Прощай, моя обожаемая Россия! или Исповедь мужского шлюха в Англии

С детства жизнь у меня была очень тяжелой и несправедливой! Все мои друзья ели икру только красную, намазанную на белый хлеб с вологодским белым сливочным маслом. А вот мои родители были людьми незажиточными, и потому я был вынужден униженно питаться только икрой черной, намазанной на хлеб тоже черный и с маслом костромским – не белым, а желтым. А это было так позорно! И все дети во дворе надо мной смеялись! А еще у всех у них в гаражах стояли по 5-6 машин, и все эти авто были только майбахи и кабриолеты. И все они тоже исключительно красного цвета. А у моего отца было лишь два автомобиля, да и то не иномарки, а отечественные позорные бронированные правительственные ЗИЛы, на которых ездил еще Брежнев. И оба – черные... И хотя эти ЗИЛы были уже музейной и исторической ценностью и стоили на аукционе огромных денег – но все ж таки это были СВОИ, русские бибикалки, а не импортные. И это меня всегда очень и очень угнетало! И еще у родителей этих пацанов рожи всегда были красные! Словно из бани! Потому что они жрали в три горла, давили целыми днями сон в три подушки и никогда не работали, а только всё воровали и воровали. И потому все дни календаря у них были тоже – красные! А у моего отца каждый день недели был – черный! Потому что мой отец не просто так банально воровал, а воровал по-черному! И каждый день со страхом ожидал, что вот-вот наступит его самый черный день в жизни! И его наконец-то арестуют! И я в детстве от такой папиной несправедливости часто рыдал по ночам и истерил перед папочкой! И все во дворе меня за наши позорные черные ЗИЛы и ежедневную черную икру называли "черным" и откровенно презирали!  

После окончания школы все мои сверстники уехали учиться в университеты США и жили отныне в благословенной Калифорнии. И лишь я единственный во дворе из-за своего небогатого папочки вынужден был прозябать в непрестижной Франции и жил в какой-то богом проклятой провинции – в Париже – и учился в древней замшелой позорной Сорбонне... И потому-то я ходил все эти годы униженный и оскорбленный!  

А после смерти папочки я понял, что мне в России и вовсе ничего не светит и вынужден был уехать работать в Англию. Там мне предлагали должность руководителя банка, но я решил не портить свою трудовую биографию позорными фактами и предпочел начать жизнь с чистого листа, т. е. захотел вкалывать как простой пролетарий, так сказать, как "молотобоец" не умственного, а чисто физического труда. На бирже труда мне предложили самую тяжелую профессию – поработать шлюхом в мужском публичном доме. Профессия очень тяжелая и опасная! Требует от профессионала затрат максимума его физических сил днем и особенно ночью! По-французски бордель звучит как мэсон клозе (maison close – "закрытое заведение"). Почти как "масон". Делать было нечего, и я согласился. Вот так я нежданно-негаданно стал еще и масоном... Двойной позор!!!  

Пришел в этот самый клозет, и там первым делом мне сказали:  

– У нас все, кто трудится мужским шлюхом, носит звонкие прозвища. Как твое имя?  

– Серж.  

– Нет, Серж нам не подходит.  

– Почему?  

– Потому что в обратную сторону это звучит "жрес" – почти как жрец. А жрец – профессия, связанная в религией. У нас такие не работают, потому что привыкли работать в банках только языком и не справляются с нашими нагрузками!  

– Что же мне делать? Идти обратно на биржу труда?  

– Нет. Будешь носить прозвище Жар-огонь.  

– Почему?  

– Потому что в обратную сторону это получается "ного-раж", т. е. "нога, вошедшая в раж! " Для женщин как раз то, что надо!  

Вот так я стал не только масоном в клозете, но и ногой, вошедшей в раж... Кто бы мог подумать, что я паду до такой степени... И работа действительно оказалась очень тяжелой. Жил я в самом что ни на есть задрипанном 5-звездочном лондонском отеле, в номере супер-люкс. И сутками напролет ко мне в номер шли женщины – одна за другой. Буквально толпами! И все как на подбор – леди из высшего общества! Молодые, темпераментные и потому требовавшие, чтобы темпераментным с ними был и я. И сутками напролет я пил с ними коньяки с шампанским, бренди с виски! Курил гаванские сигары, и мы применяли самые непредсказуемые сексуальные позиции!.. Иногда приходилось выполнять их наиболее извращенные прихоти и заниматься сексом не с одной, а с двумя-тремя, а то и с четырьмя женщинами сразу. Нечего и говорить, что такая беспорядочная жизнь меня истощала. Я стал раздражительным и агрессивным! И возмещал свою злость всё на тех же женщинах – потому что больше было не на ком. Я пытался во время наших с ними оргий проткнуть их моим "бивнем" буквально насквозь! А они – наоборот: в ответ лишь стонали от восторга: "Да! Да!!! " и требовали от меня: "Еще! Еще!!!.. " А потом, чтобы я как можно скорее восстановил свои потраченные на них силы, они все по очереди возили меня в турне по всяким там паскудным Италиям, Венециям, Нью-Йоркам и Голливудам. И ни одна из этих дур так и не догадалась, что я изнываю от огромной ностальгиии по моей сказочной и неповторимой России-матушке, по московскому Кремлю и конкретно – по мавзолею-батюшке! И я не мог дождаться той сладостной минуты, когда же я наконец истощусь вконец и умру в своем клозе-масоне – прямо в постели... на женщине... на своем рабочем месте – как и полагается шлюху высшей международной квалификации, пролетарию самого грязного ножного труда... Но, увы... Моя светлая мечта не сбылась... Потому что я попал в дурацкую историю: в меня смертельно влюбились сразу три красотки. И все три они – дочки пэров, жены 70-летних миллиардеров. И все они начали между собой войну за меня – чтобы я достался кому-то только одной. Но я так и не смог выбрать одну конкретно, потому что одна из них была похожа на Мэрилин Монро, вторая – на английскую королеву Викторию, а третья на русскую актрису Нонну Мордюкову в молодости. И я возбуждался от них только тогда, когда они лежали со мной все три вместе! А по отдельности – ну никак... И вот однажды они, видя мою отрицаловку, прямо в постели разругались друг с другом, и тогда одна из них выхватила из своей сумочки заранее припасенный серп и закричала мне: "Так не доставайся же ты никому! " – и попыталась одной рукой ухватить мои орудия труда – мои самые важные в жизни "причандалы". И уже замахнулась серпом! Но две другие женщины в ответ заорали: "Не-е-ет, падла! Не трожь его колокольчики! Не дади-и-им!!! " И успели перехватить ее руку. И тогда она заколола серпом сначала обеих своих соперниц, а потом на зло им и мне – уже и себя самою! Но, еще будучи живой, она пыталась заколоть и меня! Но я с ней долго и упорно боролся – выхватил у нее серп, и таким образом на ручке этого орудия преступления остались отпечатки моих пальцев...  

Ну а дальше всё было обычно: приехала полиция, меня арестовали и обвинили в коллективном изнасиловании и убийстве. В Англии за некоторые виды изнасилований и убийств еще действуют средневековые меры наказания, и мне теперь положена смертная казнь путем отрубания головы... Ко мне уже приходил сегодня священник. Я ему честно и откровенно рассказал про себя всё-всё... И про своё невыносимо тяжелое детство в России... И про мой пролетарский труд шлюхом в А-ля-фрнс клозе-масоне, когда женщины проходили через мою кровать, как детали на заводском конвейере... Безостановочно! Услышав мою исповедь, старый, седой и очень почтенный священник расплакался и тайно вдруг признался, что и сам с юности страстно мечтает вкусить плодов тяжкого труда мужского шлюха – ведь это так прекрасно: не читать Библию по воскресеньям перед толпой древних старух, которые пришли в церковь ради только лишь одного – чтобы замолить сексуальные грехи своей молодости. Нет! Он мечтает о том, чтобы день и ночь годами САМОМУ трудиться своими ногами – приносить пользу молодым, излишне сладострастным и таким глупым женщинам! И тем самым во время цитирования трудов отцов церкви в кровати направлять заблудших овечек на путь вековой мудрости и ангельской чистоты и истины!  

А потом ко мне в камеру явился палач – весь в красном, и он тоже вдруг расплакался... Упал передо мной на колени и попытался, как мог, успокоить меня. Он мне сказал:  

– Брат! Прости меня за то, что я отрублю тебе голову... Это не мое желание. Такова уж профессиональная специфика моего тоже пролетарского труда – тоже тяжкого и крайне нервного!  

Я его понял и внутренне простил... И еще он добавил:  

– Брат! Не бойся. Я сделаю отрубание тебе совсем даже не больно – чик! И головы у тебя уже нету! Ты ничего даже не заметишь и не почувствуешь! Только успеешь услышать: шлёп! Ты в ответ глянешь перед собой – а голова-то на шее уже тю-тю! Как ее все равно что никогда и не бывало... Но знай: твоя голова упадет не на грязный пол – а в красивую корзину. Мне уже заплатили сотни женщин, чтобы я позволил им подойти к твоей мертвой голове, погладить тебя по волосам и поцеловать тебя прямо в твои бледные обескровленные губы! Так что спасибо тебе, брат – я на тебе заработал кучу денег! И твоя кровь, брат, тоже не вытечет напрасно на пол. Нет! Я положу тебя так, чтобы твоя кровь стекла в большой чан, который специально существует для этого поганого, отвратительного – нашего палаческого дела... По нашим отвратительным английским средневековым поверьям кровь казненного обладает целебной силой и всякие калеки, бомжи и неизлечимо больные чумой и проказой ее по каплям ежедневно пьют как лекарство от всех болезней, словно она – какое-нибудь там редчайшее восточное мумиё! Эта традиция такая древняя, что я и сам пью кровь мною казненных. Да! И вот видишь: мне уже 75 лет, а я – как огурчик! Выгляжу на 35, никто не дает мне старше! И чем страшнее убийца совершил свои убийства, чем больше он убил народа – тем кровь его целебнее! Вот так вот, брат. Так что я продам твою кровь всем, кто захочет, и заработаю на этом еще одну кучу денег! Брат, спасибо тебе и за это! А твое тело сначала, по закону, я на грязной телеге увезу ночью и закопаю на тайном кладбище далеко за городом. И могилу затопчу ногами – чтобы не осталось и следа. И набросаю сверху человеческого дерьма – чтобы от нее страшно воняло! Чтобы туда побрезговал бы прийти даже шакал! Ты, брат, прости меня за это – такова уж неприглядная специфика моего пролетарского "мясниковского" и ассенизаторского труда... Но ночью на этом тайном загородном кладбище соберется толпа в тысячи людей. Ровно в полночь я твое тело откопаю, и под радостный вой толпы, под улюлюканье ведьм и хрип сумасшедших я разрублю твое нежное тело на мелкие кусочки и опять же продам их всем желающим как какие-нибудь мощи святого – по нашим дурацким английским традициям, кусочки тела казненного убийцы кладут в драгоценные шкатулки и носят их все время с собой как амулеты! Так что, брат, я заработаю на тебе уже и третью кучу денег! И за это спасибо тебе в третий раз, брат! И он по-братски поцеловал меня в щечку... И этот его прощальный палаческий поцелуй был мне слаще и приятней, чем тысячи поцелуев самых юных дев моей родной России!  

Так что гудбай, моя Россия! Пишу тебе последний раз...  

Это прощальное письмо-исповедь было найдено в кармане маньячного убийцы, казненного на днях в Англии за то, что он заколол трех прекрасных юных женщин – жен трех миллиардеров. Все они погибли в люксовом номере 5-звездочного отеля в центре Лондона во время сексуальной групповой оргии на широченной кровати. В головах этой кроватью висели три портрета трех самых знаменитых женщин в мире: Мэрилин Монро, королевы Англии Виктории и Нонны Мордюковой в ее молодости, когда она играла роль героини Ульяны Громовой в фильме "Молодая гвардия"...