На новый лад... - 5

*По мотивам:  

«Волшебник Изумрудного города» т/о «Экран» 1974 г.  

«Собачье сердце» реж. В. Бортко, 1988 г.  

Они шли по незнакомому городу и вертели головами во все стороны. Но ничего похожего на дворец Великого Мудреца и Волшебника Гудвина не находили.  

Да и под ногами было что-то не то. Брусчатка – была, да, но никакой дороги ВЖК, то есть «вымощенной желтым кирпичом», не наблюдалось. Все было серое и невзрачное.  

– Может, мы заблудились? – спросил Страшила.  

– Нет, мы же постоянно шли по дороге ВЖК! – воскликнула Элли. – Правда, в какой-то момент она перестала быть желтой…  

– И кирпича на ней стало меньше, – задумчиво проговорил Железный Дровосек, – а грязи – больше. Бедный Лев, весь измазался уже.  

Трусливый Лев, весь в пыли и пятнах, только грустно покачал в ответ большой головой.  

– Но мы же видели указатели, – продолжала спорить Элли, – там было написано: ВЖК, и стрелочкой указано направление. Мы туда и шли.  

– Ну да, – проскрипел Дровосек, – и уперлись в дом с надписью «Высшие Женские Курсы».  

– Да тут с этими ав… ав… аббревиатурами, – Тотошка мотнул мордочкой и чихнул, – полный дурдом! Куда ни глянь, везде сплошные комы, факи и губы. Вот это что – Москвошвея?  

– Тотошка, успокойся, – сказала ему Элли. – Надо у кого-то спросить про Гудвина. Ведь такого волшебника должны знать все!  

И она смело направилась к первому попавшемуся дому, возле входа в который стоял, переминаясь, усатый мужчина в фуражке.  

– Извините, сударь, будьте любезны! Мы с друзьями заблудились, и нам требуется помощь.  

Было видно, что обращение мужчине не понравилось, и он что-то пробурчал. Элли продолжила:  

– Нам сказали, что у вас в городе живет настоящий волшебник. Он может дать моим друзьям то, о чем они больше всего мечтают – мозги, сердце…  

– А, – прервал ее мужчина, – так это вам к Филип Филипычу! Он здесь и живет.  

– Правда? – изумилась Элли. – Вот здорово! Эй, друзья, бегом сюда! Мы нашли его!  

Вся компания мигом подвалила к входу. Только Лев будто бы продолжал что-то искать.  

– Элли, это правда? – Тотошка завилял хвостом. – Он здесь?  

У мужчины в фуражке чуть не выпали глаза.  

– Не обращайте внимания, – сказала ему Элли, – это мой песик.  

В целом аргумент подействовал. Мужчина покачал головой, внимательно всех оглядел и чуть поморщился. Потом махнул рукой и сказал:  

– А, ладно! Тут, как домком въехал, все одно цирк. И без галош ходят. Идите уж!  

Он проводил их до квартиры и позвонил в дверь.  

Пустили их не сразу. Потом они толпились в прихожей, которая от обилия гостей стала несколько тесноватой. Профессор Преображенский и доктор Борменталь обозревали вошедшую гоп-компанию, не скрывая удивления.  

Взгляд профессора был строг. Элли тряслась от страха. Тотошка прислонился к ее ногам. Страшила пялился на чучело совы, висящее над дверью. Железный Дровосек скрипел каким-то суставом. Лев просто опустил глаза и испортил воздух.  

Пауза затянулась.  

– Так я вас слушаю, – прервал молчание профессор.  

– Мы к в-вам, в-волшебник, и в-вот по какому делу, – запинаясь, ответила Элли.  

– Начало не лучшее, – заметил профессор. – А мы – это кто?  

– Я – Элли, это Тотошка, в-вот Страшила, он – Железный Дров-восек, а в углу – Труслив-вый Лев.  

– Занятно. Ну и кто, извольте узнать, составил вам протекцию для обращения в мой адрес? – спросил Филипп Филиппович.  

– В-виллина, – дрожащим голосом ответила Элли.  

Профессор переглянулся с Борменталем.  

– Думаю, это кто-то из новых, – ответил Иван Арнольдович. – Имя уж больно современное. Владимир-Ильич-Ленин-любит-и что-то там дальше.  

– Определенно, вы правы, коллега, – кивнул Филипп Филиппович. – Придется принять. С этими мерзавцами лучше не ссориться.  

– Контрреволюционные вещи говорите, Филипп Филиппович…  

Профессор махнул рукой. Элли смотрела на него и в дискуссию не вступала.  

– Так что вам необходимо, любезные господа? – спросил профессор.  

В этот момент прозвенел звонок, и у совы загорелись глаза. Трусливый Лев опять поддал газу. Борменталь открыл дверь, и вошел тот самый усатый мужчина, который пускал всех к профессору.  

– Я извиняюсь, прям совестно, – начал он с порога, – но там этот Лев прямо у входа лужу наделал.  

– Сколько я должен, Федор? – спросил профессор.  

– Полтора, – помявшись, ответил тот.  

Когда Федор вышел, профессор снова оглядел всех вошедших и сказал:  

– Итак, господа, кому и что от меня необходимо? Начнем с вас, любезный, – он поглядел на Льва.  

– Ему нужна смелость, – поспешила ответить Элли, боясь, как бы Трусливый Лев не выдал очередную порцию своих миазмов. В прихожей и без того было нелегко дышать.  

Филипп Филиппович усмехнулся. Ситуация переставала быть серьезной.  

– Ну, это проще простого. Дарья Петровна! – крикнул он.  

На зов вошла женщина в переднике, напрочь измятом на груди.  

– Пожарник? – шепотом предположил профессор.  

– Не иначе, – вполголоса согласился Борменталь. – И ведь каков подлец: насчет разведения огня нас ругает, а столоваться каждый день приходит. Гнать его надо, Филипп Филиппович.  

Профессор покивал, соглашаясь. Тем временем женщина смотрела на присутствующих и крестилась, поминая при этом какую-то небесную ось. Профессор схватил ее за руку и сказал:  

– Дарья Петровна, голубушка, принесите нам водки. Той самой, которую вы так отлично готовите. И краковскую захватите, если еще не выбросили.  

– А рюмок сколько? – озираясь, спросила женщина.  

– Нисколько, – сказал Филипп Филиппович. – Штоф водки и стакан. И колбасу не забудьте.  

Через пару минут поднос с требуемым находился в руках профессора.  

– Ну-с, молодой… э-э… в общем, подходите сюда.  

Лев медленно приблизился.  

– Откройте рот. Иван Арнольдович, голубчик, подержите его!  

Когда Трусливый Лев разинул пасть, Филипп Филиппович влил туда стакан водки.  

– Глотай! И дыши! А теперь краковской… закуси! – командовал профессор, – вот, молодец!  

Лев извивался в объятиях Борменталя, но доктор крепко держал животное. Впрочем, это продолжалось недолго. Эксперимент повторили, после чего Лев успокоился и медленно уполз в угол.  

– Так, с одним пациентом вопрос решен, – потер руки профессор, – надо подождать с полчаса, и результат будет очевиден. Кто следующий?  

Железный дровосек шагнул вперед:  

– Меня зовут Дровосек, я сделан из железа. Мне нужно сердце, без него я не могу любить!  

– Только сердце? – осведомился профессор. – И больше ничего? Для любви вам, голубчик, скажу по секрету, необходимы еще кое-какие органы…  

– Нет, только сердце, – отрезал Дровосек.  

Профессор кивнул.  

– Хорошо. Сейчас я посоветуюсь с коллегой.  

Он повернулся к Борменталю, и они начали шептаться.  

– Что скажете, доктор?  

– Исходя из размеров грудной клетки пациента, Филипп Филиппович, думаю, что подойдет бычье.  

– А ежели стухнет?  

– Можно поместить в масло… но как хранить? – взгляд Борменталя стал печален.  

– А грудная клетка пациента вам, коллега, ничего не напоминает?  

Доктор уставился на Железного Дровосека. Внезапно его озарило.  

– Ну, конечно же! Консервы! О, Филипп Филиппович, вы – гений!  

– Успокойтесь, Иван Арнольдович. Сейчас же попросите Федора съездить на бойню и привезти бычье сердце. Заодно пусть заедет за маслом. Так что забирайте этого железного истукана и – в дворницкую, не в операционной же его кромсать, хе-хе!  

Когда Борменталь и Железный Дровосек ушли, Филипп Филиппович вытер лоб и поднял глаза. Теперь вперед вышел Страшила.  

– А я чучело, набит соломой. Мне очень нужны мозги. И никто, кроме вас, не поможет мне.  

Профессор почесал бороду.  

– Что ж, надо подумать. Возможно, у меня осталось что-то после операции на гипофизе. Но насколько это вам подойдет, голубчик? У вас в голове может наступить такая разруха!  

– Разрухи не надо, – сказал Страшила.  

– Вот и я о том же, – согласился профессор. – Итак, что у нас имеется в запасе? Точно есть яичники от обезьяны, потом…  

– Летучей?  

– Что? Нет, обычной, – Филипп Филиппович даже не обратил внимания на вопрос – он перебирал варианты. Внезапно он посмотрел в нарисованные глаза Страшилы, улыбнулся и произнес: – Хотя зачем вам все это? Зина! – снова крикнул он.  

Вошла молодая девушка. Увидев стоящих в прихожей, она взвизгнула.  

Филипп Филиппович успокоил девушку, а потом некоторое время с ней о чем-то шептался. Было слышно только «…газеты, что Дарья Петровна принесла… порвать… зашить… мусор…» Страшила из разговора ничего не понимал, а Элли с Тотошкой ничего не слышали. Трусливый Лев так и вовсе тихонько похрюкивал в своем углу.  

После разговора с профессором Зина аккуратно взяла за руку Страшилу и увела его на кухню. Через минуту там раздался громкий хохот Дарьи Петровны.  

– Что там происходит? – спросила Элли. – И разве не вы будете давать Страшиле мозги?  

– Нет, дитя мое, – покачал головой Филипп Филиппович, – в моем присутствии нет необходимости. И ничего страшного там не случится. Сейчас мои помощницы все сделают, как надо, и ваш друг будет мудрее самого толкового депутата.  

Он вздохнул.  

– А вы? Вы ведь тоже чего-то хотите? Спрашивайте, и если я смогу – сделаю.  

– Мы устали и очень хотим домой, – сказал Тотошка.  

Профессор раскрыл рот.  

– Какого черта? Но как… Кто это сделал? Тебе кто-то делал операцию?  

– Не было никаких операций, – ответила за песика Элли, – это такое же волшебство, какое творите вы. И он правильно сказал: мы хотим домой. Но как туда попасть – мы не знаем. И заплатить нам за ваши чудеса нечем, ведь из всех ценностей у нас – только мои серебряные башмачки. И самое главное – сначала нам надо помочь друзьям.  

В этот момент дверь открылась, и в прихожую один за другим ввалились Борменталь и Железный Дровосек. Дровосека было не узнать: он весь блестел от масла, а свеженаточенный топор сиял в свете ламп. На лице Дровосека сияла улыбка.  

– Это волшебно! – проговорил он. – Я стал совсем другим! Внутри меня бьется сердце!  

Внутри него скорее булькало, чем билось, но улыбнувшиеся друг другу коллеги не стали разуверять обрадованного гиганта.  

– Как все прошло? – сквозь зубы процедил профессор.  

– Никаких эксцессов, – тихо процедил в ответ доктор, – даже масленку, которую этот здоровяк таскает с собой, залили до краев.  

– Спасибо вам, Иван Арнольдович, – теперь уже в полный голос сказал профессор, – скажете потом, сколько я вам должен.  

– О чем вы, Филипп Филиппович! – смутился Борменталь. – Когда я студентом явился к вам…  

Они могли еще долго изливать друг другу комплименты, но тут с кухни вышел Страшила. Первое, что бросилось в глаза – то, что его голова стала несколько больше, чем раньше.  

– Страшила, друг! – выпалил Дровосек и кинулся его обнимать. Делать этого явно не стоило – после размыкания объятий Страшила был весь в масляных пятнах.  

– Ну, знаете, – воскликнул он, – теперь я понял, что значит быть умным. И что значит – иметь мозги. Вот, смотрите – я умею думать!  

Страшила закрыл глаза, и тут внутри его головы что-то зашелестело, заскрипело, а через ткань наружу полезли ости и старые иголки. Впрочем, длилось это не очень долго.  

– Боже милостивый! – Борменталь быстро перекрестился. – Филипп Филиппович, что у него там?  

– Вообще-то я попросил Зину, чтобы она столкала туда весь невыброшенный мусор, и заодно газеты, что таскает Дарье Петровне этот негодяй пожарник. Те самые, от которых пониженные рефлексы, скверный аппетит и угнетённое состояние.  

– Вот, видели? – Страшила открыл глаза и радостно улыбнулся.  

– Друг, какой же ты стал умный, – Железный Дровосек был восхищен до глубины души. – А о чем ты думал?  

– Сейчас, минутку, – Страшила чуть напрягся и вдруг заорал: – Как говорит товарищ Троцкий в своих многочисленных трудах, построение социалистического общества вполне обеспечено и с точки зрения международной экономики. В капиталистическом мире противоречия – классовые и межгосударственные – будут нарастать…  

Все открыли рты.  

Тут из угла донеслось:  

– Я бы еще водочки выпил… Эй, кто там? Бормента-аль!  

Про Трусливого Льва все забыли, а он уже стоял на всех четырех и терся задом об занавеску.  

– По-моему, вам пора, – глядя на Элли, проговорил профессор. – Друзьям вашим я помог.  

– А как же мы? Мы с Тотошкой? – Элли умоляюще смотрела на профессора.  

– Послушайте, друзья, – Страшила поднял руку и посмотрел на тех, с кем он проделал столь длинный путь. – Позвольте мне на правах самого мудрого среди вас сказать несколько слов.  

Все замолчали.  

– У меня есть предложение. Элли, Тотошка, Дровосек, Лев – а вы не хотите остаться? Здесь, в этом городе, в этом мире?  

Началось шумное обсуждение, которое тот же Страшила прервал, снова подняв руку.  

– Если честно, я подумал немного и решил – я остаюсь. И хочу спросить Великого и Ужасного Волшебника, хозяина этого дома: как вы считаете, могу ли я быть здесь востребован?  

– Как красиво ты говоришь, друг! – воскликнул Железный Дровосек, но Страшила в очередной раз поднял руку. Его нарисованные глаза смотрели на Филиппа Филипповича.  

Профессор поднял брови и хмыкнул.  

– Почему нет? – ответил он. – Новая власть нуждается в умных… м-м… личностях. Для начала можете обратиться хотя бы в наш домком, к Швондеру. Судя по песням, которые так мы слышим, он сейчас на месте. Там вам заодно и новое имя дадут. А то с нынешним вам тяжеловато будет.  

– Так я прямо сейчас и побегу, – обрадовался Страшила и пулей вылетел за дверь.  

– Даже не простился, – грустно сказал Дровосек, глядя вслед другу. Потом он повернулся и произнес: – А я? Я могу быть полезным здесь и сейчас? Я не умею так говорить, как Страшила, но я силен и неутомим. И у меня есть сердце.  

Борменталь откашлялся и влез в разговор:  

– Как минимум, в одну организацию вас точно могут взять. Там у них как раз такие товарищи нужны – с сердцем, с руками и головой. И топор может понадобиться – врагов истреблять. Сейчас я вам адресочек черкну…  

– Вот спасибо! Тогда я тоже останусь. Элли, Тотошка, простите меня. И спасибо вам за все! – Дровосек уже никого не обнимал. Из его глаз текли слезы, но он уже не боялся заржаветь – масла не него было в избытке. – И вам спасибо, волшебники! Возможно, еще свидимся?  

– Не хотелось бы, – сказал Борменталь, когда тот ушел.  

– А вот этого куда? – Филипп Филиппович встал перед Львом. – Смотрю, ты уже распробовал на вкус местную жизнь и не захочешь возвращаться?  

– А чего я там забыл? – ухмыльнулся Трусливый когда-то Лев. – Там бегай, ищи себе пропитание. Царь зверей… Да там таких царей! Найти бы тут местечко, где можно было бы харчеваться..!  

– Задаром, что ли? – спросил профессор.  

– Почему задаром? – ощерился Лев. – Я много что могу. Особенно сейчас.  

– Иван Арнольдович, голубчик, – вздохнул Филипп Филиппович, – не осталось ли у вас цирковой программки? Помните, там еще слоны были? Поищите, ради Бога, пристроим животину.  

Льва пришлось похмелить и дать селедку. Когда его увезли, профессор спросил:  

– Хорошо, теперь с вами. Сначала мы вас накормим…  

– Мы не хотим есть, – ответила Элли. Песик тоже помотал головой. – Мы хотим домой.  

– А далеко ли ваш дом? – осведомился Филипп Филиппович.  

– В Канзасе.  

– Ох уж эти аббревиатуры! Я их совершенно не выношу, – занервничал профессор. – Иван Арнольдович, может, вы знаете, что это за Канзас такой?  

– Не знаю, Филипп Филиппович, – развел руками Борменталь, – Канцелярское законодательное собрание какое-нибудь…  

– Мы, наверно, пойдем, – вздохнув, сказала Элли. – Как-нибудь доберемся.  

– Подождите, пожалуйста, подождите! – потребовал профессор. – Иван Арнольдович, сходите ко мне в кабинет, там на столе лежат деньги. Принесите их сюда, пожалуйста. А я сейчас у себя в костюме возьму. Так, а вы, – он указал на Элли и Тотошку, – стойте и ждите. Сейчас мы принесем вам денег на дорогу, а потом Федор вас отвезет на вокзал. Ждите!  

Но когда профессор и доктор вернулись, никого из гостей в прихожей уже не было. Только две серебряные туфельки лежали у двери как напоминание об их визите.  

– Эх! – расстроился профессор. – Надо было приставить к ним Зину или Дарью Петровну. Как же они ушли – и без туфелек?  

Он поднял туфельки с пола и поднял их к глазам.  

– А ведь знаете, Иван Арнольдович, это настоящее серебро! Где эта маленькая девочка взяла такое сокровище? Может, еще зайдет за ними? Положу-ка я их себе в рабочий стол.  

Филипп Филиппович открыл ящик и поместил туда туфельки. Когда он закрывал ящик, туфельки стукнулись каблучками – и случилось чудо! Волшебный вихрь закружил идущих по улице Элли и Тотошку, и, прежде чем они что-то поняли, девочка и песик уже были дома в Канзасе.  

Но ни Филипп Филиппович, ни Иван Арнольдович об этом не знали.  

– Зина! Дарья Петровна! – командовал профессор. – Накрывайте, голубушки, на стол!  

– По-моему, доктор, – сев на кресло, обратился он к Борменталю, – мы определенно сделали с вами сегодня немало хорошего и имеем право это отпраздновать. Наливайте, Иван Арнольдович!  

Выпили с удовольствием.  

– Иван Арнольдович, и закусите вот этим… да-да. Разве не прекрасно?  

– Божественно, Филипп Филиппович!  

– Определенно, в жизни есть свои прелести. Кстати, хотел рассказать вам случай. Вчера от Швондера пришло нечто и предложило купить журналы в пользу детей Германии.  

– Нечто?  

– Представьте себе! Я спрашиваю: «Вы мужчина или женщина? » А оно в ответ: «Какая разница, товарищ? » Им уже без разницы! А ведь подобных операций ни в Москве, ни где-то вообще в России не делаю ни я, ни кто-либо еще. Но это существует и – более того, Иван Арнольдович, – живет этажом ниже, поет песни и всех тут беспокоит. Все, пропал дом!  

Они подняли рюмки в очередной раз, и в этот момент кто-то позвонил в дверь.  

– Если это не девочка, то я очень сильно удивлюсь, – сказал Борменталь, снимая салфетку.  

– Да уж, коллега, – отшвырнув салфетку, ответил профессор, – хватит с нас сегодня гостей…  

Когда дверь открыли, внутрь вошла старушка с котомкой.  

– Господи, простите!  

– Вам чего? – строго спросил профессор.  

– Странница я. Пришла собачку говорящую посмотреть.  

Профессор и доктор переглянулись.  

– Федор?  

– Больше некому. Ох, получит он у меня…  

**Данный текст создан без цели извлечения прибыли. Все права на использование персонажей и сюжеты оригинальных произведений принадлежат законным правообладателям.