Возмездие

Человечек сам по себе был невысокого роста и худ, и в коленопреклонённой позе он выглядел ещё более слабым. Пережитое же недавнее горе ещё больше иссушило его, омрачило лицо несходящей тенью, ссутулило, смяло. Богатые одежды висели мешковато – теперь всё прежнее одеяние было ему велико, но человечек не замечал этого. В выцветших посеревших глазах его оставался лишь один огонёк. Злой огонёк, беспощадный, алчущий возмездия.  

Именно за возмездием человечек и пришёл к своему королю. Пришёл и поставил его в очень неудобное положение.  

Человечек этот не был из числа простолюдинов – в таком случае его просто бы не пустили даже в замок, не говоря уже об аудиенции с Его Величеством. И именно это положение просящего, вернее, знатное и родовитое его происхождение, пережитое горе и справедливая просьба о возмездии ставили короля в неловкую ситуацию. Дело в том, что просящим был граф Гедеон, он же – князь всего Торгового Пути, соединяющего королевство. богатый, родовитый союзник, просящий о возмездии у своего короля. Отказать невозможно – просьба его справедлива. Но принять её и выполнить…не всё так просто, когда на тебе забота обо всём королевстве.  

И граф Гедеон понял бы это в иных обстоятельствах. Но сейчас сердце и ум его были поглощены горем. Он потерял своего единственного сына, молодого, храброго и талантливого юношу. Граф Гедеон уже трижды проклял себя за то, что позволил сыну участвовать в своих делах, за то, что, расслабившись после многих удачных его поездок, позволил себе не сопровождать его и не умер вместе с ним на Тракте, когда напали разбойники.  

Тракт всегда был разбойничьим гнездом – пристанище шаек, воров, мошенников, фальшивомонетчиков, убий, разжалованных солдат, что покатились по наклонной и искали утешения в дешёвом пойле. Но король держал Тракт под контролем – после долгих войн с этими дикими, отчаянными людьми, которым нечего было терять и не для чего жить, он просто обложил их налогами и собственным надзором.  

С тех пор Тракт подзатих. Конечно, налетали иногда, грабили, но чаще всего на другие караваны, не связанные с охранявшим Тракт королевством. Да и знали шайки, на кого можно напасть, а на кого нельзя. И вот караваны Гедеона были им очень хорошо известны как те, на которые нападать нельзя. И уж тем более – чинить расправу над всеми его защитниками, в числе которых был сын графа.  

Теперь единственная мольба Гедеона о каре всего Тракта. Горе затмило ему рассудок, он отравился всей своей скорбью…конечно, он не понимает всего цинизма и всего неудобства своего прошения.  

–Ваше величество…- Гедеон молит. Он имеет на это право. Он поддерживал короля, поддерживал его походы, междоусобицы и долгую борьбу за власть. Теперь он хочет взять своё за годы преданности, за растраченные монеты, за все блага, что предоставил его дом.  

У него много прав на то, чтобы просить о возмездии. Король жестом просит его молчать. Король растерян. Королю нужно время.  

–Я созываю совет, – король легко уходит от прямого сиюминутного ответа. Он знает давно, как это сделать. Для таких вопросов у него есть совет.  

***  

–Значит, если я правильно поняла, – после недолгого молчания обдумывающего всё услышанное совета, принцесса Адела заговаривает первой, – граф Гедеон потерял сына на Тракте. На его караваны напали шайки. Виконта убили вместе со всеми людьми, добро растащили, а Гедеон требует возмездия?  

Король кивает. В этом зале он старается воздерживаться от лишних слов. Зачем, если ближайший совет, представленный его сестрой, верными министрами, полководцем, жрецом и казначеем всё решит?  

–Это было несложно понять, – усмехается министр финансов– Клод. Ему одному, пожалуй, можно вести себя вольнее с принцессой. Даже своему брату Адела не позволяет прилюдных ехидств, но к Клоду у неё свой счёт, они росли вместе, были друзьями, и были влюблены друг в друга. Правда, брака такого никто бы и никогда не допустил – все это понимали. Адела не досталась Клоду, но и никому другому тоже не досталась. Пока был жив отец, она уворачивалась от нужного брака, то сказывалась больной, то устраивала сцены, а когда он умер и на престол взошёл её брат, то бросилась ему помогать, наплевав на должный порядок. Воли у неё на это хватило.  

С годами любовь Клода и Аделы остыла, они оба стали грубее и циничнее, оба уже по десять раз успели ознакомиться со всей подлостью придворных романов и измениться. Но они остались друзьями, сумели остаться.  

–Но делать что-то нужно… – Министр Градостроительства всегда отличался очевидностью замечаний. К этому нужно было просто привыкнуть – в остальном это был человек исполнительный и инициативный.  

–Да разнести к чертям… – полководец Рудольф же отличался воинственностью. Хороший военачальник не мог допустить несправедливости. к тому же на шайки Тракта он давно точил зуб. – Кхм, простите, Амос.  

Высший Жрец Амос только покачал головою:  

–Небо простит тебя, дитя, а меня давно уже такими словами не задеть – мой дух закалён в служении свету!  

–Что же вы здесь-то тогда делаете? – настроение Аделы заметно улучшилось. Её всегда забавляло препираться по мелочам с советниками.  

Амос не смутился:  

–Ваше высочество, я отмаливаю грехи ваших душ!  

–Нет никаких грехов, когда дело касается народного благополучия! – огрызнулась принцесса. – Зарубите себе это на носу! Всё во имя блага!  

–Во имя блага разнести всё это гнездо! – снова вклинился Рудольф, – честные люди страдают, боятся Тракта. А мы? Мы, которые поклялись защищать народ, мы допуска…  

–С другой стороны, – бесцеремонно влез Клод, – торопиться нам некуда.  

Совет угрюмо затих. Не проблема покарать Тракт. Проблема в последствиях.  

Кто выполнит грязную работу, уничтожив или подставив очередного врага короны или народа? Где проще всего найти шпионов? Кого можно не брать в расчет? Кто наведет порядок на Тракте, не позволив там обосноваться другим, более сильным шайкам? А если Тракт – важнейший торговый путь окажется под контролем соседних земель? А если просто будет захвачен одиночными племенами? Тогда что? Кризис продовольствия и торговли? А где найти наёмников для чего угодно? Где найти нужные, но незаконные артефакты и яды? А где их продать? Всё это незаконно, но во всём этом, так или иначе, заинтересована корона и терять всё из-за какого-то виконта? Ну уж нет!  

–Некуда… – соглашается Адела. – Мы без шаек Тракта сильно просядем. Они охраняют некоторые караваны. Наши!  

–А может быть, тот виконт погиб не на Тракте? – с надеждой спрашивает Министр Градостроительства.  

–На Тракте! – отзывается Рудольф. – Всё же ясно как…  

–А вы проверьте ещё раз! Докажите, что не на Тракте, – настаивает Министр Градостроительства. Но тут вмешивается Клод:  

–На Тракте. Тут иных вариантов нет.  

–Тогда надо думать, – Министр градостроительства заметно грустнеет. Король всё время сидит молча и ждёт от них спасительного решения.  

***  

Через четверть часа, после небольшого перерыва жернова раскручиваются с новой силой. Клод докладывает:  

–Как говорят люди Тракта – это их преступление. Вернее, преступление отступников. Шайка Магнуса устроила переворот, местные разборки привели к тому, что его люди вышли из-под контроля и объявили себя врагами всех соглашений.  

–Небо им судья! – вздыхает Амос.  

Адела усмехается:  

–А нам что с того судейства?  

–Магнус, – Клод перехватывает внимание совета, – клятвенно обещает выловить и перерезать всех виновников. Он просит не расторгать соглашений и не напускать армий.  

–А они дальше будут нас резать? – Рудольфу всё это не нравится, но он терпит. Таков его долг. Лишь иногда позволяет себе замечания.  

–Нам нужно дать права Тракту, – задумчиво молвит Адела. Она давно уже думала над этим, но всё повода не было предложить. А тут как раз к слову. – Пусть устраивают свои суды и контролируют себя, назначат старейшину, вождя…словом, хоть бога пусть выберут! Но они должны быть под нашим контролем. Но наши руки не дотянутся. Да и не знаем мы всех их шайковых сплетений.  

–Тут я поддерживаю, – Амос первым поддерживает слова принцессы. – Как свет властвует над королем, как король властвует над народом…  

–Да мы поняли! – отмахивается Клод. – Именно сейчас, вот в эту самую минуту весь конфликт может уйти в никуда.  

Молчание. Если бы заседали простые люди, то можно было бы сказать, что они думают о несчастном отце – графе Гедеоне и о его сыне. Но заседают люди, на плечах которых благополучие всех сыновей и отцов. Им нет дела до одной человеческой жизни.  

–Я тоже согласен, – Министр Градостроительства поднимает руку. – Мы должны следовать общему благу. Нам не нужна резня. Объяви мы разрыв соглашений или заявись с удилищем на Тракт, то получим потери. Большие потери. А у меня стройка Цитадели на носу.  

–И с точки зрения казны, – Казначей обычно отмалчивается, но всегда знает, когда заговорить, – исключительно исходя из предположений о налоговых потерях…нам не нужна война.  

–Кстати, о потерях! – Адела поворачивается к Казначею, – ну-ка, милый друг, поведай нам, сколько потерял Гедеон?  

Казначей покорно шуршит бумагами, затем отвечает:  

–Примерно семь мешков белой пшеницы, три мешка солёного мяса, около тысячи золотых монет и полтысячи серебряных, а медяков на две или три сотни.  

–А люди? – напоминает Амос. Казначей растерянно моргает, затем опускает глаза в лист и находит нужное:  

–В людях девять человек, считая сына.  

Клод присвистывает – не дыра, конечно, в общей казне королевства, но достаточно, чтобы заметить.  

–Возместить? – с надеждой спрашивает Рудольф. Он каждый раз надеется на что-то хорошее.  

–Ага! – Адела вскидывается. – Как же! Нас лишили этих денег и запасов, а мы возмещать? С какой радости?  

–А за убитых…  

–Сегодня умирают одни, а завтра другие! – Адела непреклонна. – Мы так разоримся.  

–Но мы же недоглядели? Мы же допустили. Мы же позволили этим шайкам разгуливать и властвовать!  

–Позволили, потому что нужны, – спокойно вмешивается Амос. Тон его не меняется, всё такой же тихий и благостный. – Мы им, а они нам. Мы защищаем их именем закона, а они выполняют то, что нужно нам.  

Адела хлопает глазами:  

–Я сошла с ума или жрец сказал верную вещь?  

–Могу ущипнуть, – предлагает Клод. – Если больно, то не спишь и сошла с ума.  

–Руки! – Адела смеётся. Проблема, которая возникла перед ними, таяла. Она понимала, что всё получится сгладить и не допустить проблем с Трактом. – Убери руки!  

Королю их веселие непонятно. Ему нужно отвечать Гедеону. Ему нужно сказать ему что-то утешающее. Король представляет, как мечется в коридоре Гедеон, ожидая, когда выйдет король и скажет, что всё разбойничье гнездо Тракта порвут в клочья. За боль Гедеона. За утрату Гедеона.  

Но Гедеон ослеплён горем и не понимает, что этого не будет. Это понимает король. А его советникам весело!  

–Ладно! – Клод серьёзнеет. – Решение должно быть однозначным: никаких разборок с Трактом. Сами найдут и покарают.  

–И никаких компенсаций Гедеону! – напоминает Адела. – Уж точно не из казны!  

–Из своих карманов, пожалуйста, – тихо вставляет Казначей. – Но королевские деньги пойдут на дела королевские.  

Рудольф мрачнеет. Он ищет заступничества своей бессмысленной вере в чьих-нибудь глазах, но не встречает ничего. даже в глазах короля пустота и смирение, смешанные с тоскою. Рудольф вздыхает – нужно и ему смириться. Опять смириться так, как прежде он смирялся на других заседаниях, где речь шла не о войне, то есть – почти на всех.  

–Могу отслужить по убитым мессу, – предлагает Амос с готовностью, но Адела возражает:  

–Без шума. Умерли и точка. Народных волнений нам не надо.  

–Согласен, – Клод кивает. – А что касается Гедеона…мы же все понимаем, что он не смирится?  

И снова молчание. Обдумывание. Зловещее, ядовитое. Они все знают Гедеона, знают, как он жесток и как беспощаден к врагам. Конечно, он не успокоится, он не поймёт их поступка, хотя сам ещё полгода назад заминал примерно такое же дело. И сам же предложил знатных пострадавших заставить молчать навсегда.  

А это мысль!  

–Нам нужно заставить его замолчать, – медленно решает Адела и обводит взглядом совет.  

–Убийство? – цепенеет Рудольф. Это слишком даже для него.  

–Ликвидация, – ловко поправляет Министр Градостроительства. – Конечно, заслуги графа Гедеона крайне значимы и велики, но мы все должны понимать то затруднительное положение, в котором оказались и…  

–Тюрьма, – тихо заканчивает Клод, уставший от реверансов Министра Градостроительства. – Тюрьма!  

Королю хочется плакать. Он сам готов пасть на колени перед советом. Ему жаль Гедеона. Но он не делает ничего, ведь себя ему жаль больше, а люди, что собрались здесь, не потерпят его слабости и попытки к мятежу.  

***  

Граф Гедеон бросается навстречу к королю. В глазах просителя яростный огонёк – наконец-то, да, без сомнения! Без сомнения, ему скажут, что его сын будет отомщён, что справедливое возмездие нагонит убийц и грабителей, ведь так? Так?  

Граф Гедеон заглядывает в лицо своему королю и не встречает ничего, кроме усталого смирения. Он отступает, ещё не веря…  

То, что не может произнести король, легко произносит вышедший следом Клод. Он делает знак страже и возвещает:  

–Граф Гедеон, князь Торгового Пути, вы арестованы.  

Стража ещё не соображает. Она выполняет приказ, но ещё не понимает всего происходящего. Не понимает и граф. Растерянно сопротивляется, но куда ему – сдавшему и согбенному от горя?  

Лишь слабый хрип срывается с губ просителя, когда его скручивают:  

–За что…за что?  

–За растрату, – отвечает безжалостный ради народного блага Клод. – Растрату семи мешком белой пшеницы, трёх мешков солёного мяса, тысячи золотых монет, полтысячи серебряных и медяков на две или три сотни – дознание установит. А также за гибель девяти людей.  

«А самое главное – за наивную дерзость! » – мысленно добавляет Клод, но наученный молчанию, только разводит руками, пока просителя тащат прочь по коридору, попутно затыкая ему рот: нечего голосить и клеветать.  

Клод смотрит вслед долго. пока не выходит из зала принцесса Адела – медлительная на всякий выход, и не выводит его из раздумий:  

–Всё верно, – говорит она, – всё так и надо. Для народа. Тракт нужен народу. Мы не должны позволить разрушить этой связи.  

Она слегка склоняет голову, улыбается. А Клод вдруг замечает, какая она худая и угловатая, как уродливо коротка её шея, какие некрасивые у неё, словно соломенные волосы…безжизенные! И как весь лик её сер и неказист, как неровны её зубы, как тонки губы и сама она как безжизненная, бездушная.  

Клод смотрит на неё, будто бы видит впервые и удивляется, что мог столько о ней страдать. Но Адела иначе воспринимает его молчание и кокетливо дёргает плечом:  

–Полно, друг мой! Всё давно уже остыло.  

И в эту минуту она права как никогда. Всё остыло. И сердце Клода, и сердце короля, и несчастный юноша – сын Гедеона…