Отчепенцы "Золотого" общества

Гроза не утихала, стук тысяч капелек воды о металлическую крышу башни нежным изолирующим покрывалом окутывал осторожных наблюдателей. Через секунды следовала невероятной силы молния, частично освещающая остров, и некоторые близлежащие области. Нередко это место становилось настоящей ареной для баталий леденящих штормовых ветров. Танцующих в бесконечной схватке, в которой нет победителей. Раз, за разом призывая одинокие волны убийцы, методично перетирая каменистую выстилку мелководья, с каждым разом меняя прибрежный рельеф.  

Только высшим существам было известно, каким образом наблюдательная башня, мирно стоящая сбоку от ветхого железнодорожного туннеля, все эти годы продолжает находиться в вертикальном положении. Даже краска на стальных болтах, до сих пор горящая на солнце имела вид, будто её пару месяцев назад только нанесли на поверхность.  

Шпиль на верхушке конструкции служил своего рода громоотводом, что и давало шанс груде металла и бетона на ещё один день беззаботного существования. Раньше строили на века. Не важно, наблюдательный пункт или бункер на случай ядерной войны, всё строили на века. Но вектор был невольно видоизменён. Путь войн, революций и другого рода мероприятий, истребляющих человечество, каждый раз оголяли всё новые и новые кровоточащие раны на уже потасканной, изнеможённой телесной оболочке. Многие технологии и чертежи оказались потерянными навсегда, вместе с тем светлым разумом, что последние десятки лет перемежался в диапазоне между снулым существованием и неминуемой гибелью.  

От этого места разило неким тяжелым от металла воздухом вперемешку с солёным привкусом на губах. Со временем, от непосредственного контакта с водой кожу начинало разъедать, превращая её в полотно кровоточащих язв. Словно белый фосфор, который в тысячи раз медленнее, но убивает так же хорошо. Он будто прожигает изнутри, выворачивая всё наизнанку. Переваривая свою жертву, словно она находится обездвиженной в желудке огромной рептилии. Чёрт знает, что за реагенты, и в каких количествах были растворены в воде вокруг суши.  

Стражи башни стойко, хоть и с некой опаской, наблюдают за периметром. И неизвестно, охраняют ли это место для того чтобы никакой случайный обыватель не пробрался сюда. И не стал случайным свидетелем здешней жизни, если её можно называть таковой. Либо же они стоят насмерть перед лицом смертельной угрозы у единственного входа и выхода из этого проклятого места в мир людей. Будучи последним рубежом, бастионом, непоколебимо обороняющим то, что скрыто от общего взора.  

–--Брррр, аж не по себе стало, лучше бы я вообще в прицел не смотрел, опять приснится, не приведи хранитель.  

–--Да успокойся… Тут осталось то, через пару часов сменимся.  

–--Все равно не пойму, на кой ляд мы тут забыли, на краю географии, эти уродцы то один хрен вплавь не решатся. Они конечно твари отбитые, спору нет, но в воде кое-кто и пострашнее водится. До материка ведь, километров триста, может четыреста?  

–--Да тихо ты, разболтался тут, мне и так звукового сопровождения с лихвой хватает.  

–--Кстати, на неделе с центром связывались… Они должны, усиленный дозор снарядить, обещали новую партию «Корма» доставить. А то эти уже, кажется, друг друга жрать начали. Вот скажи мне, Памфил, разве человек на такое способен?  

–--Да ты чего? Какие же это люди? твари это… Они бы и тебя, и меня сожрали, если бы возможность появилась. От нас бы только сапоги остались.  

–--Ну, ты опять? Зачем… Я уже в голове у себя всё обрисовал, мне и оборачиваться теперь страшно. Хорош уже, и так в напряге сидим.  

–--Ладно, ладно, извини. Просто меня аж передёрнуло, когда ты их людьми назвал.  

Из-за значимых на тот момент перебоев с электричеством, прожектора включались только при острейшей необходимости. Которая, благо, почти никогда не наступала, а без повода, в личных интересах созерцать жизнь местной экосистемы желание, как правило, не возникало.  

В ночи эти твари, когда никогда выползали из своих нор, и эта ночь не была исключением…  

–--Эрик, тсс, это ещё что такое? Слышишь?  

–-- Вроде на одиннадцать часов какое-то движение. Может просто кого-то с прошлой партии отрыли да к себе несут? Вроде утихло…  

–--Да какой там… Тех уже давным-давно оприходовали, с костями, поди.  

Несколько минут пристального наблюдения за витиеватой, хаотично перемежающейся растительностью так и не обнаружив ничего живого, сменились душе извергающим воплем. Вызывая у слушателей выраженное сердцебиение и некий панический страх, сопротивление которому было тщетно.  

Судорожно снимая с предохранителей винтовки, башенные часовые прильнули в оптику своих прицелов. Каждая секунда была испытанием. Сердца бились всё сильнее и чаще, словно бешеные псы, пытаясь угнаться за жертвой, до этого пролившую свою кровь. Хаотическое движение приближающихся силуэтов сводили с ума, страх и неизвестность мелкими, но очень тонкими иголками проникал под кожу стражей. Растворяясь и через секунду аккумулируя в огромный снаряд, детонирующий где-то глубоко в груди.  

–--Да они сюда бегут, нас чувствуют. Лампу включай быстрей, включай, на них направь.  

–--Ты же помнишь? Убивать нельзя. Если близко подойдут, заграждения к сети подсоединяй. Ветряк на крыше наверняка намотал на пару десятков киловатт.  

Металлические перекрытия засверкали синими разрядами, проецируя, скудное, даже стыдное подражание силе природы. Внезапно молния осветила всё вокруг. Они стояли у самой башни, томно смотрели своим наблюдателям прямо в глаза. Страх, страх их оружие. Он проникает глубоко в мозг, постепенно вытесняя все привычные до этого ощущения.  

Они терпеливо ждут, ждут новую кровь, новых жертв. Ветхий туннель вскоре снова будет озарён тусклым мелькающим светом, становясь своего рода сигналом побуждающим животное к действиям.  

*******  

Лучи света постепенно стали проникать через приоткрытые, уже от времени выгоревшие, шторки на окнах. Неприметный, местами изъеденный коррозией поезд, рассекая воздушные потоки, пробирался через густую лесистую местность.  

Стук металлических колёс эхом распространялся в непроглядную тьму дикого мира. Внешне, транспорт представлял собой привычный для взора обывателя грузовой состав, наполненный, как правило, углём или другого рода ископаемыми. Но решетки на окнах, нет, да и заставляли смотрящего сомневаться в увиденном.  

Сколько мы уже в пути, одному богу известно. Каждый вдох давался с большим трудом. Надеюсь, хоть ребра целы, эти законники знатно поколотили нас в камере, перед тем как моё сознание отключилось, и я оказался здесь. Словно чистилище перед адскими котлами, сей вагон служил перевалочным пунктом перед высшей мерой пресечения.  

Высокий мужчина в темно синей форме, убирая автомат за спину, наклонился к решетке изолятора с явным отвращением.  

–-- Ну что уродец…. Очнулся? Планируешь дожить до завтра? Надо было посильнее приложиться по твоей грязной черепушке.  

Во рту настолько пересохло, что издать какие-то звуки кроме глухого мычания, не удавалось. Служивый недовольно отошел от решетки и, по-видимому, направился кошмарить остальных отщепенцев «золотого» общества. Теперь он царь и бог в одном обличи. Сын, отец, Иисус, или как там говорили фанатики старого мира? Да и какое это имеет значения, когда ты официально признанный «уродцем», двигаешься в один конец. А с другой стороны, что тебе ещё остаётся, кроме, чем отбросить свой запретный агностицизм и снова уверовать в старых богов.  

Законники явно постарались от души, подготовили, так сказать, «уродцев» к отплытию. Ведь когда тебе отдают приказ, делать всё что угодно, любые пытки, до чего сможет додуматься воспалённый мозг, абсолютно любые вещи, глаза прямо загораются. Но при условии, чтобы этот «уродец» хотя бы время от времени дышал. В таком случае фантазия разыграется даже у умственно отсталого. И кто знает, на какую частоту переключится унылый сгусток уплощенного сероватого вещества в башенном черепе этих сторожевых псов.  

Ещё немного, и мне хватит сил подняться, наконец, избавившись от контакта с этой скверной субстанцией, в которой я провалялся непонятно насколько долго. Ржавой водой, вперемешку с кровью и ещё боюсь представить, чем были пропитаны мои тряпичные обмотки.  

В попытке протереть глаза, на шее я обнаруживаю, что-то наподобие ошейника, который будто рос из моей шее, словно мы одно целое. Волна панического настроения пронеслась по моему телу, холодный, липкий пот выделился по всему телу. Попытки снять его, как и предполагалось раннее, были совершенно безуспешны. Через несколько минут унылых попыток, я обнаружил, что на затылочной его части находилась некая выпирающая часть. Может это был замок, ну или что похуже.  

Для полноты картины не хватало только цепочки, привязанной об какой либо столбик. Агония безысходности наполнила уже и так опустевшую оболочку, прошедшую через серую действительность отречения, пикируя на самое дно, где даже темнота порой оказываться не осязаема.  

В изоляторе было тесновато, места хватало, если только скрючиться на полу в позу эмбриона. Но в высоту она была под два метра, благо хоть стоять можно было с каким либо минимальным комфортом. Из достопримечательностей была лишь смердящая лужа и дырка в полу, закрытая постоянно лязгающей крышкой. И, конечно же, шторка на решетчатом окне, на которой даже повеситься было невозможно.  

Стены по бокам, скорее всего, были сварены из нескольких кусков металлических листов, даже тяжелая промышленность уже несколько десятилетий ждёт свой неблизкий ренессанс. Ожидания могут длиться вечно. Ведь все прогрессоры заняты изобретением новых видов оружия, средств массового поражения, всего что может и должно убивать. И, конечно же, подобных устройств тем, что сейчас крепко закреплено на моей влажной шее.  

В некоторых местах кусками отваливалась ржавчина, а стыки металла знатно поросли мхом и другого рода скудной растительностью. Будто эта колесница смертников, в попытках очищения, проходит через живительные подземные источники зеркальной воды, или, стремится остаться там навсегда, погружаясь в бездну.  

В вагоне находились похожие узилища, населенные, как я понял, такими же «уродцами» каким заклеймили меня. Камеры были расположены своеобразным зигзагом, свою сторону разглядеть у меня возможности не было, но на противоположной было около семи или восьми похожих изоляторов.  

Уже четвёртый месяц на моём предплечье красуется стигма отречения от золотой касты, или как говорили раньше «золотого миллиарда», хотя с числом древние явно погорячились. Раскалённой печатью на теле изменника выжигали клеймо посмертного «уродца», неугодного коллективному обществу. Отсечённая крысиная голова на руке символизировала принадлежность к касте отщепенцев. Которых до вынесения приговора принудительно держали в своего рода резервациях, или как их назвали «последние пристанище». Чем оно, по сути, и являлось перед всеобщей чисткой.  

Вскоре дверь вагона открылась, нас снова осчастливил своим присутствием законник, передёрнув затвор винтовки и громко ударяя подошвой своих аспидно-чёрных берцев.  

–--Всем лечь на пол, крысы помойные. На пол. Глаза в пол, ни звуку, чтобы я, ни слышал из ваших поганых ртов пока до вас не дойдёт очередь. Глаза не поднимать, говорить только когда вас вызывают.  

Через пару минут дверь снова отворилась, и невесомую тишину прервал хриплый голос у начала вагона.  

–--Так, так, так…. Товарищи, я надеюсь все на месте, и никому не пришла в голову попытка к бегству через ту дыру в полу камеры. Хотя возможно, это было бы вашим спасением перед тем, что вас ждёт дальше. Ладно, вы сами всё увидите.  

Пройдя ещё несколько шагов, он остановился у одной из камер на противоположной стороне от меня.  

Законник в форме сопровождал господина, не отходя от него ни на шаг, бдительно наблюдая за каждым животным за решеткой, держа оружие наготове, заранее сняв его с предохранителя.  

–--Встать, немедленно, я к тебе обращаюсь, урод.  

Длинноволосый мужчина преклонного возраста, тело которого было усеяно кровоподтёками и ссадинами, с большим трудом поднялся с колен.  

–--Так, заключенный номер, 336, посмотрим. Точно, Адис Фильман. Статья № 78. 3 «Подрыв социального устройства государства, совершенное группой лиц, повлекшее за собой смерть одного или более физических лиц». Да…. А могли бы как раньше, продолжать печатать свои никчёмные газетёнки, насколько бы здоровья хватило. Ну…. Ничего. Главное чтобы вы остались живы до того момента пока мы не прибудем в место назначения. Исходя из такого количества занимательнейшей литературы в вашем личном деле, конспирологических теорий, кстати, большая часть которых…. Ладно, оставлю вам площадку для дальнейших размышлений…. И я больше чем уверен, что вы прекрасно знаете, куда направляется этот поезд.  

Надменно произнёс господин и двинулся далее по вагону.  

Невзирая на животную ярость в глазах, старик не проронил ни слова, только кивал, соглашаясь со всеми утверждениями в свой адрес.  

Двигаясь далее, господин подошел к однорукому молодому парнишке, клеймо которого было расположено на груди, а не как у всех остальных отщепенцев, на предплечье. Некоторые осуждённые, отвергнутые обществом, пытались обмануть режим радикально. Так как после нанесения стигмы отщепенца тело навсегда лишалось всего, что имело при жизни. Некоторые самоотверженные находили выход в кустарной ампутации заклеймённой конечности. И в глупой попытке вернуться в прежнюю касту, ссылались на пропажу своих документов или их кражу. Как правило, документы, удостоверения, конфисковали на этапе перемещения в резервационные учреждения.  

Только взглянув на обложку личного дела, господина обуяла кипящая ярость, под напором обжигающая всё вокруг.  

–--Ну что, хотел всех обмануть? Да? Видишь, как получается, идёшь против системы – лишаешься всего. Делаешь снова ту же ошибку – лишаешься даже большего. Но одно неизменно, одно, остаётся с тобой навсегда, если череп не проломят, конечно. Что невозможно отобрать при жизни? Память, воспоминания, они с тобой навсегда. Они порой и убивают и терзают полую душу свирепее тысяч бешеных псов, сорвавшихся с цепи. Только вот, небольшой конфуз. Это твоё навсегда, может длиться очень, очень мало, ничтожно мало. И всё, прах, тебя нет. Нет памяти, ничего нет, ни твоей, ни о тебе. Отныне ты пыль. Надо будет предложить остальным хранителям рассмотреть законопроект, чтобы клеймить отщепенцев на лбу или на щеках. Уверен это будет куда интересней.  

Господин, плавно переходя с ярости на лицемерный хохот двинулся к следующей камере, даже не открывая личное дело однорукого парнишки, который так и остался, тихо сидеть в углу прогнившей сырой камеры. Таких «уродцев» клеймили дважды и называли низшими, низшими из отщепенцев.  

На очереди господина был заключенный довольно внушительных размеров с чем-то похожим на протез руки, но назвать его таковым было довольно сложно, так как две овальных железяки вместо кисти было трудно представить чем-то похожим на протез.  

–-- ну, здравствуй Шарко, заключенный 217, долго же они решали твою судьбу. Это в который раз показало их слабость, чувства недопустимы, сожаление недопустимо. Когда-то ты был одним из нас, но теперь ты лишь пыль. Общество и коллективное мнение превыше всего. И никакие остатки устаревших уязвимостей не должны стоять препятствием перед задачами золотого общества. Как писал верховный ПРЕДИКТОР: – выживание коллективного общества превыше всего, решение хранителей непоколебимы, а мысли едины и всецело объединены золотым обществом и разделены между ним, и каждый среди…  

Решив не дослушивать до конца, Шарко плюнув ему в лицо, перебил господина, в одночасье, попытавшись достать мерзавца своей металлической рукой. Законник в попытках защитить господина прикрыл его своим телом, взяв удар на себя. Моментально открыв огонь из автомата. Успев всадить в заключенного пару-тройку пуль, через секунду законник получил разряд электричеством от господина и замертво упал на пол.  

–-- Разве этому вас учат в департаменте охраны закона? Какой позор, ты же должен знать, что они обязаны быть доставлены на остров живыми, повторяю, живыми! В этом весь смысл, отщепенцы должны страдать, а не счастливо умирать от выстрела за пару минут.  

Вставая с пола, яростно произнёс господин, добивая законника ногами в такт своей речи.  

Тут же в вагон ворвались ещё двое в форме.  

–--Господин, что тут происходит? Вы целы?  

–--Всё в порядке, приведите врача заключенному 217, а этого законника в расход.  

–--Но, господин…  

–--Выполняй, или ты хочешь к нему присоединиться?  

Скрепя зубами произнёс господин, указывая на тело законника лежащего на полу вагона в котором пока ещё оставалась жизнь.  

Законники в темно синей форме оттащили тело своего собрата за дверь вагона, в место их соединения между собой, спустя пару секунд прозвучал выстрел, они выполнили приказ. Вскоре господин подозвал тех двоих к себе.  

–--Надеюсь, вы более ответственно подойдёте к нашему сегодняшнему смотру, чем тот, кто в скором времени станет кормом для голодных падальщиков. Не так ли, товарищи. Каждый должен был выполнять свой приказ и никак иначе.  

Гневно, произнёс господин, держа законников за грудки.  

По перемещению тени в лунном свете стало ясно, он, наконец, приближается к моей камере...