Стой, снег идёт!

Кабинет химии находился в правом дальнем крыле основного корпуса старейшего в городе учебного заведения, носившего в разные времена различные названия и добравшись в последствии до наивысшего статуса – университета. Причём сначала государственного, а потом и национального. Большое старинное здание соседствовало слева с другим не менее известным учебным заведением города, тоже университетом, построенным на месте дворянского кладбища ещё в царское время и также меняя свой статус от мужской гимназии до университета. Примечательно, что оно также являясь штаб-квартирой Гитлера при окупации в периоды нескольких его визитов, которых по официальным историческим данным насчитывается не менее трёх, а по не подтверждённым – даже четырёх. По правую сторону университетского ареала были расположены другие разноплановые строения, находящиеся через дорогу, в том числе и одно из студенческих общежитий, откуда на кафедру химии в хорошую погоду и при открытых окнах не один раз ветер доносил порывами что-то вроде: разбежавшись прыгну со скалы или будь как дома путник, я ни в чем не откажу. Точнее слов этих было порой и не разобрать, о них можно было лишь догадаться по обрывкам мелодий – коротким и отчётливым вибрациям струн, которые ни с чем другим не возможно перепутать знающим. Ну а кто на тот момент не был знаком с новым, набирающим обороты, жанром сказочно-отвратительных историй, выворачивающими порой от своей тошнотворности внаружу, слышал что-то бессвязное, и не членораздельное. Странным являлся однако и тот факт, что всё это музыкальное безобразие происходило в дневное время, когда студентам априори было положено присутствовать на лекциях и соответственно музыка доноситься оттуда никак не могла. Но именно оттуда она и доносилась с завидным постоянством.  

С наступлением осени, а с ней и отопительного периода, окна аудиторий плотно закрывались до прихода весны, отражая в своих тусклых стёклах искажённый свет ламп и очертания предметов, частенько удодбряемых моросящим мелким дождём. Каждая аудитория пропускала сквозь своё чрево добрую сотню человек ежедневно, поглощая энергию вибраций шума и топота. Группы студентов менялись от лекции к лекции, попутно забрасывая помещение всяким мелким бумажным мусором и только к вечеру кафедра, как и все другие, пустела, наполняясь тишиной и иногда обрывками гудков маневрирующих тепловозов вперемешку с трудноразборчивой речью, раздающейся по селектору с заднего двора, поскольку граничила территориально с локомотивным депо при железной дороге. Последний рабочий день уходящего 1996 года приходился как раз на тридцатое декабря – почти канун нового года. Преподаватели успели уже в большинстве своём закончить учебный процесс, привести наспех бумаги и документацию в относительной порядок и, распрощавшись с коллегами, успеть выйти на новогодние каникулы. Старшие группы, освоив систему обучения за несколько лет, тоже успели перенастроиться на праздники. Единственные, кто продолжал оставаться в этот момент в напряжении – это несколько групп первокурсников, которым ещё предстоял последний экзамен перед окончанием зимней сессии первого семестра. И хотя большинство уже подсчитало свой средний балл, а с ним и шанс на стипендию, в воздухе царила некая неопределённость, благодаря слуху, прошедшему накануне, о выплатах стипендии в следующем семестре только для студентов со средним баллом от 4, 5 и выше. Если эта информация являлась правдивой, то это означало отсутствие стипендии для большинства, хотя были и те, для кого данный экзамен мог быть решающим. Но поскольку эта новость не была на стадии официальной, а только передавалась в коридорах и курилках от одних к другим, меняясь лишь в цифрах от источника к источнику, то оставалась надежда, что выплачивать всё таки будут, начиная с 4. 0, что обнадёживало ещё некоторое количество народа, застрявших по успеваемости в пределах от четырёх до четырёх с половиной. В их числе был и автор рассказа, обычный парень из обычного района на окраине города, также подсчитавший и свои шансы прыгнуть выше 4. 0 в среднем значении. Как и в футбольном тотализаторе, были просчитаны варианты ожидаемого исхода события, то есть твёрдой четвёрки и благоприятного исхода события – пятёрки по предмету. В любом случае, средний балл за сессию прыгал выше 4. 0 чуть больше или меньше, что было не так уж и существенно, потому что до четырёх с половиной было всё равно не дотянуться. Староста группы заблаговременно предложил объединиться двум гуппам для празднования окончания первой сессии. Были предложены место и время встречи, которая должна была начаться сразу после окончания последнего экзамена ввиду близости нового года. Большинство, а это примерно две трети из пятидесяти – пятидесяти пяти человек восприняли эту идею положительно и согласились придти, другие же отказались под предлогом или без, а кое-кто не мог определиться заранее. В основном те, кто отказался, являлись жителями области, и, ссылались на необходимость разъехаться на каникулы по домам, навестить родителей, встретили однозначное одобрение и понимание в лице остальных участников. В итоге время встречи выпадало на 18-00 пятницы, 30. 12. 1996, а местом сбора являлся сам главный вход в университет. Но до этого момента оставался еще последний рывок – сдать экзамен. Принимать его должен был сам заведующий кафедры химии. Тогда он ещё не успел стать депутатом горсовета, не был замешан коррупционном скандале, связанным с передачей недвижимости, находящейся на балансе вуза под интересы коммерческих структур, ещё не успел поменять данный вуз на соседский и быть выбраным там в ректоры, а в последующее время стать обвинённым в отчислении пары студентов, якобы учавствовавших в актах вандализма и порче предвыборных плакатов одного из кандидатов в президенты, симпатизирующего вузу. Далее вовсе отойти от сферы образования и перейти в коммунальное предприятие, оставив городскую политику и в конце концов неожиданно вынырнуть в Калининграде заведующийм инновационной лабораторией в одном из частных вузов. Это все успеет случиться в последующие двадцать лет, а пока экзаменуемых всего навсего разбили на две группы, одна из которых должна была начать сдачу утром, а другая после обеда. Прикинув суммарное количество времени, проведённого в пути, в университет утром, в обед домой, к вечеру на празднование и ночью опять домой, не стоило никакого труда отказаться от затеи провести пол дня в транспорте, отдав предпочтение послеобеденной группе. Хотя набралось равное количество желающих отстреляться побыстрее выбирая именно утреннюю сдачу. Весь день продолжался экзамен, состоявший из двух частей. Первая была письменной и проходила под надзором лаборанта предпенсионного возраста, о котором молодой группе успели дойти слухи от других курсов о его принадлежности к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации, не подкреплённые однако никакими доказательствами в пользу этого факта, но охотно взятые молодёжью за неприложную истину. После написания практической части студенты один за одним покидали аудиторию, количество оставшихся в поле зрения озабоченного престарелого "гомика" неуклонно уменьшалось. Несколько студентов, управившись с письменной работой и не успев перейти к теории, решили сконцентрироваться именно на поведении лаборанта, чтобы закрыть вопрос окончательно, будет ли он приставать к студентам, когда останется с ними наедине, поскольку слухи о неоднозначном поведении и домогательствах ходили именно о случаях, когда молодой смазливый парень оставался с лаборантом один на один. Подглядывая по очереди в замочную скважину и наблюдая что происходит в аудитории, активисты ждали неминуемой развязки, которая приближалась с каждой минутой. Когда же предпоследний студент покинул аудиторию, напряжение у группы возрасло настолько, что за право смотреть в скважину приходилось буквально бороться. Как-то договорившись о порядке наблюдения без серьёзной потасовки, группа всё же успокоилась, не успев переругаться. К всеобщему разочарованию, слухи о лаборанте не подтвердились, не считая того факта, что при выходе последнего студента, он тоже вышел к дверям и, на виду у всех, демонстративно почесал себе причинное место прямо через штаны, ничуть не смущаясь изумлению остальных студентов.  

Следующим этапом была теоретическая часть, очередь на которую, благодаря подглядыванию, была благополучно пропущена. Поэтому последний экзамен в году пришлось сдавать последним. Заведующий кафедры, не смотря на сказывающийся стресс и довольно позднее для экзамена время, успел бегло взглянуть на письменные ответы, и, поправляя очки, перешёл к теории. Спросив одну а затем и вторую темы из билета, справедливо заключил, что материал ты знаешь – это пять и одним махом вывел вышесказанное в зачётке. Сессия была окончена, можно было выдохнуть и заслуженно расслабиться. Да, это действительно стоит отметить! До встречи с одногруппниками ещё сорок минут, придётся подождать, но это в любом случае лучше, чем тащиться на трамвае домой почти целый час. Медленно следуя к главному корпусу и только теперь осознавая, что вся энергетическая ценность обеда была давно израсходована на нервную суету в предэкзаменной лихорадке. Начало смеркаться, на улице зажглись фонари, а голод наступал, сдавив сначала желудок и постепенно подбирался к пищеводу, захватывая его спазмами. Время от времени, поглядывая то на часы, то на пустынную улицу, усиливались опасения, что участников будет меньше, чем ожидалось. Между тем голод успел сковать всё внутри и теперь уже подбирался к голове, отдвавая болью в висках.  

Вдруг боль начала растворяться в себе и, гася своё действие, отступила. Было заметно как вокруг всё стало меняться. Небо озарилось изнутри и превратилось из бесцветного в тёмно-розовый шар а сверху медленно посыпался снег. Сначала единичными, а потом все более крупными снежинками, переходя хлопья, падающими медленно и ровно, как это и бывает в безветренную погоду. Восцарилась абсолютная тишина вокруг: не было видно ни птиц, ни пешеходов, ни транспорта, ни автомобилей – вообще никого. Лишь только сумрак овладел всем вокруг.  

Голод и холод отступили на второй план, выставляя вперёд и обнажая, как морской отлив, край берега, что-то внутреннее, то что мы называем неповторимой комбинацией чувств и сознания, той индивидуальностью, которой каждый человек и является. В таком, независимым от внешних факторов положении, можно было стоять сколько угодно, делая на этом акцент и наслаждаться абсолютной тишиной и полным одиночеством. Снег всё падал, стирая границу между небом и землёй, и, превратившись в однородную субстанцию, навевал сюжет о поле боя, на котором не осталось никого живого, кроме единственного воина в окопе, уцелевшего каким то сверхестественным образом. Виски барабанили глухими, но ритмичными ударами: покажи мне того, кто выжил один из полка... Именно этим одним здесь и сейчас был тот, кто стоял у центрального входа. Земля, небо. Казалось, оно совсем рядом – только стоит протянуть руку, и можно будет до него дотянуться. Казалось, что застрявши как раз посередине, где именно сейчас сходились небо и земля воедино, сторонний наблюдатель случайно оказался в эпицентре чего-то мощного и неведомого. Например того, что за год шаг неба и Земли пошёл в разнобой и сейчас была необходима синхронизация, для их дальнейшего движения в такт. Именно в этот момент они слились в один комок и время вокруг перестало что либо значить, ровно как и эмоции, которые тоже стали недоступны за их ненадобностью, будто бы оказавшись по другую сторону снежного шара. Сколько времени продолжалась эта эйфория доподлинно неизвестно. Розовый свет облаков в какой то момент потускнел и угас, превратившись теперь уже не в серый как прежде, а в черный. Темнота скрыла последние очертания неба и принесла зимнюю ночь. Вдруг эта картина перестала быть неподвижной. Дали ток и трамваи снова пришли в движение, освещая дорогу впереди и внутри себя. Мир словно перезапустился и пошёл дальше. Пара пешеходов вдалеке и редкие автомобили давали понять, что всё вернулось на место. На часах было около семи вечера. Это означало, что вместо ощущаемых пяти минут прошло около полутора часов. Отсутствие других следов на снегу говорило о том, что оставалось лишь одно – ехать домой, ведь никто так и не пришёл.  

28. 12. 2020  

© Copyright: Артём Жигулин, 2020