Последние дни

Последние дни  

Это утро началось на Международной космической станции как обычно. Оба российских космонавта проснулись в определенное регламентом время, провели утренний туалет, выполнили комплекс физических упражнений в качестве зарядки и позавтракали. Собственно, режим дня, установленный еще много лет назад самим Сергеем Павловичем Королевым, был практически неизменным, что в Центре подготовки космонавтов на Земле, что на борту станции. Петр и Антон принялись за обычную свою работу: обслуживание приборов и оборудования согласно графику, проведение плановых экспериментов, подготовка к сеансу связи с Центром управления полетами, и прочее, и прочее. Антон, проплывая мимо иллюминатора, бросил взгляд на матушку Землю и невольно, в который уже раз, залюбовался красотой нашей планеты. Белые шапки полюсов, изящные изгибы материков, кружева перистых облаков, голубоватый ореол атмосферы. «Точно нимб над головой святого ангела, – опять пришла в голову мысль, – и красиво, и мистически завораживающе. Вот как тут оставаться атеистом? Ведь кто-то создал всю эту красоту! Каждый раз, как смотрю на нее, так об этом думаю… Да, дела»!  

– Петь, пассатижи не видел? Что-то нет их на месте.  

– А, да, сейчас верну. Они у меня. Что-то панель адсорбера не открывается…  

– Ничего-ничего, я подожду. Слушай, а ты когда на Землю смотришь, какие мысли тебя посещают? – не удержался Антон от вопроса «не по теме».  

– Чой-то нашло на тебя? – усмехнулся Петр.  

– Да вот все думаю, почему святым на иконах нимбы рисовали? Вот глянь-ка на Землю, у нее атмосфера – чисто нимб, как у святоши какого. А ведь раньше люди Землю из космоса не видели! Или видели? Как думаешь?  

– Эк тебя занесло! Ты, батенька, уж не в религию ли ударился? Оп-па! Ага, открыл-таки злодея этого. Все, держи пассатижи!  

– Ага, спасибо. Ладно, это я так. Мысли вслух, что называется. Не обращай внимания.  

– Да нет уж. Надо обсудить раз есть мысля, только опосля, – улыбнулся Петр, – вот закончим дела, а за обедом и поговорим…  

Его прервал внезапно ворвавшийся в российский сегмент станции американский астронавт Том. Вообще-то, так делать на станции было не принято. Заходили, точнее, заплывали – невесомость все-таки – друг к другу россияне и американцы только по приглашению. Или когда совместная работа случалась. В крайнем случае, самостоятельно, но с разрешения хозяев сегмента. А так, чтоб прямо с наскоку, нахрапом – такого еще не бывало. Россияне удивленно обернулись на американца, но его крайне возбужденный вид объяснял все и сразу.  

– Что-то случилось, Том? – встревоженно спросил Антон.  

– Не знаю. Точнее, случилось. Мы получили приказ с Земли срочно свернуть все работы и возвращаться, – ответил Том, перескакивая с английского на русский и обратно, что говорило о чрезвычайном его волнении, – ни черта не понимаю! С ума они там посходили, что ли? Но приказ был повторен трижды!  

А ваш ЦУП ничего вам не говорил?  

– Да мы только сейчас освободились, как раз сеанс связи начинаем. Посмотрим, что скажут.  

Однако, сеанс связи прошел как обычно. Чисто технические вопросы, точные, четкие ответы. На вопрос космонавтов об экстренном приземлении американцев в ЦУПе только развели руками. Не в курсе.  

Тем временем американские астронавты действительно побросали все дела и спешно готовились покинуть станцию. Через пару часов их SpaceX отстыковался и направился к Земле.  

– Что у них там стряслось? Что за срочная эвакуация? Может, с модулем их, с «Гармонией» этой что-то не так? – размышлял вслух Петр.  

– Черт их знает! Может, наши что-нибудь выяснят? Спросим во время следующего сеанса. Но все это как-то странно выглядит, действительно, – подтвердил недоумение друга Антон.  

– Ладно, давай работать.  

И космонавты снова занялись запланированными на этот полет делами. Но вскоре прозвучал зуммер и заморгала одна из лампочек на панели управления – срочный сеанс связи с ЦУПом.  

– Так, парни. По поводу астронавтов пока выяснить ничего не удалось. У нас тут заварушка намечается, – прозвучал в динамике встревоженный и напряженный голос руководителя полетов, – политики опять воду мутят. Не ймется им. Украинские войска поперли на Донбасс, наши заступились, ну и закрутилось. Но, надеюсь, это ненадолго, утрясется, уляжется. Так что вы там особо не переживайте. Работаем в обычном режиме. Я вас просто проинформировал.  

Далее последовали обычные рабочие моменты, касаемые функционирования оборудования станции и предстоящего выхода в открытый космос для отладки работы нового модуля «Причал». Но все же чувствовалось какое-то напряжение, царившее там, на Земле, в ЦУПе.  

После окончания связи Антон с Петром переглянулись. В глазах обоих космонавтов читался один и тот же вопрос – что же там происходит на их родной матушке-Земле, что даже в ЦУПе народ напрягся. Это вам, друзья мои, не шутки! Это уже не заварушка. Точнее, не просто заварушка, развязанная политиканами, это уже что-то совсем серьезное.  

Работа не спорилась. И хотя оба молчали, но думали об одном и том же. Какая уж тут работа? Ведь там их семьи. Их родные, любимые, их друзья. Как и куда эта «заварушка» вылезет, каким боком обернется? Да и что там с друзьями, основная часть которых – военные летчики?  

Постепенно работа наладилась. Мысли мыслями, а руки свое дело знали – сказывались годы упорных тренировок на тренажерах. Космонавты старались не выдавать друг перед другом свое нарастающее волнение.  

Через какое-то время снова прозвучал сигнал, означающий экстренную связь с землей. После включения связи в динамике раздался голос Николая – старшего оператора ЦУПа, давнего соседа и друга Антона.  

– Ребята, я внештатно влез, втихаря, пока в ЦУПе нет никого, так что говорить буду коротко. Если войдет кто – сразу отключусь, имейте в виду.  

– Как это нет никого в ЦУПе? Николай, ты в своем уме? Не намахнул, часом грамм двести? Что ты говоришь такое? – удивился Антон.  

– Не перебивай. Нет времени. Короче, локальный, казалось бы, конфликт неожиданно начал приобретать непредсказуемые формы. В общем, заступились наши за Добасс, думали, так, пошумим, погремим оружием, да и разойдемся. Ан нет! Влезли тут натовцы, засранцы. Понагнали кораблей и подлодок в Черное море. Словом, час от часу не легче. Все развивается бурно и совершенно спонтанно. Пошла в ход «тяжелая артиллерия». Ну, а когда собаки эти, ну, америкосы с натовцами, надумали по Москве жахнуть, тут уж не до шуток стало совсем. Наши ПВО, конечно, большую часть ракет перехватили, но несколько ударов по Москве, Питеру и другим крупным городам проскочили.  

Президент наш тут же напомнил им, сукам, что бить будем не только по их войскам поганым, но и по центрам принятия решений. Тем более, что они первыми начали. Короче, на данный момент ситуация такая: наши готовят ракетно-бомбовые удары по опорным точкам натовцев, а заодно, я думаю, и по европейским столицам, коль уж они Москву обстреливают. Дальше, скорее всего, и до Вашингтона с Нью-Йорком дело дойдет. И не факт, что только обычным тротилом все закончится. Зарубились крепко! Боюсь, и ядерное оружие скоро в ход пойдет. Тактические ядерные боеприпасы, кстати, уже применяют. Правда, пока только против войск. Но сами понимаете, это только пока! Говорю же – все как-то круто разворачивается, спонтанно, непредсказуемо, вихреобразно.  

Так что, посидите пока там, на орбите. Снять вас сейчас нет никакой возможности. Как только хоть немного утихнет все, тогда сразу постараемся вернуть вас на Землю. Все, отключаюсь. Держитесь, ребята!...  

Что-то в динамике зашуршало, и голос пропал. Наступила мертвецкая тишина. Напряжение было такое, что казалось, щелкни легонько пальцами, и даже воздух зазвенит. Антон и Петр ошарашенно смотрели друг на друга.  

– Не может быть… – после долгой паузы выдавил Петр.  

– Не должно было быть, – подхватил Антон, – да вот и случилось…  

– Как ты думаешь, как там наши?  

– Думаю, их не бросят. Помогут, укроют, спасут, в конце концов.  

– Где укроют? Насколько я знаю, ни одного толком действующего убежища у нас нет. Какие и были – давно заброшены или коммерсам под склады сданы.  

– Ну, метро же есть. Опять же госрезерв. Стратегический запас. На сколько-то да хватит.  

– Не знаю, – отстраненно произнес Антон, – Петь, а с нами как же?  

– Повисите, говорят, пока. Снимем, как только сможем.  

– И когда они, черт возьми, смогут? А если и вовсе не смогут? Сколько мы тут продержимся?  

Петр нахмурился, потом заглянул в бортовые документы, сказал задумчиво:  

– С учетом того, что последний «Прогресс» был три месяца назад, а тот, что должен прибыть через неделю уже прибудет вряд ли… Думаю, на месяц – полтора у нас запасов хватит. Это по кислороду. По питанию… Если экономить, то месяца на два – два с половиной. По воде… тут сложнее.  

– Воздуха точно хватит на месяц?  

– Если система регенерации не подведет, да шашки кислородные не сгорят – должно хватить.  

– А утечка?  

– С утечкой сложнее. Мы с тобой даже не знаем, будет ли она прогрессировать. При нынешних потерях… Да нет, на месяц должно хватить в любом случае.  

– А потом?  

– Потом… Тяжелый вопрос. Думаешь, так надолго это все? Может, одумаются, успокоятся? Ну, не враги же они собственным народам. Политики я имею в виду. Да и военное руководство. Ну, должны же они понимать допустимые пределы! Не до полного же истребления!  

– Знаешь, при уровне летальности современного оружия, могут и не заметить, как черту эту проскочат!  

– Да нет, не думаю… – медленно произнес Петр.  

– Стоп! Глянь-ка! Нет, ты только глянь!!! Что за четровщина?! – перебил его Антон, уставившись в иллюминатор. Петр тоже посмотрел на Землю. Обоих космонавтов охватил неподдельный ужас: планета уже не была голубой. По ней ползли мрачные серо-коричневые тучи, постепенно затягивая всю поверхность. То тут, то там сквозь этот мрак сверкали ярчайшие короткие вспышки, после которых начинались вихри, несущие еще больше черноты, мрака и скверны. Европу и значительную часть России уже совсем нельзя было разглядеть. Еще одним источником этого страшного мрака стала Северная Америка. Чернота и грязно-бурая серость расползалась по всей атмосфере, все больше и больше закрывая собой Землю.  

Вот уже и Южная Америка начала покрываться этим кошмарным мраком, еще немного, и исчезнет в темноте Австралия. Космонавты не могли оторвать глаз от разворачивающегося на их глазах апокалипсиса. Это было страшно, невероятно страшно и завораживающе одновременно. Гибель планеты. Кто и когда еще увидит такое? Но лучше бы и не видеть, тем более что гибнет твоя, родная планета. Земля гибнет! А значит, и все живущие на ней! Как, какими словами можно передать этот ужас, это горе и это отчаяние двух людей, случайно, невольно оказавшихся свидетелями этой драмы, находясь при этом в стороне от гибнущего мира. Их мира.  

Слов не было. Чувств не было. Ничего не было, кроме ужаса и отчаяния.  

Прошли сутки. Потом вторые и третьи. Не было ни связи с ЦУПом, ни информации о происходящем там, на Земле, ни визуально воспринимаемой картины. Земля стала одноцветной, мрачной, грязно-серой с небольшими вкраплениями темно коричневых пятен. Как будто засохшие, заскорузлые капельки крови на мутно-грязном теле мертвой планеты.  

Все эти дни они молчали. Ни слова не было произнесено. Шок, ступор, какое-то окаменение напало на них. К исходу четвертых суток Антон мрачно произнес:  

– Как думаешь, выжил кто-нибудь?  

– Надеюсь, что да. Хоть кто-то да должен был выжить! Впрочем, если эта ядерная зима затянется, то им, выжившим, не долго осталось…  

– А нам?  

– Не знаю. Если в ближайшее время не будет связи, думаю, и нам…  

И снова молчание. Долгое, тягостное, почти безысходное. Но все-таки где-то, глубоко-глубоко в душе каждого из них таилась крохотная надежда.  

Спустя неделю Антон не выдержал:  

– Черт, черт, черт! – заорал он вдруг во весь голос, – черт! Ты как хочешь, а я больше не могу! Предлагаю перейти в корабль и вернуться на Землю! Ты готов?  

– Не дури, – мрачно отозвался Петр, – во-первых, без контроля посадки мы сядем неизвестно где. Во-вторых, после стольких месяцев на орбите, мы даже ходить на Земле сами не сможем, ты же знаешь, в третьих…  

– Да и хрен с ним! – взорвался Антон, – мы и тут сдохнем! Так уж лучше на Земле. Зато хотя бы увидим – выжил кто-нибудь или нет! Хотя бы знать будем!  

– В третьих, – все также тихо, но твердо, тщательно проговаривая каждое слово, продолжил Петр, – у нас приказ. Ты забыл? Нам приказано оставаться здесь. Точка.  

– А как же там наши? Как Ленка моя, как дочурка??? Нет, ты как хочешь! Выполняй этот дурацкий приказ, а я отправляюсь на Землю!  

– Прекрати истерику! – еще тверже и членораздельнее произнес Петр, – соберись! Возьми себя в руки! Если отстыкуешься, не увидишь ты ни Лены своей, ни дочурки. Ничего не увидишь. И никого. Погибнешь в первые же сутки. И, спрашивается, смысл?  

– А здесь торчать? Есть смысл?  

– Нам приказано ждать. Сейчас радиоактивность еще слишком высока. Период полураспада короткоживущих радиоизотопов несколько суток. Сто тридцать первый йод, к примеру, через восемь суток теряет половину активности. Надо выждать. Когда уровень радиации несколько снизится, оставшиеся в живых помогут нам вернуться. А там, на Земле, уже и будем думать, как жить дальше.  

– Ага, если там вообще можно теперь жить…  

– Ну, по крайней мере, есть шанс увидеться с родными перед смертью.  

За этими разговорами истерика Антона понемногу улеглась, хотя обоим было неимоверно тяжело на душе.  

Шли тридцать восьмые сутки после случившегося на Земле кошмара. Запасы воздуха иссякали, и это становилось все очевиднее с каждым днем. Связи по-прежнему не было. Ничего не было. Казалось, что уже и смысла в их нахождении на орбите, да и в самом их существовании, как таковом, теперь тоже не стало. Но они пытались держаться. Забросив запланированные научные эксперименты, занимались лишь поддержанием в рабочем состоянии систем жизнеобеспечения станции, да исправно вели дневник наблюдения за погибшей планетой. Зачем? Они и сами толком не знали. Скорее, это была привычка. Привычка исследователя – наблюдать, все скрупулёзно фиксировать, отмечать малейшие изменения и события.  

На сорок вторые сутки стало понятно, что воздуха совсем не осталось. Они лежали, если можно так выразиться с учетом невесомости, впав в состояние отрешенности и какого-то странного сомнамбулизма. Через сутки умер во сне Антон. Еще через восемнадцать часов – Петр.  

Мертвая станция с погибшим экипажем продолжала наматывать круги по орбите вокруг безжизненной планеты. И только звезды светили все также ярко, призывно и весело. Все, кроме одной. Казалось, что звезда по имени Солнце стала вдруг тусклой, грустной и безразличной ко всему. Да и с чего тут веселиться, когда эти глупые, безответственные, неосмотрительные, но такие любимые ею, взращенные и обогретые ее лучами люди погубили не только себя, но и самую лучшую, удобную и прекрасную планету во Вселенной.  

20. 12. 2021 г.