Две бабы

День только-только начинался, и солнце успело коснутся только верхушки дальней сосны, наверное, одной их немногих, которой удалось не сгореть при пожаре леса от взрывов снарядов, они так и доносились в 20 километрах от маленькой деревни под названием «Нижние Лещины».  

Вот сидят две женщины, с виду, им  

можно было бы дать лет по семьдесят, а то и больше. Одну из них звали Мария Карповна: она была смуглой и полной, с тёмными, как два миндаля глазами, с носом как говорят картошкой, и пухлыми губами, в завершении к этому, были румяные щеки, и самое интересное, что они были как в молодости, свежими, будто наливные яблочки. Вторая же была полной противоположностью первой, звали её не так броско, но очень гордо,  

Екатерина Павловна: её нельзя было назвать красавицей, но и некрасивой она не была, скорее она принадлежала к тем людям, которые не были хороши или плохи собой. Выглядела она примерно так, высокая, с птичьим профилем лица, немного неуклюжими ногами, но зато с восхитительно белыми, даже, можно сказать цвета мрамора руками, талия её никого до селе не восхищала, да уже и не восхитит более, но вот длинная, тоже птичья шея, немного выше чем у нормальных людей, скрывалась за старым, вязаным платком из ситца с белой, видимо часто стирающейся бахромой. Глаза же были круглые, и слишком выходили из орбит, как будто бы хотели выпрыгнуть из глазниц, хотя признаков Базедовой болезни, видно небыли. Почему же я сказал, что она выглядит примерно так? Всё очень просто, людей такого типа, как Екатерина Павловна, было мало, и они либо запоминались, либо нет.  

Обе женщины давно уже были на ногах, они и до этого не ложились, так как всю ночь у обеих разыгралась бессонница и от нечего делать, они решили выстирать замызганное, воняющее сырость, и землей, белье, или лучше сказать то, что от него осталось, а осталось от него не так уж и много, как хотелось.  

Мария Карповна, с кряхтением подняла ведро вода, и сказала:  

–- «Слава Богу, реча не далека, да и лед уж растаял»  

–- «Да уж, слава Богу, вот было бы хорошо если бы вернулись наши мужики, мы б тут не кряхтели как клячи», – хохотнув и взявши в руки мыло, сказала Екатерина Павловна.  

–- «А если калекой прейдет, шо делать бушь? Вот вишь не знашь, а я знаю, бушь ты, так же кряхтя за ним ухаживать и слово худого не скашь, так как муж твой и войну прошёл, и слава Боху живым вернулси! », – сказав это Мария Карповна пристально посмотрела подруге в глаза.  

–- «Ну мать, ты загнула, были бы наши мужики ещё живы, давно бы вернулися. Вон у Зойки с Кларкой уже два месяца как мужики дома, а где наши? », – и с таким рвением начала жамкать белье, что оно жалобно затрещало, как бы предупреждая что вот-вот порвется.  

–- «Упаси Бох, от таких мужей, ты думашь Зойке с Кларкой хорошо с мужами? Да кабы не так, оба как пришли, так пьют по-черному, и не просыхают, вон у Зинки уже от синяков место живохо не осталось на теле, она мне вчера плакатьси бехала, – и со вздохом добавила. – Плохо ей, ой как плохо, – и опять добавила. – Упаси Бох»  

В это время, по дороге шел уже не молодой боец, по нему сразу было видно, что воевал, медальки на груди так и звенят, так и звенят, а сам то как орел идет, да не идет, а парит будто.  

Героя нашего, звали не очень героически, но он на это не обижался, а иногда даже и шутил:  

–- «Я не Петька, а Пётр только не первый, а уже второй»  

Отчество у него было Захарыч, был он средних лет, с бородой, при этом мужик хороший.  

Так вот, идет значит Петр Захарыч по дороге, думает о разном, ну, о чем может думать человек прошедший войну? Конечно о том, как его товарищи, живы или нет? Ну, в общем о разном он думал пока шел, а шел он как раз в Тверь, через уже знакомую нам деревню в два дома, «Нижние Лещины». Уже в метрах ста от двух баб, он, не спеша, чуть ли не вальяжно шел, наслаждаясь теплым деньком, в тех кроях это большая редкость.  

А наши «Бабы», не пальцем деланы, сразу заприметили движение впереди них, хоть и старые были, но не до такой же степени, чтоб мужика не увидеть в каких то там ста метрох?  

И что тут началось, ой не приведи Господи, шум начался, уже когда Петр Захарыч подошел ближе чем на двадцать пять метров к ним:  

–- «Слышь, а Катька, мне кажитси иль там мужик идёть? Не мой ли? »  

–- «Да ну, с чего твой то? Вот сразу видно мой идет! »  

–- «Это ж ты как увидела, что твой? У нехо шо на лбу написано, шо твой? »  

–- «Ну на лбу, не на лбу, но вон, медали то видно ж, а если медали, значь мой! »  

–- «Ты шо хошь сказать, шо у моехо мужа медалей не может быть? »  

–- «Я таково не говорила, это ты сама сказала»  

Как повезло что это оказался, простой, «Ничейный» мужик, даже не знаю кому больше повезло, Петру Захарычу, или нашим «Бабам»?  

Поравнявшись с нашими героинями он спросил:  

–- «А где тут Дуня живет? »  

Наши "Бабы" сразу притихли, через некоторое время Екатерина Павловна сказала:  

–- «А те зачем? А солдатик? »  

–- «Так она моя тетка, одна на свете осталась мне родня, все уже померли от голода»  

–- «А ну если тетка, то те прямо по улице и в третий дом», – сказала Екатерина, не успел солдатик ответить, как Мария Карповна, чуть не крича, спросила:  

–- «А шо вы делаете сеходни вечером? », – бедная Екатери Павловна, чуть было не поперхнулась от злости, и шипя, как ей казалось тихо сказала на ухо подруге:  

–- «Ты это чего удумала то, кляча старая? », -и ткнула её мокрым пальцем в бок.  

В ответ Мария Карповна лишь ойкнула и также тихо, шипя, ответила:  

–- «А ты подруга не забыла шо нам уже восьмой десяток стукнет скоро? А мужики наши ещё не пришли», – на это бедная Екатерина махнула рукой, мол делай что хочешь, а мне до лампочки.  

Петр Захарыч который все слышал сразу смекнул что к чему, и сделал вид что ничего не было, ой и хитрый был он, а на вопрос заданный раннее, лишь ответил что уходит дня через два. На слова Петра бедная Мария чуть не зарыдала в голос, слава Богу подруга была рядом и успела напомнить что мол тебе уже семьдесят, и плакать при чужом мужике как то не прилично, этим самым она остановила море слез, которые неминуемо надвигались.  

Петр Захарыч уже ушел, а наши "Бабы" все думали да гадали, где их мужья.