Людмила всю жизнь проработала на почте в маленькой деревеньке, расположенной в восьмидесяти километрах от районного центра. Она здесь родилась, окончила восемь классов в местной школе, да так и осталась жить в обветшалом домике, оставшемся после смерти родителей. Они ушли рано, с разницей в один год. Сначала умерла мать, а потом и отец – ей тогда едва исполнилось восемнадцать.
Людмила была некрасивой: её лицо было испещрено мелкими оспинами, которые остались после перенесенной в детстве болезни, глаза были посажены близко к крупному носу, а губы всегда как будто были обветрены. После школы она устроилась работать почтальоном на почту и осталась на этом месте на долгие десятки лет.
Кроме сына у нее никого не было, да и его появление на свет можно назвать случайностью. В ту весну, когда ей было двадцать пять, она шла своим обычным маршрутом – разносила малочисленные письма и телеграммы. Проходя мимо лесной просеки, она увидела мужчину – средних лет, с густой красивой бородой и смеющимися голубыми глазами. На нем был не по погоде толстый свитер с большим воротом и потертые свободные джинсы.
– Здравствуй, красавица, – окликнул ее незнакомец, – Людмила зарделась от такого обращения, нелепо заулыбалась и опустила глаза. Ведь она с самого детства знала, что никакая она не красавица и никто не обращал на нее особого внимания.
– Не знаешь, у кого здесь можно остановиться на несколько дней? Да чтобы с банькой да харчами, ну за оплату естественно.
Людмила, немного опомнившись, предложила ему остановиться в ее доме – она жила одна, баня у нее была хорошая, с отдельной парилкой – её отец знал толк в бане, да готовила она вкусно. Почему бы и не приютить Ивана, так звали этого добродушного бородатого мужчину.
Он оказался геологом, который ехал из небольшого поселения, где занимался поиском и оценкой месторождений полезных ископаемых. По окончанию необходимых работ, собрался уже было домой в город, как получил задание от руководства дождаться группу коллег и с ними направиться разведывать другую территорию. Вот так у него оказалось несколько свободных дней, чтобы отдохнуть и развеяться.
Он стал первым и единственным мужчиной Людмилы, хотя Иван был сильно удивлен этому факту, когда дело дошло до близости. «Вот так – так», – подумал он, но видя её готовность и желание, овладел ей, стараясь быть аккуратным и нежным. Не сказать, что Иван был в восторге от этой женщины с наивным взглядом и натруженными руками, но он так истосковался по ласке, что было не до выбора. Хотя Людмила оказалась на удивление нежной и податливой, и в близости с ней было что-то страстное, необычное.
В тот день, когда ему нужно было уезжать, он скупо поцеловал ее в щеку и пообещал, что когда-нибудь обязательно заглянет, как будет неподалеку. Но и он, и она прекрасно понимали, что больше никогда не увидятся. Поэтому, когда она почувствовала, что носит под сердцем ребенка Ивана, она очень обрадовалась – ведь у нее не было ни одной родной души, даже подруг она как-то не встретила на своем жизненном пути. А тут такое счастье – ребёночек! Она засыпала по вечерам, поглаживая уже округлившийся животик и улыбаясь, представляла, как они будут жить вдвоем и это будет настоящая семья!
Через девять месяцев после того, как она в последний раз проводила до калитки Ивана, роился мальчик – он радостно оповестил мир своим пронзительным криком о своем появлении. Людмила, бережно взяв малыша на руки, ощутила прилив настоящего ни с чем не сравнимого материнского счастья.
Не даром говорят, что дети – это как будто из тебя навсегда вынули сердце и повесили на высокое дерево. И вот висит оно там, всем ветрам открытое. Чуть дунет холодом, сжимается оно от страха, прихватит морозом – леденеет от ужаса, пригреет солнцем – тает от любви. Ничем оно больше не защищено сердце твое, ничем не укутано.
Вот и Людмила растила своего Диму любя и балуя, заботясь и оберегая, стараясь, чтобы не испытывал нужды, не знал горестей, а лишь радостью и светом озаряла его детскую жизнь. Дима рос здоровым и развитым ребенком. Когда ему было лет десять, он пришел из школы и во время обеда спросил:
– Мама, а почему мы живем в этом старом доме, в деревне? Ведь есть города с высокими домами, там есть квартиры с ваннами и туалетами прямо в квартирах – нам сегодня рассказывала Тамара Петровна. А почему мы здесь?
Людмила не сразу нашлась что ответить – у нее никогда не возникало мысли уехать куда-то в другое место – здесь она родилась, здесь похоронены ее родители, здесь она работает на почте – все понятно и заведомо известно, что и как будет происходить. А кому они там нужны в этом городе? Никого там нет.
Примерно так она и объясняла своему сыну, что жизнь в городе – это совсем другое, – непривычное и враждебное. Ну так она по крайней мере сама чувствовала.
На какое-то время ее объяснений хватило, но спустя несколько месяцев Димка опять привязался со своим городом, поехали, да поехали.
Людмиле пришлось согласиться – она узнала, как ходят туда автобусы, купила заранее билеты и достала из своей копилки несколько тысячерублевых купюр, отложенных на черный день.
В день поездки Дима разбудил ее в семь утра:
– Мам, вставай! Мы опоздаем на автобус, – Людмила растеряно посмотрела на часы.
– Да у нас еще куча времени, сынок! Никуда мы не опоздаем. Ну ладно, раз ты меня разбудил, значит пойдем завтракать!
Через два часа они стояли на площадке перед небольшим зданием местного автовокзала и ждали рейсовый автобус. Всю дорогу Дима ерзал на сиденье, крутился, и постоянно спрашивал когда они уже приедут.
Город встретил их непривычным запахом пыли и гари. Повсюду сновали машины, люди вразнобой перебегали проезжую часть по пешеходному переходу, хотя не все машины вовремя и охотно останавливались.
– Куда прёшь, кобыла? – это ей крикнул проезжающий мимо таксист, когда они попытались перейти нерегулируемый перекресток – Людмила толком не знала, как правильно следует переходить дорогу и разозлилась на себя:
– Вот так, Димочка, мама всю жизнь в деревне прожила, а какие городские правила есть, не выучила.
Диме не хотелось, чтобы мама держала его, как маленького, за руку. Он добился этой поездки, и теперь чувствовал себя главным и самым важным, а присутствие матери ему мешало.
«Вот вырасту, и уеду жить в город один, сам буду решать, что делать и как жить», – думал он, пытаясь освободить свою ладонь от материнской, но та крепко держала его и не отпускала.
– Дима, не выдирайся. А то мы растеряемся в ентом городе, где я потом тебя искать буду? – ей было очень неуютно и страшно от обилия больших многоэтажек, ярких витрин магазинов, бизнес центров – все куда-то спешили и ей точно не было места среди шумной городской суеты.
Дима потянул её в сторону огромного торгового центра:
– Пойдем посмотрим, что там, – она послушно пошла за мальчиком. Ведь действительно у них и плана-то как такового не было – просто посмотреть город. Они вошли в большой белоснежный холл, галантный охранник на входе слегка кивнул им и, как показалось Людмиле, усмехнулся.
Они подошли к большой колонне с дверьми, которые тут же открылись и оттуда начали выходить люди. «Лифт», – догадалась Людмила, кино ж она смотрела, знает. Но так страшно было в него входить:
– Димка, а пойдем пешком подымимся, – нарочито бодро сказала она, но мальчик уже затянул ее внутрь. Кнопку четвертого этажа нажал какой-то парень, который зашел вместе с ними. Двери закрылись и Людмиле показалось, что она взлетает вместе с этой тяжелой и странной кабиной и с людьми, которые находились внутри. Ноги казалось оторвались от пола, а сердце наоборот ухнуло вниз. Она успела только негромко ахнуть от этого нового ощущения, как двери раскрылись, и они вышли наружу. Перед их взором раскинулся цветастый и бескрайний фудкорт.
– Мама, смотри, сколько всего интересного! – у Димы разбегались глаза – ему хотелось все рассмотреть, изучить, потрогать. У него было ощущение, что он попал в другую реальность, что вот она – настоящая жизнь. А та, что осталась в его деревне – была обманом, иллюзией. Как кривое зеркало, недавно в школе учительница рассказывала, про это зеркало. Он был удивлен и ошеломлен масштабами величия только одного этого этажа в торговом центре, а были же еще другие этажи, и другие центры, и другие города, а еще и целые страны! Как-то сразу все это выстроилось в логическую цепочку, и он со злостью посмотрел на свою мать – она стояла растерянная, некрасивая, казавшаяся какой-то серой и совсем не привлекательной рядом с этими нарядными и деловыми людьми.
«Еще подрасту немного и сбегу, если откажется переезжать в город», – подумал мальчик и эта мысль засела в его голове еще на долгие годы.
С той поездки прошло несколько лет. Дима окончил, как и мать, среднюю школу и устроился подмастерьем на местную лесопилку. Платили мало, но на сигареты, какие-то продукты домой и оплату интернета на стареньком мобильнике хватало. Он давно понял, что даже в рамках их заброшенной деревни, они живут в разы хуже остальных. Его мать получает гроши, она родила его непонятно от кого, ведь никогда и замужем не была. Да и кто бы ее взял… Он с горечью сплевывал окурок дешевой сигареты – эти мысли всегда вызывали в нем какое-то необъяснимое остервенение. А он еще о городе мечтал, пентюх, тут бы кое-как прожить.
Одним летним вечером возвращаясь после долгой и тяжелой смены, он услышал, что его кто-то окликнул. Дима обернулся и увидел длинноногую девушку – ее волосы были собраны в большой хвост, короткое платье подчеркивало привлекательную фигуру, на ногах были цветастые босоножки на небольшой платформе.
– Ну, Дим, не узнал, что ли? – протянула она и он сразу понял, что это баб Катина внучка – соседка Лиля. В детстве они часто играли вместе, когда она приезжала на лето, потом она появлялась все реже, а в последние года три так точно ее не было.
– О, здоров! Какими судьбами? – Дима еще раз восхитился как сильно она изменилась за то время, что они не виделись.
– Да предки в ссылку меня отправили… Травку у меня нашли и решили, что мне нужно оздоровиться, – она махнула рукой, – ну наивные конечно, думают, я ничего не припрятала с собой, – её лицо растянулось в презрительной улыбке, – А ты тут чего? Тоже на лето приехал?
Диме было стыдно признаться, что он никуда не уезжал, даже и не собирался. Но решил все карты сразу не раскрывать, неопределенно махнул рукой и сменил тему.
Они договорились на следующий день встретиться и хорошенько отпраздновать Лилин приезд.
– С меня трава, с тебя пивас, – по-свойски приказала она.
– Договор, по рукам, – настроение у Димы испортилось, до получки еще не скоро, а к матери обращаться не хотелось, тем более в последнее время отношения у них совсем разладились. Она бесила его своей удушающей заботой, вечно со своими «Димочка, ты покушал? », «Димочка, ты что, выпил? », ну и прочая ерунда. Она никак не могла понять, что он уже взрослый и плевать ему хотелось на ее душную заботу. Но видимо все равно придется занимать у нее денег.
Но в тот раз занимать не пришлось, Людмила сама предложила взять их в серванте, если нужно. Она понимала, что Дима зарабатывает мало и что может ему хочется иметь свободные средства на какие-то свои расходы.
А Дима понимал, что Лилька приехала надолго, впереди целое лето и что может оно будет отличаться от многих предыдущих, которые он проводил в компании полупьяных деревенских мужиков, многим старше его.
И действительно, они весело проводили время, даже как-то перебрав спиртного, целовались долго и горячо. Правда на следующий день, когда они снова встретились, Лиля, отводя глаза, сказала:
– Забыли про вчерашнее, – и они вроде действительно забыли, хотя Диме очень хотелось продолжения или хотя бы повторения того вечера.
Конечно, он чувствовал и понимал какая огромная между ними разница. Лиля была городской: она училась в институте, вела свой тик ток, о котором он слышал только вскользь, тусила по ночным клубам, ездила с друзьями на классных тачках и даже была в Турции. А он? Был один раз в городе с матерью много лет назад, пытался разобраться с тем, как пользоваться интернетом на своем убогом сотовом с разбитым стеклом и складывал свое представление о другой жизни исключительно по редким фильмам, которые показывали по трем имеющимся в деревне каналам, щедро сдобренными длинными и никому ненужными блоками рекламы? Ничего общего. Ничего схожего.
Лето уже подходило к концу – листья на деревьях становились жухлыми и редкими. Трава, сменив свой зеленый окрас на осеннее грустное одеяние, съежилась и замерла в ожидании холодов. Дима и Лиля сидели на большом срубленном дереве недалеко от местного дома культуры, если можно было так назвать покосившееся одноэтажное здание, дверь в которое давно было забито наискосок двумя жердинами. Дима как-то сам начал разговор о том, насколько реально было бы переехать в город – Лиля задумалась.
– Ну в принципе я могу тебе помочь с этим, да и у родаков связи какие есть, отец с работой поможет – ты же рукастый. Общагу вроде дают. Ну давай я все узнаю, тебе скажу. Позвоню сегодня отцу.
В тот вечер он долго не мог уснуть и все ворочался, представляя, как он идет вместе с Лилей и ее друзьями по тротуару, повдоль горят красивые фонари, он в модной одежде – они заходят в клуб и танцуют там до самого утра. Вот это жизнь!
Тут он услышал глухой звук в соседней комнате – будто что-то тяжелое рухнуло на пол. Он встал, сунул босые ноги в разношенные старые тапки и вышел за занавеску, которая заменяла дверь. Мать лежала на полу без сознания, Дима подошел к ней, вгляделся – вроде дышит.
– Мам, – он легонько стукнул ее по щеке, – Слышь меня? – Людмила открыла глаза и удивленно посмотрела на сына.
– Все хорошо, Димочка, все в порядке – привычно запричитала она и попыталась встать, но у нее ничего не получилось, – Помоги, дай руку.
Он помог ей подняться, убедился, что она больше не собирается падать в обморок, сходил в уличный туалет, вернулся в свою комнату и снова попытался уснуть.
Утром он обнаружил на столе записку: «Дима, ушла к врачу. Потом на работу. Завтрак на столе. Мама». Дима подошел к вешалке, вынул из висевшей на крючке робы смятую пачку сигарет и вышел в сени: «Ну вот и хорошо, хоть покурить без лишних глаз», – он чиркнул зажигалкой, прикурил и с удовольствием вдохнул едкий дым. Сегодня важный день – он должен узнать получится ли что с городом или нет. «Хоть бы получилось», – произнес он вслух и пошел завтракать.
Все и вправду складывалось наилучшим образом – отец Лили сказал, что ему на стройке требуется разнорабочий и если Дима сможет показать себя с лучшей стороны, то потом можно будет говорить о более достойной вакансии. И в придачу иногородним действительно выделялась маленькая комната в общежитии. Ну и что, что это практически на окраине города! Оплата была еженедельная – за пять полных рабочих дней и еще два выходных. Можно брать сверхурочные – оплачивается отдельно.
«Вот это фарт! » – внутри у Димы все пело, он чуть ли не бегом забежал в дом, хотел рассказать матери. Ну поплачет немного, что он уезжает, потом привыкнет. Может иногда и будет ее проведывать, главное, что все так легко получилось!
Матери дома не было. Странно, обычно в это время она уже была дома. Ну может зашла к кому или встретила знакомую по пути, заговорилась. Есть не хотелось, эмоции переполняли его. Дима умылся, покурил и решил лечь спать, не дожидаясь прихода матери.
Наутро её тоже не было дома и судя по всему она так и не появлялась. «Странно», – подумал он, но беспокойства не было. Да и чужды были ему все эти бабские штучки, – «В больницу вчера же она собиралась, вот там и искать надо», – у него был выходной и ему не хотелось тратить свое свободное время на походы в больницу. Нужно еще было получше расспросить у Лильки что да как, что с собой брать, какие там вещи и вообще, когда можно приступать. Еще на работе надо будет заявление написать, поди две недели отработать придется, в том году Миха Палый уходил с лесопилки, так его заставили отрабатывать.
Вдалеке появилось здание больницы – на небольшой территории располагалась три небольших дома из коричневого старого бруса. Они были похожи между собой, лишь самое ближнее к воротам выделялось новыми резными ставнями. Дима знал, что там принимал фельдшер, он же был и стоматологом и кем угодно – никто не хотел ни работать, ни оставаться в этой дыре.
Он поднялся на скрипучее с облупленной краской крыльцо и сразу столкнулся с Мариной Петровной, медсестрой. Дима помнил её с самого детства – обычно простые вопросы решала она, а что было посложнее, передавала Льву Павловичу – фельдшеру.
– Дмитрий, ну наконец-то, – она с укором посмотрела на него. Глаза были уставшие и блеклые, словно линялые, – Мы собирались уже кого-нибудь за тобой посылать.
– Здрастье, Марин Петровна, что случилось-то? – Дима шел за ней по узкой земляной тропинке, ведущей к стационару.
– Мама твоя совсем плохая. Вчера пришла на обследование утром, потом с работы её привезли уже на машине их почтовой – не могла сама идти. Слабость, обмороки постоянные. Всю ночь под капельницей пролежала.
– А что с ней такое? – растерянность сменялась досадой и злостью на мать. «Как чуяла заранее, заболеть решила! Планы мне собралась все спутать! » – слезы комом подступили к горлу.
– Скоро будут анализы готовы, Лев Павлович изучит результаты и поставит диагноз. Пойдём пока, провожу тебя в палату.
«Не хочу, не пойду в палату! Я в город уезжаю, навсегда! » – хотел выкрикнуть Дима, но покорно поплелся за медсестрой.
Мать лежала на спине с закрытыми глазами. От её руки шла прозрачная трубочка капельницы и было отчетливо видно, как жидкость с лекарством медленно и равномерно втекала в ее вену. Лицо ее было какого-то землистого цвета, щеки впали. Редкие поседевшие волосы были собраны в жидкую косичку, поэтому Диме сперва показалась, что она лысая.
Людмила спала, чуть слышно посапывая – он испытал облегчение, что не придется с ней разговаривать. Слишком нестабильное у него было сейчас состояние. Ему хотелось схватить её, тряхануть хорошенько, поставить на ноги, и чтобы она пошла домой. Ему нужно уезжать, а она развалилась тут.
Он вышел на улицу и увидел Льва Павловича. Он шел своей быстрой немного прыгающей походкой, белый халат был расстегнут и развивался с каждым его шагом, как плащ. Под мышкой была зажата папка с бумагами, очки на носу съехали набок, вокруг бородки наросла щетина – было видно, что он давно не брился, да и вообще не отдыхал.
Лев Павлович подошел к Диме и положил свою тяжёлую руку ему на плечо:
– Здравствуй, Дмитрий. Пойдем прогуляемся, поговорим, – он повлек его к скамейке, которая сиротливо стояла сбоку от больничного корпуса.
– Здрасьте, что скажете? – Дима уже понял, что хороших новостей не будет.
–Ну что я скажу, Дима. Ты парень взрослый, буду говорить, как есть. Онкология у твоей матушки – неоперабельная опухоль по – женски, ну ты понял. Если бы раньше она обратилась, то можно было ее направить на операцию в районный центр, там глядишь и обошлось бы. А тут поздно, – он вздохнул и вытянул из кармана халата пачку сигарет.
– Можно мне тоже? – Лев Павлович удивленно посмотрел на парня поверх очков, но ничего говорить не стал, просто молча протянул ему сигарету.
– Что дальше-то делать? – голос Димы стал будто осипшим.
– Ну что делать… Держать её долго здесь смысла нет. Ну неделю мы прокапаем, потом домой отпустим. Затем строгий постельный режим – инъекции и лекарства строго по расписанию. Ну там диета, бульоны, все остальное – подробно распишу. Рядом с вами Евгения живёт, в пятом доме – она уколы может приходить ставить, я договорюсь.
Дима крепко затянулся и думал лишь об одном: «Лишь бы не разреветься прямо сейчас». Ему почему-то совсем не было жалко мать. Но он понимал, что его мечта, которую он лелеял и о которой постоянно думал, вот так в один миг разрушена – лопнула мыльным пузырем. Раз – и всё. В глазах зажгло, и он отвернулся от врача.
– Тут многое зависит от правильного ухода, Дима, – продолжал Лев Павлович, – на тебе сейчас очень большая ответственность. Может еще полгода матери твоей осталось, может год. Ну всякие случаи бывают! Главное уход, хорошее питание и никаких нервов, понял?
– Да понял я… – слёзы предательски хлынули из глаз и Дима, что-то буркнув, встал и пошел к воротам, подальше от этих корпусов, от слов врача, от осознания, что все теперь потеряно и разрушено.
Врач смотрел вслед долговязому и нескладному парню и думал: «Вот она сила сыновьей любви, как переживает парень за свою мать – не часто такое встретишь. Очень достойно, очень…»
На улице было пустынно, и Дима шел, уже не стесняясь, размазывая по щекам слезы. Затем остановился, обернулся на больницу и плюнув свозь зубы громко и отчетливо сказал:
– Вот так значит ты со мной поступила, грёбанная почтальонша…
Лиля пришла к нему вечером, когда он сидел на крылечке с бутылкой пива «Охота крепкое» – это был дешевый и доступный вариант, чтобы расслабиться. Несмотря на то, что Дима сделал всего несколько глотков, в голове приятно зашумело – сегодня за весь день он ничего не съел.
– Привет! Слушай, мне сегодня позвонил отец, – сразу перешла к делу Лиля, – В общем там еще один претендент на твое место метит, сын прораба что ли, я толком не поняла. Ну отец сказал, что кто первый приедет, того и тапки. Получается тот приедет через две недели, так что у тебя в запасе неделя, максимум десять дней. Тогда успеваешь вперед, и все норм. Усёк? – она присела рядом, взяла у него из рук бутылку пива и сделала большой глоток.
– Фу, ну и гадость ты пьешь! Есть что получше?
– Нет, только это, – ответил Дима, носком ботинка ковыряя землю, – Ну что, все понял, принял! Отметим это дело? У матери в загашнике самогоночка есть на случай праздника, а сегодня и есть праздник, – он решил ничего про мать не рассказывать, да и вообще сегодня о ней не думать. На душе скреблись кошки и единственным желанием было поскорее напиться.
– О, ну давай напоследок гульнём, – Лиля, на сколько он успел изучить ее за это лето, никогда не отказывала себе в удовольствии и развлечениях, – у меня еще кое-что есть, – она достала из заднего кармана джинсов пакетик с белым порошком и потрясла у Димы перед носом, – вот, оставила напоследок. Я ведь завтра всё, отчаливаю домой!
Когда на улице было уже совсем темно, Дима и Лиля были совершенно пьяны. Они включили на максимальную громкость музыку на стареньком музыкальном центре, вынесли колонки на улицу и прыгали на месте, подняв руки над головой, громко подпевая группе «Дискотека авария»: «Новый год к нам мчится, скоро всё случится».
– Давай, давай, давай!... – запыхавшись, кричала Лиля и тут неожиданно взяла со стола пульт и нажала на паузу, – Я все придумала, поехали в клуб! Там сегодня дискотека – я точно знаю. Пойдем на трассу и доедем на попутке?
– А поедем, – Диме никуда ехать не хотелось, но и оставаться наедине со своими мыслями он тоже был не готов, – Погоди, переоденусь, – он неуверенной походкой направился к крыльцу, на ступеньке запнулся, но смог удержаться на ногах, открыл дверь и вошел в дом.
Пройдя в свою комнату, парень через голову стянул выцветшую рубаху, открыл дверцу старого шкафа и уставился вглубь полки – выбирать особо было не из чего: скомканные футболки вперемешку с трусами и спортивками расплывались перед Диминым затуманенным взглядом. Он выругался и достал более или менее приличную водолазку черного цвета, мать покупала еще когда он учился в девятом классе.
Мать… Мысли опять перенеслись к ней в палату, и он представил, что она теперь вот также будет лежать у них дома – жалкая, худая и требующая постоянного внимания. Дима открыл сервант, ведь для того, чтобы поехать на дискотеку, нужны деньги, как минимум на попутку, потом наверняка за вход, потом там что-то придется покупать, потом возвращаться назад. Достав шкатулку, где обычно Людмила прятала деньги, он увидел сиротливо лежащую на дне сторублевую купюру. Еще было несколько медяков – и всё. Рядом со шкатулкой стояла початая бутылка с самогоном – тем, что на праздники. Дима взял ее, легко откупорил и сделал несколько больших глотков, аккуратно поставил на место, потом как-то по-детски всхлипнул, и обхватив руками голову, опустился на колени и замер.
Лиля сначала включила музыку на своем телефоне и стала танцевать одна, потом решила, что именно сегодня она выглядит сногсшибательно и решила сделать несколько крутых селфи – забралась на стол и выставив левую руку с телефоном вперед, стала принимать всякие, как ей казалось, завлекательные позы и фотографировала себя. Потом ей надоело это занятие, и она решила покурить. Потом спустя какое-то время, она налила в стопку мутноватой жидкости и выпила – стало снова веселее, но ненадолго. Она замёрзла и стала раздражаться, что Димка так долго собирается. «Хуже бабы», – подумала она, решительно поднялась и толкнула дверь в дом.
– Дим, ты скоро? – крикнула она, но ответа не последовало, – Дима, ау! Ты что, уснул? – Лиля не разуваясь вошла в комнату и увидела перед собой ноги. Они были примерно на уровне ее глаз и покачивались из стороны в сторону.
Девушка спьяну сначала ничего не поняла и позвала снова:
– Дима, уже не смешно! – и вдруг ей стало понятно, что это за ноги и почему они расположены так высоко.
Она подняла голову наверх и нечеловеческий крик заполнил пустой холодный дом.
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.