Графиня

Двое, водитель и пассажир, долго ехали по занесённой снегом грунтовке вдоль лесополосы, потом дорога вильнула в сторону высокого оврага. Минут через десять после поворота внедорожник остановился. Высокий крепкий пассажир открыл дверь заднего сиденья, отдёрнул кусок брезента, выволок за шкирку из крузака помятого человека. Тот, с завязанными глазами и руками пошатнулся и не в силах стоять, упал на колени. Потом пассажир достал пистолет. Второй, водитель, отвел его в сторону:  

– Ты что, с ума сошел?  

– Да все будет чисто, Андрюх, я патроны вынул.  

– Ладно, пугнём. Я на мокруху не подписывался, как хочешь. – сказал Андрей, тот, который был постарше первого, с короткой рыжей бородой, – До шоссе, если жить захочет, дойдет, не дойдёт, значит – не судьба.  

«Крепыш» подошел к стоявшему на коленях в порванном пуховике человеку.  

– Ну что, сука, сейчас на тебе испытаем наш образец, – с этими словами он снял предохранитель с «Макарова» и взвел курок, – Ну, скажи чего-нибудь, помолчать успеешь.  

– Глаза развяжи, – с трудом выговорил тот. Из разбитого лица из-под повязки на снег капала кровь.  

– На посмотри напоследок, – с этими словами он развязал некрепкий узел на затылке и приставил ему холодный ствол к виску. Зависла небольшая пауза.  

– А он крепко держится, Андрюх, я бы так не смог. Ладно, лови, – с этими словами он нажал на курок.  

Раздался громкий щелчок затвора, голова у человека резко дернулась и он, обессилев, упал лицом в снег. Рыжий подошел к несчастному, достал из кармана складной нож, разрезал веревки на связанных сзади руках. Со словами «Ты понял как себя вести. В следующий раз патрона не пожалею» побрёл, как казалось чем-то раздосадованный, к своей машине. Развернувшись с трудом в глубоком снегу, джип рванул к шоссе. Когда поднятое им белое облако снега развеялось и несколько кружащихся на морозе снежинок легло на руку упавшего в снег человека, его подбородок дрогнул, и теплый пар изо рта растопил примятый под его лицом снег…  

… Первый раз он увидел ее в палате, лежащей на спине с отрешенным взглядом. Она смотрела в потолок, как будто стремясь рассмотреть на нём какой-то рисунок или вспоминая что-то важное. Лидия Ивановна Белозерцева или «Графиня», как он про себя её называл, наконец-то пришла в себя после сложнейшей операции по ампутации ступни. После двух дней борьбы со смертью в реанимации, её перевезли в общую палату. Лидия Ивановна повернула к нему бледное лицо с синими тенями. Холодные серые глаза, заново узнававшие мир глядели на него с некоторым удивлением. Он спросил ее:  

– Как вы себя чувствуете?  

– Спасибо, доктор, мне уже лучше.  

– Ну вот и славно, худшее для вас позади, – он говорил стандартные слова, в которые сам с трудом верил. У нее была запущенная лейкемия, она попала в городскую больницу второй раз, спустя полгода после первой хирургической операции. Тогда лейкемию у неё выявили в начальной стадии и назначили ей курс лучевой терапии, но потом пошел рецидив с гангреной правой ступни. Было понятно, что с таким диагнозом выкарабкаться будет сложно в её положении, хотя… был возможен один вариант, при котором можно было ещё побороться за жизнь.  

У Леонида Васильевича Корнова, Заведующего хирургическим отделением, был первый день после отпуска. Операцию делал молодой врач Константин Делюгин, год назад закончивший их областной мед и устроившийся к ним в больницу. После обхода он позвал его к себе для личной беседы. После краткого ознакомления с текущими делами, завхирургией завел разговор о больной.  

– Я по поводу Белозерцевой. Первый раз она попала сюда полгода назад и ей делали операцию по удалению язвы желудка. Вы её оперировали?  

– Да, Леонид Васильевич, я. Её привезли в критическом состоянии, соседка скорую вызвала. Это моя учительница по русскому. Тогда мы её сразу на стол положили, нужно было срочно оперировать. Внезапно прободение острое началось, ещё немного и перитонит бы пошел.  

– Это я видел в отчёте, спасибо. Она одна живет?  

– Да нет, в том то и дело. Живет со своей двоюродной сестрой в однушке, хотя прописана с сыном в трешке. Похоже, разлад у них в семье. Её тогда никто не навещал и сейчас вот, та же история.  

– С сыном прописана, говорите?  

– Да, у него семья, я так понял, жена, ребенок или дети… Только та сестра, с которой она живет, тоже на ладан дышит.  

На следующий день он зашел в её палату. День был светлый и низкое зимнее солнце всей мощью било в окно палаты. Глаза её были открыты, она также смотрела в потолок и чему-то слегка улыбалась. Он подошел к ней.  

– Здравствуйте, доктор. Я лежала всё и думала, как вы тут много хлопочите надо мной. Не волнуйтесь, я все понимаю. Я скоро умру, наверное… Плохо, что зимой. Зимой земля мерзлая, будут долго её долбить, опять же денег на похороны не хватит…  

– Вас ещё можно спасти, Лидия Ивановна. Нужно только, чтобы о вас кто-то позаботился, пока вы будете проходить химиотерапию. У вас есть родные?  

Она поджала сухие губы. Потом повернула к нему свое изможденное лицо и подумав немного, сказала:  

– Мне не нужно химиотерапии. Это никто не оплатит. Денег у меня нет.  

– Я могу вам посодействовать в получении кредита, у меня есть знакомый нотариус. Он поможет оформить бумаги. У вас есть сын?  

– Есть, – как-то безразлично ответила она, – Только он все время занят. У него бизнес, дел очень много …  

– Как это дел много?.. А ваша двоюродная сестра, по звонку которой вас сюда доставили…  

– Кларочка? Да, конечно, – она взяла дрожащей рукой с тумбочки старый кнопочный телефон, долго в нём искала нужный номер, – Вот нашла, пишите… Только она больная совсем, ноги у неё после инсульта отнялись, сейчас к ней дочь иногда, редко правда заходит, а так я все время ухаживала. А сейчас дочь ей сиделку наняла.  

…После короткой паузы он снова нажал на кнопку звонка. Огромный дверной глазок с вылупившимся стеклом окуляра разглядывал его достаточно долго. Потом послышался шорох у двери, глухой мужской голос спросил:  

– Тебе кого?  

– Андрей Белозерцев здесь проживает?  

– Ты кто?  

– Я доктор, лечу вашу мать, Лидию Ивановну.  

– Сейчас, подожди.  

Послышался звук открываемого замка. В дверях показалось широкое лицо с рыжей бородкой. Выйдя на лестничную клетку, он прикрыл за собой дверь.  

– Ну, как она там?  

– Если её не лечить, то протянет ещё месяц, не больше. Ей нужно качественное лечение и если не начать сейчас, то шансов не будет.  

– Так лечите, вы же врач. У нас же есть по закону бесплатная медицина?  

– Эта часть медицины не является бесплатной. Понимаете, ей нужна высокотехнологичная помощь и она требует определённых средств, потом её необходимо возить на обследование, заниматься её реабилитацией, лечением. К сожалению, её болезнь настолько запущена, что требует скорого вмешательства.  

– Слушай, доктор, ты что, пришел у меня бабок просить? – прищуренный взгляд обмерил его с головы до ног. Через минуту Андрей вышел из квартиры, сунул ему три пятитысячных купюры, – На вот тебе, хватит пока… Да, только постарайся вылечить. Вылечишь, молодец. Не вылечишь, бабки вернёшь в двойном размере.  

– Денег не нужно, оставь их себе.  

– Эээ, брат, ты не понял. Это тебе просто за труды. А за то, что ты её лечить берёшься, ты мне ответишь. Ну, так я буду уверен, что её лечением конкретный доктор занимается и есть с кого спросить… На, бери, пригодится.  

– Ладно, без ваших денег обойдёмся.  

– Ну-ну, как знаешь.  

Она умерла через две недели, не смотря на старания врачей. Леонид Васильевич договорился о бесплатной химиотерапии в соседнем корпусе онкологии у знакомого врача, но ослабленный операцией организм пожилой женщины не справился. Корнов вошел в свой кабинет, налил себе сто граммов из запотевшей бутылки, хранившейся в маленьком служебном холодильнике. Выпил. Зашел Костя Делюгин, сел рядом, на кресле.  

– Только с похорон пришел. Она классной училкой была, строгая такая и справедливая, интеллигентная. Когда на уроке у нее сидели, муху было слышно. Но не потому, что боялись её, просто интересно урок вела. Мы её «Графиней» звали. Всего-то ей семьдесят два было. Серега, её племянник, приехал из Владивостока, мы с ним вместе в одном классе учились. Он ничего об операции и лейкемии не знал, звонил ей постоянно, а она ничего ему не сообщала. Говорила, всё хорошо, приезжай. Собирался приехать к ней на днях и приехал… На похоронах никого из родных не было, кроме него.  

– А сын? – резко вскочил Леонид Васильевич, – Его что, не было?  

– Нет, Леонид Васильевич… Он у нее вообще темная лошадка, сначала на нашем оружейном работал, потом артель шабашников организовал, пистолеты на утиль принимает. В общем, деловой кабан. А почему вы так ей интересуетесь, Белозерцевой?  

– Да так, Кость, что-то обидно мне стало. Для кого мы этих старух со стариками лечим, если они не нужны никому, кроме нас?  

Заведующий отделением вышел в коридор, дошел по нему в ординаторскую, вошел в неё. Она была пуста в это время. Он налил себе ещё немного водки и выпил, закусив бутербродом, лежащим с утра в холодильнике. Раздался звонок.  

– Привет, доктор. Это Андрей Белозерцев. Приезжай, разговор у меня к тебе. В твоих интересах, – по его тону Корнов решил, что лучше приехать.  

– Сейчас не могу, на работе.  

– Лады, приезжай завтра пораньше. К девяти сможешь?  

– Хорошо, приеду. Адрес диктуй.  

На следующий день он взял отгул до обеда и поехал к складу на окраине города, где по его данным находилась фирма Белозерцева. Он постучался кулаком. Вышел охранник.  

– Ты к кому, – хмуро спросил он.  

– Белозерцева позови, разговор к нему есть, – крикнул он напоследок.  

Он постоял немного перед воротами, потом повернулся и зашагал прочь, но услышал резкий скрип открываемой калитки и повернулся. Из проема вышел Андрей.  

– Привет, доктор. Заходи, не бойся, – мутные его глаза смотрели с презрительной насмешкой.  

Они прошли к невысокой пристройке высокого складского комплекса, у которого был въезд с противоположной стороны. В этой части заднего двора стояла разная рухлядь, видимо когда-то здесь была автослесарка или склад металлолома. Прошли по лабиринту слабоосвещенных узких коридоров в его кабинет.  

– Садись. Водку будешь?  

– За рулем.  

– Лады, а вот я буду, – с этими словами он достал из закрытой засаленной полки стакан и литровую бутылку водки. Налив себе полный стакан, перекрестился и выпил, – Знаю, что ты её вытянуть пытался. Но, видимо, ты меня неправильно понял. Я тебе базарил про то, что ты мне долг должен вернуть в моральном плане. Ну, поговорил бы для начала со мной, рассказал бы про последние дни её… А то видишь, тут у меня бизнес, времени ни на что нет.  

– Какой ещё долг в моральном плане? У тебя даже не было времени к ней на похороны прийти. Я уже не говорю о больнице.  

– Ну да, конечно, я же здесь, по-твоему понты колочу. Я её чин чином помянул, а памятник потом поставлю… Ты меня значит, тут учить приехал, чё я должен, чё не должен? Ты кто – проповедник, блин, гуру? Ты – обычный врач со своей клятвой гиппократовой. Ты должен мне сейчас петь про то, почему ты мне не сказал, что она умрёт. Почему я, б..ть, должен узнавать о её смерти через санитарок?! Почему ты мне лично не позвонил?  

– У нас такой порядок… О моих должностных обязанностях ты можешь… – начал сбивчиво Леонид Васильевич, не ожидав такого поворота.  

– В жопу их себе засунь, падла! Вам только баблосы наши видятся. Вот тебе, баблосы, – он показал кукиш, – Работать ни х.. не хотите, инструкциями прикрываетесь!  

Его серые водянистые рыбьи глаза смотрели на доктора с таким презрением, что тот не выдержал:  

– Иногда мне становится обидно… – медленно сказал Леонид, – что я, к сожалению, только хирург, не патологоанатом. Может быть, это не люди таких рожают, а где-то в долине Мордора из грязи вылезают такие вот уроды?  

– Ты все мне сказал? – прищурившись, спросил Андрей, – Или ещё что нароешь из сказок? Что типа я – Кащей Бессмертный или Змей Горыныч?.. У тебя всё, сука?.. Сейчас, погоди, тебя выведут, – с этими словами взял телефон, – Алексей, выведи его… А ты постой за дверью пока тебя не проводят, – обратился он к доктору.  

Васильевич вышел за дверь, хлопнув дверью, прошел по заковыристому коридору до какого-то тупика. Поняв, что заблудился, пошел на свет в незнакомый конец коридора. Там была лестница в подвал. Внезапно распахнулась прикрытая им дверь. На пороге стояла фигура высокого амбала…  

Он выдернул из рук доктора мобильник, выволок его наверх, в коридор. На выходе из полутемного тамбура «офиса» неожиданно для Леонида Васильевича прыснул баллончиком в лицо, пока «клиент» протирал глаза, ударил его сверху кулаком по голове, потом бросил в открытую дверь.  

Он сидел перед ними в тесном помещении, похожем на бытовку. Андрей и второй, «верзила», стояли перед ним, криво улыбаясь. На столе стояла недопитая Андреем бутылка водки и лежал листок бумаги с ручкой. Молчание прервал Белозерцев. Достав из куртки доктора его права, спросил его:  

– Жить хочешь?  

Доктор тихо сказал:  

– Да.  

– Пиши расписку, что денег должен. Я думаю на три лимона тебя развести, чтобы ты не рыпался. Когда сочинишь, водки выпей… Мы ещё прокатимся с тобой кое-куда.  

…Заходящее Солнце слепило глаза. Он встал и очередной раз, шатаясь, прошел несколько метров и опять упал в снег. Где-то рядом шумело шоссе. Лежа, глядя на заходящее солнце, протянул к нему руку, как будто пытаясь светом заходящей звезды согреть замёрзшую и дрожащую от мороза пятерню. Её лицо, лицо Графини смотрело на него в ореоле скрывавшегося за дальней лесополосой солнца, и она, улыбаясь своей безмятежной улыбкой, нежно говорила ему: «Да хранит тебя любовь, мой мальчик».