Аромат лаванды

В этот жаркий июльский день в поле стоял резкий аромат лаванды. Издалека слышался лишь лёгкий запах тушёнки, который мы могли распознать на голодный желудок отчётливо и безошибочно.  

Я и Лерочка были так измождены, что еле передвигали ноги, а лаванда лишь дурманила нам голову. Под этими чарами в глазах темнело, горизонт расплывался, а силы покидали нас.  

Лерочка первой пала наземь, затем и я полёг на прохладную землю, под заросли лаванды. Не помню, сколько мы провели в таком положении, но точно знаю, что очень скоро Тени пробирались к нашему убежищу. И когда мы опомнились, казалось, было уже слишком поздно, и Они вот-вот нагонят нас...  

До места назначения оставалась верста. Мы ускорили шаг, не подавая внимания приближению Теней. Лерочка лишь изредка оглядывалась и осторожно дёргала меня за рукав рубашки, она явно переживала. Ведь бедная шестилетняя девочка осталась сиротой после того, как Тени завладели и нашей Вишнёвой деревней. Скорее всего, в ближайшее время ей не придётся узнать всю правду, от которой мы бежим.  

Лерочка пару раз споткнулась о булыжники, и я понёс её дальше уже на спине, побыстрее.  

Солнце клонилось всё ближе к горизонту, но к нашему счастию, мы были на месте. Мы были в безопасности.  

Это был большой барьерный риф с бриллиантовой полупрозрачности водами, песчаными берегами, поросшими бирюзоватыми кустарниками; в полверсте от воды мы нашли каменную плиту, о которой рассказывала тётя Ира, и, приподняв за кольцевидную ручку, спустились вглубь подвала. Подземный город был чрезвычайно шумен. Чтобы не пугать сестрёнку, я туго-натуго завязал ей уши и глаза и продолжил нести это милейшее существо, пока оно мёртвой хваткой обвивало мою шею. Я ощущал вцепившиеся в мою пламенную грудь её холодные, как у мертвеца, пальцы.  

Внезапно у неё заурчало в животе… Я подбежал к ближайшей бабушке и купил у неё большую творожную ватрушку.  

Спустя два квартала, когда она зашевелилась, и я убедился, что она не в коем случае не заснула, спустил Лерочку и посадил на ступень одного из домов.  

Двухэтажное здание, построенное из уплотнённых песочных блоков. Столб с тремя маленькими узорчатыми фонарями. Маленький серебряный колокольчик на двери. Кашпо с ярко-алой бегонией. Сладкий аромат…  

– Лерочка, подай мне свою руку.  

Она протянула свою крохотную, всю в ссадинах и занозах, ладошку, и я сложил наши запястья друг к другу. Чувствовал себя великаном. Нет, до сих пор чувствую… Мои пальцы были в полторы фаланги больше её; я по инерции крепко сжал её ручонки и долго держал, а потом целовал и плакал… Как же, теперь Лерочка без маменьки, когда-нибудь спросит о произошедшем, о Тенях..!  

Уголки губ Лерочки приподнялись в беззаботной детской улыбке, когда я подмигнул ей глазом. Аккуратно поклал ватрушку ей в ладонь и загнул крохотные пальчики, закинул девочку к себе на спину и зашагал к старому лекарю Николаичу.  

С трудом открыв толщиной в десяток сантиметров, подобно бункеру, дверь, зазвенел колокольчик – похоже, все имели одинаковые, серебряные – мы вошли внутрь.  

– Что створилось? – непринуждённым голосом спросил седовласый старик, оборачиваясь. Его пенсне сползло на кончик носа.  

– Сестрёнка моя, Лерочка, ужасно больна.  

– Ну, что ж, давайте-ка осмотрим юную пациентку.  

Лекарь с преспокойным лицом подносил стетоскоп то справа, то слева от сердца, и, закончив осмотр со спины, он нахмурился, стал серьёзнее и поспешно удалился в свой кабинет.  

„Молодой человек, не могли бы вы уделить пару минут мне здесь? “ – раздалось оттуда.  

Я бросил непродолжительный взгляд на Лерочку и поплёлся к дальней комнате, насторожился, сомневаясь, должен ли я раскрыть глаза и узнать правду.  

Лекарь запер за мной дверь и сдёрнул стетоскоп. На пару секунд он уставился в пол, облокотившись о дверь, а после кинул на меня тревожный, не вещающий ни единой надежды, взгляд.  

"Кирюша, ты, должно быть, догадываешься что я собираюсь тебе сказать".  

Я сглотнул, но следил за мимикой Николаича.  

– Я вас слушаю, Пётр Николаевич.  

– Так-так.. давно ли Лерочка является твоей сестрёнкой? – Николаич ходил из стороны в сторону и, видимо, знал ответ.  

– Она дочка тёти Иры, нашей соседки, покойной.. Наши родители погибли, и Тени движутся за нами по пятам. Я ничего не говорил Лерочке.  

– Ага, тогда всё очевидно, – несмотря на весёлую интонацию в голосе, выражение лица лекаря оставалось неизменным, хмурым, задумчивым, в какой-то степени подавленным. Ещё несколько минут он маячил перед мной так, что кружилась голова, и шкафы, и стулья, и книги начинали плясать. Хотя не исключено, что я был чересчур взволнован, более того, я переживал, что нас обвинят в том, что мы подвергаем подземный город опасности.  

– Пётр Николаевич, скажите, как мне вылечить её? – я не сдержался, казалось, мы тратили уйму времени, и назойливое тиканье часов было тому в подтверждение. Единственное, заставляло меня быть терпеливей не доверие старому доброму лекарю, а любовь к Лерочке и долг перед её семьёй.  

– Вот, послушай, Кирюша… – Николаич остановился посреди комнаты и взглянул на меня, – Лерочка, очевидно, сильно больна. Я предполагаю, у неё случилось непосредственное взаимодействие с Тенями, но даже если бы этого не произошло…  

Я знал что он хотел сказать.  

"Потерять духовную связь с родителями в таком возрасте обыкновенно не предоставляет детям никакой возможности выжить в современном обществе, как вы уже знаете, без опоры и поддержки близкого человека всё кардинально усложняется. Но здесь у нас случай такой, значит, с Тенями, что любопытно, но мы не об этом… Тени делают наибольший разрыв между ребёнком и родителем, поэтому это ведёт к непременной смерти. Что любопытно, она ни о чём не знает, не воспринимает разрыв связи как нечто существенное, к тому же, ваша энергия поддерживает её жизненные показатели почти на уровне нормы. Но, понимаете, так долго она не протянет…"  

Мне снова казалось, что лекарь тратил время, лишь бы объяснить самому себе неясные ему вещи. Я знал. Знал это всё. Я, конечно, не ожидал услышать способ спасти маленькую девочку от разрыва, но изо всех сил старался не терять надежды. В последний раз не потерять…  

– Хотите сказать, что это невозможно? – моё внутреннее «я» пыталось выбить из лекаря того, чего он не знает, или считает, что не знает.  

– Это то, что я хочу сказать.  

Николаич виновато опустил голову и вышел из кабинета, оставив дверь открытой. Через щель я смотрел на Лерочку. Если бы не нить, которой тётя Ира связала меня со своей дочерью у Вишнёвой деревни, я бы сам сбежал, нажил бы целое состояние своим детям, протянул бы ещё полвека… до следующей войны с Тенями. Ещё я бы давно решил, что на кресле раскинулось мёртвое тело, а мы обсуждаем его воскресение… Так нелепо. Я шмыгнул носом, подавливая комок, заполняющий всё моё внутреннее пространство над диафрагмой.  

Своей обыкновенной походкой я подошёл к креслу, закинул Лерочку на шею и поблагодарил лекаря, с самым, что ни на есть, неповиновением себе, натягивая улыбку. Это для Лерочки. Ей незачем знать содержания нашего разговора.  

После визита к лекарю у меня не осталось ни единой надежды, все мечты и страхи улетучились, пришло чувство полного безразличия к миру. С каждым шагом я ощущал всё большее сопротивление в груди, увеличивающееся на каждом вдохе. Не выдержав, я выдохнул, спустил Лерочку и обнял её как можно крепче. Я уткнулся носом ей в шею, слёзы поструились прямо на её курточку. Своей ослабевшей ручонкой она похлопала меня по плечу, а после, прильнув, как котёнок, погладила по голове.  

Я передавал Лерочке свою энергию, но был уверен, что это не предел. Я могу дать ей больше. Мог бы дать ей больше. Невидимый барьер не позволял мне этого совершить. Отдай я девчонке всю энергию, то погиб бы, так и не убедившись, что она выживет без меня. Сейчас я только продлеваю её жизнь, такую короткую…  

Запах лаванды… Мы прошли ещё около трёх вёрст после того, как покинули подземный город. Моя голова очистилась от всех мыслей, я просто смотрел вперёд на солнце, прятавшееся за горизонтом, как зайчик от охотника. И вот она, предвестница нашего злосчастия. На небосклон выкатилась багровая луна и бессовестно таращилась на беспомощных людишек, бывших для неё песчинками Вселенной.  

Раньше мы любили ночное, как сегодня, безоблачное небо, любили смотреть на полуночные звёзды. Сейчас и я, и она только равнодушно окинули взглядом бескрайний простор неба и земли. Мы уже не видели горизонта. Перед глазами плыли кустики лавандового поля, цвета были еле различимы и отражали лунный тёмно-красный свет.  

Первая наземь грохнулась Лерочка. Может, не прекрати я ей случайно отдавать энергию, мы бы уже дошли до следующего лавра. Неважно, зато здесь был родник. Наклонившись, мы подчерпывали воду и страстно глотали леденящую жидкость, впоследствии, струившуюся по жилам, дающую обратный алкоголю эффект.  

Я уложил «подругу дней моих суровых» на спину, и она, по своему обыкновению, обвила мою шею, вот только гораздо слабее. Что-то в моей голове помутнело, скорее всего, я развеселился и представил, что для Лерочки я большой добродушный великан, удавшийся ростом раза в три выше неё.  

– Я лёгкая? – впервые спросила Лерочка, не выдавая голосом своей неутихшей слабости.  

– Конечно, – самоуверенно и с лёгким сарказмом произнёс великан, поднимая её на руки, такую маленькую, такую нежную.  

– Только не поднимай меня больше, пожалуйста, – умоляюще протянула девочка.  

– А что, не выдержишь? – усмехнулся великан.  

Смущаясь и закрывая губки маленьким кулачком, девчонка уставилась вдаль.  

Я подзадумался и, ободрившись, зашагал к благородному лавру, уже там опёрся о каменно-студённую кору, уложил Лерочку к себе на колени, укрыл своей курткой от безжалостного ветра. Простуда была бы мне теперь нипочём, а долг гласил, что я обязан обеспечить защиту девочки во всём.  

Я ласкал её кудрявую головку, расчёсывал мягкие пряди, она лишь, прикрыв глаза, и улыбалась.  

– Ты даже не знаешь, – произнесла Лерочка как-то даже по-взрослому, – я никогда не чувствовала себя настолько счастливой и любимой…  

– Знаю, – опроверг я, гадая, насколько далеко от нас стоит она, Смерть, внимательно ли наблюдает за своими гостями.  

Лерочка обхватила мою большую ладонь и поцеловала с чистейшей детской любовью. В ответ, я чмокнул её в правую, затем в левую щёку, в лоб, в нос и вкусил её последний выдох. Она ушла, испустила душу и ушла. На моих коленях распространилось безжизненное тельце шестилетней девочки Леры. Я бы, наберись я больше сил, сделал самую аккуратную могилку и полёг бы там же.  

Никогда бы раньше не подумал, насколько коротка и беззаботна она, Жизнь, заботится ли она о своих преемниках. Сейчас, последнее, что я вижу, – это кровожадную луну, Большую Медведицу и Орион, перед глазами предстаёт невесть что, взор туманится… Последнее, что я слышу, – свист могучего ветра, шелест июльской листвы, но снова всё сменяется, словно ватой в ушах... Последнее, что я чувствую, – это мягкие кудрявые локоны, бездыханную голову на коленях, невероятную лёгкость внутри и охмеляющий аромат лаванды. Как нелепо..!