Вчера

Этот дом пахнет детством. Закройте глаза. Вспомните. Вот. Чувствуете? Это он. Тот самый запах.  

Я шел по коридору и видел силуэты людей, которых нет. Каждый уголок насыщен их недавним дыханием, каждая вещица, каждая пылинка помнит их прикосновение. Нетронутую несколько лет чашку будто на днях поцеловали чьи-то губы, а непримятая, казалось, вечность, кровать словно намедни испытала на себе тяжесть теплого усталого тела. Здесь мелькали тени, громкий бас разлетался по кухне, кипел чайник, заваривался кофе, шумел телевизор… И было все это, точно… вчера…  

Тут звучали голоса не только тех, кто тут жил. Стены этого дома слышали много других, но отнюдь не чужих речей. Они так часто разливались в воздухе, что стали сродни голосам хозяев. Все они соединялись в один поток звуков, струны дрожали от касаний пальцев. Катушка на бобиннике (боби́нник (разг. ) – ленточный магнитофон) наматывала пленку. Заканчивалась песня. А гитарист ставил другую бобину (боби́на – здесь. катушка, на которую наматывается пленка). И снова дом и все его жители слушали аккорды…  

Давно я не был здесь. Давно не вдыхал этот запах. Отвык. Совсем отвык. Когда долго где-то не бываешь, то забываешь его. И вот, спустя много-много лет, он кажется тебе будто бы новым. А в детстве ты его даже не ощущал. Потому что он был родным. Ты жил им. Он жил в тебе…  

Дом встретил нас радушно, как всегда. Стены молчали, молчала и мебель. В зале было все как обычно. Платяной шкаф, прислонясь к стене, казалось, спал. Часы остановились. На полках лежал толстый слой пыли. Воздух застыл. В углу в чехле тихо-тихо стояла гитара.  

– Женя, глянь, будто только вчера уехали, – донесся голос из соседней, детской комнаты.  

Я поспешил за зов. Сестра стояла в проходе и жалась у входа в комнату, будто не хотела нарушать покой спящей обстановки. Я глянул по стенам. Старые обои, я любил водить по ним пальцем, соскребая маленькие кусочки. Ковер. Я и забыл, какие на нем были узоры. А раньше знал его наизусть. Дай мне лет в пять листок с ручкой, и я нарисовал бы его по памяти в мельчайших подробностях. Где какой цвет переходит в другой, где ромб или круг переходит в плавную линию, где цветок раскрывал свой мягкий бутон или еще сжимал лепестки, боясь холодного ветерка…  

Но нам все-таки пришлось потревожить спокойствие дремлющего дома. Мы разложили вещи по своим местам. В моем старом шкафу пахло лекарствами и рассохшимся деревом. Скоро этим запахом пропитается моя рубашка и Лелин летний сарафан. А потом мы вернемся обратно, в дом, где сейчас обитаем и будем подносить одежду к носу и вдыхать этот терпкий запах и вспоминать… как когда-то так она пахла всегда…  

Бывало, сидишь в школе на уроке, и так хочется домой, хоть срывайся в ту же минуту беги обратно. И вот смотришь на доску, затылки одноклассников и незаметно от учительницы и остальных утыкаешься носом в вязаный свитер, который впитал запах дома. Вдыхаешь и будто оказываешься в своей родной комнате…  

Можно долго блуждать по дому и вспоминать…бесконечно долго… но надо же что-то делать…  

В коридоре послышались шаги, в зал зашла мама.  

– И шкаф продадим… хотя… кому он такой нужен?  

Внутри будто что-то дрогнуло.  

Я понимаю, надо. Надо. Но жалко. Но и надо…  

– Можно забрать, – начал я.  

– А кто его отсюда вытащит. Ты?  

Я не хотел больше спорить. Зачем портить всем настроение? Зачем развевать флер уюта, которым я был проникнут с момента, как зашел в дом? Это лишнее…  

Мы долго разбирали вещи из шкафа, пока не наступил вечер. Мы планировали забрать все нужное и ненужное, чтобы продать этот дом. Я вертел в руках книги, фигурки из фаянса (фая́нс – особый тип материала, имеющий глиняную основу, состав включает 85% глины и 15% сторонних примесей. Предметы из фаянса обычно имеют белую окраску и плотную мелкопористую структуру), коробки с инструментами. Этим когда-то пользовался мой дедушка. Его руки держали этот молоток, этот сборник произведений Маршака, эту расписную матрешку. Как долго все это стояло и ждало этого дня.  

После продолжительной работы мы все, как давным-давно, но уже в меньшем составе, собрались в зале. В темноте при слабом свете лампы пар от горячего чая был особенно притягательным. Маленькие ураганы белого дымка вырывались из кружки и растворялись в воздухе. Что-то магическое таилось в медленном танце ложки в объятиях фарфоровой (фарфор – вид керамики, который получают из каолина, кварца, полевого шпата и особых разновидностей глины, смешанных в разных пропорциях), цвета слоновой кости, чашки.  

Ночь опустилась совсем низко, и мы разбрелись по комнатам. Я лег, как король, один в детской. Мама и Леля расположились в спальне. Зал пустовал.  

Я водил рукой по ковру. Глаза слипались, а в голову приходили все новые и новые воспоминания. Казалось, что я все забыл, начал жизнь с чистого листа. А все это время прошлое сидело глубоко во мне и дремало. И вот оно проснулось и теперь не давало спать…  

Немного полежав, я решил завернуться в одеяло и уткнуться в подушку, чтобы ни один поток света, будь то взгляд луны или включенного бра в коридоре, не коснулся моего глаза. Я сомкнул веки. И… выдохнул… погружаясь, как я думал, в сон, развевая все картинки в голове и отпуская все мысли, я… услышал… очень отчетливо услышал, как из соседней комнаты доносятся звуки гитары… сначала тихо, а потом громче, громче. Через время они стали такими отчетливыми, что я даже узнал песню… Я много раз ее слышал… Ее часто играл на гитаре… мой дедушка… Это была наша песня…  

Надо отбросить все мысли и спать! Надо спать! Надо спать… Или я уже сплю? Да, я сплю… Я сплю… И это мне снится… Странно, даже во сне я слышу ее, даже во сне я чувствую, что ОН рядом… Даже сон пропах этим терпким запахом. Даже в сон проникла тоска по прошлому. Даже сон зазвучал так, как звучала когда-то эта песня…