Молочная река

Латте, капучино, американо… Никогда не разбирался в кофе, но кофейни любил. Как и пройтись утром до универа со стаканчиком из кфс, где на дне покоилась пена от избыточно сладкого капучино. Любовь к сладкому меня когда-нибудь добьёт. Но больше всего я люблю её. В своём новом пальто, с кольцом, что вечно перебирает, и с прекрасным взглядом на литературу. Как-то раз я видел ролик от одного модного тинэйджера из всего этого квир сообщества будущего, в которое я не вписался. Он сказал, что нельзя носить больше двух аксессуаров. А мне всегда казалось, что ей идёт любое украшение. Но я бы даже не заметил, будь она в золоте с ног до головы. Но это лишь моя невнимательность.  

Уютный столик из дерева, смешные салфетки на стаканчиках и её взгляд. Я так привык к нему. И он от этого не стал тусклее или скучнее. Я перестал бояться смотреть ей в глаза. Ещё когда-то давно. Всем боюсь, но не ей.  

Такой вкусный чай я никогда ещё не пробовал. Молочная река… медленное течение реки. Теплой и светлой. Любопытные рыбки у ног. Разбежались от движения пальцев. И плот. Плот в никуда. Или в далёкий Китай. А я никогда в нём и не был, но со студентами общался. Правда, они и друг друга с трудом понимают, диалекты разные. Но с ней у меня всегда особая связь, даже в стране победившего коммунизма.  

–Помнишь Вику? Она на паре недавно такую чушь сказала.  

–Что? – моя рука сжимает её пальцы от пробуждения.  

–Мы проходим басни Крылова и разбирали его речь и символизм. Он же проделывал огромную работу и над языком. Она спросила, почему мы вообще уделяем этому внимание, может он ничего такого и не имел в виду. То есть, никакого смысла не вкладывал.  

Мой недовольный взгляд, молчание. А затем беседа, и вот мы предаёмся общей ненависти. Токсично? Возможно. Но это наш повод что-то обсудить, побыть на одной волне. А река всё течёт. Как будто и в правду горячее молоко спускается куда-то внутрь и пробуждает далёкое общечеловеческое.  

На улице заливается дождь. А в кофейне всё так же тихо. Он быстрый, лёгкий, хоть и осенний. Я вижу дверь нараспашку, приглашающую зевак. Сначала она заманила нас провести время, а теперь, сговорившись с погодой, заставляет людей идти под свои своды. Массивная конструкция держится на небольших подножках. Такие двери будто созданы, чтобы греметь, когда их закрывают. Как только железные прутики их отпустят, они с грохотом впустят всю бурю вместе с каплями дождя. А за порогом уже Арбат со своим музеем пыток, где буква “З” в форме наручников. Как напоминание о несвободе, они свешают над головами прохожих, готовые рухнуть прямо на голову и сцепить, словно ошейник, если такой уже не висит… Но я в Китае…на молочной реке, что льётся по полю. Поднявшись на плоту, я вижу дальний закат солнца. И сложно сказать, это начало или конец. Всё так легко и приятно. Но холодный ветер натравляет тучи. И вот дикий грохот и шелест раздаётся вокруг. А где-то в пространстве я слышу кофе машину и вздрагиваю от грохота. Это птица. Прячась от дождя, она вспорхнула в эти двери, словно обычный посетитель. А затем ударилась в окно. Сначала вам прорубают окно в будущее, а зайдя в него, вам уже не выйти. Вы бьётесь в него, как воробьишка. Но одного раза вам достаточно, чтобы понять, что пути назад уже не отыскать. Она вторглась в нас мир и заблудилась, как мы блуждаем по их миру, когда заблудились в лесу. Бариста аккуратно берёт воробья в руки, от чего птичка заливается испуганным криком, и выпускает на улицу, покорять дальше местные забегаловки, танцуя ради вкусной картошки фри.  

Кажется, что во всём можно найти символизм. Даже в этой искусственно воссозданной Франции. И даже в её солнечных волосах, что даруют свет и в эту дождливую осень. Но, как говорил Тарковского: “Иногда собака – это просто собака”. Но эту цитату я слышал от преподавателя. Я думаю, что так и передаётся истина. Лишь многократным цитированием. А я и дальше в Китай, пока он не закончится в моём стакане…