Что есть искусство

Что есть идея? Почему она захватывает наши мысли и действия? В чем  

ее главная ценность? А в чем ее власть? Ведь мы почему-то не  

прогоняем таких гостей, а порою – с нетерпением ждем. Ждем с надеждой, с какой бедный писатель с грязными руками ожидает оценки своей рукописи от критиков, брезгующих лишний раз жать руки незнакомцам.  

Ответ на все вопросы прост. Идея есть искусство. Искусство есть идея.  

Многие идут по привычному пути объяснения гениальности: величайшее искусство родилось благодаря идее. Да, на экскурсиях редко рассказывают, сколько стоили краски Санти и как удобны были его кисти. Нам говорят о другом: образы, символика, сюжет – все то, что родилось из одной единственной мысли, возникшей в голове художника. Мысли, которая воплотилась на холсте в виде гениальной «Сикстинской Мадонны». Поэтому смотрите на идею, я покажу вам ее истинное лицо.  

Представьте, что вы разбираете часы. Я начала носить часы пару лет назад, чтобы отвечать за свою продуктивность и перестать опаздывать на планерки и тренировки. Удивительно, как абстрактное время вносит такие четкие корректировки в нашу жизнь. И, пожалуй, лишь время имеет такую власть над нашей жизнью и жизнью Вселенной. Но об этом, впрочем, мы обязательно поговорим в другой раз. Сейчас важно отметить, что только искусство имеет высшую власть над человеческим разумом.  

И вот, представим: вам, как и мне, захотелось изучить спрятанный часовой механизм. Он состоит из множества деталей и шестеренок, которые изо дня в день отвечают за бег стройных стрелок циферблата. В детстве эти стрелки казались мне ужасно непонятными и, осмелюсь сказать, даже вредными. Они работают против желания: хочешь их замедлить, а они лишь набирают скорость. И наоборот.  

С чего стоит начать? Отодвиньте все крепления, чтобы крышка корпуса отошла и обнажила вам весь механизм. Будьте осторожны и внимательны.  

Не стоит упускать детали. Ведь время, как и искусство, состоит из мелочей.  

Время, такое абстрактное и необъяснимое, выражается в металлических деталях, созданных руками человека. Это настоящий парадокс.  

То, что кажется настолько непонятным и сложным, даже неосязаемым – находит себе форму для существования в материальном мире. Так и с искусством. Идею невозможно потрогать руками. Только время способно утекать сквозь пальцы. Но идея находит себе тело: картины, скульптура, книги и нотные тетради… Идея одевается, чтобы вы могли до нее докоснуться. Так и время прячется в шестеренки.  

Сперва рассмотрите главные шестеренки. Они самые крупные. Вы слышите звук их трения? Металлический, еле ощутимый. Можно ли сказать, что это звук времени?  

Шестеренки красивы и изящны. Для них не существует выходных. Именно они отвечают за все главные процессы в часах. Если не будет хотя бы одной, то энергичная секундная стрелка остановится, задержав и минутную, и часовую…  

Часы держатся на главных шестеренках. На чем держится идея? На ваших усилиях и движениях. Идея не сможет бежать вперед, если в ее механизме не будет работать трудолюбие, размышление, учение. Она застынет в форме одной мысли, как застынет секундная стрелка. Идея не сможет стать привычным для нас искусством.  

Посмотрите вглубь. Вас привлекли десятки всевозможных деталей? Они такие миниатюрные по сравнению с грузными шестеренками, не так ли? Но их работа так же важна для часов. Они поддерживают шестеренки, связывая каждую. Без них невозможен единый механизм. Детали – прочные нити часов, а мысли – прочные нити идеи. Одна мысль, оставленная вами или забытая из-за спешки на работу, может крепко связать себя с идеей. Она желает найти свое место и предназначение, как каждый из нас ищет дело своей жизни. А иногда делом всей жизни является работа с одной идеей.  

Сплотившись с мыслями, идея становится еще сильнее и многограннее.  

Она подчеркивает свою красоту каждой деталью, то есть, каждой мыслью, желающей найти свое место. И обратите внимание, как много деталей в художественных образах! «Сикстинскую Мадонну» можно рассматривать бесконечно, перебегая взглядом от одного фрагмента к другому.  

Что после деталей? Корпус. Нужно добраться до него, чтобы открыть для себя всю сущность идеи.  

Часы бывают разными. И сейчас я не про механизм, а про стиль и цвет. Кому-то нравится строгое оформление, а кто-то предпочитает дать волю цвету. Могут быть даже эксперименты с гравировкой или, например, с оттенком стрелок. Часы уникальны. В них может выражаться нрав их хозяина, а может прослеживаться стиль создателя. Часы вызывают восхищение и демонстрируют гордость от работы с абстрактным временем.  

Так устроена и идея. Она может быть абсолютной разной: колючей, прозрачной, с названием, черной, нежной…Она может быть любой в разуме или сердце, но материальная форма ее требует восхищения, признания, поклонения, потому идея – это искусство, первое и по-настоящему истинное.  

Как чувствует себя человек, который забыл часы, если носит их каждый день? Неуютно и даже странно. Так себя чувствуют люди без идеи. Я себя так чувствовала.  

В пронизанном холодным ветром феврале мне все казалось бестолковым и пустым. Все было разобрано на части, склеить которые в целое казалось невозможным. Ежедневник прятался от меня за цветочным горшком на рабочем столе. Да и надо признаться, ему не стоило этого делать. Мне все равно нечего было писать. Было пусто. У меня не было идеи. И в моей жизни не было искусства.  

Я буду честна. Мне казалось, будто я потеряла вкусовые рецепторы. И мои старые записи и заметки были для меня безвкусными. Сможет ли повар готовить фирменное блюдо, не зная, какая вкусовая палитра ингредиентов?  

И это состояние казалось тянущимся и до ужаса диким. Я смотрела на сломанные часы изо дня в день. И это застывшее время все красило в белый цвет.  

Время по-настоящему белое, если честно. Только жизнь его окрашивает:  

Скажем, гуляете вы по улице. На часах пять вечера. Неспешно, ведь время позволяет, проходите мимо магазина одежды. Новые платья на витрине привлекают взгляды каждого. В центре особенно красивое – глубокого зеленого оттенка. Он будто растекся по ткани. И пока вы любовались, пять часов вечера вашего времени окрасились в зеленый.  

И это ведь не только с платьями так. Все, чем наполнена ваша жизнь – самые яркие краски. Правда, важно иногда менять их сочетание.  

А для меня тогда все было белым. Лишь моментами чуть рябило. Февраль все тянулся и тянулся. Медленно проплывал за окнами, огорченно посматривая на мой пустой рабочий стол. Иногда он даже винил себя – быть может, это так зима губительна для творчества и искусства? Я лишь меняла дни в календаре. Поверьте, от времени года за окном зависит действительно многое, но только не приход идеи.  

Идея может согреть зимой, может обнимать прохладным летним вечером, может прятаться под шляпой осенью, может мимо луж с тобой гулять весной.  

И мне больше всего хотелось, чтобы каждый холст дня заполнился яркими пятнами: от модного зеленого до тяжелого красного. Хотелось встретить идею так, как вы встретили в пять часов вечера красивое платье.  

Но ее не было. Она будто собрала чемоданы и отправилась на вокзал, не оставив и записки, когда вернется.  

В голове осталась только самокритика, иногда приходило отчаяние. Не самые приятные собеседники, если честно. С ними тяжеловато работать, уж больше отвлекают, чем помогают.  

Самокритикой болеешь, когда нет идеи или не сумел ее реализовать. Все, что пытаешься сделать кажется кривым, глупым, грязным. И эта самокритика лезет в каждое начатое тобой дело, оставаясь тенью и ехидно наблюдая за всем со стороны. А отчаяние! С ним ничего не сделаешь. Оно стоит у твоих ног в виде тяжелой сумки. И внутри ничего полезного: рубашки в заплатках, книги ни о чем, рваные бумажки и просроченные билеты на поезд. И не избавиться от этой сумки, все равно с собой тащить придется.  

Люди лечат самокритику комплиментами, а безыдейность – вдохновением. Но это не самый лучший выход из ситуации: разве гордая идея, такая яркая и отчасти безумная, может позволить вдохновению решать за нее, когда ей и где появиться? Только время властно устанавливать сроки и менять их. А вдохновение создано нами для выполнения простой цели – помочь нам найти или подкрепить желание на какое-либо действие. Мы зовем вдохновение, когда видим в своих работах недостаточность.  

Истинное искусство не требует помощи в поиске сил: идея занимает сердце полностью и руки развязывает от всех рутинных нитей.  

А мои руки были скованы. Мне хотелось писать, а идее не хотелось посещать мой рабочий кабинет.  

Я решилась на отчаянный шаг: я сняла часы. Избавилась от времени, проведенного в ожидании:  

я ждала идею, как влюбленный мальчишка ждет, сидя на лавочке в парке, свою возлюбленную. Лишь бы услышать ее шаг. Услышать и понять, что это – точно она. Еще пару минут и на лавочке они будут вдвоем.  

Да, я сняла часы. И все встало на свои места, даже ежедневник перестал прятаться:  

Все это время идея была со мной. Она разговаривала со мной, дразня отсутствием честных и четких фраз. Идея недоговаривала, смеялась надо мной и игнорировала каждый мой вопрос, превращая его в риторический. Она была рядом, прячась за спиной.  

Идея хотела, чтобы я не ждала ее, а работала с ее отсутствием.  

Она показала мне свое величие, оставляя каждый холст белым, а краски – нетронутыми. Идея смотрела со мной на снятые часы, которые все это время были для меня сломанными и лишь твердила:  

«Искусство невозможно понять, не посмотрев на его истинную форму – на идею. Невозможно написать повесть в ежедневнике, когда нет идеи. Невозможно наслаждаться материальной формой искусства, если не постигнута мыслью неосязаемая идея творца. Невозможно многое, если нет идеи. »  

Но разве идея всегда так явна? Она не заходила в мой кабинет, хотя все время была за дверью. Она была. Но в другой, неимоверно наглой и откровенной форме. Она была в отсутствии и ожидании. И лишь размышляла, когда же я сниму часы, чтобы понять – да, идея была.  

Идея сложна, поэтому сложна любая форма привычного выражения искусства.  

Хорошей иллюстрацией этой загадочности и сложности служат работы Малевича.  

Многим кажется, что «Черный квадрат» на холсте – это не искусство. И, доверьтесь мне, они будут правы. Искусство – идея взять черные краски и начертить квадрат, потому что лучше всего так выразится сущность, замысел, мотив. Идея оделась в черный графичный плащ.  

Загляните за материальную форму – за холст «Черного квадрата». Попробуйте обнажить идею и вновь взгляните на картину. Кто смотрит на вас из этого квадрата, а кто выглядывает из кармана плаща?  

Обратитесь к стихам. Например, обнажите идею строк Томаса Эллиота. В каком символе его поэзии прячется истинная идея?  

Откройте это искусство.  

Или, быть может, изучите статую Давида (гениальные руки Микеланджело Буонаротти). Это, пожалуй, будет лучшей иллюстрацией многогранности идеи.  

Сперва кажется, что эта скульптура про величие и красоту человеческого тела. Но ограничивается ли только этим идея? Безусловно, нет.  

Микеланджело изобразил Давида перед схваткой с Голиафом, а не после, что привычнее. Уже здесь прослеживается идея, ее новая форма. Помимо этого, можно обратиться и к политическому контексту. Мужественность и сосредоточенность Давида стала неким символом борьбы с тиранией. И эти обращения к различным сторонам шедевра искусства – грани одной гениальной идеи.  

Мы будто играем в прятки с ней. И найти идею – настоящая победа. Ведь прятаться она может в любых уголках. Важно лишь во время игры не смотреть на часы. Для искусства, как и для влюбленных, времени не существует.  

И как согрелись мои пишущие руки, когда идея ворвалась в мои мысли так громко, как стихи Маяковского. Она не красила холсты, она ставила жирные яркие пятна – красные и синие. Идея говорила со мной, а не знала, как ей ответить. Я успевала лишь записывать наш разговор, иногда прерываясь на восхищение. Как гениальна ее сущность!  

Как много в ней грубости и эгоизма. Но мы готовы простить ей любую порочность, лишь бы она пришла. А приходит она к тем, кто истинно этого заслуживает.  

Она будет наблюдать за вами – как вы трудолюбивы, аккуратны, решительны. Узнает, во что вы верите и что отвергаете. Полистает черновики, когда вас дома не будет. За чашкой кофе примет решение и ворвется к вам, обнажая себя и требуя вас выразить ее: в строках, кадрах, нотах… Даже в формулах. Ведь математическое искусство так же красиво и поразительно, как и художественное.  

Величайшие открытия физики, химии, математики – еще одно проявление силы идеи. Дело лишь в том, что такое искусство направлено не на изображение сущности, а на ее объяснение.  

Формула – это объяснение, как работает гравитация. Формула – это точная, исчерпывающая, лаконичная форма идеи, то есть и искусства.  

И удивительно, что математическое искусство раскрывает идею со стороны ее работы, а не черт характера, к примеру, или нрава.  

Математическое искусство показывает, как поразительно устроены мы с вами, что к нам приходят идеи, которые мы не только осмысливаем, но и реализовываем, выражая во всевозможных направлениях и формах.  

Это сравнимо с эволюцией рассуждения: одна мысль приводит к другой, более сложной и осознанной. И конца этому движению может и не быть, я уверена, что потоку философской мысли нет конца, а математическое умозаключение всегда создает фундамент для другого.  

Я имею в виду, что с точки зрения биологической составляющей приход идеи и работа с ней, создание новых мыслительных слоев – это поразительно. А продукт, созданный руками человека под властью идеи – это не только художественное искусство, но и биологическое.  

Тем самым, со всех ракурсов существование и деятельность идей – это потрясающе в любом проявлении.  

Вернемся к математическому искусству. Идея пришла к Ньютону, посетила Эйнштейна. Но ведь это были не просто посиделки за чаем и с беседой о погоде. Это был процесс.  

Процесс работы мысли и неугасающего желания объяснить то, как устроен наш мир и что устроено за его границами. Есть ли вообще какие-то границы? Тем самым, идея пришла к знаниям.  

Да, она избирательна. Идея, как я уже сказала, не устает следить за трудолюбием творца. Но в часах важны не только обороты шестеренок, но и их качество. Идея сможет раскрыться только в разуме, освещенном знанием. Идея будет доступна только тому трудолюбию, что основывается на знании. Идея покинет того, кто откажется идти к знаниям. Да, идея избирательна.  

Но и эту черту мы готовы ей простить.  

Мы все связаны с искусством, потому что к нам приходят идеи. Они ведут нас к новому и неизвестному, раскрывая потенциал наших рук и чувств. Идея – это лучшая иллюстрация знаний, силы, смелости.  

И я хочу сказать, что каждый должен быть смел в искусстве. Смелость спасет пишущего, когда сломаются его часы, а идей не будет. Храбрость приведет к решению вступить в спор с идеей, как поступила я.  

Ведь я глупо обижалась на ее отсутствие лишь первое время, а потом сняла часы. Кому нужны сломанные? Я смотрела на нее без стеснения, лишь бы объяснить ей, как я в ней нуждаюсь! Лишь бы показать взглядом, как измучила она меня своими играми, как я устала рисовать без красок!  

Выиграла ли я спор? Лишь отчасти. Я получила идею в новой форме. А она стояла передо мной, демонстрируя свое величие очередной раз.  

Храбрость поможет пройти через все проверки на прочность от идеи, чтобы потом насладиться плодом этого пути.  

Смелость спасет читающего, позволив пустить в голову наглые и, может показаться, откровенные мысли о том, какая была идея у писателя. Смелость покажет, что стоит за материальной формой, нужно лишь не бояться открыть для этого сердце, чтобы прочувствовать безумие идеи. Позволить открыть взору иное наслаждение искусством: главное, не бояться его принять.  

Мы должны быть вооружены смелостью, чтобы играть с идеей, дарующей нам великие проявления искусства. Но вспомните часы. Внутри же ведь не только шестеренки.  

Мы должны быть вооружены и другими инструментами. Мы должны быть вооружены смелостью.  

И все, о чем рассказывала я вам о идеях, часах, платьях – все это про искусство.  

Про искусство великое и многогранное, но рассмотренное с другой стороны. Со стороны первой истинной формы – идеи. Идеи, которая приходит без приглашения и открывает абсолютно любые двери. Но в моем случае – она стояла за стеной, ожидая, пока я отброшу время.  

Я обещала вам показать часы через механизм, а не через стрелки циферблата. Они и так всегда на виду. Лицевая сторона времени.  

Я хотела обнажить искусство (художественное и математическое, любое), чтобы показать его с другой стороны – первой и истинной.  

Я показала вам шестеренки часов и идею. Мы увидели с вами, как выражается время в металлических деталях, как выглядит совершенная и чистая форма искусства.  

И эти строки – вторая форма моей идеи. Точнее, как вы теперь знаете, ее отсутствия.  

Завтра я вновь надену часы, я даже успела по ним соскучиться. Как удивительно носить на руке абстрактность времени!  

За окном теперь плывет март. Правда, быстрее, чем февраль. Идея, одевающаяся в мои строки, вновь откроет двери моего кабинета. Я узнаю ее по резкости шага. Она схватит меня за руки, громко читая Маяковского. Заставит меня работать без перерыва на обед. А потом, когда она будет довольна результатом, отведет меня в музей:  

мы рассмотрим детали картин Айвазовского. Какой была идея «Девятого вала? ». Такой же темно-синей, смелой, опасной и завораживающей?  

Потом посидим на лавочке в парке. Будет тепло и солнечно. Мы поговорим с ней о том, как она красива.  

Все творцы влюблены в свои идеи.  

Вспомним, как смеялась она надо мной в феврале. Ведь такое я уж точно не забуду. Я попрошу ее приходить почаще. Или, хотя бы, не оставлять мне отчаяние. Ветер унесет ее смех, а я отправлюсь домой, где на рабочем столе, в ежедневнике, уже растеклась чернильным пятном новая идея.  

Но об этом, как и о власти времени во Вселенной, мы обязательно поговорим в следующий раз. Или, быть может, у вас есть другая идея для размышления?