Целлофановые игрушки

Ой, поглядите! Совсем такие масенькие, совсем еще крохами вылупились отзимовавшие в почках крошечные придаточки листочков. Ох, ну что за чудеса! Не сравним ни с чем, разве что с воздушным ворсиком волосиков младенца, этот воспрянувший травяной подшерсток. А пичужки, вы мои сладкогласые! Все до одной выманиваете в свежесть еще недоросшего дня.  

Да, что же мне может испортить день? Разве вы, скалистые мазутные остовы сугроба. Разве твое ворчащее брюхо, маршрутка? Ну, уж нет! Сегодня отчего-то мне грезится счастье! Уж как оно вовремя за 2 месяца ссутуленной непрогляди.  

Шероховатый битумный настил облизывает пятки. И до чего же склизко, фу! Расковыряв пару мурашек, еще не прогретый апрельский ветерок подлез в исподние накинутой рубашки прям до зябкости, до бр-р—р-рр-р.  

Солнышко разбрасывало во все стороны непричесанные локоны, на зависть в них не впутывается никакой уличный сор... Небо белым-бело в оперении облаков, и до чего высоко сбежало кипящим молоком.  

Совсем, совсем скоро и я стану мамой, и буду ревностно холить и лелеять. Сугроб запеленавший на зиму котенка исчез.  

Неприветлива тишина. Двойная сплошная все никак не забудет результата тех тестов. Мягкая капель срываясь с навесов – рукописью на застекленных окнах.  

Какая-то странная тревога.  

Толпу как соску выплюнул светофор, еще вот-вот державший свой пульсирующий зудящий, в точь обкусанный деснами грудничка алый взгляд.  

Что-то не хорошо.  

Свалившись, я вся измазалась в ссадинах. По левую руку мы видим магазины: там с кофе, одежда всякая, ну по мелочи. А по правую дорога. На ней люди все пытаются куда-то, в что-то въехать. А посередке – я. Прям в луже. Хэхэхэхэ. Тут видимо только-только проехала машина, оставив в мутной слякоти бензиновые подтеки, словно причудливо ребячащиеся, совсем еще жиденькие сизенькие вены абортированного плода.  

Что же я наделала.