Последний

Кровь текла по щеке вместо слез или капель пота, впитывалась в шарф, что закрывал большую часть лица, и тут же замерзала. Его кости хрустели, словно тонкие ветви, ломались под тяжестью груза на его плечах. Но пилигрим шёл, едва переступая с ноги на ногу, боясь оступиться, упасть на застывший, твердый, заледеневший снег, а после не найти сил вновь подняться. Он еле дышал, иногда замирая на месте, чтобы собрать остатки энергии, которые хоть бы немного, да облегчили путь. Снег, словно зыбкое болото, не давал идти. Тяжёлый груз, куча нелёгкой одежды и ужасно неудобные тяжелые сапоги добавляли нагрузки на его и так ослабленное голодом исхудавшее тело.  

И, может, он бы и закрыл на это глаза, может, ему не было бы так тяжело идти, если бы не постоянно кровоточащие раны, оставленные совсем недавно одиноким волком, с которым путнику не повезло столкнуться. И хотя бой был изначально для зверя проигрышным, из-за того, что он был чем-то болен — он до последнего не хотел отдавать победу и со всей своей волчьей злобой рвал пилигрима. Раны, полученные мужчиной, были неглубокие, не смертельные, из-за чего он, понадеявшись на удачу и "и так пойдет", продолжил свой путь.  

Снег скрипел под его ногами, словно под ним был лёд. Казалось, что от любого неловкого движения он мог проломиться, утащить путника на самое дно какого-нибудь озера или реки. На секунду он замер, положил руки накрест на колени, закрыл и сжал глаза, заскрипел зубами от боли, что растеклась по телу и тут же ударила в голову. Ноги окончательно подкосились и он с грохотом упал на бок, чтобы не помять ценный для кого-то груз, слыша, как вокруг, разлетаясь, «закричали» вороны. Дотянувшись до кармашка на брюках, что находился возле колена, пилигрим достал свой старый, верно служивший ему небольшой, но острый клинок, а после разрезал им лямки, веревки, что связывали его с грузом. Бережно отодвинув товар, он перевернулся на спину, закрыл глаза рукой, будто сторонясь солнца, и, приоткрыв рот, выдохнул.  

— Ну… что ж… груз… цел… а… мне… пора… немного… отдохнуть… — прохрипел мужчина и закрыл глаза.  

Тело его обмякло, ему неожиданно стало тепло и уютно, даже на минуту показалось, что он не в лесу, не на холодном снегу, а дома на мягкой кровати, у печи. Метель завывала печальную песнь. Пилигрим обессиленно выдохнул и уснул в последний раз.  

Позади завывали волки, впереди были лишь сотни как будто нескончаемых елей, что закрывали путь вперед, где за соседним деревом открывался вид на ту деревню, куда он и нес, для кого-то ценный, груз.