Маечка

История этой девочки, начинается необычно по любым меркам. Родилась она в Якутии. Отец- врач, отучившийся в Ленинграде, и заброшенный по распределению в заполярье. Что делать еврейскому доктору из Ленинграда в белой бескрайней глуши? Правильно- лечить. Лечить и ждать три года, когда этот кошмар закончится и можно будет вернуться к людям. Нет, само собой здесь люди тоже жили (кого бы он лечил иначе? ), но среди них он был чужим. Хотя и нужным.  

На втором году его стажировки в местной поликлинике, к нему привели тринадцатилетнюю девочку якутку, с тяжелой формой пневмонии. Привезли после месяца лечения при помощи народной медицины, практически ни на что уже не надеясь. Звали ее Надей. Им обоим повезло- он ее спас. И после длительного и тяжелого процесса выздоровления, родители девочки не придумали лучшего способа выразить свою благодарность врачу как предложить её в жены. Врач, к тому моменту здоровый и красивый двадцатипятилетний мужик, воспитанный в семье врача и инженера, слегка обалдел от такого поворота событий. Для него это было абсолютно дико с любого аспекта- морального, физического, да и юридического, чего уж там…  

Благодарные родители сделали свои выводы- видать дочка не понравилась доктору. И подарили медвежью шкуру. Казалось бы, на этом можно и закончить эту историю, но тогда на свете не появилась бы Маечка. А она есть. Значит продолжаем.  

Уж не знаю, на каком этапе их общения возникла любовь, но они поженились. Ленинградская родня, напрочь забыв о своих либеральных взглядах, новоявленную родственницу принимать отказалась, так что, поженившись они остались на севере. И родилась Маечка.  

Она была худенькая, маленькая по всем замерам, с большими раскосыми глазами и очень болезненная. Сказывался недостаток витаминов. И наблюдая своего полупрозрачного ребенка, Надя вспомнила что муж рассказывал про какую-то свою то ли бабку то ли тетку, которая живет в Херсоне. Херсон не Ленинград. Там теплее, там фрукты. Может и бабка будет потеплее других родственников. Так и оказалось. Никакая ни бабка, а детский врач, тетя Лида (троюродная тетка), определила девочку своей внучкой, и баловала, как может баловать только настоящая еврейская бабушка. Так что до десяти лет Маечка жила на два дома. Полгода на севере и полгода в Херсоне. Остается только догадываться как украинские школьники к ней относились. По ее воспоминанию они ее окрестили жидовской чукчей, что на самом деле, было недалеко от правды. Раскосая якутка Маечка Фельдман.  

А в конце восьмидесятых, когда начался очередной великий исход, Майкины родители решили, что им тоже пора. И рванули на землю обетованную, оставив всё что нажили, даже не попытавшись это продать. А нажито было много всякого. Оба работали, но деньги не тратились, ибо нечего было на них купить. Зато пациенты приходили и благодарили доктора подарками. Вот и получилось, что нормальных советских простыней, купить было невозможно. Так что спали на подаренных оленьих шкурах. Хлеба не было, зато была черная икра. Нормального спортивного костюма было недостать, зато в шкатулке лежали кольца с настоящими якутскими камнями. Если бы обналичить, хотя бы малую часть этих подарков, то жизнь их в репатриации, была бы намного легче. Но в городке царила эпоха отчаянного и безжалостного бандитизма, так что попытайся они продать хоть что-то из этого добра, закончилось бы всё грабежом, и в лучшем случае легкими увечьями. Так и оставили всё. И уехали, взяв каждый по чемодану, и челночную сумку с Маечкиными вещами. Ничего, заработаем.  

Осели они в Кирьят Шмонэ. Как раз в том районе четырехэтажных домов, который с удивительным постоянством обстреливали ракетами, веселые ребятки из Хезбаллы. Да, шкур и алмазов не наблюдалось. Зарабатывали минимум и еле-еле сводили концы с концами. Зато здесь были киви, персики, бананы и бесконечное солнце.  

– И вообще- постановила Надя с ласковой улыбкой- евреи должны жить здесь. Эйн лану эрец ахэрет. (Нет у нас другой земли)  

И улыбнулась своими раскосыми глазами.  

А уж кто под этим солнцем расцвел, так это Маечка. Она, конечно, осталась хрупкой и худенькой, но прозрачность сменилась красивым матовым загаром, оформилась фигурка. К окончанию школы это была настоящая красотка.  

Познакомились мы за два месяца до призыва. Нас обеих пригласили на ознакомительную встречу, где нам предлагали, с пользой для общества и чрезвычайно интересно, провести ближайшие два года, сидя за экранами ночных радаров на различных границах нашей родины, отлавливая шалунов, которые попытаются эту самую границу пересечь с мешочком боеприпасов или наркотиков, или не дай бог, забор попортить- подложить кулечек со взрывчаткой, или подождать патрульных и устроить им сюрприз. Веселая перспектива.  

Рядом со мной сидела малютка с таиландским лицом, в пушистом свитере и миллионом браслетиков. По окончании торжественной патриотической лекции, она вдруг повернулась ко мне и строго выдала по-русски:  

–Нет. Я на эту херню не подписываюсь. Я хочу ходить в армию как на работу, чтобы в пять вечера быть дома. А это для больных на голову, пусть ищут других дур. Покурим?  

– Давай  

–Я Майя  

–Я Геля  

–Прикольно. Ты мне сразу понравилась. Жалко, но, наверное, больше не встретимся. Ты ведь тоже не подпишешься?  

–Естественно  

–Ну вот…  

Естественно, мы обе записались, и отслужили, и даже последние полгода вместе командовали одним подразделением. У Маечки был редкий дар- выдавать мысли вслух, в самый неподходящий момент, и портить отношения с начальством. Так, глядя на свою первую инструкторшу на курсе, пока та стояла к ней спиной, Маечка достаточно громко спросила  

–Господи, как она вообще может есть при такой жопе?  

Надо ли говорить, что инструкторша говорила по-русски?  

А однажды к нам на базу должен был приехать Начальник округа. Всех вычистили, причесали, собрали в столовой и замерли в торжественном ожидании. Но высокий гость замешкался, на въезде. Тишина стала напрягать. И тут прозвучало (на этот раз на иврите)  

–А вы знаете, что у генерала, прибор 28 сантиметров?!  

Надо ли говорить, что обладатель такого (или не совсем такого) богатства, как раз вошел и стоял у Майки за спиной?  

Так что скучно с ней не было никогда.  

К моменту нашей с ней дружбы, у нее подрастал младший брат Сема (вылитый Виктор Цой), и родилась ее сестренка Ципора. Мама Надя приближалась к полтиннику, папа доктор пересек 60. Они переехали поближе к центру…В Димону. То есть по понятиям Израиля, из жителей крайнего севера, превратились в жителей далёкого юга.  

Маечка, после армии, старательно меняла работы в попытке заработать, так чтоб и семье помочь, и на учебу скопить. Не получалось. Даже на двух работах. Да и на личном фронте всё было грустно. Любимый, с которым прожили 5 лет, поехал на неделю в Алма-Аты, навестить отца после операции, и решил не возвращаться.  

Но Маечка держалась скалой. Она была из той самой стали, которую закалили и холод, и жара. Так что через восемь лет, молодой, вполне успешный юрист, Маечка Рабинович (да, фамилия мужа окончательно определила национальное самосознание), усердно трудилась на 32-ом этаже в одном из футуристических небоскребов Тель-Авива, где сама аренда помещения, вынуждает контору быть успешной и респектабельной.  

Лишь одна мелочь портит ей жизнь еще с армейских времен. Трудолюбивая эмиграционная полиция, которая любит устраивать проверочные рейды в поисках иностранных рабочих с просроченной визой, с удивительным постоянством до сих пор останавливает её, и требует предъявить документы.