихонько подошла к кровати, где спал сын. Пухлые щёчки розового цвета говорили о том, что температура не упала. Мокрые волосики прилипли ко лбу. Дыхание прерывистое и частое. – Господи, помоги! – подумала я, прижимая руки к груди.  

День прошёл в суете, Лечение ребёнка чередовалось с домашними делами.  

– Нужно как-то отвлечь Саньку, чтобы поставить ему горчичники, – тихо сказала я Гере.  

– Давай, готовь всё необходимое, что-нибудь придумаю, – ответил он, доставая что-то со шкафа. А я в это время уже пыталась приклеить горчичник на спинку сопротивляющемуся сыну.  

Вдруг дверь распахнулась и в комнату вбежал Герка, руками придерживая на голове керамическую статуэтку оленя с большими рогами. Издавая какие-то непонятные звуки, он скачками передвигался вокруг стола, стоящего посредине комнаты. Это зрелище отвлекло Саню от неприятного лечения и он, не отрывая глаз следил за бегающим отцом, изображавшим оленя, заблудившегося в нашей комнате.  

Вечером позвонил свёкр.  

– Саню можно положить в детскую больницу. Заведующая моя знакомая. Но дети там лежат без родителей, – сообщил он.  

– Это как без родителей? Он же маленький, ему всего два года. Нет, я не отдам его туда на таких условиях. Пожалуйста, попробуйте договориться, чтобы я была с ним, – заныла я.  

Положив трубку, пошла в соседнюю комнату к родителям. Папа заложил дрова в печку и теперь пытался их разжечь. Мама сидела в кресле и наблюдала за тем, как он это делает. Прошло три года как она перенесла инсульт. Страшно вспомнить, как она лежала парализованная несколько месяцев. Счастье, что сейчас передвигается с палочкой.  

– Вы представляете, нам предлагают Саню положить в больницу, но дети там находятся без родителей! Разве можно вылечить маленького ребёнка, если рядом с ним нет матери? – с возмущением начала я и осеклась. Дрова в печке вспыхнули ярким пламенем, осветив лицо папы. Сдвинув брови, он посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на маму. И тут я всё поняла. Ведь когда-то, ещё до моего рождения, у них был сын. Малыша звали Сергей. Ему было уже одиннадцать месяцев, когда он заболел. Предполагали воспаление лёгких. Ребёнку нужно было сделать рентген. Для этого в поликлинике дали направление в больницу. Однако там маме не разрешили находиться с ребёнком. Успокаивали, что после рентгена его можно будет сразу забрать домой. Но в больнице ребёнок заразился скрытой формой дифтерии. Забрали его домой, не подозревая об этом, и в скором времени ребёнок умер на руках у мамы. Трагедии могло бы не быть, если бы за малышом ухаживала мать, а не санитарка, которая приходила из инфекционного отделения.  

В прихожей зазвонил телефон, и я выскочила из комнаты. Звонил свёкр.  

– Я договорился, в больнице ты будешь с Саней, но при условии, что ты должна присматривать за детьми, которые находятся в палате. Приходить нужно до семи утра, а уходить на ночь после того, как дети уснут.  

– Спасибо большое, спасибо, – затараторила я.  

– Что за благодарности, ведь Саня мой внук и его нужно вылечить. После этих слов вспомнился день, когда Гера отвёз меня в роддом и уехал на работу, а его отец, совсем ещё молодой мужчина, долго стоял под окнами роддома в ожидании появления на свет своего первого внука.  

Февральское утро выдалось холодным. Я потеплей одела сына, Гера взял его на руки и мы, сев в такси поехали в больницу, которая находится в переулке недалеко от Крещатика.  

После оформления в приёмном покое, медсестра проводила нас в палату и показала возле окна кровать и тумбочку, где можно расположиться. В комнате было ещё четыре кровати. Одна свободная недалеко от входной двери. Другие кровати завешены пелёнками и не понятно кто в них находится. Я приложила палец к губам, показывая сыну, что вести себя нужно тихо. Переодев его в любимую пижамку, села рядом на маленький детский стульчик, благо мои миниатюрные габариты это позволяют. Сане эта обстановка показалась знакомой, так как в яслях детей укладывают спать днём в таких же кроватях, поэтому он спокойно воспринял наше появление здесь. А я поняла, что попала в необычный мир маленьких детей, которым в отсутствии мам понадобится моя помощь.  

Больничная жизнь предполагает целый ряд мероприятий — обход врача, назначение лечения, анализы, процедуры, уколы. И всё это должны пережить эти маленькие создания для выздоровления, и моя миссия помочь им в отсутствии родителей.  

По звукам, доносящимся за дверью палаты, стало понятно, что тихое утреннее время заканчивается. Начала оживать и наша палата. Кто-то из детей закашлялся и начал плакать. -Интересно, как можно вылечить этих крошек, самостоятельно находящихся здесь? – подумала я. И тут дверь отворилась и в палату вошла внушительных размеров молодая женщина в белом халате. При всей её полноте передвигалась она очень быстро.  

– Ну и бомба, – успела подумать я.  

– Чего сидим, вставай будешь помогать мне, – низким голосом обратилась она ко мне.  

– Наверное курит, – некстати пришло мне в голову. – Намекает на то, что пора отрабатывать моё привилегированное присутствие здесь.  

– А что делать?  

– Сейчас будем кормить Серёжу.  

Она подошла к кроватке, стоящей у окна и к моему удивлению взяла на руки грудного ребёнка. До этого он так тихо лежал там, что я думала, что кроватка пустая.  

– Держи его, а я бутылочку подготовлю, – сказала она передавая мне ребёнка.  

Малыш смотрел на меня большими синими глазами, потом немного зажмурился и начал причмокивать губами.  

– Он мокрый. Где чистые ползунки? Я переодену его.  

– В тумбочке есть одежда, Верка принесла.  

– А кто такая Верка?  

– А это студентка. Она у нас на практике.  

Я положила ребёнка обратно в кроватку, достала из тумбочки маленькую кофточку и ползунки, постелила одеяло на столик для пеленания. Когда я раздевала малыша, он внимательно разглядывал меня, а я в свою очередь рассматривала его. Удивило то, что у этого, по всей вероятности, трёхмесячного ребёнка, были довольно широкие плечи, ручки с длинными пальчиками, большой животик и кривые ножки. Тёмные волосики на голове напоминали торчащие пёрышки у птички. Я переодела его в чистую одежду и обратилась к Бомбе (так я её мысленно назвала).  

– И как такому малышу находится здесь без матери? Чем он болеет?  

– У него воспаление лёгких, как у всех детей в этой палате. А мать отказалась от него, – пробурчала она, открывая бутылочку с кашей, – вот опять дали гречневую, – продолжала она, поднимая ребёнка из кровати. Дальше последовала отвратительная картина кормления. На левой руке Бомбы лежала голова малыша, правой рукой она выбивала в ложку кашу, которая из-за густоты не могла вылиться из бутылочки. Потом эта ложка попадала в рот малыша, и он глотал эту еду большими глотками.  

Пока Бомба кормила Серёжу, у меня в голове крутилось много вопросов — и где его мать и почему она отказалась от него, какие обстоятельства вынудили её сделать это. Трудно представить себе, как можно добровольно отказаться от такого родного маленького человека. А маленький человек в это время заглатывал жуткую кашу. Ему нужно было выжить среди чужих людей.  

– Разве можно давать грудному такую густую кашу? – возмутилась я, глядя на это кормление.  

– А что я могу сделать? Что дали, то и кормлю. У него, наверное, рахит, видишь какой живот большой? – пожала плечами Бомба, продолжая выбивать кашу из бутылки.  

Я подошла к Сане. Он напряжённо наблюдал за действиями своей мамы и незнакомой тёти.  

– Ложись, сынок. Я пока буду тёте помогать, а потом придёт доктор и будет всех деток лечить.  

Услышав это, Бомба сказала: «Меня, между прочим, Варварой зовут. А тебя как? »  

– Лада, – ответила я.  

– Ладненькая, – оценивающе глянула она на меня.  

Наше знакомство прервал громко заплакавший ребёнок, кроватка которого стояла почти посреди комнаты. Потом он закашлялся.  

– Надо дать ему воды, – с этими словами Варя удалилась и вскоре вернулась с бутылочкой воды и подошла к мальчику, который продолжал сильно кашлять.  

– Это Толик, характер тяжёлый, непослушный, – приговаривала она пытаясь напоить его.  

– А что, его родители тоже отказались от него как от Сергея? – воскликнула я.  

– Нет, наоборот, они передачи носят большие, всё норовят прорваться сюда.  

– А сколько ему?  

– Да годик уже есть.  

Попив воды, Толик поднялся на ножки, руками держась за верх боковой спинки кровати. Худенький, курносый, личико усыпано веснушками, светло голубые глаза и рыжие волосики.  

– На человека с тяжёлым характером он явно не похож, – вынесла вердикт я.  

– А ты побудешь с ним денёк и поймёшь тогда, – сказала Варя и пошла к проснувшейся девочке, кроватка которой соседствовала с кроваткой моего сына.  

Девочка опустила ножки на пол и одела стоящие там маленькие тапочки. На ней одет красненький с ромашками байковый халатик. Худенькая, чёрные слегка вьющиеся волосы подчёркивают бледность её лица. – Наверное она возрастом как мой Саня, – подумала я. Малышка испуганно смотрела своими карими с длинными ресницами глазами то на меня, то на Саню.  

– Это наша Аннушка. Золото, а не девка, – продолжала знакомить меня с обитателями палаты Варвара.  

Дальнейшее пребывание можно назвать — суета сует. Нужно всех умыть, накормить, переодеть и дождаться обхода врача. При появлении врача в белом халате напряжение в палате нарастает. Каждому выписываются назначения. Пришла медсестра ставить уколы.  

Толик начал орать, как только она переступила порог палаты. Варвара положила его на живот и держала его дергающиеся ноги. После укола он орал ещё сильней и ручкой тёр больное место, обиженно оглядываясь на взрослых людей.  

Саня, увидев эту картину напрягся и начал отползать в угол кроватки, пытаясь как-то защититься от этой экзекуции. Пришлось вытащить его оттуда и прижать к себе, давая возможность поставить укол. После этого он вырвался из моих объятий и опять перебрался в угол кровати с презрением и обидой оглядываясь на взрослых, которые устраивают такие неприятности называя их лечением.  

А между тем очередь подошла и к Аннушке. И тут меня очень удивила реакция этой малышки на происходящее. Она покорно подняла подол халатика, легла на живот, зажмурила глаза и положила голову на подушку. После укола она подняла голову и было видно, что её глаза как два озера, из которых текут ручейки по щёчкам.  

– Ну, что я говорила, – повернулась ко мне Варвара, – золото, а не девка! – сказала она, вытирая слёзы ребёнку, – родители всё пытаются увидеть её в окно, только нервы портят дитю, – продолжала Варвара.  

Где-то уже в середине дня принесли тёплый парафин, завёрнутый в большую пелёнку. Нужно привязать пелёнку так, чтобы парафин грел спинку ребёнку.  

Саня и Аннушка довольно спокойно лежали на тёплом парафине, а вот Толик поднимался на ножки и начинал прыгать. Естественно, привязанный парафин сползает на попку. И сколько раз я его укладывала на спину, чтобы лечение оказало пользу, но он опять поднимался и скакал, громко смеясь при этом.  

К вечеру принесли передачи. В детской палате это особый случай. Родители хотят передать ребёнку то, что он любил кушать дома. Вероятно, Толик дома любил пить кисель с печеньем, что и передали ему родные. Но здесь, получив любимую еду, он боялся, что её отнимут у него и все мои попытки напоить его киселём ничем не увенчались. Одной рукой он отпихивал мои руки, а другой прижимал к себе печенье. Теряя равновесие, падал в кровать и заходился кашлем. Устав бороться с Толиком, я села на детский стульчик возле Саньки. Тем временем Толик успокоился и затих. Я решила почитать книжку Сане и Аннушке. Сказка понравилась ребятам, и они попросили почитать ещё. Но я решила заглянуть чем занят Толик и почему так тихо в его районе. Картина, которую я увидела и огорчила, и рассмешила меня. Оказалось, что он рассыпал печенье между ногами, налил на него кисель и руками мял эту массу облизывая пальчики. Вероятно, при этом он получал массу удовольствия, улыбаясь и морща свой нос.  

Пришлось идти за чистой простынёй, мыть Толика, который опять орал и кашлял. Варвара мыла пол и, поглядывая на Толика, тихо ворчала о его плохом характере.  

В это время дверь отворилась и зашла молодая девушка с большим пакетом в обнимку.  

– Это Вера, я тебе говорила о ней, – пояснила Варвара. Вера поздоровалась и подойдя к Серёже, взяла его на руки. Улыбаясь и покачивая, его, она что-то тихо говорила. Лучи солнца осветили её волосы и теперь они светились золотым цветом. Малыш не сводил с неё своих глаз и улыбался беззубым ртом. Потом она одела его, завернула в одеяло и понесла к двери. Я вопросительно посмотрела на Варвару.  

– Врач разрешила ненадолго выносить его на воздух, он уже почти выздоровел. Верка очень привязалась к нему, каждый день таскается с ним, одёжку покупает. Видела, тумбочка забита ползунками и кофточками.  

К вечеру стало ясно, что выражение «как белка в колесе» очень мне подходит. А когда, наконец- то, все угомонились и заснули, за окном было темным – темно. В палате горел ночник, было тепло и пахло молоком, которым поили детей перед сном.  

Сидя на стульчике, я смотрела на спящего сына. Тревожно оставлять его на ночь. Дежурная медсестра заглянула в палату и жестом показала мне, что пора уходить.  

На улице февральская метелица. Немного продрогла в ожидании свободного такси. А дома всё как всегда — на кухне заседают заядлые курильщики папа и Гера. Наливают мне чай, забрасывая вопросами.  

– Как вы там? Как проходит лечение? Как сынуля?  

– Всё хорошо, лечимся, – допивая чай, отвечаю я.  

– А почему во множественном числе? -удивляется Гера.  

– Так нас там много, – выдавливаю я из себя ответ. – Пойду лягу.  

Прислонив голову к подушке, улетаю в сонное царство. Ночь проходит мгновенно. Заработало радио, звучит какая-то музыка. Часы показывают шесть утра. Как робот одеваюсь, умываюсь холодной водой и тихонько пробираюсь к входной двери. Нужно спешить. В семь часов закрывают двери больницы.  

После холодного зимнего воздуха в палате приятно тепло, горит ночник. Я сажусь к кровати сына на стульчик. Саня спит разбросав руки. Ночью, наверное, была температура. Вижу, что лобик влажный, но вытирать не буду, чтоб не разбудить. За окном начинает светать. С коридора стали доносится чьи-то голоса, позвякивание посуды и ещё какой-то не понятный шум. Начинают просыпаться дети. И опять первый проснулся Толик с криком и кашлем. Даю ему воды. Он плюётся и пуская слюни в стакан, продолжая кашлять. – Тихо, тихо, – шепчу я, сажая его и подставляя под спину подушку. Толик явно удивлён, что я что-то шепчу и с интересом начинает рассматривать меня. Теперь, когда контакт налажен, можно дать допить воду и вернуться на «свой» стульчик.  

Возвращаюсь к сыну, обнимаю и чувствую какой он влажный. Нужно срочно переодеть в сухую одежду. Взгляд падает на соседнюю кроватку. Там Аннушка запуталась в одеяле и никак не может освободится из его плена. Заглянула к Серёже. Он не спит, смотрит своими большими голодными глазами, а в моих глазах вопрос: «что же с тобой будет дальше, маленький человек и как поступят взрослые люди, которые обрекли тебя на такое существование? ».  

От этих мыслей меня отвлекла Варвара, которая зашла в палату с молодой женщиной, держащей на руках закутанного в одеяло ребёнка.  

– Вот прибавление вашей компании, – кивая на новенькую, сказала она. Новенькая мне как-то сразу не понравилась. Странно было видеть здесь в больнице лицо с яркой помадой на губах и накрашенными ресницами. Ребёнка она раскутала и положила в кровать недалеко от входа в палату.  

– Интересно, как это ей удалось получить разрешение быть здесь с ребёнком? – подумала я, глядя как она раскладывает вещи малыша в тумбочку.  

Тем временем пора было умывать, кормить детей. Скоро придут ставить уколы.  

– Ну, как тут? – обратилась ко мне Новенькая.  

– Сама увидишь, – буркнула я, не желая сближаться с этой размалёванной куклой.  

– Моему уже полгода, а спать не даёт, да ещё заболел, как назло.  

– Как это — как назло? – удивилась я.  

– Да мне нужно отлучиться, а как его оставить? Может присмотришь? – просящим голосом тихо сказала она.  

– Мне разрешили быть с сыном при условии, что я буду помогать нянечке.  

– Мне тоже. Ну вот и хорошо, – оживилась она.  

– Ладно, одним больше, одним меньше, мотай, только не долго. Как звать -то?  

– Коленька.  

– Да не его, а тебя.  

– А я Светлана.  

– Ну, хорошо. Только ведь как прорвёшься обратно? Всё ведь закрыто будет.  

– Прорвусь, не сомневайся.  

Я конечно сомневалась, зная, как рано утром закрывают дверь до вечера.  

К обеду она надушилась, махнула мне рукой и тихонько выскользнула в коридор.  

В это время я с Варварой, занялась кормлением детей. Всё было как всегда – Толик буйствовал, пытаясь вырвать тарелку. Анечка ничего не хотела есть, отворачивалась и грустно смотрела на стенку. Серёжа быстро съедал свою порцию каши, теперь в меру густой. Я всё-таки добилась, чтоб ему приносили нормальную кашу. А Саня каждый раз пытался договориться, что если он съест кашу, то вечером поедем домой.  

Закончив кормить детей, готовим их к дневному сну. Серёжа лежит как всегда спокойно и вероятно ожидает Веру. Саня, укрывшись одеялом, рассматривает своего любимого солдатика, которого я прихватила утром, уходя из дома. Аннушка пытается достать завалившуюся за кровать книжку. Толик после обеда пребывает в хорошем расположении духа и что-то напевает, сам себя укачивая. Коленька, ослабленный болезнью, заснул первый. Хорошенькое личико, покрытое испариной, говорит о повышенной температуре.  

Варвара принесла мне манной каши, и я с удовольствием уплетаю её, запивая сладким чаем.  

После дневного сна настроение у детей ухудшается. Разбитые, они хнычут и не хотят садится на холодный металлический горшок.  

Неожиданно в палату зашла заведующая Инна Семёновна. При виде человека в белом халате, дети притихли в ожидании неприятностей. Она подошла к Серёже и взяла его на руки.  

– Куда его уносите? – хором спросили я и Варвара.  

– За ним приехали родители. Ждут в приёмной. Варя собери его одежду и отнеси туда.  

– Они что, решили всё-таки забрать его? – не выдержала я.  

– Нет, – вздохнула Инна Семёновна, – они хотят отвезти его в детский дом.  

Варвара стала собирать Серёжину одежду, а я решила выйти посмотреть, что происходит в приёмном покое. Таких любопытных, как я, оказалось немало. Всем хотелось увидеть женщину, которая не захотела быть матерью маленькому человеку с большими синими глазами.  

– Серёжа лежал на пеленальном столике. Высокая женщина, глядя на малыша, что-то ласково говорила ему. Мальчику видно это нравилось, и он агукал в ответ. Подошла Варвара с одеждой. Женщина начала одевать ребёнка. Когда она наклонялась, её густые каштановые волосы рассыпались по плечам и малыш протягивал ручки пытаясь их поймать. Пару раз она оглядывалась на мужчину, который стоял возле входа в приёмный покой, при этом взгляд её выражал не то вопрос, не то просьбу. И она опять начинала говорить что-то маленькому Серёже, одевая его. Наконец, завернув его в одеяло, быстро пошла к выходу. Я увидела, что мужчина, не вынимая рук с карманов, пошёл за ней.  

– Хоть бы ребёнка на руки взял, – осуждающе пробурчал кто-то.  

– Да говорят у него рук -то нет. Видали, рукава в карманы заправлены, – шёпотом сказала Варя.  

– Вернувшись в палату, я обняла своего Саньку. Наверное, сильно прижала к себе, потому что он тут же стал освобождаться от моих объятий, пытаясь слезть с кровати, чтобы выбраться из палаты и побегать по коридору. Длинный коридор больницы к вечеру превращается в «стадион» для выздоравливающих детей. Компанией по четыре человека они бегут до конца коридора и обратно. Они ещё не выздоровели и потому страдают одышкой. Потные, щёки красные, глаза блестят, но остановить их просто невозможно. Энергия жизни набирает силу.  

Выхватываю своё сокровище из компании бегущих, пытаюсь сломить сопротивление и тащу упирающегося сына в палату. Он вырывается, но я непреклонна. Переодеваю в сухую пижаму. Он не успокаивается. Беру пояс от моего халата и грожу тем, что привяжу к спинке кровати. Грустная Анечка во все глаза наблюдает за происходящим. А у меня мелькает мысль — не вытащить ли её на пробежки по коридору. Толик прыгает в кроватке. Ему нравится падать на спину и опять подниматься. Подозрительно кряхтит Коленька. Снимаю ползунки и несу мыть. Хорошо, что в палате есть умывальник. За этим занятием и застаёт нас вернувшаяся Светлана. Вид у неё ещё тот — помада смазана, волосы растрёпаны, а в глазах Счастье. Передаю ей в руки Коленьку. Она целует ребёнка.  

Возвращаясь домой. думаю о Светлане. Ни о чем не спрашивая, было понятно, что она влюблена, и Коленька – плод её любви и любви того человека, к которому она так спешила сегодня.  

Дома как всегда все трое – мама, папа и Гера ждут меня на кухне, курят Беломор.  

– Ну, как Саня, как дети? – почти хором спрашивают они.  

– Санька выздоравливает, носится по коридору. Серёжу забрали в детдом, новая мамашка ходила на свидание, – отчитываюсь я, пытаясь ускользнуть в комнату, чтобы больше никто не успел меня что-нибудь спросить. Уже засыпая вспомнила главное — возможно завтра нас выпишут.  

Сегодня еду в больницу с надеждой на выписку. Очень хочется наконец – то вернуться домой с сыном. В палате тепло и тихо… Сажусь на свой стульчик возле его кровати, слушаю как он дышит. Ночник слегка освещает комнату. Замечаю изменения — кроватку, где лежал Серёжа, немного отодвинули от стенки и сбоку завесили пелёнкой, на которой нарисованы цветочки и солнышко.  

– Скорей бы лето, хочется тепла, цветущих садов, – мечтаю я, продолжая рассматривать рисунки на пелёнке. И тут вдруг пелёнка упала, и я неожиданно увидела существо, которое находилось в кроватке. Я так испугалась, что вздрогнула всем телом. На меня смотрело что-то человекообразное. Судя по надетому розовому платьицу – это девочка. Головка приплюснутая, глаза несимметрично расположены – один почти на лбу, другой почти рядом с ним, но ниже. Маленький нос и большой рот. Она улыбается и с интересом рассматривает меня. Потом начинает быстро передвигается в кроватке цепляясь руками за боковые стенки. Прыгает, отталкиваясь кулачками, поджав под себя кривые ножки. Глядя на это, у меня чуть сердце не выскочило из груди. На ватных ногах выхожу в коридор. Подхожу к дежурной медсестре. Она что-то записывает в журнал.  

– Что это в палате? Ой, кто это? Вчера, когда я уходила, новеньких не было, заикаясь произношу я, не узнавая своего голоса.  

– А. это Ляля. Она лежала у нас с воспалением лёгких в прошлом месяце. Сейчас она здорова. Её вчера привёз отец. Упросил заведующую взять на несколько дней. Ему надо на работу, а мать забрали в роддом.  

– В роддом? А вдруг и второй ребёнок такой же будет? – в ужасе восклицаю я.  

– Так у них есть ещё дети, нормальные, в садик ходят. Ты не смотри, что она такая маленькая, ей уже пять лет, она просто плохо развивается.  

– Ничего себе «просто», – подумала я и пошла к лечащему врачу просить, чтобы нас выписали.  

Солнечным морозным днём такси увозит нас от здания больницы. Я прижимаю к себе сына и невольно продолжаю думать о тех маленьких людях, с которыми свела нас Судьба, которым чьим-то идиотским решением запрещается находится на лечении с матерью. Что ждёт их в жизни? Как сложится судьба Серёжи? Каким вырастит беспокойный Толик? Начнёт ли улыбаться Аннушка? И не потеряет ли свою любовь Светлана?  

Мимо мелькают дома, в окнах которых скоро зажжётся свет, а я, прижав к себе сына возвращаюсь в свой дом, где нас очень ждут родные и любимые люди.  

г. Киев 1974 год