Единственный

– Вы единственная, кто может помочь мне! А если нет… я…  

На пороге маленького ведьминого домика стояла незнакомая девушка. Её глаза были заплаканными, и это сильно привлекало внимание.  

– Сядь и не реви, – строго приказала ведьма. – Проходи, проходи, не бойся. Хотя коли сама пришла, вряд ли боишься… – голос стал мягче.  

– Я не боюсь.  

– Вот и правильно! Ну же, садись, – ведьма хотела уже приказать, но грустная девушка опустила голову и повиновалась.  

Рядом с вошедшей, точно из воздуха, возник небольшой стул. В небольшой, но уютной комнатке, где они оказались, пахло приятным, но непонятным запахом. Это могли быть свечи, а могли и цветы, в определенное время собранные, таинственные, заговорённые. Это же не секрет, что заговоренные цветы имеют особый запах?  

Незнакомка запахов не различала, и ни убранства, ни каких-либо других магических атрибутов не видела – была не в том расположении духа, и нос её давно потерял обоняние, а глаза видели только слёзы.  

– Так и зачем ты пришла, дитя?  

– Потому что вы… я…  

– Полно грустить, девочка! Вижу, проделала долгий путь, – старушка прошептала совсем добрым голосом: А теперь посмотри мне в глаза. Нет, не отводи их.  

Но девушка не могла. Новый фонтан слёз уже рвался наружу, ей не удавалось противостоять ему, и показывать свои эмоции не хотелось. Все её мысли, вся душа её не замечала сейчас ничего кроме боли.  

– Вы единственная, кто, возможно, может помочь мне. Я не знаю, кому ещё говорить о таком. Людям этого не понять. Людям непонятно… Я сама бы не поверила. Ах, что же… – и вдруг интонация стала решительнее. Говорящая перестала дрожать и впредь смотрела в глаза не отрываясь. Вопреки разным историям и легендам, те были отнюдь не зелёными. И не чёрными, точно вороново крыло, – эта быль также ушла со временем.  

У старушки-ведьмы были самые красивые глаза, какие только видела девушка: медовые, с нежным оттенком и переливами из золота и кармина. И мало кто из людей видел такие глаза. Глаза, в которых отражалась не только душа незнакомки, но и вся её жизнь. Её надежды, её мечты, её слезы. И далеко не только её. Страх брал в первые мгновения, когда голубой и медовый встречались.  

– Значит, это всё правда… – прошептала себе под нос ведающая.  

– Всё правда, зачем мне лгать?  

– Такое, как у тебя, редко, но всё же случается.  

– Вы можете мне помочь?.. Я готова на всё… Только верните его!.. Я всё отдам вам!  

– Мне – не надо! – не замедлил ждать резкий ответ. – Не надо, не мне.  

– Тогда вы только скажите, кому и что… и тогда я…  

– Лючия… Несчастное дитя! Но зачем же ты так говоришь? Слова имеют, ох, какую страшную силу.  

– Но я не ведьма. Я кто? Никто… Что могут мои слова?  

Старушка покачала головой и на пару секунд отвернулась.  

– Ах, Лючи, Лючи… Слова каждого человека имеют огромную силу. Особенно сказанные в таком состоянии. Но я понимаю, я постараюсь тебе помочь. Но повторюсь: постараюсь – сделаю, что смогу. Я не богиня Вселенная.  

– Спасибо вам… и за это… – девушка смотрела в пол, по красным щекам её текли слёзы. Признаться, если бы ничего не вышло, я уже присмотрела пруд, хороший такой… не пруд, озеро…  

– И ты хотела покончить с собой?! Отвечай же.  

Молчание.  

– Простите…  

– Вот, как ты согласна на всё?  

– Я согласна на всё, даже на смерть, если это необходимо.  

– Иди. Иди к своему озеру, если так.  

– Вы хотите сказать…  

– И жди.  

Слова ведьмы можно было понимать, как угодно.  

…Что оставалось бедной, отчаявшейся девушке? Только делать, как указала Мудрая мать, повиноваться – идти на озеро, ждать там. Вот только спасения ли, милости дня или звёзд, или кары?.. Она не врала, когда говорила, что впредь была согласна на всё. Ведьма или соврала, или даже она её не так поняла.  

«Иди к своему озеру…» Иди – топиться?! Это ли имела ввиду Мудрая мать? » А тем временем уставшие ноги несли свою хозяйку ровно к сказанному месту. По мокрой росе, через колючки и колоски, и она шла, не оглядываясь и стараясь избегать взора Луны. Смятение и страх отчего-то переполняли Лючию, она думала, что если «вдруг обернусь – и тогда точно конец; что-то непременно случится».  

Но она была не одна! Возле озера, у самой кромки воды – девушка замерла – в нескольких метрах сидела, согнувшись, бледная худая фигура. Первой мыслью промелькнула соседская девочка – малышка часто убегала из хаты и бежала через всё село, часто сидела одна, вот только не в такое-то время. «Или пришёл кто топиться? Сонюшка или Клавка опять? Нет, вроде бы ни одна, ни другая…» Со спины не удавалось точно сказать, и догадки одна за другой исчезали.  

Кто же сидел, не шелохнувшись, у самой воды?  

Лючию передёрнуло – она вспомнила вдруг о мавках, и том, что не раз по глупости звала и просила смерть. «Вот и она! Знать, пришла. Нашептала добрая бабка на ветер, вот и…» Но затем девушка дрогнула – она услышала голос. И не прошло секунды – одного удара учащённого сердца – она узнала его!  

– Что бы ты сделала, если б мы встретились? Что бы ты сказала тогда? То есть сейчас… Лючи? – и совсем уже тихо, одними губами: Это же правда ты? Вот и настал наш день!  

***  

Для одинокой и печальной Лючии счастьем было бы встретить своего единственного. Но она никого не любила. Никого, никогда. Даже родителей. Или это, впрочем, была совсем другая любовь. Она с непониманием смотрела на Анну и Настеньку, на Мариану, Красимиру и Евангелину. Соседских девчонок, подружек, всех давно посетила Она, а после ушла, оставив Лючи за дверью. Или нет… Что-то случилось в ночи её одиночества, куда более яркое и желанное, чем все фантазии девочек, все слова их и все мечты.  

– Лючия… Это ведь, правда, ты?  

И прозвучал голос, так много раз слышанный нею, вот только не в этом мире, а во сне, в воображении. Точно вампир, бледный неведомый путник пробрался к девушке и лишил её спокойствия и уныния, и прежней девчачьей жизни. Он приходил не часто, но и не так редко, чтобы его можно было забыть; к тому же, все деревенские парни и в сравнение не шли с этим юношей.  

– И что ты только нашла в нём? Сверчок! – так однажды отозвалась о таинственном спутнике Ания.  

Лишь одна местная чокнутая, Агнесс, с глубоким пониманием промолчала, но в её глазах читалась такая ясность, что Лючия хотела её догнать и спросить. Агнесс, возможно, рассказала бы многое.  

– Не говори с ней! Она странная и наговорит тебе много странных вещей. Такие, как Аг… В общей, в лесу ей и место. Ушла и ушла. Не догоняй её, правда, не стоит. Кто знает, чем занимается эта ведьма? Может, на шабаш опять отправилась? – говорили другие.  

– А если она знает, как мне помочь?..  

– Помочь? С чем?!  

И обычно все отвечали, что с этим лишь к батюшке – надо замолить грех, авось он расскажет, как избавиться от наваждения.  

– И что ты только нашла в нём, а?..  

– Я люблю его больше жизни.  

«Люблю его больше жизни», так всегда говорила Лючи. Но им было не суждено встретиться. Или не в этом мире. Не в этой жизни. Не в этом селе или городе. «Когда я умру, предайте тело огню и развейте мой прах где-нибудь далеко-далеко от людей! В поле или в лесу, на реке, озере, или в море. Там, где никогда нет людей… Может, там мы и встретимся».  

Вспоминались целые диалоги, вопросы, ответы, слова. Мысли кружили вихрем, и ничто их не унимало.  

И вот теперь, после стольких слёз, после стольких лет, после стольких фраз, после насмешек и непонимания, после умных окриков, твердящих, что «надо попробовать, забыться, решиться…», после стольких мучений, они стояли так запредельно близко, а прежде были так далеко.  

– Это правда, ты?.. – теперь начала она, и её голос дрогнул. Девушка захлебнулась от волнения. Край сарафана снова встретил слезу. Нога оступилась, и пальцы нащупали воду.  

Она не могла говорить, упала на колени, склонилась лицом в траву. Она могла только плакать. От неверия, радости.  

– Да, это я, – мягко и нежно донеслось с камня.  

– Нет, я… не верю…  

– Ты должна дать нам обоим шанс. И я… и себе… – следом тише, почти беззвучно.  

– Это ты… Я так долго приближала и ждала день нашей встречи. Столько раз думала, что сказать, составляла целые монологи, книги; а теперь не могу и двух слов, надо же.  

И она бросилась к камню и обхватила крепко сидящее на нём существо, заключило его в пламенные объятия. Здесь не был места отрепетированным словам.  

– Отпусти, мне больно, – улыбка, – я тоже тебя искал…  

Но слова юноши показались такими печальными, и полупрозрачный силуэт больше напоминал призрака, чем живого. Это ужаснуло Лючи, и она опять протянула руки, опять обхватила за плечи.  

– Нам столько всего надо друг другу сказать… Я знала, что ты где-то есть, обращалась к тебе каждую ночь. Интересно, слышали ли стыдливые звёзды? А звёзды слышали. Они мигали и… отворачивались… Даже они не хотели иногда слушать! О Мать Вселенная! Так много уже сказано, и что же теперь, опять? Ты – моя любовь, неотделимая и лучшая часть души, надежда всех прожитых лет! Да как такое вообще возможно? Увидеть в первый раз и при том помнить тысячи лет?  

– …А мне приносил голос ветер.  

– Нам надо столько всего обсудить!.. Ты настоящий!  

– Вроде бы не призрак – живой, – парень заулыбался. – Даже слишком живой, – коснулся её щеки, – можешь сама в том убедиться.  

– Почему… так долго… Где ты…  

– Я и сам не могу объяснить это беспричинное наказание. Проклятие. Нас точно хотели оградить друг от друга и никогда не свести. Как ты нашла?..  

– О, нет, это ты! Был здесь, нашёлся! Любимый мой!  

Они говорили обрывками фраз, Лючи поведала про старую ведьму. Опять не могла унять слёз. События не укладывались в сознании, и страх пересказать всё с нуля сводил с ума.  

– Вот, карга! А если это она? А если она меня отравила, и это – дурман, сон, розыгрыш?  

– Нет, не говори так. Не думаю. Я сам продолжаю твердить, что это сказочный сон. Так не может быть. Не могло! Ты приходила ко мне во снах. Ты не существовала в реальности…  

– Но?  

– Но вот ты здесь. И ты была моим лучшим сном…  

– И ты был моим самым светлым мгновением.  

– …И что же теперь, что мы будем делать?  

Они стояли друг против друга, замёрзшие, в слезах, с озера тянуло не летним ветерком, редко где-то вдали подавали голос лягушки или ночные птицы, почти в тишине. В тишине, залитой только светом Луны, в которой на удивление не слышалось ни сверчков, ни кузнечиков. Даже рыба, что подплывала почти к самому берегу и пробовала ртом ненароком опущенные в воду белые пальцы, и та уже уплыла спать. Они остались одни. Им дали возможность остаться наедине, совсем-совсем без свидетелей.  

– Мы так долго мечтали об этом дне. Я не верю, не верю, что он наступил.  

– И я едва верю, Лю-чи-я, – совсем другим голосом, медленно, на распев протянул юноша. И только тут она догадалась: сколько раз он повторял в тишине её имя? Сто, тысячу, миллион? И сколько раз его имя она. А теперь случай свёл двух возлюбленных, они могли, наконец-то, услышать друг друга. Именно это слово – этот раз увенчался успехом, а каким голосом, в радости или в отчаянии, с какими мыслями обращался он с именем на устах с молитвою к небу?  

– Что мы будем делать теперь? – вновь повторила девушка заметно живее, она сделала несколько шагов в сторону домов, позвала за собой. – Идём, здесь холодно. Простудишься, я не хочу, чтобы ты снова чувствовал боль, иначе простудишься.  

А парень смотрел в небо, не двигался.  

– Если заболею – ты излечишь. Ты вылечишь меня от всего. Если бы ты только знала…  

– Нет, это если бы ты только знал…  

– Я думал, что моё ледяное сердце уже обречено никогда более не стать настоящим. А ты исцелила его. И всё-таки: как?  

– Я бы хотела спросить, кого благодарить… чудо…  

Они шли, перебивали друг друга на полуслове и дополняли. Смеялись, без конца норовили коснуться ладоней, свить руки в одну волну и опять смеялись. Через какое-то время и таинственный спутник оттаял – приподнял, закружил свою единственную и любимую. Несмотря на внешнюю хрупкость, влюблённый был в самом расцвете сил, это только длинные волосы делали его похожим со стороны на девчонку. Длинные, блестящие, шоколадные и густые. Да, не каждой красавице удавалось похвастаться такими косами.  

– Я увидел какую-то тень вдали. Обернулся – а воздух светится. Я точно шагнул в портал, а потом обнаружил себя прямо здесь. Походил, удивился, присел, а после ты пришла – мой мир перевернулся, а сердце чуть не остановилось от радости. Это было, – и голос притих, – признаться, довольно больно. Я потому и так долго сидел. Ты мне не веришь?  

– Верю, верю… – опять не хватало слов. – Чудо, что ветер и Силы не дали нашим письмам исчезнуть в вечности! Иначе, не знаю, смогла бы это перенести. А так наши слова… но я всё равно буду говорить о своих чувствах. Даже зная, что ты краснеешь, уже в тысячный раз слышишь их. А я не перестану – я не могу. Это выше, намного выше любого искусства.  

Вновь замерли, остановились, неистово влекомые друг к другу, понимающие друг друга и без слов. Не выдержали, схватились за руки, впились губами. А после обнялись. Не иссыхало сегодня бескрайнее море слёз.  

– Не плачь! Не плачь, потому что тогда я обижусь.  

Но разве можно, улыбаясь, сердиться на любимого ангела?  

– Я постараюсь… – Лючи ещё долго всхлипывала у него на плече.  

– Подумай иначе: всё обошлось. Всё исполнилось!  

– Я каждый день молила Высшие силы о встрече. Но и представить не могла… – и засмеялась: Ты тоже плачешь, ну, прекрати! А я обижусь ещё больше!  

Юноша улыбался, но и из его глаз незаметно и тихо текли красивые солёные струи.  

– Зачем? Почему?..  

– Не могу ничего с ними сделать. Это от сильной радости. Мы, боюсь, ещё нескоро привыкнем к новому миру…  

– А я так много всего хотела тебе сказать!  

– И я…  

И слова продолжали звучать, а руки сжимали крепче – не отпускали.  

– Я говорила всем, что скорее умру, чем свяжу свою жизнь с другим… Я люблю тебя больше жизни… Жизнь без тебя пуста! Пустая, она походила на пытку, заключение без начала и без конца.  

– И даже необъятная Вселенная не была так холодна и пустота…  

– …чем мы до недавнего времени.  

– Не отпускай, о, не отпускай моей руки! Позволь мне остаться, любить тебя вечно. Одно дело думать, что всё вокруг – сон, и другое, совсем другое теперь – после этого сна можно не проснуться, погибнуть. Уйти, но с лёгкостью, какую испытали лишь единицы. Я, точно бабочка или птичка, что летит к чудеснейшему из всех цветку. Ветра гонят её обратно, дождь мочит маленькие мягкие крылышки и ломает. Позволь маленькой птичке найти защиту и тепло в широких листьях цветка…  

– Я никогда тебя не оставлю. Не бойся.  

– Ты – единственный, кого я люблю! Я склоняюсь к твоим ногам, отвергни, убей свою несчастную околдованную рабыню. Ведь даже смерть после этого мига будет теперь мне как Рай. Позволь мне остаться в Раю, умереть от сегодняшней радости.  

– Нет, мы будем жить! И больше никто не умрёт. То время навек закончено. И больше не будет слёз.  

– Это настоящее колдовство, магия!  

– Или сон. Даже если завтра нас заберёт смерть! Навеки.  

…Парень обернулся к озеру и насторожился.  

– Лючи, ты видишь?  

– Где?  

– Вот там, смотри.  

Он махнул вдаль, сощурился и указал на какую-то точку на атласной сине-чёрной дали. Но привыкшие к тьме глаза ослепли от наслаждения и не видели.  

– Чей это домик?  

– Той самой ведьмы, о которой я говорила. И правда!.. Кто-то стоит. Но уже так поздно. Нам надо домой. Живи у меня. И мы больше никогда не расстанемся.  

– Я давно живу в твоём сердце, моя Любимая, моя Лючи; думаю, я займу не много места в доме, не причиню вам никаких неудобств! Пригласил бы к себе, да в этом мире… В этом мире у меня есть и всё, и ничего. Но отныне мы вместе. После жизни в лесах и полях даже маленькая комнатка покажется покоями достойными королевы.  

И всё-таки, кто-то стоит. Кто-то смотрит на нас? Кто же это?  

…На пороге небольшой, но красивой избушки, пахнущей заговорёнными цветами и травами, стояла ведьма и махала на прощанье рукой. Из её глаз также текли слёзы счастья, и она сама малость даже удивлялась такой любви. Настолько светлой и ясной, настолько большой и выстраданной, настолько вечной, что ей становилось неловко – неловко, но почему-то легко. А ведь она почти ничего не сделала. Лишь соединила миры и сердца двух и без того самых счастливых влюблённых. Всего лишь соединила миры. Не это ли настоящее волшебство?  

Севастополь, 12 – 16 июля, 520