САНСАРА

– Кивни, если понял.  

Я не шелохнулся.  

Владимир Юрьевич, подавшись туловищем вперёд и вперив в меня строгий взгляд, продолжал ждать, очевидно, с течением времени раздражаясь всё больше. Мне это нравилось.  

Здесь, на работе, игнорирование мелких просьб было апогеем моего бунтарства. Владимир Юрьевич опять недоволен мной. Я тоже. Привычное раздражение, смешанное с усталостью, в кабинете начальства превращается в нарастающую волну тревоги. Мне душно и тошно, я чувствую, как ладони становятся мокрыми.  

До этого дня я много раз порывался уйти, но так и не смог довести дело до конца, ведь всякая работа непременно имеет свои плюсы, и эта не исключение. Весомым её достоинством является стабильность. Я, например, знаю, что будет завтра. И послезавтра. Четверг и пятница- их надо перетерпеть. Дальше- суббота и воскресенье- их надо растянуть. И всё же что-то не так, что- то не сходится. Может быть, я себя обманываю? Не от того ли мокрые ладони, что я столько лет врал сам себе и теперь боюсь, что «Я» вот-вот раскроет мой обман?  

Шумный выдох.  

–Ладно, иди. Отчёты исправь до конца недели.  

Я сгребаю стопку листов со стола и, промямлив глухое «до свидания», вырываюсь из кабинета начальства. Тут же попадаю в огромный зал, наполненный шумом и людьми в белых рубашках. Здесь пахнет кофе и женским парфюмом. Само помещение напоминает незатейливый лабиринт, где тупиком является отгороженный перегородочкой, маленький островок пространства, который забавно пародирует личный кабинет.  

Быстрыми шагами я направляюсь к своему островку и в сердцах швыряю непринятые отчёты на стол. Неужели к этому я стремился?! Первые пять утр недели со скорбной миной тянуться к будильнику и столько же ночей кряду делить постель с тёмными мыслями и твёрдым знанием того, что завтра всё начнётся сначала. Вечерами же засиживаться допоздна за просмотром второсортного кино, игнорируя окончание дня, в попытке ухватить последние минуты отдыха и свободы. Хороша моя молодость!  

– Здравствуй, Кеша, – чей-то голос внезапно выдёргивает меня из потока гневных мыслей. От неожиданности я вздрагиваю и мне приходится потратить несколько секунд на то, чтобы распознать человека, стоящего передо мной.  

Электрический свет и пристрастие к алкоголю наложили фиолетово-синюю тень на лицо мужчины, придав ему схожесть с покойником. Однако во взгляде внимательных глаз ещё сверкали искорки жизни, губы растянулись в довольной улыбке. Казалось, мертвец был почти счастлив.  

– Да, привет…доброе утро.  

– Ты припозднился сегодня?  

– Нет, с чего вдруг?  

– Я ещё не видел тебя, хотя рабочий день начался полчаса назад.  

– А, я был на ковре. Снова возврат, – я указываю рукой на стопку бумаг, – боюсь, скоро в вашей фирме станет на один галстук меньше. Это уже третий раз за месяц. Видимо недолго мне здесь осталось.  

– Перестань, ты как всегда – в тебя ещё не выстрелили, а ты уже упал. Если начальство и захочет кого уволить, то ты в этом списке явно не на передовой. Не забывай хотя бы про Гришку. Вот уж в самом деле вредитель.  

Повисла неловкая пауза. Я экстренно пытаюсь собрать мысли в кучу. Что я вообще собирался сделать? Так, отчёты.  

– Ты, кстати, Лёню не видел?  

– На что он тебе?  

– Хотел пару вопросов задать насчёт отчётов. Он немного помогал мне, объяснил, как оформлять их по новым правилам, вот только начальство опять недовольно.  

– Лёня помогал? – брови Василия поползли вверх, он ловко собрал бумаги со стола, развернул их к себе и быстро пробежал глазами по документам. -Опять он всё напутал … Тоже мне, нашёл у кого спрашивать. Лёню слушать- себя не уважать. –Василий скалится, довольный своим афоризмом. – Вон он к нам идёт, гляди! Спорим, начнёт сейчас опять про тренировки свои рассказывать?  

И, заговорщицки глянув на меня, Василий умолк.  

Среди прочих работников офиса я быстро нашёл глазами плечистого и высокого Лёню. Действительно, он уже выдвинулся в нашу сторону. Я щурюсь – широкая улыбка, счастливое выражение лица. Да, он будет рассказывать про тренировки.  

Я никогда не видел Лёню в дурном расположении духа. Всегда довольный, как сытый кот, смешливый, со всеми вежливый. Мне противна его радость. Он ведь совсем ничего не понимает. Сидит себе год за годом в своём рабочем кресле, в сладостном ожидании конца рабочего дня. И счастлив. Идёт после работы играть в футбол. И снова счастлив. Большим он и не грезит, всем доволен.  

В поиске человека разумного, я перевожу взгляд на Василия, а после проношусь глазами по лицам остальных работников офиса. Боже мой, да они ведь все полные идиоты. И как я раньше мог этого не замечать? Осознание собственной виновности порождает гнев, разгорающийся в груди, ударяющий в голову, опьяняющий. Давным-давно стоило бежать отсюда.  

Ничего, сегодня всё будет иначе.  

Стремительным шагом я покидаю лабиринт и его обитателей. Прочь от этих белых рубашек и чёрных галстуков. Прочь от бесконечных бумаг и форм. Прочь от глупых шуток начальства и надрывного гогота персонала. Прочь. Прочь. Прочь.  

Я бойко сбегаю по многочисленным ступеням и наконец- то оказываюсь на улице. В глаза ударяет яркий солнечный свет, со всех сторон раздаются шум машин, чей-то смех и обрывки чужих разговоров- и всё же как здесь прекрасно, как легко дышится. Я присаживаюсь на лавочку, скрытую деревьями, что растут неподалёку от здания офиса, и закуриваю. Что будет дальше?  

Облачко дыма вырывается из кольца губ, и я чувствую, как постепенно меня одолевает спокойствие, руки и ноги становятся ватными. Я откидываюсь на спинку скамейки и тут же проваливаюсь в пучину собственных мыслей.  

Больше нет смысла скрывать- я трус и предатель. Я предал сам себя, но ради чего? Ради привычных мук вечного ожидания. Ради предсказуемых, известных горестей. Ведь когда ты несчастен и обижен, то смеешь даже с вызовом требовать чего-то лучшего от жизни – ты заслужил, отмучался. Дразниться и паясничать тоже можно сколько угодно- отбирать у тебя всё равно уже нечего. Очевидно, если худшее превратилось в настоящее, то можно больше не бояться. Так страдания оберегают нас от разочарований.  

Но разве выбрав ожидание в бездействии я, по сути, не обрёк себя на страдания?  

Ведь мог же я попробовать изменить свою жизнь, однако тогда случиться могло бы всё что угодно и это пугает. Потому безопасней продолжать ждать момента, когда счастье настигнет тебя как-то само. Странно, и отчего вдруг человека страдающего, всегда успокаивают фразой «всё будет хорошо»? Не жестоко ли придавать светлому будущему характер чего-то неотвратимого? Ведь от того-то и кажется, что нужно ещё совсем немного потерпеть и подождать, и что счастье — вот же! – уже стоит за поворотом, только какой это поворот и где он- не ясно, не уточняется.  

А в прочем, я могу приукрашивать. Верно ведь сказал Василий – я падаю ещё до выстрела. В меня и теперь никто не стрелял, а я, кажется, уже скулю и корчусь. Не рано ли я решил сдаться? Можно дать себе ещё немного времени, предположим- год, а после- кто знает, если постараюсь, так может и повышения добьюсь. Да, до сегодняшнего дня я просто недостаточно старался. Я способен на большее и знаю это. Мне не стоит опускать руки раньше времени, нельзя позволить себе расклеиться. В конце концов, я ведь ещё молод и всегда успею уйти…  

Прохладный осенний ветер резким рывком вздымает мне волосы, когда взгляд мой цепляется за извивающиеся, торчащие из-под земли корни дерева, которые почти дотянулись до моих туфель. Корни эти отчего-то напомнили мне щупальца спрута и, желая увидеть туловище этого чудовища, я поднял голову. Скрюченные, сухие и уже почти голые ветви, вздувшийся крупными волдырями ствол. Дерево молодое и стройное, но явно уже больное. Я неспешно докуриваю сигарету, разглядывая причудливое уродство ствола, а затем выбрасываю окурок и направляюсь в сторону офиса.