Закат

До чего душно под крышей. Три стены, и решетка от пола  

до потолка. Семь месяцев в году. Тесно. Повернуться трудно.  

Стоять или ходить из угла в угол, вот мой удел. На толстых  

прямых ногах.  

Вся жизнь, сколько себя помню, умещается в эту каменную  

коробку. Лишь, сон дарит звездное небо. Тогда хрустит под ногами  

жесткая трава, под которой скрывается восхитительная, мягкая пыль.  

Если хорошо зачерпнуть, можно осыпать спину, бока, голову, уши.  

– Не спишь, лопоухий? – слышу из коридора.  

Это аллигатор бурчит в ванной, изображающей болото. В тепле  

и сырости. Самое место таким, мелким рептилиям.  

А мне сырость вредна. Но куда от нее денешься? Служитель  

постоянно поливает из шланга меня и пол. Для гигиены и чистоты.  

Вода испаряется, становится душно. Мне вредно.  

Однажды, заболел. Вызвали врача. Тот смешал разные порошки  

и в широкую трубку набил.  

– Наклонись, – говорит, – сейчас вдуну.  

Я ему сам вдул. Теперь, наверное, никогда болеть не будет.  

Но упрямый. Высыпал все в ведро с водой.  

– Пей, – говорит.  

А я только подмигнул. Сперва, сам попробуй.  

Понял. Зачерпнул кружкой и медленно выпил.  

Пришлось осушить ведро. Помогло. Перестало болеть горло.  

– Что тебе, зубастый, – отвечаю.  

Иногда, мы разговариваем по ночам. С кем здесь еще общаться?  

Змеи, они и есть змеи. Мангусту только бы с мячом резвиться, да  

в гости к змеям мечтать залезть.  

Черепахи на своей волне. Пока дойдет, полдня пройдет.  

Выдра, лишь, собственной шерстью озабочена. Все чистит и  

вычесывает. Эта шерсть ее переживет. Потом вычешут, так вычешут.  

Поэтому, мы вдвоем только и общаемся.  

– Плохо мне, – доносится из ванной, – Сон расстроился.  

Весь день кемарю, даже пища в глотку не лезет. а ночью заснуть не могу.  

У тебя как с бессонницей?  

– Все в порядке, – облегченно вздыхаю, – Сны каждую ночь.  

Только почему-то одинаковые.  

– Плохо, – даже шевеление хвоста в воде услышал, – Это не  

одинаковые сны, а один и тот же. Все тот же сон.  

– Почему плохо? – его волнение не вызвало опасения, лишь  

интерес.  

– Предел наступает, – поясняет сосед, – От такой жизни, как  

эта. Сон, это то, о чем мы днем, незаметно для себя, мимолетно, думаем.  

Если думать больше не о чем, значит, предел.  

– Глупости, – возражаю, – Завтра первый день открытого вольера.  

Продышусь, как следует. Кости разомну. Зрителей потешу. Сладенького  

отведаю. А то, приелось пищевое однообразие.  

– Смотри, не перестарайся, – снова забулькало из коридора -  

Мое дело – предупредить. Одному, совсем, скучно станет.  

Утром следующего дня аппетитно позавтракал. Под хорошее  

настроение вкус гораздо лучше. Принял душ из шланга, обсох  

и на свежий воздух, от которого основательно отвык.  

Неожиданно вскружило голову. Остановился, переждал немного  

и осторожно открыл глаза. Простор вольера наполнил сердце  

невероятным теплом. Хотелось нести миру добро и радость. Вот и  

порадую посетителей. Взрослые, дети. Смотрят с интересом и  

любопытством. Сейчас кое-что увидите.  

Словно, случайно, из нашего дома в вольер заходит служитель с  

метлой. Ставит возле двери и направляется ко мне. В руках его  

маленький мяч. Кидает в мою сторону. Ловлю. Качу ему по асфальту.  

Снова кидает. Ловлю. Качу.  

Слышу возгласы восхищения и аплодисменты. Как я это люблю.  

Теперь, главный трюк. Служитель ушел, но забыл метлу. Беру и начинаю  

чесать бока. Смеются. Выгляжу, наверное, как человек с мочалкой,  

в бане. Приятно и весело. Пока не рассыпалось орудие наведения  

чистоты до последнего прутика.  

Тут полетели ко мне подарки. В основном, яблоки и сладкие  

булочки. Очень я их люблю. Киваю головой. Теперь восторгу детей нет  

предела. Что могу, то могу, но…  

Почему, вдруг, наступил вечер? Ведь, день только начался.  

Какой поразительный закат. И небо. Огромное. Стремительно чернеющее.  

С первой звездой.  

Под ногами хрупкая, жесткая трава. А дальше, чудная, мягкая  

пыль. Зачерпнуть бы. Но нет сил. Навалилась странная усталость.  

верные ноги не держат. Ничего. Какой мягкой периной станет  

родная земля. Надо отдохнуть.  

Шершавости асфальта африканский слон Джимми уже не  

чувствовал. Со всех сторон бежали служители, врач. Родители спешно  

уводили ошарашенных детей, торопливо объясняя, что слоник, просто,  

устал и захотел отдохнуть.  

Но суета не привела ни к чему.  

Никто не видел слез аллигатора, но они были.  

В зоопарке до сих пор нет слона.