Цифровой Чехов

***  

— Семен, будь добр, закажи сегодня телятину. Приготовь по-Орловски. Успеешь? Я вернусь к обеду.  

— Конечно. Все будет готово, Мириам. Желаю вам приятно провести время. Будет любезно с вашей стороны, если вы позвоните за десять минут до прихода. Я успею накрыть на стол.  

— Обязательно. Подай мне, пожалуйста, тот файлик с бумагами, что позади тебя. Спасибо.  

— У вас важная встреча? Надеюсь, она пройдет хорошо.  

Мириам благодарно смотрит на доморобота. Она ждала, когда он задаст этот вопрос. Ей нужно хоть с кем-то поделиться своей значимостью. Пусть даже с созданием, у которого нет души.  

— Да, меня попросили выступить с речью во Дворце современного искусства. У них там открытие какого-то проекта. Что-то, связанное с писателями, чей след остался в истории. Я набросала кое-что, так, на всякий случай, — улыбается Мириам. Она не говорит, что просидела над рукописью всю ночь. Это излишне.  

— Что ж, тогда желаю удачи. Я буду держать за вас пальцы. Крестиком.  

— Ты прелесть. Спасибо.  

В лифте с ней едет молодая женщина в полупрозрачном костюме с блестками. Рядом мальчик лет пяти в солдатской униформе. На лацканах кителя вышиты черепа. В руке у него плетка с кистью кожаных полос. Он лениво помахивает ею и канючит у женщины:  

— Мама, мне эта не нлавится. Она не в тленде. Купи мне плетку Захела Малоха. Мама…  

— Ох, эти дети, — кривится женщина. — Им все так быстро надоедает. Вроде безделушка, а столько эмоций…  

Мириам неопределенно поводит головой и отворачивается. Вздыхает. До чего дошел мир? Вот поэтому она все время сидит дома. Выйти на улицу для нее — большое событие.  

У парадного прыщавый юнец вертит в руках продолговатый гладкий предмет, мерцающий серебристыми оттенками. Его движения сродни магии жонглера. Рядом худая старушка-травести в школьной мальчишечьей форме. Завороженно смотрит на мелькающий в пальцах предмет.  

— …и весь прикол в том, что эта штука для эпиляции трансформируется в имитатор ваших интимных потребностей. Всего лишь надо коснуться этого сенсора. Видите? Теперь его можно засунуть куда следует и наслаждаться. Производитель гарантирует многократный продолжительный оргазм. Есть дополнительная функция ментальных образов. На тот случай, если это необходимо. Подходит любому полу, так что…  

— Но я не принадлежу ни к какому полу! — трясет головою старушка. — Не хватало еще! Вы меня понимаете?  

Парень застывает, собираясь что-то ответить. Переводит взгляд на Мириам. Та ухмыляется и быстро перебегает дорогу. Где-то впереди маячит желтый бок аэротакси. Она движется в ту сторону.  

— Эй, бикса, какой отпадный прикид! Почему вы ходите в черном? И этот покрой… — перед ней возникает лысый череп неопределенного существа в татуировках. Золотистые ящерки нервно кривят хвосты в пароксизме голографической лихорадки. — Вы идете на Маскарад средневековья? Он начнется только вечером. А пока может посмотрите мои наряды? Все от кутюр Жако Панель! Местного разлива, правда… но и цены пониже. Зайдете в мой бутричок?  

Мириам какое-то время смотрит на подрагивающие конечности созданий, готовых вот-вот сорваться с места и прыгнуть ей на лицо. Делает шаг назад.  

— Вы не боитесь, что они вас когда-нибудь разорвут?  

— Кто?.. Они?.. Мои милашки…  

Мириам улучает момент и делает рывок к аэротакси, что в двух шагах от нее. Открывает дверцу и вваливается в салон.  

— Ко Дворцу современного искусства, пожалуйста.  

— С большим удовольствием, мадам. Будьте любезны, пристегните ремень безопасности. Вы любите анекдоты, окрашенные рекламным подтекстом? Могу рассказать…  

— Без разговоров.  

— Как скажете, мадам.  

Машина взмывает вверх и, достигнув нужного уровня, движется по выбранному маршруту. За окном проплывают архитектурные изыски бесконечного мегаполиса, созданные из геометрии невозможных фигур, строительных материалов и цифровых иллюзий.  

Но Мириам это не интересует. Достав из файла бумаги, она углубляется в чтение. Часто постукивает пальцем по белому глянцу.  

Мириам волнуется.  

***  

Дворец современного искусства похож на большой ядерный гриб с прозрачной ножкой. Издалека видно, как в его чреве снуют люди в пестрых одеждах и персонал-роботы. Как черви в больном теле, приходит на ум Мириам.  

У входа ее встречает девушка в секси униформ: шпильки, мерцающие чулки, лоскуток юбки и короткая прозрачная рубашка. Милое личико расцветает в белоснежной улыбке.  

— Давно мечтала увидеть вас, Мириам. Хранитель Прототипов в творческой среде — это легенда. Вы не против селфи? Спасибо. Я Эбби, ваш помощник и гид на сегодня. Пойдемте. Познакомлю с руководителем проекта, потом обсудим остальное. У нас сегодня такое движение, не удивляйтесь…  

Она увлекает Мириам в огромный холл. В помещении беспорядочная тусовка людей, которые пьют коктейли, курят галосигареты, о чем-то спорят, обсуждая динамические структуры виртуальных картин. Прозрачный дым стелется облаками поверх их голов.  

Мириам следует за девушкой, прижимая к груди листки с рукописью. Они подходят к эскалатору и поднимаются на несколько уровней. Идут по коридору и оказываются в стеклянной комнате, где по матрицам стен бегают строки новостей, сводок, анонсов вперемешку с мультяшными галокартинками.  

Из-за стола встает мужчина в бирюзовом фраке на голом торсе. Ниже на нем кожаные шорты телесного цвета.  

— Мириам, какая честь! Спасибо, что откликнулись на нашу просьбу. Я вам очень признателен, честно! Пригласить вас было моей идеей. Думаю, что перед открытием проекта «Круги на воде», вводный очерк о Прототипах будет как раз в тему. Ведь наше молодое поколение, наши дети знакомятся с их творчеством только на первом году обучения. Это тот переломный момент, когда они определяются с профессией, которой в дальнейшем посвятят свою жизнь. Конечно, если они творчески одарены — идут в Ментальные Эпигоны. В просторечии, М-Эпигоны. Престижное направление, одно из самых востребованных на сегодняшний день. Но, к сожалению…, — мужчина разводит руками, достает галосигарету и делает глубокую затяжку, — к сожалению, впереди еще пару десятков лет учебы, массивы информации, которую необходимо усвоить. К выпуску все знания о Прототипах сужаются до одного, того, чьим М-Эпигоном они являются. Что же касается других людей, не творческих профессий, то, к моей глубокой скорби, само понятие литературного Прототипа у них ассоциируется с мифом, с непонятным фундаментальным каноном, отжившей религией, которая убеждает поверить в то, что нельзя пощупать и увидеть.  

Мужчина картинно застывает с поднятым взором, пытаясь оценить то, что он только что произнес.  

— Великолепно! Какой мессендж! — восхищенно щебечет Эбби и даже хлопает в ладоши. Руководитель искоса смотрит на нее, и та замирает.  

— Я считаю, ваш долг как Хранителя Прототипов — вернуть сегодня мифу его истинную сущность, смахнуть с панорамы средневековья пыль времен. А если кратко — просто напомните присутствующим о том, что когда-то была плеяда писателей, благодаря которым мы продолжаем творить. Без лишней воды, емко и четко. Об этом я и говорил вчера по телефону.  

Мириам нервно сжимает в руке рукопись. Взгляд ее блуждает по матрицам с компьютерной графикой, скользящей по стенам.  

— Я могу узнать, в чем заключается проект «Круги на воде»? — спрашивает она.  

— О, конечно! Простите за упущение, — спохватывается мужчина. — Наш проект — это голографическая визуализация всех творений Прототипов. Не в их первозданном виде, разумеется… — он немного думает, затем щелкает пальцами. — Не совсем так… Это голографическая визуализация произведений М-Эпигонов, создавших свои творения на базе Канонов Прототипов. Извините за невольный каламбур. Думаю, вам лучше будет увидеть, тогда вы сразу поймете. К сожалению, я не обладаю временем. Нужно готовиться. Открытие через час. Эбби вам все покажет и ответит на любые вопросы. Она грамотная девочка. Можете на нее положиться.  

— Спасибо, гуру, — хихикает девушка и берет Мириам под руку. — Пойдемте, выпьем кофе и поболтаем. Время еще есть.  

***  

Они располагаются в уютной комнатке с окном во всю стену. На полу ковер из галошерсти; у стены диван под архаику ренессанса. Мириам сидит в кресле, пьет ароматный кофе. Эбби напротив, что-то пишет в гаджете, кладет его на столик.  

— Если вам что-то нужно знать, спрашивайте. Надеюсь, мои ответы помогут сориентироваться в обстановке и правильно выстроить речь, — говорит она.  

— Да, собственно, даже не знаю, с чего начать, — признается Мириам.  

Девушка внимательно смотрит на нее. О чем-то думает. Затем спрашивает:  

— Скажите, вы часто выходите на улицу? Бываете на тусовках, приемах, творческих вечерах?  

А она не так уж глупа, думает Мириам. Делает глоток кофе и говорит правду:  

— Не так чтобы… А в общем, никогда.  

— Я так и думала. Извините. Не в обиду. Просто обратила внимание, как вы смотрите вокруг… И ваша одежда…  

— Что с ней не так?  

Девушка ободряюще улыбается.  

— Просто между нами. Хорошо?  

— Хорошо.  

— Видите ли, черный цвет и ткань не в тренде. Уже давно. Сейчас вам скажут, что это старомодно. Дело вкуса, конечно. Но сегодня предпочтительны светлые, нейтральные тона с игрой оттенков, с намеком на прозрачность. Что касается ткани, то ее давно заменили изыски, основанные на современных технологиях изготовления искусственных материалов. Все натуральное не в моде, все четкое стало неявным, все природное, извините… вульгарным. Человек не тот, каким кажется на первый взгляд. Он покрыт слоем галопластики и галокосметики как манекен на витрине бутрика.  

— И вы тоже?  

— Конечно, — кивает Эбби, — я тоже. На самом деле я гораздо старше и у меня три имени. Одно для работы, второе для дома, и последнее для всего остального.  

— Почему вы мне это рассказываете? — спрашивает Мириам. — Потому что я выгляжу, как белая ворона?.. Понимаю. Я выгляжу жалко, и вы хотите меня успокоить. Только поверьте — мне плевать на все это. Я есть то, что я есть.  

Эбби машет руками.  

— Полностью согласна. Извините меня. Это такая щекотливая тема, но мне надо было сказать… Да, вы выглядите эпатажно по современным меркам, слишком интимно, слишком натурально. Выставляете себя напоказ в мире, где ничего натурального не осталось. И творчество здесь не исключение...  

— Вы так говорите, будто сожалеете об этом.  

— Ничего такого. Просто констатирую. Мне надо было с чего-то начать, чтобы перейти к парадигме современного искусства. Возможно, я начала не с того конца. Еще раз извините.  

Мариам вдруг широко, открыто улыбается. Дотрагивается до ее руки.  

— Мне кажется, вы сказали больше, чем хотели. Что-то мне подсказывает, что вы моя ровесница. По крайней мере, я хочу так думать. Продолжайте, пожалуйста.  

Эбби смущенно смотрит в чашку, где недавно был кофе.  

— У нас не так много времени, — говорит она. — Я еще должна вам показать какой-нибудь галопротатип. Поэтому постараюсь in brevi, так сказать…  

Достает галосигарету, затягивается, размышляет, смотрит сквозь Мириам и затем продолжает.  

— Все началось с Вечного Двигателя. Как это часто бывает, однажды забытое старое вернулось в наш мир. В какое-то время появились философские течения, использующие понятие «замкнутого цикла». В двух словах суть их заключалась в том, что если что-то создано и принято, как фундаментальное, каноническое, совершенное, оно само по себе является системой, замкнутой на себе. К нему нельзя ничего прибавить, от него ничего нельзя отнять. Это что-то назвали Прототипом, а его символом стал Вечный Двигатель — как нечто, пребывающее в самодостаточном состоянии. Очень быстро идея Прототипа перекинулась на все сферы человеческой жизни. На культуру, искусство и творческую деятельность в частности. В литературе, например, в роли Прототипов выступили великие писатели прошлого. Их произведения сегодня называют Канонами Прототипов…  

— А я Хранитель Прототипов, у которого самая большая библиотека их Канонов, — усмехается Мириам. — Это прелюдия, надеюсь?  

— Просто освежила в памяти. Больше для себя, — кивает девушка. — Теперь перейдем к главному. Получилось так, что расцвет и внедрение идеи Прототипа как раз совпал с кризисом культурной парадигмы метамодернизма. Переживая массу новых ощущений, он увяз в огромном количестве смыслов, которые зачастую противоречили друг другу. «Человек — это животное, висящее в паутине смыслов, им же сотканной». Знаменитое высказывание Макса Вебера превратилось в насмешку скованному по рукам и ногам человечеству. Именно тогда возникла идея убрать все смыслы вообще, избавиться от них, как от чего-то лишнего. Сконцентрироваться только на ощущениях…  

— Иными словами…  

— …интерпретировать Каноны Прототипов, используя современные инструменты, основанные на цифровых технологиях и творческом видении М-Эпигонов. Со школьной скамьи талантливый ребенок выбирает себе Прототип по душе и посвящает ему всю свою жизнь, интерпретируя его Каноны. Он всегда в поиске новых ощущений, новых форм проявления, которые накладывает на неизменную матрицу Канона. У одного Прототипа могут быть десятки, сотни тысяч М-Эпигонов. Каждый из них стремится быть первым в уникальности передаваемых ощущений. Вы можете себе представить, какая между ними идет борьба? В хорошем смысле, разумеется. Вот это и есть культурное наследие, которое мы получили. Настоящий квазимодернизм.  

Глаза Эбби выдают эйфорию чувств, но голос ее звучит неуверенно.  

— Из того, что вы поведали, я пока вижу только намек на плагиат, изощренно прикрытый эксплуатацией современных технологий. Однако спасибо за лекцию. Последнее дополнение для меня в новинку, — за своими словами Мириам прячет растерянность. Ей необходимо переварить услышанное. Но в душу уже успевает заползти что-то тревожное и неприятное.  

— Надеюсь, ваше мнение изменится, когда вы увидите галопротатип, — слышит она голос девушки.  

— Ну что ж, тогда вперед! Сделаю себе культурное харакири.  

— Опа! Прикольно сказано! Надо записать. Пойдемте. Как раз успеем что-нибудь посмотреть. А там уже и посетители начнут стягиваться…  

***  

Они заходят в огромный зал яйцевидной формы, рассеченной стеклянной линией пола. Нижняя часть полусферы заполнена водой; на дне руины затонувшего города, среди них плавно движутся косяки разноцветных рыб. В зале никого нет, кроме нескольких персонал-роботов, устанавливающих что-то в центре.  

— Аллегория Прототипа. Вечный Двигатель, — поясняет Эбби.  

Вдоль диаметра верхней полусферы зала висят в воздухе виртуальные бюсты Прототипов. Возле каждого — сенсорная панель управления. Глаза писателей излучают мудрость веков; некоторые из них подмигивают и поводят головой, приглашая женщин подойти к ним.  

— Не обращайте внимания, — говорит Эбби. — Их еще не настроили. Сейчас персонал-роботы закончат с обелиском и займутся этим, — она усмехается: — У нас, как всегда — самое главное в последнюю очередь.  

Они проходят мимо десятка Прототипов и останавливаются у бюста Чехова. Тут же сквозь пенсне их пронзает насмешливый взгляд, бородка мэтра шевелится в полуулыбке.  

— Итак, наш проект «Круги на воде» визуально отображает творчество М-Эпигонов, основанное на Канонах Прототипов, которых вы видите в этом зале, — поясняет девушка. — Само название проекта — метафора, рожденная творческим всплеском от брошенного в воды нашей истории литературного Канона. Их названия находятся на сенсорной панели, которую вы видите. Вы можете выбрать любой Канон Прототипа, коснувшись соответствующей кнопки. После чего появится его визуализация в современной интерпретации М-Эпигона. Естественно та, которая в данный момент занимает лидирующее положение в рейтинге всех М-Эпигонов этого Прототипа. Кроме того, можно выбрать и остальные творения — в порядке убывания рейтинга.  

— Надеюсь, сами Каноны так же присутствуют в этом списке? — спрашивает Мириам.  

— Нет. Только их интерпретации. Редакционный совет посчитал, что наличие Канонов в данном проекте будет рудиментарным. Они вызывают устоявшиеся во времени и истории ощущения. Соответственно, не вписываются в парадигму квазимодернизма — постоянный поиск новых ощущений на базе уже созданного. Это то, о чем говорил руководитель проекта. С Прототипами знакомятся только в начальной школе. Потом о них обычно забывают.  

— Но… — Мириам застывает в растерянности. Она пытается осмыслить сказанное. У нее ничего не получается. — Вы тоже считаете, что это правильно?  

Девушка мнется, смотрит под ноги на стайку рыбок, проплывающих мимо.  

— Мой взгляд не противоречит мнению Редакционного совета. В основном, — произносит она наконец. — Не хотите выбрать какую-нибудь интерпретацию? У нас мало времени. Вот-вот начнут собираться люди.  

Мириам подходит к бюсту Чехова, смотрит на сенсор. Недолго думая, касается кнопки с названием «Чайка».  

Бюст писателя медленно сворачивается, улыбка вместо насмешливой становится кислой, а потом и вовсе исчезает.  

На этом же месте возникает темная дорожка аллеи с черными метлами кустов по сторонам. Впереди она упирается в мрачное строение, похожее на ветряную мельницу. Из пор строения сочится бледная жидкость, стекая на землю. Издалека слышны бурлящие звуки какой-то субстанции. Атмосфера мрачная, в черно-багровых тонах.  

На переднем плане возникают два существа. Одно большое, угловатое, нескладное, в драном сюртуке и с иглами ирокеза на голове. Второе маленькое, с птичьей головкой, в лохматом черном балахоне.  

Идут в сторону ветряной мельницы.  

Большое существо. — Из каких фантазий ваш прикид как у лошицы? Это утилитаризм или фенька чудесная? (голос ровный, механический, скорбный).  

Маленькое существо. — Это мой манифест отстою реала. Я в жопе. Слегка глюканула (писклявый фальцет, как выхлоп из гелиевого шарика).  

Большое существо. — Отчего? (клешня руки касается лба и застывает). — Врубиться с ходу дай… Вайтлс ваш респект, папик ваш не в олигархах, но все ж битков немеряно на майне. А я в режиме многозадачности. Получаю фуфло, да еще налоги дерут, как герлу на гэнгбэнге.  

Маленькое существо. — Респект не в бабках. И старый бубен иногда звенит.  

Большое существо (с механической болью). — Это виртульно. А в реале я да куча подсосов. И зарплата тройка тугриков. Бухла и галокурева надо? Надо. Вот тут и верти яйцами.  

Маленькое существо (глядя на строение, в котором проявляется розовая ширма). —Скоро порево начнется.  

Большое существо (подхватывая тему). — О! Я тащусь от свингеров. Играть будет Заплечная. По ментальным мотивам «Белой Снежки и ее гномов». Они в энергетическом шоке друг от друга, и сегодня их астралы сольются в едином порыве самоизвержения. А у наших с вами астралов нет общих тёрок. Я млею от вас, не могу вдыхать этот мир, каждый день по шесть раз врубаю ваш ментал и гоняю в кулак. Вы индифферентны к моим позывам. Это ясно, как пень. Я смирился. У меня нет фантов, подсосы окружают меня… Кому нужен такой отстой?..  

Маленькое существо. — Не ссыте. (Залазит пальцами под мышку, достает их и нюхает). Ой, что это?.. Ваши посылы трогают меня, но в то же время мне забить на них. Еще один облом.  

Большое существо нервно дергается, словно его ударили током. Из-под него вырывается струя синего дыма. Бурление на заднем фоне становится громче.  

Мириам прикрывает глаза. Потом открывает их, пытаясь увидеть мир по-другому.  

— Почему у него идет дым из задницы? — она цепляется за этот вопрос, как за соломинку.  

— Таково видение М-Эпигона, — с воодушевлением отвечает Эбби. — Думаю, это аллегория Вечного Двигателя. Перетекание энергии в разные состояния, вечное коловращение природы. Замкнутый цикл, в котором замешаны бесконечное движение, декаданс распада и легкое отвращение к окружающей действительности. Лично у меня это вызывает ощущение нестабильности нашего бытия. Чего-то преходящего, но в то же время извечно существующего…  

Мириам выжидает, с каждой секундой она постепенно приходит в себя.  

— А откуда столько вульгаризмов и стойкого сексуального подтекста? — задает она еще один вопрос.  

— То, что вы называете вульгаризмами — это устойчивые словоформы, взятые из разных временных периодов нашей истории. С одной стороны, они подчеркивают эмоциональную непосредственность персонажей. С другой — склеивают временное наложение в пределах одной сюжетной конструкции. Что же касается секса… Видите ли… Это то извечное, что всегда будет в ходу. Из области инстинктов, которые являются составной частью каждого из нас. В отличие от приобретенного, которое зависит от культурной и социальной среды, в которой мы выросли. Например, инстинкт потребления может развиться не у каждого. То же самое о власти и желании разбогатеть. Последние исследования в этой области указывают на то, что сегодня у людей зарождается новый инстинкт — слепого поиска новых ощущений. Пока ему не дали определенного названия, теоретики спорят.  

— Скажите, у вас есть ответы на все вопросы?  

— Для того я здесь и нахожусь… — девушка улыбается и скромно опускает глаза.  

Мириам окидывает взглядом пустующий зал. Замкнутым кругом его обрамляет цепь Прототипов с застывшими лицами. Персонал-роботы уже закончили с Вечным Двигателем и теперь химичат с настройкой голографических проекций. У входа появляются первые посетители. Нестройными цепочками они разветвляются от двери и медленно тянутся по прозрачным плитам пола. Проходят мимо нее. Дети, взрослые, молодящиеся старики, похожие на детей. Будущие М-Эпигоны и уже существующие. Покрытые блёстками, молниями дизайн-статики, отблесками вымышленных линий и кривых. Галокостюмы, галопластика, галомакияж, галосигареты. На оживленных лицах Мириам читает предвкушение предстоящего события. Ноздри их вибрируют, вдыхая аромат блюда, которое им сейчас предоставят. Которое они будут пробовать, смаковать, как гурманы, растворяясь в эйфории новых, еще не испытанных ощущений.  

Что скрыто под этими масками, думает Мириам. Кто эти люди. И есть ли они вообще.  

Что осталось от натурального в этом мире.  

Или кто.  

Наверное, только я. Белая ворона.  

— Я вижу, вы немного задумались, — дотрагивается до нее Эбби. — Понимаю. Переживаете ощущения от увиденного. Между прочим, вы можете проголосовать за М-Эпигона. По десятибалльной шкале. Здесь есть кнопка на сенсоре. Хотя вы посмотрели всего лишь часть… Но кто знает, может ваш голос окажется решающим в этой бесконечной борьбе за новые ощущения.  

Мириам выходит из минутного ступора. Смотрит в упор на девушку, стоящую перед ней.  

— Скажите, почему вы здесь работаете? — спрашивает она.  

Эбби вмиг осекается, губы ее сходятся в жесткую линию, она не отводит взгляд. На миг Мириам видит умные, проницательные глаза взрослой женщины.  

— А что, есть какой-нибудь выбор? — выдыхает Эбби и отворачивается.  

Людей в зале становится больше, они стягиваются к центру, сбиваются кучками у обелиска. Оживленный гул заполняет пространство. Слышны возгласы, смех; кто-то читает стихи. Среди взрослых бегают дети, играют в пятнашки. Напряжение нарастает, разноцветный дым от галосигарет роится вверху тягучим орнаментом.  

Мириам замечает вдалеке мелькание руководителя проекта. На нем тот же бирюзовый фрак на голом торсе, вместо кожаных шортов отдающие золотом лосины. Он медленно движется в их сторону.  

Эбби тоже его замечает.  

— Рукодитель идет, — говорит она. — Вы готовы?  

Мириам протягивает ей рукопись, которую готовила к вступительной речи.  

— Пусть побудет у вас. Скажите, как я могу пройти в туалет?  

— За входной дверью направо. Там сразу. Увидите.  

— Как вас зовут дома?  

— Анита.  

Мириам отворачивается и идет по узкой ленте пустого пространства к двери. Два шага, пять шагов, десять…  

— Скажите, вы ведь уже не вернетесь?.. — отчаянный, приглушенный крик доносится до нее сквозь шум окружающих голосов.  

Двадцать шагов, тридцать…  

Мириам выходит за дверь и сворачивает налево. К эскалатору.  

***  

…Кто я такая, думает она.  

Я печаль, бредущая по земле.  

Все гаджеты отключены, доморобот покоится в тишине кладовой, в комнате режим акустической изоляции.  

Мириам стоит у окна. Сто шестнадцатый этаж. Перед ней раскинулся весь город. Бурлящий, как котел. Переливающийся сполохами отблесков и оптических излучений. Полупрозрачный, изменчивый, существующий в динамической реальности, сотканной из пластика и цифровых миражей.  

Вечер, перетекающий в ночь. Пестрые глазки окон, затянутые галошторами, галопортьерами, галозанавесками. Десятки, сотни тысяч слепых глаз, скрытые за ширмами, глядящие в никуда. Цепочки аэромашин, снующие стрекозы товарных беспилотников. Гигантские рекламные голограммы, возникающие из ниоткуда и пропадающие в никуда…  

Мир-улитка. Эпоха исчерпанных возможностей, думает Мириам.  

Всемирные часы G-Time отсвечивают полночь. В бледную синеву городской панорамы просачиваются желто-зеленоватые оттенки. Тона медленно сгущаются, в атмосфере возникают неспокойные барашки призрачных волн.  

Мириам поднимает глаза вверх. Небо от края до края покрыто полотном Айвазовского «Девятый вал». Зеленые волны трепещут в порыве готового вот-вот сорваться гребня, нависающего над городом. Но это всего лишь голографическая иллюзия движения, зацикленного на месте. На заднем плане проносятся рваные клочья желтоватых облаков, пробитые лунными протуберанцами. Внизу, где должна быть лодка с гребцами, появляется нечто бесформенное, интуитивно фаллическое. Выплывает на поверхность и торпедой устремляется вдаль. На боку текучая, подрагивающая надпись: «УПРУИЙ БРО И ТУГОЙ КОШЕЛЕК. Новый галороман О де Барака. Интерпретация бестселлера «Госпожа, повтори! ».  

Тут же из воды выпрыгивают, как поплавок, поджарые, румяные от загара ягодицы. Они безвольно плещутся на поверхности, словно сами по себе, без наличия остального. На них белые строки. «МЫ ВСЕГДА ВМЕСТЕ. Фабрика сдобных изделий «Фуфлаедов и К».  

Мириам опускает глаза.  

Скупая слеза течет по щеке; упирается в нить упрямо сжатых губ.  

Десятки лет благородного воспитания, высокой морали, незыблемых нравственных ориентиров летят в никуда, как плевок в вечность.  

— Да хоть вы…. е меня! Я на такое не поведусь!  

Она нервно сжимает кулаки, делает несколько вдохов, разворачивается и идет в Хранилище.  

— Домоконтроль. Опустить роллеты, — говорит на ходу. Позади раздается мягкое механическое шуршание.  

В Хранилище два десятка стеллажей от пола до потолка. Восемнадцать тысяч шестьсот сорок один Прототип. Несколько сотен тысяч Канонов, запечатанных в вакуумные упаковки. Сохранённая, отрезанная от реальности, отринутая миром мудрость веков. Писатели, чьи творения исчезли под слоем бессчетных ментальных наложений и гротесков.  

Мириам пробегает взглядом по плотным рядам книг.  

— Дибиблиограф. Будь добр, дай мне Чехова, — произносит она.  

— Да, мадам, — длинная механическая рука выдергивает томик сверху и передает ей.  

— Вскрывать не советую, мадам. Это может привести к структурным изменения материала Прототипа.  

— Дибиблиограф. Отключение.  

Мириам нажимает на сенсор в верхнем углу томика. Легкое шипение, упругая среда сдувается, сбоку возникает тонкая прорезь. Она вынимает книгу из пластика.  

Гладит картонную обложку, проводит пальцем по корешку. Вслушивается в себя.  

Затем возвращается в свою комнату, кладет книгу на стол. Открывает шкаф в дальнем углу комнаты; шкаф, в который вечность не заглядывала. В нем хранятся вещи еще с тех времен, когда…  

— …никаких галочудес, никаких эпигонов, — шепчет она.  

***  

…Что я такое, думает старушка с белыми, как лунь, волосами.  

Я пылинка, застывшая во времени.  

Она сидит в кресле-качалке у накрытого стола.  

Белая льняная скатерть с цветочным орнаментом до самого пола. На ней терракотовая ваза с букетом искусственных роз. Рядом круглый плетеный поднос с фруктами. Тут же хрустальный графин с красным вином, наполовину пустой. У ее руки недопитый бокал. Раскрытая книга.  

В центре медный подсвечник с зажжёнными свечами. Неровное пламя желтых огоньков играет тенями в углах комнаты. Им вторят мягкие, вкрадчивые звуки симфонии Чайковского. «Времена года», первозданный прототип.  

Она берет бокал и делает глоток вина.  

Глаза прикрыты. Легкий хмель кружит в голове, несет ее вперед, в какое-то прошлое, которое она видела однажды. Она идет по аллее, еще молодая барышня, но уже с болью в душе. По бокам кусты, она ощущает запах их свежей зелени. Впереди наспех сколоченная эстрада, два стула возле нее. За эстрадой, у озера, слышны отголоски мужских разговоров. В атмосфере витают флюиды какой-то загадки, готовой вот-вот ей открыться…  

Сухонькая рука ложится на желтые страницы книги. Пальцы поглаживают строки в такт мелодии, звучащей в ее душе.  

Рядом возникает легкое движение. Чье-то присутствие. Мужчины, который касается ее локтя.  

— Отчего вы всегда ходите в черном?  

— Это траур по моей жизни. Я несчастна, — отвечает она.