Новосёлы (глава 4)

Глава 4.  

Ох, и громкая же свадьба была. Гуляли три дня и три ночи. Шутка ли, царский внук женится.  

– Вот, ты женщина мудрая, не один век на свете прожила. Стольких молодцев в печи запекла, да девок в болотах сгубила. Скажи же мне, чурбану старому, чего им во дворце не живётся? Я ж им и пол царства, и пол дворца, и дорогу до самого Парижа велел построить, чтобы к маменьке ейной кататься. Ан нет, подавай им избушку в лесу, в экологически чистом месте, — жаловался захмелевший царь бабе Яге, вытирая слезы подолом её юбки.  

– Ну будет тебе,  царь-батюшка, будет.  Ребенки, они же всегда умнее нас оказываются. Тебе ли этого не знать, надежа ты наш. Да и что им в твоем дворце делать-то. Я тут третий день сижу, того и гляди помру от вида стен каменных. А в груди так и жмёт, так и жмёт от спертого воздуха. И как вы тут только не задохнётесь, — говорила баба Яга, сто раз пожалевшая, что согласилась пойти на праздник.  

А всё Кощей виноват, старый греховодник. Пошли, говорит, Ягуся, авось я там жену себе молодую сыщу. Вот же, не одну тыщу лет на свете живёт, а всё никак успокоиться не может. А уж жён сколько пережил, и пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать. Он же, хитрец эдакий, сам бессмертный, а в жёны берёт обычных девок. Говорит, что так хоть какое-то разнообразие в жизни. А если бы была жена такая же бессмертная, так это же тоска зелёная. Да и надоела бы она до чертиков за столько-то лет.  

Яга всех его жен помнила. А как же не помнить, ежели это она каждую из них к свадьбе готовила. В своей избушке в печи парила, чтобы щеки румяные были. Снадобьями всякими потчевала, чтобы глаза озорным огнем горели. В косы вплетала разноцветные ленты, чтобы девка была краше всех в лесу. А тело натирала ароматными маслами, чтобы Кощей закатил глаза от восторга.  

А одна из девок до сих пор перед глазами стоит. Яге даже кажется, что только её и любил Кощей, только она и смогла растопить его каменное сердце. Звали её Изольда и была она красива не здешней красотой. Глаза синие-синие, как бездонное небо в солнечный морозный день. Волосы белые-белые, как искрящийся снег девственно чистый. Кожа её была такой прозрачной, что  видны голубые прожилки вен. И сама она была такая хрупкая и нежная, как первый лёд, сковывающий реки в начале зимы. И говорила она так, будто снежинки падали на лицо, нежно целуя щеки своей невесомой прохладой.  

Она единственная из девок не кричала и не плакала, не грозилась убить ни себя, ни Кощея на любовном ложе, ибо это смешно, честное слово. Ну как можно убить Бессмертного, и зачем убивать себя, если всё уже случилось.  

Вот и Изольда с холодным смирением смотрела в даль своего будущего. И с такой же ледяной выдержкой она прожила бок о бок с Кощеем до самой своей кончины. Она была ему послушной и нежной женой. Мало говорила, но всегда гордо держала голову. Царицей она была для Кощея, королевой его сердца. Ни о ком он так долго не горевал, как о своей северной королеве, как он её называл, нежно глядя в синие глаза. Он и женится долго не хотел, храня память об Изольде и украдкой проливая слёзы на её могиле.  

Яга всё это видела и помнила, и всякий раз, как Кощей приводил к ней очередную девку, вздыхала:  

– Хвороба тебя побери, старый сластолюбец. Ведь не сможет она затмить память об Изольде, не сможет.  

На что Кощей только отмахивался и уходил из избушки, чтобы не мешать таинству, в котором он только Яге и доверял. А память? А память об Изольде всегда будет жива,  так же как и она сама в его каменном сердце.  

Вот и сейчас Яга смотрела на Кощея и ей хотелось пройтись по его костлявому хребту своей метлой, да что с него взять. А девки. А девки должны свою голову на плечах иметь, а не хихикать глупо, когда он им что-то на ушко шепчет.  

– Ох, видать опять мне скоро надо будет одну из них маслами натирать, да в печи парить. Опять надо будет слушать причитания, да мольбы отпустить. Одно и то же из века в век. Пропади они пропадом, дурынды молодые.  

А Ванятка-то молодец. Дворцы дворцами, а лес, это то из чего мы все вышли и куда все уйдем, думала Яга, с нежностью глядя на молодых, которые уже устали гулять свою свадьбу.  

– Ну, утро вечера мудренее. Погуляли, пора и честь знать, — сказала она, пнув Кощея метлой. Тот не хотя оглянулся, но всё же согласился с Ягой. И, не прощаясь, они удалились со свадебного пира.  

Продолжение следует...