Опер-А. Бабкины сердца и детские пальчики.

Анюта с большим усилием всматривалась вдаль перед собой. Ей казалось, что снег шел буквально со всех сторон. Смотрит ли она вдаль или осматривается вблизи перед собой, смотрит вперед или обернется, везде ее преследовали эти снежные лезвия норовящие ослепить. Сейчас она начала сильно жалеть, что в суматохе надела дворовую куртку со сломанной молнией прямо на домашний халат и ничего больше. Что надела дворовые валенки прямо на простой носок и вообще не взяла перчаток. Так она и крутилась на месте юлой, одной рукой держа сведенными на груди полы куртки и ремень своей фельдшерской сумки, а вторую руку держа у бровей козырьком. Актай выбрал другую поисковую тактику – он носился вокруг двора как угорелый, постепенно увеличивая радиус покрытия своего поиска. До этого он так же быстро метался внутри двора, обежал огород, все сараи, сенник, амбар, баню, нужник, гараж и территорию вокруг них. А теперь словно не замечая усталости, которую давно бы заметил прочий мужчина, перешагнувший полувековой рубеж он упорно наматывал свои круги. Он сильно кашлял от того что глотал холодный воздух вместе со снежинками, но все равно упрямо бежал. Он покачивал на бегу головой, что бы осматривать больше и тщательней, как будь-то он человечек-кивалка, который ожил и сбежал с автомобильной панели. Пробегая мимо Анюты он снял шапку и от копны черных с проседью волос вырвалось паровое облако словно он приоткрыл крышку котла для стравливания лишнего воздуха, что бы предотвратить его разрыв. Коляша ей муж, справился, наконец, на дороге с тракторной колеей и теперь подъехал на старенькой ниве ко двору. Он так же как и они был сильно возбужден и охвачен предчувствием страшного. Поэтому едва заглушил двигатель стал нарезать круги вокруг двора этого одинокостоящего подворья. Его очки сразу же запотели изнутри и покрылись снежинками снаружи, но он протерев их бежал вперед, пока не останавливался на такой вот пит-стоп и не бежал вперед снова. Анюта прошла несколько шагов и осмотрелась по кругу. Когда она повернулась на загон со скотом огороженный рябицей, она отпрянула от увиденного. Весь домашний скот выгнанный из своих хлевов стоял за оградой и смотрел на объятых суетой людей. Здоровенная дворовая беспородная псина, которая до этого облаивала всех редких гостей и просто прохожих мимо теперь смотрела на происходящее с апатией и даже отрешенностью. Худая корова, две овцы и одна коза так же выстроились у сетки и были молчаливыми и строгими зрителями сего действа. Их морды были сосредоточены и глядели исподлобья на белый свет. Сердце у Анюты опять налилось предчувствием того, что совершено что то страшное и непоправимое. И еще тем, что её сумка наверняка зря оттягивает плечо к земле, так как она ничего уже не исправит и ничем никому не поможет. Когда мимо нее промчался муж, а затем и Актай, словно теперь для них это соревнование в беге наперегонки, она начала прокручивать услышанное. Был звонок на рабочий мобильник. Звонила истерическая Светка в дальнего хутора. Этого самого хутора. Истерический со сдержанными так же истеричными смешками голос этой психованной Светки в телефоне. «Эти выблядки «смешок», как котят «смешок», валяются у двора «смешок», вав (? ). Она даже подумала, что Света парадирует Филю. Типа «Привет, ребята, вав! ». Но что это было она так и не узнала так как связь оборвалась, а когда она перезвонила абонент уже был не абонент. Гонимая этим чувством тревоги, которое сейчас снова захлестнула ее по самое горло она растолкала тогда Коляшу с дивана, когда он вместе со зрителями в студии уже был близок к ответу на вопрос «Будет ли война с хохлами? ». Одевая куртку в прихожей, он таки бросил короткий взгляд на экран, но Владимир Рудольфович ничего не проронил ему в след. Он собирался прогреть машину хотя бы минуту, но Анюта так начала его торопить, что вылетев со своего двора из под навеса как пробка из ДЗИВа, ниватор выдал редкостные чудеса скорости. Они приехали на этот хутор километрах в трех он села, едва ли он услышал Анютину мантру про выблядков и котят у двора раз тридцать. А когда машина застряла в колее которую набили хуторяне своими тракторами, Анюта пробежала оставшуюся сотню метров бегом. Когда она разглядела сквозь снег силуэт человека во дворе она даже подумала что это Светка. Вот дура подумала она, нажралась и теперь несет по телефону херню. Но это была не Светка, это был местный электрик-самоучка и мастер на все руки от скуки Актай. Он стоял во дворе и был как будь то растерян. Он был растерян, что вчера его Светка слезно просила отрегулировать котел отопления, что бы «деткам было тепло», так она ему сказала. А когда он пришел дом был пустой, дверь открыта, вся скотина не по хлевам, а слоняется по двору, и ни Светки ни детей. На телефон ему никто не отвечал. Когда задыхаясь, Анюта повторила услышанное ему он словно сорвался с цепи, начал метаться из постройки в постройку, пока не исследовал двор и дом и не начал кружить вокруг изгороди. И теперь когда, кружась на месте в очередной Анюта повторила тихим шепотом телефонную тираду психованной Светки. В конце короткой истории она повернулась лицом к речке-говнотечке (как окрестили ее местные) протекавшей в овраге. Произнеся истеричное Филинское «вав» она будь-то одержимая наитием пошла вперед. В овраге. Она ускорилась. Тяжеленные валенки свободно ходившие по ноге понесли ее у речному склону. Когда она осознала, что бежит по заметенной, но нахоженной ранее, тропинке сердечное щемление усилилось. Тогда появилось новое чувство, ей было страшно их увидеть. Вроде словно знаешь, что увидишь и увидишь именно это, а все равно страшно. От этих мыслей ее отвлекло то, что кровь в висках начала так сильно пульсировать что ее стук напрочь перекрыл все мысли. Овраг был неглубоким, а с ее стороны еще и пологим. Елочным шагом она спустилась в него. Преодолевая оцепенение она приблизилась к небольшой снежной кучи с двойной вершиной. Ее обдал холод, холод иного рода нежели тот, что был вокруг, когда она отпустила руку сжимавшую ремень и куртку и разгребла одну кучку. Ванюшка. Это был он. Он лежал на спине. Головка неестественно повернута набок. Без верхней одежды. В футболке и спортивных штанишках. Цвет его кожи уже разумеется стал темно синим, а тельце окаменело. Потемневшая почти до черноты тонкая странгуляционная борозда окаймляла его тонкую шейку. На пальчиках почернели сорванные до крови подушечки пальчиков и несколько обломанных ноктей. Оборонительные повреждения или раны, Аня уже и позабыла почти все термины из судебной медицины. Анюта начала разгребать вторую кучку. То, что там Тонечка, ей уже было известно. Кто бы еще мог там быть. Ванечка одиннадцати лет и девятилетняя Тонечка вот они – детки этой психованной Светки. Она смахнула снег в стороны и очень сильно удивилась. Судя по цвету кожи и тому, что тельце не стало деревянным выходило что девочка еще жива. Огонь жизни еще не покинул данный очаг, вспомнила она очередную институтскую хрень которыми щедро сыпал старый завкаф неврологии- большой любитель дешевой патетики. Крохотная Тонечка лежала в позе эмбриона очень глубоко втянув головку в худые плечи. Из одежды на ней был мальчишечий свитер ей не по размеру, который она видимо донашивала за братом. Две ножки как две тонкие ветки сплелись друг с другом и были прижаты к животику. Анюта обхватила девочку руками и потянула вверх. Затрещал свитер который уже примерз к снежному насту, но когда это противление было пересилено тельце оказалось очень легким. Сумка на плече казалась более тяжелой, чем тело девочки. Когда она прижала девочку к себе, та все еще не изменила положение своих конечностей и головы, они как будь то были накрепко склеены в том положении в каком их оставили. Вернее в какое положение свернулась девочка замерзая. На мгновение ей показалось, что вместо ребенка она прижимает к своей груди снежный ком, вот каким холодом обдавала ее Тонечка. Путаясь в свой фельдшерской сумке, которая без поддержки спутывала ноги, сложив стопы в валенках домиком она поднялась из низины на пригорок. Актай стоял у двора согнувшись и упершись в колени руками. Он кашлял так громко, словно силился отхаркнуть наружу свои легкие. Все таки круги обессилили и его. Но едва он различил их силуэт то стремглав побежал на встречу. «Коля сюда! » окрикнул он Коляшу, затем хрипя и задыхаясь подбежал к Анюте. Он приготовился взять девочку сам. Но Аня остановила его.  

– Я сама, Ваня в овраге…..мертвый.  

Лицо немолодого некрасивого мужчины с седоватой щетиной перекосилось в страшной гримасе. Глаза он выпучил, а рот открыл, словно начал жевать что то сильно горячее и быстро задышал, открыв рот силясь сбить жжение.  

– Нее – по глазам было видно, что он ей не верит. Бочинясь и ревя, как раненый антропоморфный зверь он побежал к оврагу. Его ревение прервалось ахами, так как он спешил и споткнулся, упал и скатился на животе ко дну лощины. К телу мальчика. Там он начал заливаться плачем, таким неестественным, таким несоответствующим стереотипу для возрастного кавказца, таким сильным и искренним, что наверняка бы такой плач разверз хляби с божественной милостью. Такой плач наверняка бы пробудил дремлющего бога и тот наконец явил ответ в вечном споре о природе своей всемилости и всемогуществе. Слепые бы прозрели, увечные и хворые стали бы полноценны и здоровы. Варраваны современности устыдились своей убогости и оставили бы расфасованные закладки с мифидроном и отложили бы в сторону телефоны для звонками якобы из службы безопасности Сбербанка. Такой плач заставил бы молодого назаритянина прикоснуться к челу лежавшего без движения мальчика чью шейку уродовала черная борозда. И тогда прояснилось бы небо, солнечный свет без труда разогнал серые тучи и веки мальчика бы дрогнули и раскрылись. Но спящий бог вероятно не слышал, или же все-таки он продолжил оставаться всемогущим, а не вмемилостивим. И мальчик цвета белого с голубым мрамора помещенного под воду лежал в овраге без движения. И людская суета, их страх их старание и копошение его уже совершенно не волновали. Он теперь навсегда освобожден от стыда за детские проступки, от буйства пубертатных гормонов, от страха военного призыва и потребительских кредитов под восемнадцать с половиной процентов. Дядя Актай который отдавал ему игрушки от своих повзрослевших детей, который учил его рыбачить и собирать грибы, кормил до отвала яблоками и вкусным узбекским пловом из казана теперь понесет его назад к дому где он был когда то жив, жив в последний раз. Для его души покой настал, но его бедное маленькое замершее тельце заберут люди с суровыми помятыми житейскими проблемами и дешевым алкоголем лицами. Они положат его на холодный металлический стол и с равнодушием забойщика рассекут его от маленького треугольного подбородочка до крохотной паховой косточки. Совсем, совсем не так эстетично как в медицинских сериалах. И хоть причина, прервавшая невинную молодую жизнь очевидна, все равно нужная, но от этого не менее омерзительная процедура будет доведена до окончания. Последних мыслей маленького Вани они может и не узнают, но последнюю тризну мальчика и во сколько был сделан его последний вздох – да.  

– Заводи, скорее, да скорей же ты – И хоть Коляша действовал оперативно, он открыл им дверь и откинул сидение, но Анюта все равно его подгоняла. Он закрыл за ними дверку машины, опрометью обежал, прыгнул за руль и рванул с места. Потом сбавил скорость.  

– А Ванька?  

– Поехали скорей, Ванька уже мертв.  

– Метрв… – автоматом повторил Николай, вдавливая акселератор ногой и скидывая с плеч куртку, что бы передать ее назад. Пока муж вел машину быстро, но осмотрительно – соизмеримо погодным и дорожным условиям, его жена укутала девочку в две куртки стала звонить в районную скорую помощь. Коляша был полностью поглощен управлением, да и печь сильно шумела, но он вырывал из шумов некоторые фразы и слова женя. «Ребенок девять лет сильное переохлаждение и предшествующая насильственная асфиксия шеи», наверняка настроят персонал на рабочий ритм. Вопреки бытующему мнению большинство врачей вовсе не бессердечны. Усталость от системы баллов и успеваемости как в школе, усталость от тупых людишек знающих лучше их «коновалов» свой диагноз, усталость от людишек-джунгариков, которые ищут способ быстрее лишить себя жизни, нищенские зарплаты и титанических объемов работа – вот что делает их циничными. Но и этот цинизм слетает когда нужно вступить в противоборство за жизнь маленькой девочки. «Еле прощупывается, редкое, неглубокое» это Анюта наверняка про пульс и дыхание, подумал Коля. Значит есть шанс. Он все равно не стал гнать сверх необходимого, какой смысл в гонке, если слетишь в кювет и застрянешь, а здесь как ему казалось дорога каждая минута. Управление на ниваторе по зимней дороге еще тот головняк, поэтому Коляша постепенно сконцентрировался полностью на нем. Его бросало то в жар то в холод, но постепенно он успокоился. Он начал мыслить рационально. «Звони и в ментовку сразу» крикнул он через плечо.  

– Ах да- Анюта и не подумала об этом. Это же сумасшедшая Светка. Она убила Ванюшку – любимчика учителя физкультуры и труда, а так же большого нелюбимчика всех остальных. Почти убила Тонечку – молчунью, выудить из нее хоть слово задачка совсем нетривиальная. Эта Света была сразу поражена всеми крайностями: по неделям не отдавала детей в школу, трындела по домашнее воспитание, была и антиваксером и чипоискателем. В поисках единения с природой она и ее чуть более но тоже ущербный муженек переехали из города в деревню. И это когда обоим ближе к сорока и ни дня в деревне оба не жили. И конечно обычная повседневная жизнь оказалась не то что пасторальная история из рекламы про домик в деревне. От сюда пристрастие к вонючему деревенскому самогону, запои и депрессии. Анюта однажды подумала, что они как «приличная» деревенская семья из передачи про мужское и женское скоро начнут пьяную поножовщину. А оно вон как повернулось. Коляша неожиданно остановился вышел из машины и замахал руками, словно сигнализировал садящемуся самолету. Анюта вгляделась в снегопад, через мутное ветровое стекло и разглядела проблесковые маячки приближающейся машине скорой помощи.