Натюрморт. Половина арбуза, флакончик спирта и бусы

Улицы постепенно пустели. Дурной запах старого масла последний час выдыхал город и сворачивал шаурмечные. Где-то вдалеке можно было услышать рёв мотоциклетных моторов и редко, не спеша, как бы устало, проезжал трамвай, шатаясь со скрипом на рельсах.  

В одном из темнеющих переулков Преображенской, на парапете у Салона Красоты, расположенном в полуподвальном помещении и огороженном решёткой, расположился неизвестный мне человек.  

Первым делом он снял туфли и вытряхнул из них песок, а за песком закапала вода. Человек недовольно прорычал и бросил облезлые туфли прочь. Он засучил рукав, обнажив на запястье детские, почти игрушечные часы и вычислил время, точно кого-то ждал.  

Выискивая неуверенным взглядом нужного человека, он уже было сдался, и, скрестив руки на груди, словно пытался задремать, чтобы скоротать время. Но тут, из-за неясного угла, вывернула женщина.  

Человек оживился и, сам не зная того, стал прихорашиваться. Он пальцами расчесал лысину, поправил дырявый пиджак и плюнул в ладонь, чтобы вымыть руки.  

Неизвестная мне женщина, но наверняка известная человеку на парапете, шла нарочито вальяжно, как бы заметая длинным воздушным платьем пыльную дорожку. Она игриво отводила глаза куда-то вдаль, сквозь пышные кроны деревьев и пританцовывала.  

В туманных и лёгких лучах закатного солнца на груди её переливались перламутровые бусы. Мужчина, очарованный и пробужденный их сиянием, не находил ни сил, ни желания, прекратить искать в своём виде недостатки. Со штанины он оттирал бледное пятно, с носка он отколупывал ногтями высохшую грязь и само положение ногтей его исключительно не устраивало и раздражало. Мужчина проворчал себе что-то под нос, не находя способов сравниться с красотой женщины и смирно выпрямился.  

Женщина уверенно подошла к застывшему мужчине и остановилась. Её улыбка обнажила редкие черные осколки того, что обычно называют зубами и от того мужчина особенно обомлел и стал бледен.  

—Привет, Зоя. — хриплым голосом сквозь грязную бороду произнёс мужчина. И, найдя в себе силы произнести ещё что-нибудь важное, он добавил, – Мон Амур, Зоя.  

—Та шо мне твой Мон Амур, видела я твои Мон Амуры. Ботя, – так видимо звали мужчину, – шото я вижу одни слова, а когда это мужики научется двигаться? Где действия? – самодовольно говорила Зоя.  

—А. Действия. Так действия я взял. – растерянно произнёс Ботя и достал из сумки мокрый флакончик спирта и протянул Зое.  

—Не поняла. А шо он такой мокрый. Без меня начал? И шото я не пойму ещё одной ситуации — мы с тобой пьём часто?  

—В меру допустимого…  

—Часто. – поправила Зоя. – а ты знаешь шо такое романтика?  

—А. Романтика. Так оно от того и мокрое, шо романтика... – Ботя снова залез в сумку и вынул надрезанный арбуз. Ботя показал арбуз и детским наивным взглядом вперился в лицо Зои.  

—Та ты шо. Мама дорогая... Романтик из тебя, Ботя, я погляжу, как из меня дура... – матерински ответила Зоя.  

—Ну а чего нет. По обыкновению, мы то собой тока и пьём, и пьём. И хорошо тебе всегда.  

—Да. А сегодня я не хочу просто пить! И арбуз мне твой такая романтика, шо французские туристы от Парижа!  

—А. Ну оно так-то и да. Есть такое. Но ты то попробуй. Хороший арбуз, сочный.  

—Твой арбуз мне ночью в тыкву превратиться... Это ты можешь в кустах дела сделать, а у меня все-таки женская натура… Энтилегентная… так сказать … дэликатная я… женщина!  

Ботя промолчал и сел на парапет, затаив обиду. Из запятнанной сумки он достал погнутый нож и стал резать арбуз.  

Зоя постояла, посмотрела на Ботю и говорит:  

—И шо? И сколько мне тут стоять?  

Ботя продолжал возиться над арбузом и молчал. Он упорно игнорировал присутствие Зои и это её спустило на землю:  

—Ой. Ну шо ты начинаешь... Откупоривай своё пойло.  

Ботя не смог не взяться за флакончик. Бросил нож и кривыми подгнившими зубами открыл бутылочку. Сразу он опрокинул полфлакончика, обтер бороду и протянул Зое.  

Зоя, как от испуга, резко нахлынувшего на неё из ниоткуда, вырвала флакончик из пальцев Боти и выхлебала свою половину. Затем упала на парапет и со слезами на глазах глянула на Ботю.  

—Во дурак... – только подумала про себя Зоя, но сказала иное:  

—Ну шо ты молчишь, бородка ты моя... Я же так. Не со зла. Всё вы не понимаете, все вы не научитесь никак. Женщина ж я... По настроению другому, так я человек. А сегодня я женщина... Капризная... так сказать…  

Крепкий спирт ударил в голову Боте. Он осмелел, обрёл небывалую силу противостоянию женщине и сказал:  

—Ты... Ты женщину давно видала? Погляди в стекло, проститутка ты, и найди мне там женщину! – истошно прохрипел Ботя с красной злостью в глазах. Так прохрипел, что волосы на бороде у него чуть ли не встали дыбом. – где ты набралась такого, а? Я же тебе говорил, не суйся в элевейторы на 36-ой жемчужине!  

—Это я проститутка? – тихо пропищала Зоя. – да если бы не я, ты бы и во сне не представил шо такое баба!  

—От это правильно ты говоришь — баба!  

—Ты бусы мои видел? Где я баба?  

—Та шо ж там видеть, – назло ответил Ботя, и посчитал жемчужины, – осемь хуевых шаров. Нахуй они тебе сдались? У тебя зубов меньше, нежели этих камней.  

—Ах ты падаль. Сучья ты морда... – оскорбленно потупила взгляд в сиреневые босоножки и заплакала.  

—Хер ли ты ноешь, дура. Закуси и не делай мне мозги. – Ботя бросил своей женщине грязный липкий ломоть арбуза.  

—Дура я только в том, шо ради тебя в мусорку за этой побрякушкой залезла. Сволочь ты! – простонала Зоя и захрипела.  

—Да и хуй с тобой. – отчужденно ответил Ботя и отмахнулся.  

—Я хотела сделать тебе красиво! Как полагается! Красоту навести!  

—Мне красиво сделать хотела? Как полагается? – с насмешкой над словами Зои сказал Ботя и разозлился. Сквозь поломанную ширинку Ботя вынул член и схватил Зою за опадающие волосы:  

—Ну ка! Давай! Вот как мне надо сделать как полагается! – он стал клонить её голову к члену, и тыкать ей в губы. Он делал ей это с особой жестокостью, в его сухих мышцах искрилась месть, когда она рыдала, кричала на помощь и отбивалась от его силы.  

Зоя выскользнула из его рук и сбежала с руганью в первый попавшийся переулок. В крепко сжатом кулаке Боти остались бусы.  

Трясущимися руками он рассмотрел их вблизи и осторожно положил на парапет.  

—Чтоб ты уссался от своего арбуза! Кабель! – внезапно разразился голос Зои, которая вышмыгнула из дворика уже в новой чистой одежде, снятой с бельевой верёвки.  

Пьяный Ботя, совершенно ничего не разбирая в том, что показывают ему глаза, шатко, как индюк, пошел на голос Зои, что-то бормоча себе в усы.  

Так и он исчез после первого купола фонарного света.  

Вдали всё ещё были слышны их визги и крики. А на кирпичном парапете, как цветы под натюрморт, располагались ровно половина арбуза, пустой флакончик спирта и бусы, точно собранные из перламутра.