(Не)безразличие

1.  

Она сказала: «Открой рот», и Ане не оставалось ничего, кроме как, подчиниться. Вот так и случается. Не успеешь опомниться, как пальцы подруги, с аккуратно подпиленными ноготками, коснуться сначала губ, а потом языка. Аню промурашило. В глазах потемнело. Она завороженно смотрела на улыбку Дины, довольную настолько, словно исполнившую заветную мечту. Аня сосредоточенно различала ее вкус: горький пепел, солоноватая кожа… Столько различных оттенков.  

Вот бы она перед этим окунула их в банку с медом.  

Опасно. В таком случае, Нюта позволила бы себе не только их облизать. Замечтавшись, она вдруг сильнее сомкнула челюсти.  

– Эй! – вскрикнула Дина. – Так не честно! Кусать-то зачем? – И в тоже мгновение лишила подругу «лакомства».  

– Извини, я случайно, – замямлила Аня.  

Черт! Дура безмозглая. Рассчитывала же как можно дольше продлить мгновение. Такой кайф сама себе обломала.  

Дина зыркнула на нее возмущенно, потирая оставшийся след на уязвленной фаланге.  

– Прости. Дай посмотреть.  

Нюта поддалась вперед, намереваясь взять Дину за руки. Но Дина отскочила в сторону и во весь голос расхохоталась. Аня недоумевала, поникла, словно серьезно перед ней провинилась.  

– Ай, ай, у меня кровь. Несите скорее бинты! Умираю. Надо в церковь сходить за священником. Я должна ему рассказать, как утопила в детстве котенка.  

Дина театрально упала на пол и схватившись за сердце, стала имитировать предсмертные конвульсии, то выпячивая кверху грудь, то выгибая назад позвоночник, не забывая при этом корчить издевательские гримасы.  

Аня стояла хмурая и, вероятно, чем-то обиженная, но сама не до конца понимающая, чем именно.  

– Тебе же больно, – приглушенно пролепетала она.  

К тому времени Дина уже успокоилась, поднялась на ноги, отряхнулась и относительно осознано взглянула на Нюту, насколько она вообще могла быть осознанной.  

– Ладно, сестра милосердия, – деловито произнесла она, шаря по карманам и оглядываясь вокруг в поисках сигарет. – Сходим в продуктовый. Шустренько собирайся. Иначе, если не успеем до десяти, мне станет куда больнее.  

2.  

Идти поздно вечером вдвоем в магазин – не самая разумная идея. По крайней мере, Аня придерживалась подобного мнения. Но смысл его озвучивать, если подруга все равно сделает по-своему? А она бы никогда не простила себе отпустить ее в одиночку.  

Еще и юбку короткую надела. Сколько раз просила ее не делать этого. Хотя бы, не в такое время. Мало ли на свете ублюдков. Так еще и повела меня подворотнями, ибо же «так быстрее»… Зла на нее не хватает!  

Судорожные размышления Анюты прерывались приглушенными вскриками: пробираясь сквозь кромешную темноту, ее ноги регулярно натыкались на невидимые преграды. В одно из таких мгновений она мельком поймала себя на мысли, что умудрилась что-нибудь подвернуть. В округе не горело ни одного фонаря. Вспотевшей от страха ладонью Аня цеплялась за рукав Дининой кофты, идущей впереди и буквально волочащей ее за собой, шагающей так уверенно, словно она делала это тысячу раз и могла преодолеть необходимый маршрут с закрытыми глазами.  

Несмотря на сковавшие ее страхи, Аня доверяла подруге. Может, потому, что она единственная, кто всегда терпел ее мнительность и капризы, не преуменьшал их значения, не корил и воспринимал, как должное. Ту сторону ее характера, которая обычно людьми порицалась. Только благодаря ней, она поняла, что испытывать нечто подобное абсолютно нормально.  

У Ани заслезились глаза, когда посреди океана всеобъемлющей тьмы загорелся маяк.  

– Вот и пришли, – объявила Дина.  

Проморгавшись и стараясь привыкнуть к восприятию новых объектов, наблюдая перед собой, помимо прочего, фиолетовые круги, Нюта увидела горящую неоном, весьма оригинальную вывеску: «Продукты 24». Прищурившись, она рассмотрела разбитые, ведущие к входной двери ступеньки и несколько сидящих на них бомжей. Милое место.  

Внутри помещение выглядело также роскошно. Стекла витрин с молочкой заляпаны не весь чем и покрыты внушительным слоем пыли. Ленолеумные полы в разводах. Полка с приправами прибита к стене так криво, что удивительно, как все, стоящее на ней, еще не скатилось вниз. Ящики с фруктами и овощами источали не самый приятный запах, да и внешний вид был соответствующий. Единственное, что выглядело достойно – отдел спиртного, с пафосно расставленными водкой, винами и шампанским. Сверху не хватало надписи: «Наша гордость» или «Товар года».  

Сильнее всего Дина опасалась очереди. Но у кассы стоял один человек – лысый мужчина в вязаном сером свитере и комбинезоне цвета хаки. Он покупал булку хлеба и банку консервированной кукурузы, попутно посвящая тучную продавщицу за прилавком в свои завтрашние планы, во всех красках описывая, в какие отличные поедет места и на что будет ловить окуней.  

Дина переминалась с ноги на ногу от нетерпения, взволнованно наблюдая за положением стрелок на настенных часах. Аня смотрела на нее исподлобья, как бы утверждая, что выше всего этого.  

Оставалось десять минут. Казалось, Дина готова схватить говорливого рыбака за шкирку и отшвырнуть в сторону, и не важно, что он вдвое больше нее. К счастью, обошлось без абсурдных решений. Нетипично.  

– Ладно, Люсик, пойду, жена ждет. Спасибо, – произнес мужик и наконец направился к выходу.  

– Давай, Валер, удачной рыбалки! – крикнула ему вслед кассирша, когда дверь уже хлопнула.  

Аня ощутила, как разрядился наэлектризованный воздух и у ее подруги отлегло от сердца.  

– Чего вам? – проворчала Люсик голосом тетки, пережившей войну и три революции, с тем знаменитым выражением лица некоторых продавщиц, готовых, помимо основного ассортимента, предложить пару левосторонних ударов в ребро по акции.  

Дина подлетела к ней, словно всю жизнь ждала этого момента. Нюта осталась в стороне, гипнотизируя взглядом стоявший на подоконнике кактус, почерневший и высохший, очевидно давно всеми забытый.  

– Теть Люсь, привет, – задорно начала Дина, тоном, каким обращаются при встрече к хорошим знакомым, – Дай пожалуйста, «Читос», большую пачку. Жвачку… Ммм, «Орбит» с арбузом, вон те конфеты…  

Она пошла издалека, окольными путями, медленно подбираясь к главному. Отдать должное, тактика неплохая.  

– Ань, будешь «Твикс»? – встав полубоком, крикнула Дина через плечо.  

Аня посмотрела на нее отрешенно, подумала несколько секунд и отрицательно покачала головой.  

– Тогда все, – утвердительно произнесла Дина, развернувшись к кассе и наблюдая за тем, как учтивая Люсик складывает покупки в пакет. – Ах да, еще! – вскрикнула вдруг она, как вскрикивают, когда забывают что-то важное. – Бутылочку красного полусладкого. Только, чтобы вкусное.  

Вначале, Тетя Люся приготовилась развернуться, чтобы выполнить просьбу, но в следующее мгновение замерла, остановилась и вперила пристальный взгляд в покупательницу.  

– Восемнадцать есть?  

– Конечно.  

– Паспорт показывай.  

Вот и все. Аня оторвалась от кактуса, обратив все внимание в сторону этой сцены. Она надеялась, у Дины есть план. Иначе, неужели все страдания, которые ей довелось вынести, пока они сюда добирались, были напрасными?  

– Теть Люсь, ну у мамы сегодня день рождения. Она попросила купить.  

– Не бреши, – отрезала кассирша. – Знаю я, когда у мамани твоей день рождения. Девять лет на одном заводе отработали. Нет паспорта – чеши отсюда.  

Но Дина не намеревалась так легко отступать. Она поддалась вперед, словно считала, что сможет таким образом заручиться доверием. Аня подумала, что шлюшья пурпурная кофточка, ботфорты с металлическими вставками и колготки в крупную сетку, в этом плане, явно не пойдут ей на пользу.  

– Ну Теть Люся, – протянула она, – По старой памяти. Ты же мне как родная.  

В оборону пошли даже манерное хлопанье ресницами и жалостливый плаксивый тон, который скорее раздражал, нежели заставлял пойти на уступки.  

– А поймают вас малолеток с алкоголем на улице. Кого обвинят? Не хочу проблем. В нашей дыре хрен работу найдешь. Забирай все остальное и шуруй отсюда!  

Кажется, дело – дрянь. Но Дина не умела принимать отказы. Может, это и неплохо.  

– Что, правда не дашь? – в голосе девушки засквозила неподдельная грусть. Лицо ее медленно осунулось. У нее стал вид из разряда: «мир прогнил».  

Ложью будет сказать, что Аня была недовольна положением дел. Она уже хотела сама подойти к подруге и предложить уйти. Спокойная все время Дина внезапно задрожала, словно от холода. Нюта приготовилась к худшему. Но на удивление, все что последовало, спокойно произнесенное:  

– Хорошо.  

Пускай с тяжким вздохом, но он был однозначно лучше дебоша в магазине.  

Дина достала карту и оплатила покупку. После чего, Люсик потеряла всякий интерес к ситуации, вернувшись к кроссворду в потрепанной газетке, лежавшей перед ней на столе, который, судя по большинству заполненных буквами клеточек, она разгадывала не один день.  

Аня приготовилась уходить. Дина, сжавшая в ладони ручку пакета, по-видимому, тоже. Но тут она начала говорить:  

– Интересная у вас планировка квартиры.  

Тетя Люся подняла тяжелую голову через некоторое время, не сразу поняв, что обращаются к ней. Каменное лицо исказило недоумение.  

– Понятия не имею, кто мог додуматься сделать окно в ванной. Да еще так, чтобы оно выходило во двор. Вы б хотя бы шторку на него повесили. Иногда, когда проходишь мимо, видно, как ваш муженек купается. Он единственный в семье следит за гигиеной? Ладно, мамон его пивной не особо сильно произвел на меня впечатление, а вот то, что ниже висит…  

Продавщица округлила глаза.  

– Теперь понятно, почему у вас детей нет. В пятьдесят вы, конечно, вряд ли родите что-то нормальное. Но если забеременеете, пускай он побеспокоиться о том, его ли это ребенок. И ясно, почему вы такая злая. Тяжела жизнь без оргазмов?  

Люсик не знала, как реагировать. Никто не знал, кроме самой Дины. На лице ее не дрогнул ни один мускул. Она с вызовом смотрела на продавщицу. И как только до твердолобой Люси дошел смысл сказанных ею слов и та, покраснев от злобы, приготовилась заорать во все горло, Дина марширующим шагом подошла к Ане, взяла ее под руку и совершенно спокойно вышла на улицу.  

3.  

– Она это заслужила, – возразила Дина на немой укор подруги, на протяжении всего времени, пока они сидели на детской площадке около ее дома, смотревшей на нее как на преступницу. – Позарилась на святое.  

– А если расскажет матери?  

– Похуй.  

Звучно и лаконично. Слово, которым можно было бы описать отношение Дины к большинству вещей в ее жизни. Аню оно раздражало. Должно служить поводом для подавления тревоги, а на деле, производит совершенно противоположный эффект. Наверно, в ее картине мира таких слов вовсе не существует.  

Она стояла чуть поодаль, у подъезда, наблюдая за тем, как отражается тусклый свет одинокого фонаря в свежей луже, оставленной недавним дождем. А рядом с ним, будто планета вокруг солнца, или пиранья вокруг куска мяса, мечется мотылек. Маленький, серый, безликий, коих миллиарды по всему миру.  

Ну хоть светло. По крайней мере, удастся разглядеть лицо насильника.  

Дина, шаркая ногами по щебенке, вяло раскачивалась на жутко скрипящей качели. От монотонного звука уши сворачивались в трубочку. Будь Нюта слегка бесшабашнее, она бы с большим удовольствием запустила в нее чем-нибудь тяжелым.  

Она уже приготовилась злобно ее окликнуть, но вдруг замешкалась, заметив внезапно возникший в конце улицы силуэт.  

Дина вскочила и бросилась на шею к человеку, которого они прождали полтора часа. Больше, чем добирались до гребанного магазина. Аня сдержанно кивнула в ответ на его приветствие. Она плохо видела в полутьме, но точно знала, как преобразилось теперь лицо Дины, как засверкали от радости ее глаза, как уголки губ подпрыгнули вверх, как родинки и морщинки заиграли на нарумянившихся щеках. Нюта злобно сжала руки в кулаки, отвернувшись, чтобы не наблюдать за их нечеткими очертаниями.  

– Вот и я! – воскликнул парень, приобняв Дину за талию, позволив ей повиснуть на себе, как обезьянке на жердочке.  

– А я не узнала, – съязвила девушка, крепко поцеловав его.  

Теперь и у Стаса сделалась довольная морда.  

– Угадай, в какой руке, – загоготал он, вытаскивая из-за спины бутылку вина.  

Дина запрыгала на месте и вереща от радости, захлопала в ладоши.  

– Вот это я понимаю. Мужик на миллион. Отлично знает, чего хочет девушка.  

Повод обменяться с ним слюнями во второй раз.  

– Чего ты сразу не позвонила?  

– Не думала, что Люсик-хуюсик стала такой сукой. Раньше зачетная тетка была. Эх, испортилась…  

Великосветский разговор было обоюдно решено перенести на княжеское место для отдыха – древнюю лавочку, наскоро сколоченную из десятка досок, давно прогнивших и отсыревших. Далее последовали заморские деликатесы: Дина достала из пакета пачку чипсов. Иссякнув, она была заменена отечественными конфетами «Ласточка» в золотистой обертке – гордостью Харьковской шоколадной фабрики. Ну и конечно, не обошлось без главного угощения вечера – белого вина «Приват» двадцатого года, принесенного в подарок молодой даме от боярского сына Станислава.  

Тихие поначалу хохотки повеселевшей красавицы с каждым выпитым миллилитром становились все громче, превратившись в итоге в лошадиное ржание. Она опьянела куда быстрее, чем кавалер, начав первой выкрикивать несуразные фразы, материться во весь голос, и закинув ноги ему на плечи.  

Нюта не могла долго это игнорировать. Она не вмешивалась, но то и дело оборачивалась в их сторону, скрипя зубами от смешанных чувств. Стас, казалось, и трезвый вел себя хуже, чем Дина под градусом.  

Он создавал впечатление «золотого мальчика»: отличник, любимчик девочек, играет в волейбол, рубаха-парень. Даже свой визуальный образ основывал на внешнем виде подобных архетипов: кеды со шнурками, укороченные джинсы небесно-голубого цвета, куртка аля американ бой, по типу тех, что носят капитаны школьных команд в подростковых фильмах – фиолетово- или сине-желтая, с английскими буквами, обозначающими наименования сборных. На деле, тот еще упырь. Слащавый, лицемерный и до невозможного наглый. О нем ходило много не самых приятных слухов. Из которых сильно выделялись слезливые рассказы некоторых девиц о приставаниях, но их всех только обсмеивали.  

Как? Что ты несешь? Стасик и мухи не обидит.  

Наблюдавшая за тем, как он обращался с ее подругой, Нюта считала совсем иначе. Дина окончательно охмелела и, кажется, утратила над собой контроль. Стас усадил ее к себе на колени, пройдясь ладонью по шелковистым волосам. Девушка жеманно захихикала, строя из себя не то легкодоступную кокетку, ни то стесняшку-недотрогу. Вероятно, она сама не определилась с концепцией персонажа.  

Ощутив, как легко стерлись границы дозволенного, Стас перешел к более решительным действиям. Юркие мускулистые руки все настойчивее гуляли по Дининой шее, груди, опустившись в итоге к ногам, то и дело норовя пойти ва банк и позариться на запретную зону. Со стороны могло показаться, что девушка не особо против, но если как следует присмотреться, не трудно понять, что, все больше и больше утопая в неге беспамятства, она не смогла бы выразить несогласие даже при сильном желании. Стас окончательно осмелел, во всю шаря под ее юбкой. Дина лишь звонко смеялась, отдавшись ему во власть и сладостно вздыхая от вспотевших мужских ладоней.  

Аня терпела. Крепилась, как могла. Это не мое дело. Пускай сама разбирается. Я здесь не при чем. Имеет ли она право вмешаться? Будет ли это правильно? Настолько ли критична ситуация, как ей представляется?  

Нюта долго не могла справиться с внутренними противоречиями. Найти компромисс, вычленить золотую середину, решиться на что-нибудь. Четко сформировать позицию по поводу происходящего. Сделает ли она хуже, если полезет не в свое дело? А не будет ли в последствии грызть себя, что осталась не при делах? Может стоит незаметно уйти, пока все не зашло слишком далеко? Но простит ли ей это Дина? Простит ли она это сама себе?  

Пока Аня разрывалась на части, Стас успел снять с Дины кожанку, наполовину опустить кофту и начать ласкать оголенные плечи. Дина резвилась, словно ребенок, которого щекотали родители. Трудно было найти однозначный ответ на вопрос, доставляет ли ей удовольствие действия парня.  

Нюте было все труднее определиться. И тут, словно чей-то неведомый голос поразил ее разум. Как ты мне надоела, трусливая дура! Пора бы уже и честь знать. Сделай хоть что-нибудь правильное в своей никчемной заячьей жизни! Хватит отсиживаться в стороне, бесхребетное дерьмо. Слабость – не оправдание.  

Аня тяжко вздохнула. Она больше не могла это вынести.  

– Пойдем домой.  

Одно короткое мгновение разделяло два кадра: Аню, стоящую возле подъезда, погруженную в себя, разрывающуюся на части от моральной дилеммы и ее же, крепко взявшую Дину за руку.  

Осовелые Динины глаза, затуманенные и потерянные, смотрели сквозь нее. Казалось, она не узнавала Аню, пытаясь вспомнить, кем она ей приходится. На мгновение лицо девушки прояснилось, и она вырвалась из хватки подруги. Как ни в чем не бывало, Дина вернулась к своему хахалю.  

– Не переживай, я ее провожу, – стараясь звучать убедительно, сказал Стас, сделав невинное лицо побитой собаки.  

Но Нюта не лыком шита. Тошнотворно-ангельские глазки ее не разжалобят. Как же противно ей стало от осознания того, сколько наивных девчушек ведется на эти откровенно смехотворные уловки.  

– Мне будет спокойнее, если я сделаю это сама, – голос дрожал. Аню пробирал мандраж. Внутри все колотилось. Но она усердно не подавала виду.  

Дина никак на нее не реагировала. Складывалось впечатление, что она и вовсе ее не замечает, достигнув той стадии опьянения, когда реальность распадается. Логическая цепочка не складывалась. Она ведь выпила всего-ничего. Какую-то половину бутылки вина, очевидно, не самого лучшего качества. Аня начала догадываться, в чем дело. И чем больше она наблюдала за относительно трезвым Стасом, вспоминала, как посчитала странным, что не услышала характерного хлопка, какой обычно бывает, когда штопором открывают бутылку. Только если она не была откупорена заранее… И если благородный рыцарь Станислав, который и мухи не обидит, не добавил в вино интересный порошок, сильно усугубляющий пагубное воздействие алкоголя на человека.  

Все-таки, он не такой идиот, каким ей представляется. Аня ощутила, как жар приливает к щекам. Напряжение нарастало.  

– Дин, пойдем. Уже поздно.  

– Дин, останься. А то я без тебя заскучаю, – прыснул Стас, поглаживая себя в области паха, а потом вдруг звонко шлепнул девушку по заднице.  

Дина лишь отрешенно улыбнулась, кажется, совсем перестав понимать, что вокруг нее происходит. Аня затряслась сильнее, чем прежде. Нечто напоминающее изжогу, разливалось внутри. Ярость затмила воспаленные нервы. Она четко представила, как кладет ладонь на затылок Стаса и в несколько движений разносит его лоб в пух и прах о край лавочки. Как он захлебывается в крови, как стонет от боли. Это было бы лучшее окончание вечера.  

– Пойдем, – в очередной раз, как мантру, произносит Аня, наклонившись к подруге.  

– Ты что, мне не доверяешь? – в своей манере продолжил Стас. – Я не причиню ей зла. Она же моя девушка.  

– Да мне насрать, – процедила Аня.  

И тут же поняла, какую грубую допустила ошибку. Стас изумленно вскинул брови. Внимательно посмотрел на Нюту и мгновенно посуровел. Вступил с ней в ожесточенную вербальную схватку, и соперница моментально потерпела поражение, выразив на лице испуг. Она открыто показала свою неприязнь, и тем самым дала ему повод перейти к более радикальным действиям. Мышцы на теле парня, все как одна, напряглись, и он сильнее прижал к себе Дину, так, что у нее затрещали ребра. Девушка сдавленно захрипела. В этот момент Аня поняла, что ее страх за подругу куда сильнее, чем за себя саму. Она решила, что пойдет до конца.  

– Дин, пожалуйста, – взмолилась она, присев на корточки и коснувшись ладонью ее щеки. – Надо идти. Время позднее.  

Дина растеряно пожала плечами, усердно не понимая, почему от нее требуют принятия какого-то решения. Но вдруг что-то рациональное, рефлексирующее выразилось в ее физиономии. Стена безрассудства дала трещину. Дина в серьез задумалась над словами Ани.  

Невероятно, но у нее получилось.  

– Ты правда, – заплетаясь, произнесла девушка. – Надо уже идти спать. Стасик, извини, у нас режим. До скорого!  

Высвободившись из объятий парня, потерявшего бдительность от недоумения и не ставшего ей препятствовать, она на удивление легко встала с лавочки, а потом вдруг упала, ослабнув. Благо, Аня успела вовремя ее подхватить, взвалив на себя, как мешок с картошкой. Она была так счастлива, что не ощутила тяжести обмякшего тела. Нюта наслаждалась, выглядывая из-за плеча подруги и следя за реакцией Стаса. Его лицо одновременно выражало гнев, разочарование и ничтожность. Великолепно. Что-то из разряда того, чем он являлся на самом деле.  

В итоге он даже помог довести Дину до подъезда. Воодушевление Ани зашкаливало. Она не поскупилась на любезности, поблагодарив Стасика за вино. Тот огорченно вздохнул, прошептав немногословное: «Не за что». А когда Аня достала ключи, и они с Диной уже поднимались вдвоем по лестнице, он крикнул им вслед:  

– Позвони, как уложишь ее спать.  

– Хорошо.  

Но вместо этого, она скорее незаметно удалит его номер из Дининой телефонной книжки.  

4.  

Аню вырвало.  

А потом она еще минут двадцать сидела на полу в туалете, в обнимку с унитазом, рассматривая плескавшуюся в нем коричневатую жидкость. Опустошив желудок, она ослабла: побледнела, покрылась холодным потом, ощутила сонливость и будто потеряла способность живо и скоро мыслить. Стены давили на нее, подступая со всех сторон, грозясь расплющить налитую свинцом голову.  

Поднявшись на лихорадочно трясущихся ногах, опираясь о раковину, Аня включила воду, умылась, а затем, отодвинув зеркальце, залезла в спрятанный за ним шкафчик. Отыскав зеленую коробочку, порыскав в ней некоторое время, Нюта с приятным удивлением обнаружила необходимое лекарство.  

После пары таблеток ей практически сразу полегчало. По крайней мере, в физическом плане.  

Когда Аня вспомнила недавнюю сцену на улице, в ее животе снова скрутился канат. Куда туже, чем в первый раз.  

Он целовал ее. Прикасался к ней. Как к собственной вещи. В те моменты она полностью принадлежала ему. Шла на поводу, позволяла делать с собой все, что захочется. Чем он заслужил столь особое положение? Чем лучше всех тех, кто мог бы оказаться на его месте? Что в нем особенного? Неужели Дина слепа, и не видит, как он отвратителен?  

Тошнота вновь подступила к горлу. Аня поспешно опустилась на колени, готовясь к повторному извержению, но вместо этого, последовало несколько, сопровождаемых кашлем, сухих, дерущих гортань, позывов. Не особо приятных, как чьи-то едкие насмешки, дразнящие, не доводящие дело до конца, а только растравливающие организм.  

Но их можно пережить. В отличии от влюбленности.  

Аня встала и сполоснула лицо во второй раз, вытерла его полотенцем и тяжело облокотилась о деревянную дверь уборной. Провела бы так вечность, в тесном закрытом помещении, смотря впереди себя и ничего не чувствуя. Желательно еще и не думать. Но с этим сложнее.  

Из забытья ее выдернул резкий шум, словно молотками ударили по вискам. Ее расслабленному и уставшему от перенапряжения, мозгу понадобилось некоторое время, чтобы соединить оглушительные разноперые звуки в единый неразрывный звук. И как только она это сделала, электрический разряд пробежался по венам. В нее словно плеснули ведром ледяной воды.  

Наощупь провернув замок, Нюта выскочила в коридор, поскользнувшись на коврике и чуть не улетев в далекие дали, но успев вовремя удержать равновесие. Она уставилась на комнату Дины, дверь которой была распахнута настежь: на извечный бардак, гордо величаемый хозяйкой «творческим беспорядком»; на пафосные плакаты рок-музыкантов и висящие над ними гирлянды, мерцание которых придавало комичности разукрашенным лицам. Но больше всего на огромную колонку, из которой доносилась музыка, и на саму Дину, исполняющую нетрезвый балет, напоминающую кусок вяленого мяса, но счастливую настолько, что это затмевало собой все побочные факторы.  

– Шакира? Ты серьезно? – заверещала Аня, кажется, напрочь позабыв о недавнем состоянии.  

– Да. Это же наша песня.  

Капельки слез собрались у краев Анютиных глаз, готовые излиться нескончаемыми ручьями.  

Красочное видение предстало перед ней. Давнишняя картина. Уходящая вдаль полоса дороги, обвивающая крутые горы. Бурчание автомобильного двигателя. Адское пекло. Воздух плавиться. Стекла опущены полностью, но это нисколько не спасает положение. Вдохнуть полной грудью по-прежнему проблематично. Спасает только холодная «Кола» и газировка. Но кто обращает внимание на погоду, когда градус всеобщего веселья намного выше? Черный тонированный джип вмещает обе немаленькие семьи, и те, громко смеясь, шутя шутки, едут на природу.  

Аня с Диной отделившись от всех, забились в угол. Им лет по семь, не больше. За окном мелькают скалистые местности, покрытые зеленой растительностью, а из-за гама, разведенного взрослыми, не слышно собственных мыслей. Но звонкий голосок Дины прорывается сквозь всепоглощающий шум: она просит сидящего за рулем отца сделать радио громче. Тому лишь дай повод угодить любимой дочурке. Он крутит колесико для регулировки звука, и сладостный тембр Шакиры вытесняет все остальные голоса. Сидя на пассажирском кресле, Дина имитирует верхней частью тела резвые и обрывистые движения. В последствии, она объяснит, что научилась этому на кружке по танцам и что, занимались они там под эту же песню. Нюта в растерянности, ей жутко неловко. Но чем дольше она наблюдает за резвостью подруги, за тем, с какой энергией и азартом она проделывает замысловатые пируэты руками, лихо размахивает в разные стороны волосами, смеется, прибывая на своей волне и, совершенно не обращает внимание на все, что происходит вокруг, тем сильнее заражается ее состоянием.  

Песня играет по радио постоянно. Когда они, добравшись до места назначения, лежат на покрывале в тени исполинского дуба, жуют арбуз, слушают мычание коров, доносящееся со стороны располагающейся неподалеку фермы. Когда носятся друг за другом, в персиковых летних платьях, по маковым полям, прячась от воображаемого преследователя в зарослях кукурузы. Когда идут купаться на озеро, хотя им запретили, пока мужчины рыбачат, а женщины загорают на пляже. Плещутся в теплой водичке, ныряют с головой, и Нюта разглядывает кажущуюся мраморной, кожу Дины. Потом их ругают, чуть ли не высекают розгами. Но все эти моменты ушли бы в небытие, не запомнились, если бы не громыхающая на фоне колумбийская вокалистка, прилетавшая из отцовского джипа, любившего слушать музыку, так же как дочь: до гула в ушах. Беситься под нее было вдвое задорно.  

Многое изменилось спустя столько лет. Да, они повзрослели, стали другими людьми. Но эта песня – их песня – навсегда останется с ними.  

Ноги Нюты перестали ей подчиняться. Движимые неведомой силой, они перенесли ее в центр комнаты и пустились в пляс. Дина снова и снова ставила песню на повтор, а девушки безудержно танцевали. Аня поражалась активности подруги, недавно с трудом выговаривающей слова. Мрачные мысли покинули голову. Не осталось ничего, кроме безумного желания быть рядом с ней, наполняться ею, наполнять ее собой, проживать вместе каждое мгновение и молиться, чтобы они длились как можно дольше.  

Время стерлось. Реальность закружилась в ярком калейдоскопе. Обескураженная происходящим, Аня завороженно наблюдала за движеньями Дины – размашистыми, ленивыми, но знакомыми настолько, что она узнала бы их в самом бездарнейшем исполнении. Дежавю. Приступ ностальгии. Мысль о том, что она запомнила их, а значит они были связаны для нее с чем-то важным, приятной болью отдавалась в груди.  

Столько радости. А причиной этому один несчастный человечишка, чья жизнь в масштабах Вселенной не имеет ровным счетом никакого значения. Так приятно быть бесполезными вместе.  

Единственное, что не позволило им куражиться до потери сознания – физическое несовершенство. Кто мог подумать, что это будет так утомительно?  

Шакира все продолжала голосить, когда девушки, выдохшиеся, вспотевшие, легли на диван, переводя дух и каждая думая о своем. Аня подвинулась к Дине ближе, чтобы слышать, как колотиться ее сердце. Сбивчивое биение действовало на нее успокаивающе. Дина зевнула, прикрыв глаза и устраиваясь поудобнее, выбирала позу для сна.  

– Сейчас вырублюсь, – промямлила она. – Позвони Стасу. Он просил.  

Аня нахмурилась. Ну зачем? Все ведь отлично было.  

– Если он так сильно переживает, пускай сам наберет, – злобно ответила она.  

Дина приподнялась на локтях, устремив на подругу затуманенный взгляд.  

– За что ты так его не любишь? – еле выговорила она.  

Аня покраснела. Нет ничего очевиднее причины моей ненависти к нему.  

– Он грубый, – нашла она отговорку.  

Аня приготовилась вскочить и прыгнуть в окно, после того, как Дина расплылась в сладкой мечтательной ухмылке.  

– Разве это не сексуально? – спросила она так, словно речь шла об аксиоме.  

Аня искренне смутилась.  

– Мне всегда казалось, нежность и чувственность – вот что по-настоящему сексуально.  

– Все равно, я не понимаю…  

5.  

Дина не успела договорить, как Аня выпалила:  

– Потому что ты мне нравишься.  

Сложно описать все, что чувствуешь, когда произносишь эту фразу. Думаю, сюда больше подойдет слово «невозможно». Живот наполняется приятной теплотой, руки трясутся, словно ты вот-вот умрешь от страха, воздуха не хватает. До последнего надеешься, что она изменит хоть что-то. Заставит человека, которому ты признался, испытать то, что он испытать не в силах. Трудность быть откровенным дает тебе веру в положительный исход, хотя ты прекрасно понимаешь, что все и так очевидно.  

Аня так и не узнала, услышала ли тогда Дина ее слова. Когда она посмотрела на нее, чтобы оценить реакцию, девушка уже приняла прежнее положение и опустив веки, монотонно посапывала.  

Нюта перевернулась на бок и чмокнула ее в щеку. Какой теплой и приятной была ее кожа! Нежной, как полевые цветы, когда аккуратно касаешься их подушечками пальцев. Дина улыбнулась, шумно вздохнув. Аня испугалась, отпрянула, но поняв, что разум ее находился на пороге сна и не отличался особой ясностью, чуть расслабилась, расположив голову в паре миллиметров от Дининого лица, ощутив ее пропитанное алкоголем дыхание.  

В какой-то момент она даже стала фантазировать, что ее заветная мечта сбылась. Теперь все хорошо. Страдания кончились. Ее чувства оказались взаимными, и она будет счастлива. Подруга детства. Любовь всей ее жизни. Она ей как сестра. У Дины ни с кем нет такого огромного количества общих воспоминаний, впечатлений, столько радостных и печальных моментов. Разве они – не идеальная пара?  

Зачем этот чертов Стасик? Его пошлые шутки, манеры обезьяны. Неужели, на его фоне Аня проигрывает?  

Ее снова одолели терзания. Эйфория медленно гасла, как горящая на ветру свечка. Аня встала с дивана, прошлась до колонки и сделала ее тише: все та же песня звучала теперь совсем слабо. Она опустилась на пол, скрестив ноги по-турецки, и взглянула в окно. По стеклу тарабанил дождь. Деревья гнулись от ветра. Будь у нее возможность, она бы с удовольствием повесилась на одном из них, лишь бы не чувствовать этой всеобъемлющей тоски. Жаль, так и не научилась завязывать тугие узлы на секции скалолазов.  

Спустя некоторое время ее взор обратился к мирно спящей Дине. Она могла вечно наблюдать за тем, как равномерно опускается и поднимается ее грудь. Но затем незыблемый Стасик наведался в мысли, и ее в очередной раз залихорадило. Нюта намеревалась снова направиться в ванну, закрыться там, порыдать. Но, кажется, силы окончательно покинули ее. Она испытала слишком много эмоций, и как итог, полностью истощилась. Так что, не удастся повысить уровень драматичности.  

За то мгновение, что Аня оставила диван в полном распоряжении Дины, она успела присвоить себе всю его площадь, развалившись, как королева в царских покоях. Аня решила не нарушать ее идиллии, потому скромно присела на краешек около ее ног. Сидела, смотрела. Долго и пристально. Ради разнообразия переключалась на желтые пятна и пробоины в стенах. Далее взгляд механически опустился ниже и остановился на кое-чем неприметном, требующим подробного зрительного изучения, чтобы быть распознанным. Сначала Нюта решила, что это платок, салфетка или что-то в этом духе. И лишь приглядевшись, она поняла, что ни одна догадка не оказалась верной.  

На полу, возле шкафа с вещами валялся презерватив. Судя по форме и расположению, использованный.  

Анины губы задрожали. У нее случилась истерика. В этот раз настоящая. Девушка всячески подавляла рвущиеся наружу порывы, но все было тщетно. Она заплакала. Укусила себя за руку, опасаясь разбудить Дину. Но стало только хуже. Всхлипы заполнили комнату.  

Это была крайняя точка. Аня не дура. Она знала, что Дина не девственница, все пары, а особенно в подростковом возрасте, занимаются сексом. Но это была та часть размышлений о Стасе и Дине, которая не касалась ее напрямую и все это время она всячески игнорировала размышления о ней. А теперь – живое доказательство. Они делали это. Может, не так давно. И Дине, однозначно, было очень хорошо…  

С ним, а не с ней.  

Будет несправедливо умолчать факт того, сколько раз Аня приставляла, как они с Диной придаются плотским утехам. Как наслаждаются друг другом. Она-то знала, что Дина была бы в восторге. Ведь парни глупы, движимые инстинктами, не умеющие их подавлять, стремящиеся в первую очередь удовлетворить себя. Они понятия не имеют, как доставить удовольствие девушке.  

Аня обтерла мокрые щеки. Подсела поближе к Дине. Погладила по волосам. Также, как он накануне. Только утонченно, выражая таким образом глубокие чувства, а не похотливые животные желания. Коснулась чудных пухлых губ, перешла к шее, следя в оба, как ведет себя спящая. Но та не подавала признаков вменяемости.  

– Извини, – прошептала Аня, – Но добровольно ты бы никогда на это не согласилась.  

Второй рукой она стала поглаживать ее бедра, приподнимая юбку и оголяя их. Как она великолепна. Во всем этом дешевом шмотье. Пьяная в стельку. Богиня с картины эпохи Ренессанса. Ее роскошные волосы, ее талия.  

Аня не сдержалась. Наклонившись, она поцеловала Дину в губы. Неуверенно, боясь, что та проснется. Всего секунда. Но до чего сладостной она была. Вздрогнув от накрывшего с головой экстаза, она закатила глаза.  

Убедившись в своей безнаказанности, приняв в расчет, что Дина проигнорировала даже это, Аня вконец осмелела, потеряв над собой контроль. Ее заколотило как в эпилептическом припадке. Кровь ударила в голову. Идя на поводу у похоти, она залезла под кофту подруги, нащупав приятную ткань лифчика. В глазах потемнело. Непередаваемое чувство наполнило ее до краев.  

Насладившись округлостями, Нюта провела ногтями вниз по впалому животу. До чего велико будет удивление Дины, когда утром она обнаружит на себе белесые полосы. Но этого было мало. Хотелось как можно тщательнее исследовать столь желанное тело. Она жаждала полноценного тактильного удовольствия. Медленно, словно опускаясь в манящую, но не зримую пустоту, она раскрыла ладони и положила их на живот.  

Вдруг Аня вскрикнула, вскочив на ноги и отпрыгнув в сторону. Лицо ее выражало смесь боли и животного ужаса. Недоумевая, она взглянула на руки.  

На обеих остались ожоги.