Ад и Рай Василия Батарейкина

В этом рассказе все вымышлено: имена, даты, сам сюжет. Все это не что иное, как плод моего воспаленного воображения, так что не верьте ничему.  

И ничего никогда не бойтесь... ) Все будет так, как должно быть)  

Ваш Асфальт.  

АД И РАЙ ВАСИЛИЯ БАТАРЕЙКИНА  

Часть 1. Васька и Егорка.  

"Ничего, ничего, – сказал я сам себе, – закройся от ветра и потихоньку иди. И дыши так редко, редко. Так дыши, чтобы ноги за коленки не задевали. И куда-нибудь да иди. Все равно куда. Если даже ты пойдешь налево попадешь на Курский вокзал; если прямо – все равно на Курский вокзал; если направо – все равно на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть. – О тщета!...... А ты бы согласился, если бы тебе предложили такое: мы тебе, мол, принесем сейчас 800 граммов хереса, а за это мы у тебя над головой отцепим люстру и... "  

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")  

Стояла вторая неделя жары, и проселочная дорога была покрыта толстым слоем пыли. Смеркалось. Василий шёл, не зная куда. Да и куда было здесь идти? До ближайшего хутора километров с десять, вокруг бескрайние поля юга России с тополями у обочины. Уж точно не к Курскому вокзалу. Он, вокзал этот, впрочем, как и сама Москва, был в противоположном направлении, и никак не близко – пару тысяч км без малого...  

И сейчас Вася шёл. В никуда. Просто вперёд. Нужно было просто идти, несмотря на то, что ноги предательски дрожали, глаза застилали слезы, а сердце ухало так, что вот-вот вырвется из груди и улетит к беспечно щебетавшим в тени тополей птицам.  

Похмелиться не хотелось. Совсем. Одна мысль о спиртном была ужасна и противна. Желудок от этой мысли начинал беспокойно давать о себе знать приступами изжоги и рвотными позывами.  

Что они вчера с Егоркой пили? А позавчера? А третьего дня? Начали то хоть когда? Столько неразгаданных тайн вокруг. Да, правильно говорят, что мир вокруг полон тайн, непостижимых для нашего разума. Да и он, разум, для чего он нам дан? Лучше бы его не было. Горе от ума. Васька горько усмехнулся.  

Вася Батарейкин по жизни был далеко не дурак, рос в полной семье, в школе хорошо учился и подавал надежды. Родители были из рабочих и крестьян, и, как у всех, папа пил и вступал в рукопашные схватки с мамой, и тогда они убегали жить к соседям. Потом, когда все утихало, они возвращались. Папа просил прощения у мамы и притихал на пару недель. И наступала тихая семейная жизнь, пока все не повторялось. В общем, жили, как все. Вернее, как большинство. Но других семей Вася и не видел. Вон, у Аньки с 7Б, папа вобще с балкона вышел, когда курил. А 5 этаж все же. Лежит теперь дома инвалидом... Говорят, что был бы трезвым, разбился бы. А так повезло. Позвоночник только повредил в трех местах. Ну и бедро. Повезло...  

Вася школу и маму любил. Папу поначалу побаивался, потом, когда подрос, стал тихо ненавидеть. А потом, когда ещё больше подрос, в очередной скандал Вася заступился за маму. По-взрослому, не как раньше, стукая маленькими кулачками ненавистного папку куда попало, а толкнул его со всей силы 15-летнего подростка. И пьяный, до боли противный папка, пролетев через весь коридор, врезался головой во входную дверь и пролежал там, притихнув, до утра. Подойти и посмотреть, что с ним, они с мамой боялись. Слава Богу, жив остался. Стонал потом и жаловался, что шея болит.  

После этого случая Вася решил не получать полного среднего в родной школе, а пойти учиться в ПТУ в райцентр. От такой жизни подальше. Мало ли что в другой раз случится. Не хотел брать грех на душу, да и видеть все это уже сил не оставалось. Маму было не очень жалко оставлять. Разводиться она никак не хотела, хотя давно бы это уже сделала. Ведь сколько раз просил:  

– Давай, мам, бросим его. Пусть он сам, без нас...  

Но любит, говорит. Значит пусть живут, как хотят. Без него.  

От этих воспоминаний так стало грустно и жалко себя, маму (как там она с ним? ) и, вдруг, внезапно, очень захотелось выпить. Чего бы нибудь такого, холодненького, кисленького и некрепкого. Например хересу... Немного, грамм 800... Как у Венечки из "Москва-Петушки". А там и люстру на голову пережить можно. Все равно жить уже давно не хотелось.  

В детстве, смотря на пьяного отца и дыша его перегаром, Вася твёрдо знал, что пить не будет НИКОГДА. Чтобы не быть таким как он. Чтобы не обижать женщин. Чтобы не совершать постыдных поступков, как, например, лежать у подъезда в мокрых штанах, не в силах подняться домой, на радость соседям. Вася тогда спускался и тащил пьяного отца домой, бросал его пьяного на полу в коридоре, прямо в обосс@ных штанах и шёл к себе, читать "Таинственный остров" или про Тома Сойера или ещё что, лишь бы быть подальше от этой постыдной реальности. Книг в детстве перечел великое множество. От того и с русским в школе проблем никогда не было. Даже в районной олимпиаде как-то занял первое место. В 5 классе. Грамоту ту мама бережно хранит.  

В ПТУ Вася стал выпивать. Понемногу, как все. По выходным. А все тогда пили вполне себе "культурно". Через год собираться стали и посреди недели. Нормально сидели так, без криминала, под гитару или Высоцкого, а когда и под "Ласковый май", тоже случалось... Расходились часам к трем. Утром, правда, было не совсем гуд, но терпимо. Это был ещё не алкоголизм, это было обычное подростковое пьянство, от избытка гормонов, недостатка возможностей их реализовать и, своего рода, протест против окружающего несправедливого мира. В данный момент в лице злых преподов и девченок-динамщиц из педучилища рядом. С девочками Васе вообще не везло. Он их уважал, как маму. И немного побаивался. Не представлял, как это – подойти, познакомиться, тем более ещё там что-то с ними делать. Пока не встретилась одна, которая потом его женой и стала, нарожав ему троих маленьких, вечно орущих васят. Сама же превратилась в толстую усталую бабу, с натруженными руками и вечным упреком в глазах.  

А дело было так. Васька уже закончил ПТУ, получив корочки сварщика 3-го разряда. Что было вроде вполне престижно и востребовано тогда в их посёлке. Многие из его корешей-однокашников и собутыльников по-совместительству уехали по выпуску на Север, за "длинным рублём". Васька не поехал, устроился на местную автобазу по специальности. Можно было и поехать, но в 19 лет казалось, что вся жизнь ещё впереди. А тут дом почти рядом, да и море совсем близко: на выходные можно выезжать, с палатками, кострами и ночными купаниями. Зачем этот Север? Пить на вахте нельзя – сразу выгонят. А денег Ваське на одного и так хватало.  

На море все и произошло. Собрались коллективом на очередной "сабантуй" с выездом на выходные. Взяли палатки и по 3 бутылки водки на брата. Немного? Так на пару дней же всего. Потому и по 3... Ваське тогда и одной бы хватило. Поскольку с утра не похмелялся, терпел. Пил воду, купался, пока не отпускало к обеду. Потом вечером появлялся аппетит. Ужинал и ложился спать. Ночью мог присниться кошмар, но Васька это уже знал и не боялся. А утром, как ни в чем не бывало, шёл на работу, которая большей частью заключалась в травле баек в курилке с Петровичем. Петрович, старожил на автобазе, отец четверых детей, что никак не мешало быть ему системным пьяницей и бабником, работал механиком. Ему, как и Ваське, обычно тоже делать было нечего. Запчастей то все равно нет...  

– Ну что там нового за вчера произошло в мире? – закуривая, произносил Васька дежурную фразу.  

– Да как всегда. Война... – лениво и многозначительно отвечал Петрович, тоже закуривая, потом продолжил:  

– Я вот вчера к Люське на хутор ходил. Самогонку пробовать. Первач... Ух, забористый. Да под сальцо с чесночком.. А потом она мне всю ночь такую Эммануэль устраивала...  

Петрович замолк, ожидая наводящих вопросов, чтобы продолжить в подробностях.  

Но Васька смущённо молчал... Ему не было что спросить, ибо он не знал, что спрашивать. Да и стеснялся, что Петрович раскусит, что Васька в свои 19 ещё девственно чист...  

Приехали на море в пятницу вечером. Расставили палатки, искупавшись с дороги, развели костёр и пожарили на решётке окорочка. Сели.  

– Ну что, наливай, а то уйду, – Петрович.  

– Да куда ты с подводной лодки денешься? – пошутил кто-то.  

Через пару часов было выпито по две 0, 5 на каждого. Остальное оставили на завтра, на опохмел. Васька выпил всего одну. Хватило, чтобы захмелеть и почувствовать покой и умиротворение.  

Девушки (а их было на этот раз две – Люська и её подруга Нюра), пили портвейн "777".  

– Вася, пойдём купаться, а то я одна боюсь? – произнесла Нюра, допив очередной стакан и утерев влажные губы подолом платья, под которым показались весьма аппетитные ляжки.  

– А что, тогда и мы с Люськой с вами. – тут же сподхватился придремавший у костра Петрович. И продолжил мысль, скарбезно ухмыляясь:  

– Устроим групповичек, я недавно у свояка был, видел у него такое на компе. Мне понравилось)  

– Иди ты, Петрович, знаешь куда? Пошли, Вась, а?  

– Эх, бабы вы тёмные. Отстали от жизни. Уж вся Европа давно так живёт. – никак не мог угомониться Петрович.  

– Да успокойся ты уже, пойдём в палатку, я там тебе сейчас ещё не такую Европу покажу. – Люська Петровичу, стыдливо смеясь.  

– Не ждите нас скоро, европейцы! – уже с тропинки к морю, поддерживая пьяно шатающегося Васю, – Нюрка компании за костром.  

У берега Нюра приостановилась на секунду, как бы призадумавшись, затем, не глядя на спутника, одним движением скинула с себя лёгкое платьице, и, оставшись совсем без ничего, со смехом кинулась в воду. Васька оторопел. "Ишь ты, да она без белья за костром сидела, а я и не знал... " – подумал он.  

Стоял, оторопело смотря на отплывающую по лунной дорожке обнаженную девушку, трезвел и не знал, что ему делать.  

– Ну что же ты, дурачек, снимай все и плыви ко мне... – развернувшись к нему в воде, почти шёпотом произнесла девушка... Было сказано очень тихо, но он все расслышал. Или просто догадался по губам. Впрочем, и так все было предельно ясно. Можно было уже ничего не говороить. Вася разделся, как просили, стыдливо сняв трусы, и вошёл в воду...  

– Ну что, Европа? Не спите ещё? – через час со смехом довольная Нюра, – наливай! И Васе тоже. Он заслужил)  

Утро было тяжёлым, похмельным. Купаться не хотелось. Хотелось просто лежать и не вставать. На душе почему то было тоскливо, муторно. Словно что то умерло внутри. Вася знал это чувство. Оно так было всегда после возлияний. Но сегодня что-то было особенно нехорошо. "Водка паленая была, что ли" – подумалось. У вчерашнего костра уже сидели и, доедая остатки вчерашнего стола, похмелялись, предусмотрительно оставленной вчера для этих целей водкой.  

– Васенька, иди к нам, выпей, легче станет. – звала Нюра.  

– Неее, что ты, я не похмеляюсь. Я на неё, проклятую, смотреть не хочу. ("И на тебя тоже... " – подумал, но не сказал конечно).  

– Иди к нам, Вася – звала уже вся честная компания хором.  

Уже был приготовлен полный стакан опоздавшему. Рядом на тарелке лежал кем-то предусмотрительно приготовленный огурчик. Вася вздохнул, и, стараясь не нюхать, выпил залпом обжигающую нутро жидкость. Захрустел малосольным. Толпа одобрительно загудела:  

– Молодец! Наш человек!  

Отпустило почти сразу, минут через 10. Через пол часа мир стал прекрасен и неудержимо захотелось, что бы так было всегда. И пилось дальше легко и радостно. И сегодня было лучше и веселее, чем вчера. Намного лучше. Намного веселее. Даже Нюрка стала вдруг красивой. Очень красивой. Да и почему вдруг, с какой статьи – "Нюрка"? Нюша, Нюра, Анечка....  

– Нюра, я люблю тебя. Выходи за меня замуж. – заплетающимся языком, еле слышно, прошептал он ей. Еле слышно. Но она расслышала:  

– Да, милый. Приедем – все обсудим...  

Откуда взялся в райцентре Егорка, уже, наверное, не помнил никто. Казалось, что он был всегда. Каждое утро ошивался у райпо, стреляя мелочь на опохмел. В кармане для закуски всегда лежал огурец либо луковица. Казалось, что это был весь его дневной рацион. Пища Егорке была, видимо не нужна. Да и какая пища, зачем, если она градус крадёт! А в водке и так полно полезных и нужных для нормального функционирования веществ – был твёрдо убеждён Егорка. Жители посёлка были к нему благосклонны. Всегда давали по чуть, ибо мухи никогда не обидит, а если не дашь, то помрёт, не дай Бог, с похмелья. Это правило знали почти все, ибо почти все в посёлке бывали с похмелья, и твёрдо усвоили правило: "не вовремя похмелиться – чревато летальным исходом". Бывали случаи... Но не будем о грустном. Сегодня был обычный летний день, райпо открыто пару часов и в кармане у Егорки уже звенела кое-какая мелочь. Не хватало на чекушку почти столько же, но это дело времени. Огурец тоже был, и ждал своего часа.  

– Привет... – подошёл Вася – как оно?  

– Вашими молитвами. Чего хмурый такой?  

– Да задолбала она... Вечно ей что-то не так. То денег не хватает, то пьяный вчера пришёл.  

– Кто, Нюрка, что ли?  

– А кто ж ещё?  

– А куда ты раньше смотрел? Я, когда ты женился, просто офигел. Я её с детства знаю. С 14 лет уже гуляла во всю. Пока тебя не нашла. Замуж ей срочно надо было. Никто, ни из наших, ни с соседских, брать не хотел.  

– А что ты мне не сказал?  

– А ты меня спрашивал? Кстати, сейчас уже могу сказать, куда у тебя тогда ящик водки со свадьбы делся.  

– Твоих, что ли рук дело?  

– А то. Мне тогда надолго хватило. Неделю почти пил))  

– Да на здоровье, проехали...  

– Спасибо. А ты что такой хмурый? Перебрал вчера?  

– Было дело. У Карпихи вчера огород копать ходил. Она мне самогонки за работу налила и с собой дала. Ух, лютый первач оказался... Башка трещит.  

– Да знаю. Она гонит из всякого дерьма, чуть ли не из куриного помета. А может лепешек коровьих... Но, скорее, всего из комбикорма, а это сильная штука...  

– Я знаю, у неё ещё есть. Я в погреб к ней ходил, видел, банки 3-4 стоят. Пойдём, полечимся?  

– Так она огород заставит копать... – задумался Егорка.  

– Ну и ладно, покопаем чуток.  

– Ну пошли. А то время к обеду, а у меня только на пол чекушки накапало...  

Карпиха жила одна, на окраине села. Жители её побаивались. Дом её старались обходить стороной и со старухой не общаться. Поговаривали, что у неё то ли "не все дома", то ли за убийство мужа сидела. А может и то и другое сразу, но где её муж и был ли он вообще, никто не знал. Так что жители старались держаться от греха подальше. Но что остановит наших героев, если впереди маячит заветная цель!  

Пришли. Калитка закрыта. Жарко. Хочется пить. Ещё больше – выпить.  

– Открывай, Сова! Медведь пришёл! – проорал через забор Васька.  

– Что за хрень?  

– Сам ты хрень, Егорка, классику знать надо!  

Минут через пять Карпиха все же открыла.  

– Ааа, это ты опять, да не один... – недовольно прошамкала беззубым ртом, – Заплывайте, голубки, работа есть. Лопаты в сарае, ты, Васька, объёмы знаешь. Оплата будет, как проверю. Но много не получите, алкашня. Знаю я вас. А я спать. Жарко. Вечером приду. Не халтурить! Глубже копать, голуби мои сизокрылые...  

– Чего это она – "голубки"? Что она имела в виду?  

– Егор, я тебе потом объясню. Европа... Копать пошли. Выпить охота.  

– А может ну её, работу эту? Ты ж знаешь, где погреб. Замок нафиг и делов то...  

– Ну давай хоть пару грядок копнем, дождёмся, как заснёт,... Самому выпить охота, мочи нет.  

Через час, дождавшись, что старуха захрапела, замок был успешно сбит.  

– Смотри, тут банок пять, а ты говорил три, ура!  

– Нам бы хоть три унести.  

Унесли три. Да и ноги тоже еле-еле. Карпиха каким-то чудом, учуяв неладное, проснулась и спалила с поличным. Пришлось бежать. Благо старуха еле ходила, не то, что бегала. Вдогонку друзьям ещё долго раздавались проклятия с нецензурной бранью.  

– Вась, а откуда она такие выражения знает?  

– Откуда-откуда... Оттуда! Посидишь, ещё не то узнаешь)  

– Не дай Бог.  

– Ну от тюрьмы и от сумы, сам знаешь, что...  

– Не знаю, что?  

– Драчок ты, Егорка. Ещё и не образованный. Давай лучше остановимся, передохнем. А то сердце скоро остановится.  

Остановились, отпили по чуть. Егорка пил жадно, большими глотками, словно воду.  

– Друг, ты поосторожнее, коварная она, – забеспокоился Васька.  

– Уффф, жесть! Забористая зараза.  

Пошли неспеша. Закурили.  

И тут Егорку стало накрывать. Он прямо на ходу стал падать вперед, чтобы не упасть совсем, стал быстрее передвигать ноги, бросил недокуренную сигарету, и уже, когда почти бежал, рухнул прямо лицом в дорогу, не выпуская банку из рук, прижимая её к животу. Банка от такого издевательства над собой решила дальше не жить. Драгоценная жидкость быстро впиталась под Егоркой в пыльную землю. Обмочившись в штаны, он лежал, повернув голову вбок. Из носа его тела кровь. Егорка спал, блаженно улыбаясь... Очень может быть, что ему снилось детство. Когда папа с мамой купили ему велосипед и они всей семьёй пошли в парк его проверить и купить мороженое. Мама была в лёгком ситцевом платье и весело смеялась, смотря как сын учится кататься... А может, что-то другое снилось, но тоже хорошее, судя по выражению его лица. Васька мешать не стал. Прилёг рядом, бережно поставив оставшиеся банки с самогонкой рядом, и стал смотреть на облака...  

6 литров закончились через три дня. Пили в "коттедже" у Егорки. "Коттедж" представлял собой домик, сколоченный из кусков фанеры, старых досок, обрывков рубероида и жести. Что делали и о чем говорили с Егоркой, Васька помнит обрывками. Вроде ничего особенного. Все как всегда: политика, женщины, планы на будущее, например:  

– Вот брошу я пить, Вася, и открою фирму свою. Знаешь, как назову? "ЕгорКо". Егор -это понятно, а Ко – это ты, потому, что будешь ты моим компаньоном.  

– Я согласен. А что делать будем?  

– А не все ли равно. Главное – фирму открыть. Знаешь, как это сложно?  

– Не знаю. Слышал только, что закрыть – труднее, чем открыть.  

– Да не понимаешь ты ничего.  

– Я не спорю. Но и ты в этом ничего не понимаешь)  

– Я? Я больше твоего понимаю. Я над этим уже пол-жизни думаю. Все не соберусь никак. Времени не хватает... Главное в фирме – правильное название...  

Не закончив толком свою мысль, Егорка уже спал, похрапывая и блаженно улыбаясь...  

Проснулся Васька под вечер. Егорки в коттедже, да и рядом, не было нигде. На полу валялись две пустые трехлитровые банки. Ещё какие то огрызки, то ли яблок, то ли огурцов, вперемешку с окурками "Примы". Хотя окурков было мало. Сигареты кончились в первый же вечер и приходилось курить опилки. А вот Егорки нигде не было вообще. Да и был ли он? Может вообще приснилось все. Васька и себя то не очень ощущал. Он просто встал с пола и пошёл. Просто пошёл... Куда? Да прямо вдоль дороги он пошёл. И уж точно не к Курскому вокзалу...  

Теперь он уже вспомнил все, почти в подробностях. Где пил, сколько, с кем. Куда только Егорка подевался, пока Васька спал? Сзади раздался нарастающий гул, будто машина. Нет, вроде не машина. Что же? Уж больно сильно гудит, даже вроде два, сливаясь в один, не гул – рокот. Чувствовалась мощь, наводящая ужас и одновременно восторг от того, что это мог воплотить человек. Вася обернулся и удивлённо сопроводил взглядом пару военных самолётов, промчавшихся на низкой высоте, показалось, что прямо над головой. Пара пролетела в сторону, куда шел Вася, на юго-запад. Хереса от этого зрелища почему-то расхотелось. Зато захотелось водки.  

Юсуф (русские звали его Юра) мчал на ржавой семёрке (ВАЗ- 2107) с прогоревшим глушителем, которую он одолжил у своего троюродного брата, к своей русской женщине Наташе. Юсуф был хорошим семьянином. Дома, в Таджикистане, у него была жена и трое детей и он регулярно присылал им кровно заработанные на стройке деньги. А сегодня он ехал к Наташе. Протому, что он был настоящий мужчина и любил женщин. И долго без них не мог жить. Наташу тоже все устраивало, поскольку в селе нормальные мужики либо были женаты, либо разъехались по заработкам, и почти все они пили. Юсуф не пил и даже подлатал Наташе забор и помог привезти новый холодильник из райцентра. Взамен Наташа дарила Юре свою любовь и нежность. Обоих все устраивало, даже несмотря на наличие Наташиного мужа, отбывавшего срок где-то в Мордовии. Впрочем, Юсуф о нем не знал. Не сказала Наташа, так, на всякий случай. "Пусть пока будет, как есть. А там посмотрим... " – думала она.  

Из старенькой кассетной магнитолы SONY раздавалось:  

Маро мешиноси? ҳамонам, ҳамонам,  

Фақат ошиқам ман, фақат беқарорам,  

Маро мешиноси? ҳамонам, ҳамонам,  

Фақат ошиқам ман, фақат беқарорам,  

Маро мешиноси?  

Юсуф любил песни Манижи Давлатовой. Немного осталось в таджикской эстраде таких певиц. Жаль, что сколько лет уже не поёт, только тексты пишет... Очень жарко сегодня. Как дома. Ещё минут 10 езды по тряской пыльной грунтовка и будет Юсуф в объятиях ласковой Наташи... "Братьям про неё все же расскажу. Пусть обзавидуются" – решил он. Юсуф потянулся поднять упавшую на пол полторашку воды и не заметил бредущего по полосе грустного одинокого путника.  

Вася опять услышал далёкий приближающийся шум. Он был совсем не похож на прежний. Не гул, а скорее треск. "Вертолёты летят что ли? " Обернулся посмотреть ещё на одно чудо человеческой мысли, как все для него разом померкло.  

Юсуф, услышав удар в бампер, а затем в лобовое, инстинктивно вдавил до отказа обе педали. Но было уже поздно. Когда машина остановилась, сквозь паутину лобового стекла на него в упор смотрел человек. Вернее не так. Человек лежал на капоте, а на Юсуфа смотрели его два глаза, вылетевшие из глазниц и прилипшие к стеклу. Один глаз почему-то показался Юсуфу чёрным, а другой – зелёным. Юсуф пронзительно закричал и потерял сознание...  

(это, как ни странно, далеко не конец истории. Продолжение следует... )  

Часть 2. Ад и рай.  

– Вставай, мой любезный друг, душа моя, уж солнце встало, и мир прекрасен, а ты все спишь и спишь!  

Васька с трудом настроил резкость. Смутно различил силуэт друга Егорки. Голова нестерпимо гудела, во рту очень нехорошо, как и во всем теле – болело, словно по нему проехали катком. Повертел головой, но силуэт Егорки не сдвинулся с места. Тогда Егорка повращал глазами, и огляделся...  

Он лежал на дороге, вроде все той же дороге, по которой шёл, только не совсем. Где-то за тополями вместо распаханных полей с орущими грачами слышался шум реки, из-за которой доносилась девичья песня.  

Налево от дороги был луг, заросший полевыми цветами, через который шла тропинка, уходящая за горизонт. Небо над горизонтом в той стороне периодически озарялось ярко-багоровыми сполохами. Оттуда тянуло тревожно надвигающейся грозой, пожалуй даже ураганом. Васька точно знал, что он здесь не был никогда. Одна дорога, на которой он лежал, казалась такой знакомой, почти родной. И Егорка. Он тоже какой-то странный. Разговаривает странно, одет непонятно во что. То-ли халат, или балахон белый, на ногах мокасины на босу ногу, на роже улыбка до ушей и глаза странно блестят. "Вмакнул уже где? Где нашёл? Вот жеж, гад, пока я спал, времени даром не терял! " – с завистью подумал Васька.  

– Где это мы? Никак не пойму.  

И тут Егорка, ласково улыбнувшись (опять ласково! ) открыл рот:  

– Видишь ли, милый друг Василий, в не столь отдалённом прошлом, я бы даже сказал недавно совсем, произошло нечто необычное для тебя. Ты умер. Точнее – погиб, но не суть важно. Я ещё сам ничего не понимаю, но я тоже умер, вот, погляди.  

Поворачивается боком, из которого торчат трезубые вилы.  

Вася не в шоке. Он просто в полном ах@е. Его отравленный мозг пытается понять суть происходящего, но как это понять трезвомыслящему субъекту? Правильно. Никак. Полный бред. А уж полутрезвому это вообще невозможно.  

– А черенок где? – будто это самое важное, что необходимо было срочно узнать.  

– Отломал. Ты походи попробуй с черенком. Неудобно жуть, цепляешься везде.  

– Ну уж нет. Мне вилы в бок не нужны. Кто это тебя так?  

– Так мы когда спали, я проснулся, а банки пустые. Ну я и пошёл к Карпихе за добавкой. Пока с новым замком возился, она меня и шандарахнула сзади, – почти с гордостью повествовал Егорка, – тут, наверное никого с вилами в боку нет.  

– Где это – тут???  

– Ну смотри, – как старожил, Егорка стал водить рукой, – Справа, за речкой – рай. Слева, по тропинке – ад. А мы между пока.  

Хамистаган, Бардо, Барзах, Саммерленд, Лимбо,... называй как хочешь, но суть одна. Мы с тобой здесь, пока до нас не дойдёт очередь. Там, в той жизни, мы жили так, как хотели и не думали о том, что нас ждёт по ту сторону. А теперь мы не знаем, где наше место, пока нас не отправят туда, где мы должны быть. Как слепых котят (Егорка слегка запнулся и отвёл глаза от лица Васьки). – Ну как то так... Я же всего пару дней здесь дольше тебя, сам ещё не разобрался толком. Что, головушка бо-бо?  

– Спрашиваешь. Один ещё вопрос. Почему не было тоннеля с ярким светом в конце? Почему я не наблюдал себя как бы со стороны? Как в книжках пишут, или это,... в фильме "Привидение", например?  

– Не знаю. Не читал, не смотрел. Некогда было всякой х@рней заниматься, пока жив был. Да и то в книжках... Кто им верит? Только девочки 14-летние, где про прЫнцев написано.  

Пошли лучше лечиться. В рай пошли. Можно и в ад, но там запой будет. А нам в запой сейчас нельзя. Нас скоро определять будут.  

И Егорка, показав направление, двинулся направо, скрывшись среди тополей.  

Часть 2. 1. Рай.  

"... О! Узнаю! Это опять они! Ангелы Господни! Это вы опять.  

– Ну, конечно, мы, – и опять так ласково!..  

– А знаете что, ангелы? – спросил, тоже тихо-тихо.  

– Что? – ответили ангелы.  

– Тяжело мне...  

– Да, мы знаем, что тяжело, – пропели ангелы. – А ты походи, легче будет, а через полчаса магазин откроется: водка там с девяти, правда, а красненького сразу дадут...  

– Красненького?  

– Красненького, – нараспев повторили ангелы Господни.  

– Холодненького?  

– Холодненького, конечно...  

О, как я стал взволнован!.. "  

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")  

Река оказалась совсем не широкая, и никакого паромщика Харона они не встретили. Банально перешли реку по подвесному мостику, за которым на берегу сидела девушка и пела, глядя на воду реки. Песня была заунывная, грустная, но очень красивая. О любви, конечно. И голос был просто волшебный. Из-за одного такого голоса в девушку можно было влюбиться, даже несмотря на все её недостатки. А они были, и были таковы:  

– жидкие волосы с проплешинами на голове;  

– кожа лица – вся в кратерах, словно Луна, как у переболевшей оспой, вдобавок гигантских размеров нос, как у Буратино до операции;  

– пальцы на руке узловатые и кривые...  

– ещё присутствовал небольшой такой горб и отсутствовала одна рука.  

Ноги, живот и попку друзья не разглядели, поскольку сидела девушка на траве.  

В общем, так себе была девушка. Почти старуха Изергиль, только в молодости. Но пела очень хорошо. Влюбиться было можно. Однако все, кто проходил мимо неё по мосту, останавливались только на минутку-две, слушали один куплет и быстрым шагом продолжали свой путь, будто вспомнив о чем то очень важном. Хотя... Какие важные могут быть дела в раю? Вот и девушка не верила, но все же ждала своего принца и пела, пела, пела...  

Друзья тоже не стали задерживаться. У Васи дома была жена, и её ему хватало, даже с избытком на 100 лет вперёд, А Егорка... Ну с ним вообще непонятно, любил ли он женщин вообще... А голос у девушки все же был красивый, наверное и душа, раз голос такой...  

За поворотом увидели арку над дорогой, с надписю наверху: "Добро пожаловать в рай". На трех языках: русском, английском и китайском. "Как в аэропорту Домодедово" – подумал Васька, хотя ни разу там не был. Прямо за аркой стоял большой шатер, сквозь белую ткань которого было слышно лёгкое похрапывние и шелест.  

– Нам туда нельзя, – взял друга за руку Егорка, – они там отдыхают, нельзя мешать, умотались бедные..  

– Кто – "они"?  

– Анелы, кто-кто... Они нам помогают там, на Земле, а здесь сил набираются перед очередной сменой.  

– А нам что не помогли с тобой?  

– Не знаю. Не успели, наверное. А, может, время наше пришло. Надоели мы там. Я так давно уже не хотел жить.  

– Я тоже... Но иногда хотел все же. У меня трое васят, хотя они меня и бесят дико, пожил бы ещё с ними...  

– Не переживай, свидишься ещё. Здесь.  

– Тьфу на тебя. Они ж маленькие ещё...  

– А кто сказал, что сейчас? Лет через 80... Встретишь. Ладно, лечиться то будешь?  

– Ты утомил уже. Конечно, сколько можно мучить? Веди давай!  

– А мы на месте уже)  

–??? Тут же нет ничего. Ни рюмочной, ни райпо, ни погреба Карпихи, будь она неладна.  

– А ты вокруг посмотри.  

Вокруг была поляна цветов. С огромными бутонами. Ярких, разноцветных, благоухающих. Вокруг них, перелетая с цветка на цветок, порхали маленькие существа, похожие на людей, только размером с колибри. "Эльфы" – вспомнил детскую книжку Васька.  

Мимо них, смеясь от счастья, проехала на велосипеде девочка лет 8-9. Головка её, украшенная бантами, странно болталась, то из стороны в сторону, то безжизненно падала на грудь, то заваливалась назад. Лицо девочки смутно показалось Ваське знакомым.  

– Давай, ложись прямо в цветы. И открывай рот. Сейчас они сами все сделают.  

Сказано – сделано. Васька лежит, открыв рот, а эльфы вокруг вьются, наклоняют бутоны над Васькой, и в рот ему льётся божественный нектар... И такое блаженство разливается по всему телу болезного, такая нега вдруг случается, что, кажется, что снова ему 7 лет, и не пил он никогда водку эту проклятущую, и мамка с папкой любят его, а не драки свои пьяные, и завтра воскресенье, и пойдут они втроём в зоопарк, смотреть на слона и есть мороженое, и вся жизнь ещё впереди, долгая и счастливая...  

– Вставай, хватит на первый раз. А то привыкнешь ещё, – прервал эту идиллию друг Егорка.  

– Можно ещё чуток?  

– Нет. Говорю же, в первый раз нельзя. Видишь холмики вокруг, цветами поросшие?  

– Ну, вижу.  

– Это новички. Были. Не смогли встать, теперь травой и цветами поросли. Так и лежат теперь в вечном кайфе. Ангелы пытались их оттуда вытащить.  

– И что?  

– Не хотят. Отбиваются.  

– Я понял. Это как наш сосед по коммуналке, Гера. Как вышел на пенсию, лёг на диван и не встаёт. Телевизор и пиво. В туалет иногда только.  

– Ну типа того.  

– Слушай, а расскажи, что ты знаешь ещё про ангелов?  

– А что именно? Я и сам толком не знаю. Знаю, что у тех, кого они полюбят, они рядом всегда. У кого один, у кого два. И тогда этим людям не страшен хоть сам черт. В пекло лезут, а с них, как с гуся вода. Все нипочём. Но, бывает, надоедают они ангелам своим.  

– И что тогда?  

– И тогда, в один прекрасный момент – бах, и нет человека. Или тромб, или кирпич на голову, или инфаркт с похмелья. Знавал я одного в прошлой жизни, когда жил как человек, в городе. Сосед у меня был. Молодой ещё, примерно как мы сейчас. Ну в смысле не совсем старый. Прозвище ещё у него было странное. То ли Цемент, то ли Асфальт... Не помню уже. Спортом занимался. Все бегал по утрам по 10 км по стадиону. Сердце тренировал. Даже с бодуна бегал. А поскольку пиво любил не меньше спорта, то с бодуна часто бегал. Ну и добегался однажды. Сердце остановилось прямо на дорожке беговой. Говорят, ещё бежал, уже мертвый, метров 10, пока не упал. Ангелы бросили его. Надоел. Хотя на войне успел побывать. Там уберегли. А тут бросили...  

– Во дела... А остальным?  

– А остальным по-очереди, из состава дежурной смены. Ну есть ещё экстренные, типа скорой помощи. Только они не всегда успевают. Пробки...  

– Откуда ты все это знаешь?  

– Знаю. Я ещё там, на Земле об этом знал. Ты, разве нет?  

– Я не думал об этом.  

– В том то и дело. Думать надо. Я вот как проснусь ночью с похмелья, страшно, хоть волком вой, и думаю, думаю... Потом похмеляться иду искать. Ну как, полегчало тебе?  

– Да! Но странно как-то. Голова вроде не болит, руки не трясутся, а все же чего-то не хватает.  

– Эх, я думал, я один такой. Мне тоже некомфортно здесь. Драйва нет. Тихо, спокойно, тепло, еда, вода, нектар опять же, а драйва нет... Может на другую сторону сходим? Один я бы не пошёл, а вдвоем уже не так страшно.  

– Это куда? В ад?  

– Ну куда ж ещё. Тут больше некуда. Только рай и ад. Между тоже можно, только недолго. Выгонят.  

Кто выгонит, куда, Васька уточнять не стал. Пошли, так пошли. Дело нехитрое...  

Девушка у моста по-прежнему пела. На мосту столкнулись с командой велосипедистов, которых накануне сбил где-то на трассе под Геленджиком грузовик со щебнем. Велосипедисты, кто с проломленным черепом, кто без руки, кто без ноги, обгоняя друг друга, неслись, как могли, через мост в рай. Сзади, что-то крича в свой мегафон, их пытался догнать тренер в инвалидной коляске.  

Девушка на минуту прервала свою песнь-плач, посмотрела в спины убегающей вдаль команде, вздохнула, чуть всплакнула и продолжила...  

Часть 2. 2. Ад.  

"... Я вздрогнул и обернулся: передо мною был некто без ног, без хвоста и без головы.  

– Ты кто? – спросил я его в изумлении.  

– Угадай, кто! – и он рассмеялся, по-людоедски рассмеялся... "  

(В. Ерофеев, "Москва-Петушки")  

Чем ближе друзья приближались к аду, тем сильнее в воздухе пахло грозой, серой и ещё чем-то таким обыденно-земным и противным. Васька напрягся и вспомнил: так пахло в комнате у Геры, когда он с сигарет перешёл на модный IQOS. Затхлым сеном и старыми носками. Над головой сверкало и громыхало, но дождь не шёл. Зато летали огромные чернокрылые твари, что-то пронзительно крича друг другу и не обращая внимания на людей внизу.  

– Кто это? – спросил Васька, надеясь, что Егор и здесь знает ответы на все вопросы.  

– А я по чем знаю? Я ж говорю, я здесь не был ещё.  

– Но и там ты был всего-ничего, а почти все знаешь.  

– Ну там само как-то пришло, а тут не приходит. И тут странно все как-то. Никто никого не жарит, не пытает. Только твари эти раздражают.  

– Простите, любезный, кто эти твари, и где нам можно опрокинуть по-маленькой? – спросил Егорка у пробегавшего мимо мужика с топором в спине.  

– А, эти то? Да не обращайте внимания. Ангелы падшие. Внизу, на Земле, работы для них нет совсем. Люди и без них отлично справляются. Геи там всякие, наркоманы, алкоголики, убийцы, войны и ложь... Ну вы, вижу недавно оттуда, сами все знаете.  

– А чего орут то?  

– А кто их знает. Скучно неверное, вот и орут. А выпить – вон шалман впереди. Там, кстати, и девочки есть. – подмигнул он лукаво.  

– Спасибо. Девочек нам не надо.  

– Так вы не по этой части? Так бы сразу и сказали. Там и ваших хватает. Так что хорошего вечера, коллега, – произнёс он Егорке, рассмотрев его вилы в боку.  

– Ага, и тебе не хворать, голубок, – ответил за него Васька.  

– Чего это вы? Я опять что-то не понял ничего.  

– Потом объясню. Пошли лучше выпьем.  

У входа в шалман, прямо на крыльце, валялся голый мужик с обрывком верёвки на шее. В дверях их встретили два дюжих угрюмых охранника. У обоих были пулевые отверстия во лбах. У одного дыра была побольше, похоже, что калибр ПМ. У другого поменьше, вроде ТТ, или АК. "Из 90-х наверное" – подумал Васька. Он сам то время не помнил, маленький был ещё. Но фильмы "Бригада", "Бумер" и "Брат" знал почти наизусть.  

– Проходите, не толпитесь тут, – хором проугрюмили громилы.  

– А можно вопрос?  

– Давай, только по-быстрому, – сказал охранник, у которого дырка во лбу была побольше.  

– Чего там у вас мужик голый на входе валяется?  

– Чёрные птички притащили недавно. Помогли решение принять. А то все собирался, собирался, никак не мог духом собраться.  

– Притащили, кинули. Свое дело сделали. Проспится, пусть заходит. У нас тут всем рады, – добавил охранник с дыркой поменьше.  

– А платить тут чем? – поинтересовался Егор.  

– Да в долг можно. Потом разберемся, – загоготали громилы.  

В шалмане было многолюдно. Из динамиков доносилась "The Road to Hell" ("Дорога в ад") Криса Ри:  

And all the roads jam up with credit  

And there’s nothing you can do  

It’s all just bits of paper  

Flying away from you  

Look out world take a good look  

What comes down here  

You must learn this lesson fast  

And learn it well  

This ain’t no upwardly mobile freeway  

Oh no, this is the road,  

this is the road,  

This is the road to  

Hell  

Несколько пар танцевали, пьяно покачиваясь. Остальные смотрели на новеньких и курили.  

Все столики были заняты. Пройдя в глубь зала, все же нашлась пара свободных мест за столом, за которым скучали две дамы. Дамы были колоритные. Одеты вызывающе, лица накрашены непомерно, и обе сильно пьяны.  

– Ооо, мальчики, наконец-то, мы вас так ждём! Угостите дам?  

– Ага, счас! Вы свои рожи в зеркало видели? – стал с ходу хамить Егорка.  

Лица у девушек, и без того отталкивающие, к тому же у одной был безобразный шрам на лице, у другой из шеи торчал небольшой кухонный нож, исказили гримасы презрения и ненависти.  

– Да вы свои то видели? Особенно друг твой, – указала одна пальцем с жёлтым от курева ногтем на Ваську.  

– А что, блин, с моим лицом не так? – обиделся Вася.  

– Тише вы, дуры, не надо ему пока...  

– Че не надо? Пусть не хамит дамам!  

– Не травмируйте, он не в курсе..., – жалобно взвыл Егорка.  

– Так он чё, не знает ничего? Новенький, что ли? Счас я его просвещу...  

И, достав маленькое зеркальце из сумочки, сунула под нос Ваське.  

Из зеркальца на Васю смотрел человек с висящими из пустых глазниц на каких-то жгутиках глазами. Один глаз был чёрный, другой – изумрудно-зеленый... Глаза бешено вращались в разные стороны. Васька дико закричал...  

Часть 3. Теперь точно КОНЕЦ!  

– У скотина такая, опять бухал все дни, пока я к маме ездила! – орала Нюрка во всю мощь своих лёгких. – И ещё кто, блин, мусор с бутылками в окно кидал? Признавайся, прид@рок, ты? Опять это стерва из 36-й участкового на нас натравит!  

Васька открыл один глаз – знакомые жёлтые обои с пятнами. Такие родные, до боли знакомые... Открыл другой – фикус на окне, балконная дверь, солнце с балкона рвётся в квартиру. И с кухни пахнет жареным луком. Нюрка хоть и язва, а готовить любит. Захотелось есть...  

В квартире 36 тоже жарили. Только сырники.  

– Мааам, а мам?  

– Не мамкай! Чего тебе?  

– Можно пойти гулять?  

– Сейчас сырников поешь и иди, горе моё. И велосипед возьми. Зачем я тебе его купила? Папки нет, я одна на двух работах кручусь, чтобы у тебя все было, а ты не ценишь...  

– Ладно, мам, пойду на велике... Я тебя люблю.  

– И я тебя. Иди обниму... Колеса только подкачать надо, да некому. Этот алкаш Васька уж неделю пьёт, все никак не достучусь. Вот пропьется, накачает. А то вчера опять бутылки из его окна летели. Ты смотри, под окнами только не езди, а то вдруг опять кидать начнёт? Не дай Бог, в голову попадает. Вот я участкового на него натравлю. Будет знать.  

– Не надо, мам. Дядя Вася хороший. Он мне велик помогает поднимать... Когда может, – запнулась девочка, – и с мальчиками его я дружу. Только не видно их что-то давно. Ты не знаешь, где они? Может в лагерь на море уехали?  

– Ага, в лагерь. Не смеши меня. Откуда деньги на лагерь? Васька пропивает все. Небось Нюрка к матери своей на лето отправила, чтобы папку пьяного не видели. Ну ладно, поела? Иди давай. Мне по дому прибираться ещё...  

– Нюра, я дома, что ли?  

– Совсем допился?  

– Нюр, иди поцелую. А что за платок у тебя на шее? Засос кто то поставил? Может ты не к маме ездила?  

– Да шёл бы ты, Вася, лугом!  

– А что тихо так дома? Дети где? Гуляют?  

– Нет, Вася. Дети у мамы теперь будут... Жить...  

Нюра всплакнула и вышла на кухню.  

Ну и ладно. Отвезла, пусть поживут с бабкой в деревне. Первый раз, что ли? Чего слезы лить то? Эх, бабы... Вот привезёт детей, брошу пить, соберу всех и вывезу на море. Давно не ездили семьёй. С детьми будем рыбку ловить, а Нюра ухи сварит. Эх, хорошо придумал!  

– Ну прости. Плохо мне. Есть похмелиться?  

– Ага. Было бы – не дала б. Подыхай лучше.  

– Ну и черт с тобой. Пойду Егорку проведаю.  

– Во-во. Иди и не возвращайся. Видеть тебя больше сил нет.  

Васька вышел на балкон. Нашёл в пепельнице "королевский" бычок. С неслаждением закурил. Стало немого полегче. Что там Егорка? Действительно надо сходить. Вдруг помощь нужна. Солнце светило все ярче. Закрыл один глаз. Сквозь другой солнце почти не пробивалось, словно очки солнечные надел. Прикольно. Закрыл другой. Двор стал изумрудно-зеленым...  

Внизу тренькнул звонок велосипеда. Вася глянул вниз и обомлел. Под балконом, весело смеясь, ехала девочка из рая. Головка её с бантами то безжизненно болталась из стороны в сторону, то падала на грудь, то заваливалась назад. По квартире потянуло вонючим IQOSом, и... серой??? Тут пазлы в голове стали складываться в страшную картину. И косынка на шее Нюры, и отсутствие детей, и черно-зеленый двор, и девочка, и запахи... Вася перелез через балконные перила, раскинул руки, зажмурился... ГОСПОДИ, ЕСЛИ ТЫ ЕСТЬ, ПРОСТИ! и рухнул вниз.  

Чёрная крылатая тварь, злобно скалясь, вылетела из-за соседнего дома, буд-то ждала в засаде. Она схватила вылетевшую душу Васьки своими когтистыми лапами и бесшумно отправилась к горизонту, превратившись в черную точку на фоне малиновых сполохов бушующей грозы.  

Июнь 2022 г.