Жертва искусства.

Что, если мир – это матрица? Герой рассказа шёл по вечерней Москве и размышлял: "Вот, например, иду я сейчас, и каждый мой шаг, каждая моя мысль прописаны. Что бы я ни сделал, всё заложено в компьютерном коде теорией вероятности. Как побороть предопределённость любого действия? Что сделать такого, чего от тебя никто не ожидает? Попробую-ка убить человека", – подумал он. Сказано – сделано, в уютном дворике Таганки на скамейке задержался на неопределённое время человек, присевший отдохнуть на пару минут. Но что, если и этот поступок, вызванный желанием противостоять матрице, был тоже предсказан и логически вытекал из первоначального протеста? В таком случае получается, что в этом виновато мышление, потому что идея убийства пришла на ум как способ проверки на прочность алгоритмов этого мира. Может быть, стоит отказаться от мыслей вовсе? Наш неофилософ завернул на улочки Китай-города, позаимствовал у активно самовыражающейся молодёжи синюю таблетку и совершил акт психоделической дегустации. Вскоре мировоззрение его расширилось, и вселенная заиграла новыми красками: фактура свежей плитки, испещрённой трещинами и неровностями, причудливые трели уличных музыкантов, поющих что-то про утреннюю звезду, и калейдоскоп красных и жёлтых букв "М" внушали неописуемую эйфорию. Тело слегка растекалось среди прочих, медленно сочась между зданий. Его тень волочилась сзади, с трудом продираясь сквозь ветви деревьев, явно отставая и умоляя о покое и уединении. Свернув на малоосвещённый переулок, главный герой перестал быть таковым, повествование сконцентрировалось на тёмном отражении в асфальте. Осмелевшая тень красовалась, то уменьшаясь и делаясь невыносимо чёрной, то раздваиваясь и растягиваясь на несколько огромных пикселей, сливаясь с мраком многогранности. Она явно высказывала желание соединиться с телом, чтобы открыть слабым человеческим органам чувств великую синергию четырёх измерений. Однако нужный баланс никак не устанавливался, насыщенность, крепшая при близости к фонарю, уменьшала площадь соприкосновения с туловищем и, более того, загоняла тень в унизительное место под ботинок. Старинный особняк, неодобрительно наблюдавший за происходящей игрой, резко надвинулся на героя, расплющив его тело о своё шершавое туловище. И в этот момент тень, набрав густоты, наконец полностью слилась с человеком. Перерождённым существом было пережито так много, что описать это невозможно, так как любое по-настоящему сильное чувство обжигает разум и память, а трезвое осознание действительности затмевается вспышкой химической реакции и становится попросту ненужным. Позабыв себя, нечто оттолкнулось от жалкой материи и влилось в круговорот городского ансамбля. Весь мир, каждый камень, каждая травинка и листок, каждый блик, каждый звук и протон стали пристанищем для нового, не мыслящего, а существующего в медитации создания. Постоянно движущееся вместе с природой в отдельной детали и в то же время вечно статичное в своей всеобъятности, это что-то пролетело каплей начинающегося дождя, растворилось в луже городских лун и взмыло брызгом на колесо велосипеда, померцало, вжатое в светоотражатель, соскочило на мосту и, обернувшись пёрышком голубой сойки, запуталось в волосах человека, поднимавшегося на холм вдоль низеньких купеческих домиков. Прислонившись к светофорному столбу от головокружительного путешествия, наш герой почувствовал необычайное воодушевление. Всё, что он только что видел и слышал, было лишь началом пути, винтажной неоновой вывеской, за которой скрывалось что-то бОльшее, истинное. Вдохновлённый этим чувством, он резко поднял голову и в нарастающем сиянии чистого разума увидел знак: фараона, перстом указывающим вперёд, в сердце вселенной, точку, откуда берётся середина, где таится подлинное знание и в которой пересекаются и неразрывно существуют бытие и небытие. Путь к завершению его реинкарнации был открыт. Воздух, подобно вибрациям линий электропередач, пронизывали маленькие разряды молний. Устремив свой взор на другую сторону улицы, он увидел в центре чёрной дыры вход в абсолютное, представшее перед ним в виде красного эго, алчущего подмять под себя всё метамирье, которое познал наш герой. Он воспылал благой ненавистью, но тут же с шипением остыл под усилившимся напором дождя. Вода смыла с него лживые чувства и вновь напомнила, что жизнь – это очищение духа сквозь вселенскую мембрану, и что только ставши Великим Ситом, можно вобрать в себя эго этого мира и потушить завистливый огонь мещанской тяги ко всему человеческому. Наполненное свежестью московского дождя, существо в последний раз окинуло взглядом истекавшую действительность. Всё блестело самоцветами, реальность проливалась вниз, и было ощущение, что город вот-вот смоет. Путь к эго был окружён красным булатом, но его прерывали яркие, словно вобравшие в себя всё сияние звёзд, белые полосы. Они выступали над летящими вниз потоками воды, прокладывая дорогу к цели, указываемой фараоном, и были подобны огромным ступеням пирамиды, на вершине которой находилась последняя точка соприкосновения плоскости с всеобъемлемостью. Оно вступило на первую ступень, и этот шаг ознаменовался звуком пронзительной скрипки, словно мир сопровождал восхождение на вершину сущего какофонией всех ощущений, которые были доступны этому измерению. Оно сделало ещё один шаг, и ещё один, оказавшись около тонкой, ослепительно белой черты, после которой, очевидно, не было пути назад. Рёв нарастал, к вою отчаявшегося мира присоединилось пение магнитных полей, безуспешно пытающихся удержать сущность в кандалах человеческого бытия. Решающий шаг. Оглушительный взрыв континуума. Толчок. Пурпурный полёт. Мир исчез.  

Андрей сел за стол, но, вспомнив что-то, отложил в сторону ложку.  

– Диана, ты не представляешь, что мне сегодня рассказали коллеги. Это просто нечто!  

– И что же на этот раз случилось в криминальном мире? – спокойно ответила супруга, привыкшая за годы жизни со следователем к подобным разговорам за обеденным столом.  

– Такого на моей практике ещё не было. Вчера был вызов на Таганку. Труп во дворе. Наши ребята приехали первыми, оцепили место, ждут медиков, хотя и так всё понятно: пульса нет, следы удушения на шее. Тело ещё не остыло, свежак. Слышат сирену скорой, затем звук резкого торможения и глухой удар. Выбежали глянуть, что произошло, а там такая картина: дождь льёт стеной, фары скорой помощи слепят, и метрах в десяти от бампера лежит человек. Бросился прям под машину, по словам водителя, явно осознанно. Он по тормозам, но асфальт мокрый и дорога под уклоном, ну, знаешь, Таганка же на холме стоит. Короче, сбили парня, и он как покатился вниз... Умер на месте. В общем, получили мы, по итогу, два трупа на одной улице.  

– Ого! Вот это совпадение, конечно, – уже с удивлением в голосе воскликнула Диана.  

– Ха! Если бы. Никакое это не совпадение. Ребята проверили вещи убитого и нашли у него в кармане тетрадь. Первые несколько страниц были глубоко спрятаны в складках одежды и поэтому уцелели, а концовку уже не прочитать; вчера был жуткий ливень, всё размыло дождём. Так вот, вкратце о сюжете: повествование ведётся от третьего лица, главный герой в самом начале убивает человека, закидывается наркотой, бродит в галлюнах по Москве, а затем бросается под машину, думая, что становится Богом или чёрт знает кем ещё. И происходящее в рассказе, если опустить художественные подробности, совпадает с реально случившимся, связь между трупом и этим сумасшедшим суицидником налицо. Решил красиво уйти из жизни, убил человека, оставил эту пафосную писанину в его карманах, сам сообщил о теле, дождался машины скорой помощи и прыгнул ей под колёса.  

– Натуральный психопат! – воскликнула Диана. – Он наблюдался у врачей?  

– Навели справки, ни в одном диспансере не числился. Вообще человеком был замкнутым, с семьёй порвал, друзей не было, только приятели. Успели опросить пару знакомых, рассказали, что Лёша всегда был чудаковатым, но в хорошем смысле, творческая личность, все дела. Писал, всё обращался к разным издателям, но особо его нигде не печатали. С родственниками ещё предстоит поговорить, они сейчас не в Москве. Но зато его адрес нашли, пришли, прошерстили его компьютер – оказывается, вёл паблик вк, где собрались немногочисленные поклонники его творчества. И самое интересное, что там не только произведения его выложены, но ещё и всякие а-ля философские трактаты об искусстве и его роли в обществе. Типа искусство должно по-настоящему впечатлять человека, менять мир в буквальном смысле и всё такое. Откровенно бессвязный бред местами. Вот, например, один из лейтмотивов почти каждого его поста – то, что слова... как он там сформулировал... Слова и вообще язык позволили человечеству создать искусство и великую силу творческого преобразования реальности. А мы, современные люди, забыли непокорность этой силы и сами стали рабами слов и смыслов. Короче, там долгий и нудный пассаж, а вывод такой: нам, то есть человечеству, нужно вернуть силу творчества и использовать его для изменения действительности, и такая благородная цель якобы оправдывает любые жертвы. Да, точно, и ещё периодически совсем спутанно в этом же контексте упоминал, цитирую: "заржавевший клинок созерцания". Полная шиза, в общем.  

– М-да-а, – задумчиво протянула Диана. Какие пафосные слова и какой отвратительный поступок. Он как будто стал жертвой своих же идей о том, что слово подчинило человека. Грустно, что и другие страдают от таких несчастных людей.  

– Вот вечно ты начинаешь сочувствовать неадекватам, которые сами виноваты в том, что натворили, – недовольно пробурчал Андрей. – Он просто псих, которого надо было изолировать от общества.  

– Да уж, в этом ты абсолютно прав, – грустно ответила Диана.  

Остывший чай был допит в молчании. Смеркалось, последние лучи заходящего солнца покинули потухший бокал. Через несколько часов он заиндевел от холодного напитка. В комнате остался лишь звук шипящих пузырьков газа, упрямо выныривающих на пенную поверхность. Где-то вдалеке зазвонил телефон.  

– Андрюх, привет. Тут есть одна новость по делу того психа. В его группе минут двадцать назад была выложена новая запись. Судя по всему, отложенная публикация. Только он мог добавлять посты, а в аккаунт с момента встречи никто не заходил. Так вот, дело в том, что... Как бы тебе сказать. Там выложен уже известный тебе рассказ, но с продолжением, вероятно, как раз с тем недостающим отрывком. И в этой второй части описан разговор между семейной парой. Мужчина, его зовут Андрей, вернулся с работы домой и пересказывает своей жене сюжет предыдущей части книги и то, что на данный момент известно следствию. Андрюх, ты знаешь, я к тебе всегда хорошо относился, но, сам понимаешь, на совпадение это не похоже... В общем, приезжай-ка ты в отдел, с тобой хотят поговорить. Приедешь?...  

Андрей медленно положил телефон на стол и бессмысленно уставился на пиво в стакане. Пена улеглась, пузырьки остановили своё движение. Но один, последний, всё-таки вынырнул на поверхность. И в памяти внезапно всплыла первая строчка в предсмертном послании безумца: "Что, если мир – это матрица? "