FB2

Прогулка

Очерк / Проза
Аннотация отсутствует
Объем: 0.49 а.л.

 

 

Игорь Шестков  

 

 

ПРОГУЛКА  

(очерк)  

 

Предупреждаю, в этом печальном повествовании нет ни инопланетян, ни зомби, ни серийных убийц. Вообще никаких убийц нет. Нет и отрезанных голов или ног.  

Или есть? Посмотрим.  

Единственный персонаж – я, автор, рассказчик. Лишний человек. Состарившийся, нездоровый, скучный и нудный тип. С претензиями. И толстяк. В общем – ноль без палочки.  

Время – около девяти утра, август. Место – Хоэншёнхаузен, спальный район в бывшем Восточном Берлине. Северо-западное продолжение небезызвестного Марцана.  

Если бы я был романтиком, то назвал бы этот район, эту конструкцию из аккуратненько, ровно поставленных панельных зданий эпохи немецкого социализма – вторым и главным персонажем моего очерка, но я не романтик, а реалист, поэтому остаюсь в гордом одиночестве. Хотя в моих текстах можно, при желании, заметить умеренный антропоморфизм.  

 

На улице еще не жарко. На небе – жиденькие облачка. Белесые и сизые. И в полосочку. Похожие на стиральные доски моего московского детства.  

У моей няни были вечно стерты в кровь пальцы. От стирки. Она их сосала и дула на них, но боль не проходила. У няни было несчастное лицо. Ей было шестнадцать лет. Она тосковала по оставленным в Удмуртии родным. Спала на раскладушке в кухне. Когда других взрослых не было рядом, я дразнил ее дурой. В лицо. Смеялся над тем, как она говорит по-русски. «Этот корова ест трава».  

Теперь я и сам попал в ее положение. Как ни стараюсь, а правильно употребить немецкий артикль не могу. Да и с окончаниями часто путаюсь. Ни одной немецкой фразы не могу сказать без ошибки, а то и двух или трех…  

Чувствую себя невежественным пугалом. Дурнем. Болезненно реагирую на замечания со стороны моей подруги. Хотя сам же и напросился.  

– Поправляй меня, я хочу улучшить свой немецкий.  

Мой немецкий не улучшился, но моя подруга своими придирками меня замучила. Добросовестная немка. Делает то, что ее попросили.  

 

Облачка эти – слабая защита от палящего Солнца. А мне нужна защита, чувствительный стал как мимоза, могу и в обморок упасть на солнцепеке.  

Да, да… нынче многие русские слова изгажены. Например, «Солнцепёк» – это советская машина-установка, запускающая термобарические ракеты, сжигающие все живое и неживое в радиусе четырех километров. Применялись эти установки и в Афганистане, и в Чечне, и в Сирии. Сколько жизней погубили! А теперь путинские орки палят «Солнцепёком» по Украине. Какой стыд! Какая гнусность!  

Мысленно прокладываю маршрут прогулки. И шагаю потом в тени одиннадцати- и пятиэтажных домов.  

 

Когда я жил недалеко от Моабитской тюрьмы, часто гулял вдоль главной берлинской реки Шпрее. Проходил мимо здания Технического Университета, шел к улице Курфюрстендамм. Заходил там в многоэтажный книжный магазин, напротив Мемориальной церкви кайзера Вильгельма, где подолгу сидел и листал книги об искусстве. Эрнст, Ман Рей, Пикабиа… Магазин этот давно закрыт. Интернет потихоньку сжирает книги. И художественную литературу. И искусство. Хныкать бесполезно. Дарвинизм.  

 

Когда я жил у моей подруги в районе Кёпеник, мы ездили на автобусе к озеру Мюгельзее. Переходили по подземному туннелю от пивоварни в Фридрихсхагене на другую сторону Шпрее (я семенил… с закрытыми глазами, пытался не дать клаустрофобии завладеть мной безраздельно, моя подруга держала меня за руку), шли вдоль берега Мюгельзее до Рюбецаля, там пили кофе из бумажных стаканчиков, ели пирожные «Биненштих» (укус пчелы), катались на лодке или на водном велосипеде, затем маршировали до водно-спасательной станции, переплывали озеро в узком месте на пароме. Выходили на Фюрстенвалде Аллее, заходили там в кафе-кондитерскую «Герх», ели ванильное мороженое с малиной или клубничное пирожное сердечком и возвращались в Кёпеник – на трамвае. Полдня на воздухе. Сладкая курортная жизнь.  

 

Эта же жизнь показала мне неожиданно свои дьявольские когти. Там, в райских кущах Мюгельзее. Один раз мы с моей подругой пришли к причалу парома и обнаружили, что опоздали на целых пять минут и следующий кораблик приплывет туда только через два часа. Позади нас был семикилометровый путь по жаре, дальше идти мы физически не могли. Такси вызывать не хотелось. Нарушение стиля. Решили зайти в ресторан неподалеку и там подкрепиться. В меню я увидел суп – Русскую Солянку. И загорелся. Заказал, идиот, большую тарелку. Умная моя подруга попросила принести что-то легкое, какое-то рыбное блюдо с экзотическим картофелем и съела его с большим аппетитом. Мне принесли огромную фарфоровую миску с огненно-красной жидкостью. И ложку, больше похожую на половник.  

На поверхности солянки плавали три дольки лимона с густым шматком немецкой сметаны (шмандом). А в сокровенной ее глубине прятались копченые колбаски, сосиски различных сортов, грибы, соленые (в немецком варианте – маринованные) огурцы и еще много чего, что я идентифицировать не смог. Жидкость эта была острой как турецкий ятаган.  

Мокнул в нее белый хлеб и принялся за дело.  

Уже на половине дистанции почувствовал, что дело швах. Но не остановился, гордость не позволила.  

А когда доел – был уже в нескольких сантиметрах от безвременной кончины.  

Живот болел нестерпимо.  

Если бы я сразу после солянки выпил литра два-три кипяченой воды и выблевал бы содержание моего желудка, я, может быть, и спасся бы от хронического гастрита, который с тех самых пор мучает меня месяцами. Но я этого не сделал.  

 

Да, теперь мы живем в Хоэншёнхаузене, до Шпрее и Мюгельзее – далековато, поэтому мы гуляем среди бетонных коробок. Забредаем и в недалеко от нас расположенную местную достопримечательность, «Сад мира», огороженную высоким забором территорию, на которой есть холм со смотровой площадкой на вершине (оттуда виден весь Берлин) и долина, выставки цветов по сезону, японский павильон, китайский, корейский, еврейский, английский и ренессансный сады, канатная дорога, дендрарий, инсектарий и лабиринт. За вход в «Сад мира» надо платить. Поэтому часто мы туда не заходим, бог с ним, с лабиринтом. Мы пенсионеры, в деньгах не купаемся. А тут еще и инфляция.  

Другой достопримечательностью в нашей округе считается бывшая тюрьма Штази, в который теперь музей. До войны там была фабрика по производству мясорубок, после войны – советский лагерь для интернированных и советская следственная тюрьма. Знаменитая своими пытками. Штази комплекс был передан в 1951 году. В нем содержались в основном граждане ГДР, которые не хотели жить в Восточном Берлине, Дрездене или Лейпциге, а хотели переехать в Берлин Западный или в Западную Германию.  

Туда мы не заходим. Зачем? Музей этот хуже русской солянки.  

 

Вчера моя подруга уехала в Саксонию – навестить старшего брата, впавшего в депрессию. Бедняге исполнилось недавно 85 лет. Хворает часто, да еще жена его запилила. Не разрешает одному выходить из дома. Всем говорит, что ее муж – в маразме.  

В ГДР он был известным детским писателем, играл на тромбоне.  

Поэтому сегодня я гуляю один.  

Пошел вначале вдоль длинного дома. В глубокой тени.  

Дом этот, если посмотреть сверху, похож на русскую букву «п», одна из ножек которой короче другой на половину. Если этот дом вытянуть в одну линию – получится одиннадцатиэтажная стена с полкилометра длиной. Я шел вдоль длинной ножки буквы «п».  

Пахло бетоном, выхлопами, окурками. Благо они везде здесь валяются.  

Травы и цветов на газонах почти не было. Все выгорело. Засуха. С апреля – ни капельки не упало с неба.  

Каждый раз, идя тут, я побаиваюсь, как бы кто-нибудь сверху не бросил мне на голову что-нибудь тяжелое. Рядом со мной уже падали окурки, помидоры, однажды упала вырезанная ножом сердцевина ананаса, в другой раз – нечистые женские трусики. Падали использованные презервативы и неизвестные мне предметы, а лет семь назад – с бешеным свистом пронеслась пустая бутылка из-под пива и взорвалась метрах в десяти от меня. Пустая.  

Кроме того, тутошние дети не раз поливали меня водой с восьмого и девятого этажа. Я орал на них снизу. Грозил обратиться в полицию. Руками размахивал. Безрезультатно. Этим людям, и детям, и взрослым, наплевать и на меня, и на полицию. Ничего они не боятся. За воду – не посадят. А штраф платить им нечем.  

 

В этой части дома живет пестрая публика. Иностранцы, «простые немцы» и асоциальные аборигены. Иностранцы – в основном бывшие советские, русские, украинцы, молдаване, чеченцы. Ну и арабы, афганцы, румыны, вьетнамцы, чернокожие…  

Вьетнамцев – особенно много. Они мне нравятся, эти муравьи… Их женщины всегда одеты чисто и не без шика. Детки – как куколки. И те, и другие – радуют глаз.  

В нашем подъезде долго жили две шведки. Кажется, студентки. Ходили под руку. С каменными лицами. И молча. Может быть на них так Берлин действовал? Я спросил у них, почему они такие хмурые. Они не ответили, даже не улыбнулись. Хмыкнули и дальше пошли. Загадочные люди эти скандинавы. Помню, давным-давно, еще в СССР, меня познакомили с одной финкой… улыбчивой хохотушкой. С веснушками на курносом носике. Так вот эта девушка, каждый раз после того, как мы… но об этом поговорим в другой раз.  

 

Не думаю, что иностранцы бросают что-либо с балконов. Побаиваются. Разве что случайно.  

Аборигены у нас – обычно многодетные и с собаками. Собачьи экскременты они за своими собаками не собирают. Женщины, почти все, – толстые, некрасивые, смурные… курят плохие сигареты, орут на детей и на мужей… мужчины, наоборот, часто болезненно худые. Многие пьют, нюхают кокаин или колются. Так, по крайней мере, они выглядят.  

Встречаются и откровенные бандиты или грабители…  

Рэкетиры с золотыми цепочками на бычьих шеях.  

Шоферы мафии (несколько шикарных лимузинов паркуются у нас во дворе).  

Живут тут и члены преступных арабских «кланов». Мелкие сошки.  

– Слава богу, – сказал мне один сосед по подъезду, – они тут только живут, а преступления свои совершают в других районах.  

Вы вероятно решили, что я смотрю на мир через черные очки. Что я законченный мизантроп и брюзжала. Вы не правы. Конечно есть тут и порядочные, и нормальные, и красивые люди… возможно их даже большинство… но в памяти остаются чаще всего неприятные лица и фигуры. Фигуры, говорящие своими формами, татуировками, жестикуляцией и походкой: Не подходи, не смотри на меня, держись от меня подальше.  

 

До сих пор у меня не было проблем с жителями нашего района. Но кто знает, что будет завтра. Из-за пандемии, инфляции и последствий украинской войны, – в людях копится раздражение, ненависть, злоба. Бешеная злоба. Я замечаю ее в игре желваков на скулах мужчин в очереди в кассу в супермаркете, в их сжатых сухих кулаках с бледными костяшками, в косых ненавидящих взглядах бесцветных глаз, слышу в резких гортанных криках женщин… в зловещем, истерическом смехе сидящих на лавочке в соседнем парке алкоголиков… Они пьют полдня, а затем, уже отравленные дешёвым алкоголем, носятся по округе как взбесившиеся звери. Их немного, но они мне особенно отвратительны. Потому что это мои бывшие соотечественники. Говорят они между собой на матерном русском. К сожалению, я их понимаю.  

Скоро эта ненависть может прорвать последние заслоны (людям еще есть, что терять) и вырваться на свободу. Случится может все, что угодно. Восстания, погромы, массовые убийства, поджоги…  

Трусливые и беспомощные немецкие политики давно говорят об этом по радио и телевидению. Видимо для того, чтобы позже сказать «а я предупреждал».  

Толку от их «предупреждений» – никакого. Все медленно, но верно, катится вниз. Вот и война в Европе началась. Настоящая.  

 

Прохожу мимо знакомого балкона на первом этаже. Ни цветов, ни солнцезащитного тента, как на многих других балконах там нет.  

Зато там всегда сидит старик, недобро смотрит на прохожих и курит сигарету. Затягивается жадно. Выпускает дым из ноздрей, как дракон. Потом, не потушив окурок, бросает его на газон перед собой и закуривает еще одну сигарету. Курильщик этот похож на бывшего моряка. На крепких загорелых руках – татуировки. Что именно изображено – разобрать трудно. Стараюсь с ним не встречаться глазами. Один раз я попенял ему – этими окурками на газоне. Старик изрыгнул из своей заросшей волосами глотки несколько проклятий и начал мне грозить. С тех пор я делаю вид, что его не замечаю. Нет, я его не боюсь, но он, как и многие тут – явно не в себе. С такими надо соблюдать осторожность. Мали ли что он может выкинуть. Пырнет в бок…  

Один раз я видел, как он покупал что-то в супермаркете. Подошел поближе. В его тележке лежали два ящика пива и три красных блока Мальборо. Ничего лишнего. Настоящий мужчина. Не то, что некоторые.  

 

Иду дальше. Натыкаюсь на теплую компанию. Две непрерывно говорящие на берлинском диалекте (этот диалект напоминает лай) и отчаянно жестикулирующие толстые мамаши. В розовых и синих кофтах. И коротких модных брюках в обтяжку на массивных бедрах. Волосы слипшиеся и растрёпанные. Выпученные яростные глаза.  

Штук пять неопрятных детей. Тоже не тихих. И четыре собаки. Как и все другие собаки на свете – гадкие и злые.  

Хотел мирно пройти мимо, пролепетал: Гутен таг!  

Кивнул. Мне не ответили. Замолчали. И мамаши, и дети. А собаки, я заметил, не смотря на меня, злобно принюхивались. А затем, как по команде – окружили меня и начали хрипло лаять.  

Я боюсь собак. Не скрываю этого. Боюсь, когда они лают. Боюсь, что укусят. Заразят бешенством.  

Замер. Старался не смотреть этим гнусным тварям в глаза. Думал, пронесло. Но одна из собак вцепилась-таки мне в ахиллово сухожилие.  

Тут мой страх превратился в силу. Отскочил, отбросил кусающую меня псину, затем налетел на стаю как Тарас Бульба на поляков и страшными ударами расшвырял их ногами в разные стороны.  

Надо сказать, собаки эти были очень маленькие. Собачки. А сандалии мои – на литых резиновых подошвах. Довольно тяжелые. Короче собакам досталось на орехи. Обе мамаши заорали и бросились на меня, выпустив вперед как таран необъятные свои груди и толстые пальцы с разноцветными ногтями.  

Столкновения удалось избежать.  

Достал свой мобильник, пригрозил, что вызову полицию. Это мамашам не понравилось. Собаки были пойманы и посажены на поводки.  

Уходя, я заметил с какой злобой смотрят на меня дети. Теперь я всегда буду их врагом. В следующий раз пойду гулять с тяжелой тростью. С медным набалдашником в форме львиной головы. Осталась от последнего мужа моей подруги. Семейная реликвия. По преданию – эта трость спасла прежнего владельца от зубов огромной собаки. Для меня – как раз подойдет. Я знаю по опыту, что собаки не нападают на прохожих с тяжелой палкой в руках. Не хотят получить по хребтине или по зубам.  

Дома я исследовал рану. Проклятая собачонка только ущипнула меня, кожу не прокусила. Можно было обойтись и без насилия.  

 

Перешел улицу и направился в Сберкассу.  

Точнее – к помещению с банкоматами. Настоящего банка у нас тут уже давно нет. Менеджеры Сберкассы сэкономили на персонале.  

Сюрприз! На стеклянной двери красовалась надпись черным фломастером: Закрыто на неопределенное время в связи с взломом.  

Посмотрел в окно. Несколько денежных автоматов были как-то неправильно раскрыты. Как будто кто-то распорол им животы. Неприятное зрелище. Наличные деньги однако на полу не валялись. Кто-то аккуратно все прибрал. Грабители или техники.  

Тут ко мне подошла местная тетка. Страшная, седая и с бородавкой над глазом.  

И тут же заговорила, не глядя мне в лицо.  

– Я живу в этом доме, на пятом этаже. Вон там. Так вот сегодня ночью я проснулась от взрыва. Думала, весь дом на воздух взлетит. Так громко рвануло. Стены затряслись, шкафы заскрипели, картинка с гвоздя сорвалась. Кёльнский собор. Гравюра. Купили на блошином рынке. Муж хотел на улицу выйти, но я не пустила. Мало ли чего. А утром мне соседка рассказала, что грабители банкомат взорвали. Сжатым воздухом или еще чем, не знаю. Говорят, румыны поработали. Что это за нация такая! Одно ворье. Сколько их сюда понаехало. Тьма. Что они там думают? Губят страну. Полиция приезжала. Как всегда, слишком поздно. И пожарные. Теперь за деньгами придется далеко ходить. В Коммерческий.  

Бородавка ее, когда она говорила, поднималась и опускалась.  

 

Зашел в русский магазин. Недалеко, за поворотом.  

Хотел сырок глазурованный купить. Хотя и вкус не тот, но о детстве напоминает.  

Поздоровался с знакомой продавщицей. Нашел сырки. Шесть видов. Брусничный, малиновый, клубничный…  

– Не знаете, какой сырок похож на прежний, советский?  

– Не знаю я. Когда я родилась, никаких сырков в Омске уже не было. За молоком всю ночь стояли. Вот, возьмите этот, он хотя бы без ягод.  

– Ванильный? Тут написано – со сгущенкой. Спасибо. Две штуки возьму. А что гречки так и нет?  

– Нет и не будет. Из-за проклятой этой войны.  

– Скажите, а что говорят у вас про войну?  

– Скажу, но вам не понравится.  

– Да ладно, мне не в первой.  

– Говорят, что в войне НАТО виновато. Что хохлы хотели атомную бомбу бросить на Путина. Вот и пришлось бедной Рассеюшке войска вводить.  

– Понятно, это путинская пропаганда внушает. А ваши клиенты российское телевидение смотрят. Бараны. А вы сами, что думаете?  

– А я ничего не думаю. Только теперь у нас товаров из России и Украины нету. Все, что вы тут видите, или в Германии сделано или в Латвии. Пропади она пропадом, эта война.  

– И сырки?  

– Сырки в Гамбурге делают.  

– Там же, где Луну? И делает их хромой бочар?  

– Что это вы такое говорите?  

 

Вышел на улицу Пикассо.  

Если бы Пикассо увидел эту улицу, он бы рисовать перестал…  

Ведь он был убежденным левым. И вот, пожалуйста – идеальная улица социализма названа его именем. Одинаковые многоэтажные дома. Одинаковые квартиры. Более или менее одинаковая мебель. Одинаковые люди. Детсад, школа, но ни одного магазина. А он так стремился к многообразию. К свободе.  

Во всех этих блочных колоссах кроется что-то зловещее – и в московских, и в берлинских, и в пражских. Бесчеловечное. В них зашифрован приказ Москвы. Живите так как мы, народы. В своих бетонных клетках. И не рыпайтесь. А будете рыпаться – приедем мы с нашими «Градами», «Ураганами» и «Солнцепёками» и укажем вам на ваше место.  

 

Единственное новое здание на этой улице – общежитие для беженцев. Пятиэтажка. Аборигены называют ее – Хижиной дяди Тома. За сорок лет ничего другого тут не построили. Беженцы – единственная новость. Беженцы и пандемия, которую бюргеры изо всех сил пытаются выкинуть из сознания, игнорировать. Но которая и не думает кончаться.  

Везде, где можно, в Берлине понатыканы контейнерные дома-общежития. Живут в них в основном сирийцы и чернокожие. Многие берлинцы скрежещут зубами от злости. От бессилия. Полуфашистская партия Альтернатива для Германии вербует новых членов и ждет своего часа.  

А я не знаю, что и думать. Новые эти жители Германии из Азии и Африки никогда не будут ценить и беречь в Европе то, что я ценю. То, чем я живу. Кранаха, Дюрера, Грюневальда…  

Но я ведь и сам – бывший беженец. Кидать камни в пришельцев совесть не позволяет.  

Повернул налево.  

Шел вдоль длинного пятиэтажного дома. На некоторых балконах восседали хозяева-пенсионеры. Курили. Ласкали кошек. Поливали цветы. Герани и петунии.  

Вспомнил «Степного волка». Несмотря на обилие цветов на балконах, Гарри Галлеру тут бы не понравилось. Не знаю, смог бы он прожить в нашем районе хотя бы неделю, в этом бетонном раю для бедных.  

Там, где остановилось время. А пространство разделено архитекторами на одинаковые части. Так, чтобы получилась трехмерная решётка.  

А я привык. Живу здесь уже больше десяти лет.  

И мне даже перестало казаться, что на перекрестках стоят пулеметные вышки. А вдоль улиц установлены заграждения из колючей проволоки.  

 

На другой стороне улицы панельных домов не было, там были участки для дрессировки собак.  

Оттуда непрерывно доносился лай.  

 

Еще раз повернул налево.  

Отсюда уже виден мой подъезд.  

 

| 76 | 5 / 5 (голосов: 1) | 11:59 15.08.2022

Комментарии

Книги автора

Из дневника герцога О (две части) 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Проза Сюрреализм Хоррор Чёрный юмор
Аннотация отсутствует
Объем: 1.75 а.л.
13:33 21.03.2024 | оценок нет

Вервольф 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Проза Сюрреализм Хоррор
Аннотация отсутствует
Объем: 0.472 а.л.
18:25 28.01.2024 | 5 / 5 (голосов: 1)

Йорг 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Проза Сюрреализм Эротика
Аннотация отсутствует
Объем: 0.367 а.л.
18:22 28.01.2024 | оценок нет

Деменция 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Мистика Сюрреализм
Аннотация отсутствует
Объем: 1.579 а.л.
13:58 18.11.2023 | оценок нет

Драка 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Проза
Аннотация отсутствует
Объем: 0.207 а.л.
13:07 12.09.2023 | оценок нет

Лолита или Вакцина от бешенства 18+
Автор: Schestkow
Рассказ / Мемуар Проза
Аннотация отсутствует
Объем: 0.792 а.л.
09:27 05.08.2023 | 5 / 5 (голосов: 1)

Ответ другу
Автор: Schestkow
Другое / Другое
Это авторский иронический взгляд на собственное творчество...
Объем: 0.074 а.л.
15:03 23.07.2023 | оценок нет

Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.