Экзамен

Резкий и неприятный запах влажной, от грохочущего проливного дождя, столь несвойственного для июньского сезона этих краёв, мертвой кладбищенской земли резко бил в нос и проникал в сам мозг, до того сильный был запах. Холодный порывистый ветер покачивал, покрытые мраком вечернего неба кроны деревьев. Огромной мутной дробью осыпался с неба дождь. В воздухе висело какое-то тяжкое напряжение, перемешанное с густой и серой туманной дымкой. Среди сотен дубовых крестов и мраморных памятников, лишь у одного крутилась жизнь. Бедная женщина сидя на коленях, и прикрывая своим тощим, измученным телом листок бумаги, рыдала. Соленые и тоскливые ручьи слез скатывались по её щекам, проходили по кончикам потрескавшихся губ, и с угловатого подбородка падали на мокрую от летнего дождя почву. Гримаса горя и непосильной печали застыли на её лице. Всю эту картину созерцал с облицованного мрамором памятника подросток. Светлые мягкие и живые глаза златовласого мальчика смотрели на изнеможенную женщину.  

Егору было сложно уснуть в эту ночь. За окном, от подувшего со стороны реки резвого ветерка, устраивала танцы листва, где-то в дали слышался гул проезжающего автомобиля. Духота поздней весны опьяняла голову. Егор не спал, а лишь с открытыми глазами созерцал в потолок и старался не думать, но тревога все новыми волнами захлестывала его сердце. Томное чувство скреблось глубоко внутри него и не давало покоя. Это отражалось на его самочувствии. На следующее утро паренёк, плохо спавший в прошедшую ночь, вышел при наряде: в отполированных до блеска туфлях, заново подутюженных прямых брюках, и в стареньком, но снова поимевшим хороший вид, пиджачке, с прикреплённым на нем значке юного авиатора, Егор получил этот значок выступая на конкурсе клуба юных сборщиков моделей самолётов(он был завсегдатаем клуба сборщиков моделей самолётов, но трудно было сказать, что Егор был общительным человеком, всегда вел себя скромно и тихо, в разговор первым не вступал, и чаще слушал других, чем говорил сам, еще важно отметить, что любимым занятием подростка было чтение, за книгами он проводил многие вечера, также, ко всему прочему он любил думать, этим столь потерявшим какое-либо распространение делом, ему особенно нравилось заниматься, этот полет в свою собственную голову, поиск чего-то нового, вдохновляли его ) и в завершении его наряд украшал синий платочек, сложенный в треугольную фигуру, и наполовину упрятанный во внешний карман пиджака – это был подарок бабушки подростка. Получив все возможные пожелания удачи от родственников в предстоящем экзамене, он с тучной головой устало начал свой путь. Зализанная на бок шевелюра растрепалась от подувшего в его сторону утреннего ветерка. Жидкие светлые волосы заплясали на голове и били по не выспавшемуся лицу. Нос с горбинкой смотрел прямо, а красно-розовые пухлые и правильные губы обсыхали на ветру. Крупные голубые глаза, по привычке, были опущены вниз, Егору было тяжело смотреть людям в глаза, он сразу съёживался и начинал смущаться. Его дорога лежала через ветхий и старый деревянный Островский мост, построенный еще три десятилетия назад, и изрядно потерявший свой первоначальный вид. Тут и там местами краска облезла, появились сколы на дереве, запросто можно было загнать занозу, одним словом мост уже доживал своё. Старая конструкция соединяла два берега, разделённых быстротечной речушкой под названием “Калина”. Проходя через мост можно было слышать журчание резвой водички, а в лицо била приятная свежесть. Подле моста была развилка: первая часть дороги вела подростка в ту школы, где он сдавал экзамен, а вторая дорога был направлена на другую школу, оба учебных заведения стояли недалеко друг от друга из –за того, что в этом сравнительно густонаселённом районе относительно небольшого городка, проживало большое количество семей, в которых были дети, и одной школы не хватало, чтобы обучать всех желающих. На развилке стоял величавый, одинокий и крупнолистный ясень, украшающий пустоватое поле, засаженное молоденькими деревцами, которые меркли на фоне кленового гиганта. Его опавшие темно-зеленые листья, с еле выступавшими белыми жилками ближе к низу, выстилали бархатный ковер на голой каменистой земле. В тени листьев-крылаток спрятался одноклассник Егора, заприметивший того еще на подходе к мосту. Он стоял в широких штанах и черных начищенных туфлях, на голое тело была натянута белая рубашка, а в руках расположился его пиджак. “Привет – привет! ” – радостно и чуть не крича, начал мальчик. Это был Максим Елисеев – многосторонний и резвый мальчишка, которого в классе Егора все любили, даже сам Егор, не смотря на слегка недоверчивое его отношение к людям, а любить Максима было за что. На его жизнерадостном и светлом лице всегда сияла улыбка, белые зубы озаряли других, и невольно, сам того не замечая, как ты пропитывался этим духом добра и веселья, а кончики губ поднимались вверх. Из-под тонких бровей туда-сюда в разные стороны стреляли зоркие мелкие глазки, нос сгрудившись картошкой расположился ровно по середине правильного и овального лица. Он был хорош в спорте, и на всех соревнованиях представлял школу, дела с оценками у него тоже состояли отлично. Такой был человек Максим, он любил всех, а все любили его, бывало, даже учителя между собой называли его ласково “золотцем”. Он встретил меня по-приятельски, от чего Егору, конечно, стало не по себе, он не привык к такому. “П-п-привет” – с легкой запинкой начал Егор. “Как настрой на экзамен” – почти не дождавшись прилетело в ответ. “Ну, в общем-то нормально” – с внутренней дрожью, и в манере всеобщей неуверенности, произнес Егор. “А я в 35 школе сдаю, а ты, как я понял, в 12? ” – спросил Максим. “Д-да всё верно” – замялся подросток. “Эх, ладно не буду тебе мешать, я пойду, удачи тебе на экзамене” – произнес напоследок одноклассник Егора, расплылся в широкой улыбке, закинул пиджак на спину и пошел в сторону 35 школы. “Пока. И тебе удачи” – тихо прошептал Егор.  

Постояв еще с минуту под высоким и жилистым ясенем Егор двинул вперед, переваривая их разговор. Оцепеневший подросток шёл еле-еле, волоча ногами. Было видно, что каждый шаг он делал через силу. Тяжелый ком мыслей, оставшийся после упоминания за разговором предстоящего экзамена, ураганом метался в его голове отяжеляя, и без того не легкую голову. Ответственность, лежащая на его хрупких плечах, томным грузом давила на него, от того ему и не здоровилось. Всё время ходьбы от дома до школы только эти мысли и крутились у него в голове, а отныне с еще большей силой. Но в одно мгновение, черная, необузданная буря мыслей разом рассеялась, клаксон, со свистом остановившейся рядом машины, оглушительным рёвом пронёсся сквозь само сознание мальчика, заставив его, позабыть обо всём, и с ошарашенным лицом мигом отскочить к тротуару. “Куда прешь!?” – донеслось из уст усатого мужичка, лет сорока, сидевшего с папиросой в зубах. Из его рта непрерывным потоком лились оскорбления, вперемешку с нравоучениями и нецензурной бранью, но Егор ничего не мог ответь, состояние шока не отпускало его. Лишь спустя время ясное сознание вернулось к мальчику, и он с трудом доковылял до ворот школы. Облокотившись на пятнистый от ржавчины забор, тяжело задышал, слегка присвистывая, и постарался наконец унять заново заполонившие его голову капризные мысли. Немного придя в себя, подросток уже более уверено пошел к крыльцу школу, но уверенность эта была мнимой, и только перешагнув порог, уже местами потрепанной школы, колкое чувство сжало всё изнутри. Усталая речь директора проходила мимо Егора, он стоял отрешенно не слушая, и не имея возможности слушать, он думал. Думал о многом, что его ждёт в будущем, кем бы он хотел стать, но больше всего ему хотел бросить всё это и бежать, бежать куда глаза глядят. ” Мягков ” – ничего не последовало в ответ. “Мягков Егор здесь? ” – быстро опомнившись и тряхнув голов, подросток пошел к директрисе, немного пошатываясь, от долгого стояния его ноги затекли и начали ныть. “ Ты сдаешь в 215 аудитории, стой здесь, жди пока все соберутся”, на него взглянула женщина средних лет, с ярко красной головой. “Д-д—да, хорошо” – немного запнувшись пролетело в ответ, за время пребывания в школе, его горло пересохло, и внятно говорить для него стало проблемой. Последний раз оглянув всех собравшихся в холле школы, Егор двинул к лестничному проходу. С внутренней дрожь тяжело подымался он по темной лестнице, солнце подавало свет на другую сторону, а скудная лампочка не могла порадовать ярким свечение, и лишь бледно-желто подавала признаки жизни. Завернув на втором этаже, Егор засеменил к аудитории номер 215, по мере приближения к которой сознание мальчика все больше и больше туманилось. Усевшись, где было сказано, Егор постепенно пришел в себя и стал сосредоточенно поглядывать на всех в аудитории. Рядом раскинулась белокурая школьница, с завитыми бантиками, прикреплёнными сзади головы, он не знал, как называется эта прическа, пользующаяся популярность на первые сентября и выпускные, по непонятным для него причинам. Её острые глаза стреляли то тут, то там по кабинету, было видно, что она нервничает, до красна намалёванные щеки становились еще краснее, с каждым вздохом её томной груди. В другой части класса с серьёзным видом сидел другой подросток в хорошем костюме, волосы его были намазаны большим слоем геля, а на горле расположилась синий галстук-бабочка. Он смотрел в окно, куда-то в даль и не сильно интересовался обстановкой в аудитории. Позади расположился знакомые ему парень. Он учился в параллельном классе, поэтому Егор знал только его имя – Иван. На нём была одета белая рубашка, да брюки с туфлями. Слегка туповатый и рассеянный взгляд гулял по классу, а чуть прикушенная губа выдавала в нём волнение. Короткими пальцами он крутил черную ручку. “ Итак ребята, хочу вас всех поприветствовать” – голос оборвал любопытства Егора в отношении сидящих рядом ребят. Учитель, высказав свою унылую речь, которую все сидящие в классе уже знали наперед, начала раздавать регистрационные бланки, а за ними бланки с заданиями. Егор, заполнив первый бланк, тяжело вздохнул, и с некоторой тревогой положил перед собой листы с заданиями, и с томным и истязающим чувством в сердце принялся изучать их. В кабинете не было жарко, но волнение взяло своё и пот, солёными каплями стал собираться у висков подростка, изредка образуя ручейки, который аккуратно скатываясь вдоль его скул, и прячась за воротником белой рубашки, оставляли за собой еле заметный мокрый след. Руки несколько онемели, и ручка лежала в них неуверенно, свои первые надписи он начал очень коряво и грязно, переделывая каждую букву. Время бежало крайне быстро, словно кто-то крутил стрелки часов, не успев опустить голову к заданиям, и заново поднять, устремив свой взгляд на часы, как проходило полчаса, а то и больше, конечно, в потоке времени ничего не изменилось, но волнение ускоряло его в несколько раз. Егор пытался успокоится. Но всё было тщетно. Тревога новыми волнами захлестывала его с всё большей силой. Каждый вопрос, на который казалось, до экзамена он знал, как свои пять пальцев, ставил его в тупик, и ответ он выдавливал из себя, постоянно обременяя себя мыслю, а правильно ли это? Всё это грустное изнеможение свой головы, Егор продолжал до конца экзамена. Он сидел до последнего, и до последнего решал, уже решенные несколько раз задачи, думать о чем-то другом он не мог. Во время экзамена у него возникла мысль выйти в туалет, немного проветриться, и только дойдя до уборной, его голову пронзила тревога о том, что этих считанных минут ему может не хватить, и он пулей помчался назад, забыв обо всём, кроме листа с заданиями. Настолько овладел его разумом экзамен. Время бежало семимерными шагами, только первый черновик был исписан, как брался другой и с еще большей скоростью ложились в него буквы. “Осталось полчаса” – оповещает ребят экзаменатор. “ Если вы еще не начали заполнять бланк ответов, то Вам лучше поторопиться” – проносится по классу, и остаётся острым сомнением и тревогой на сердце Егора. Пока он решал задачи снова и снова, проверяя всё ли он сделал правильно, из его головы совершенно вылетела мысль о заполнении бланка с ответами. С этих секунд он пытался сосредоточиться, как только мог, чтобы не упустить ни одного решения. Сначала Егор несколько секунд всматривался в ответ, потом в задание, если всё совпадало, кончиками пальцев находил номер задания на бланке, и ведя ручку с черной пастой за ними, аккуратно выводил все буковки и циферки, в соответствующих клетках. Бланк с тестовой частью подошел к концу, он еще раз всё проверил, и не выявив никаких ошибок достал бланк для заданий письменной части. Рука слегка дрогнула и первое слово пошло по кривой, но он выровнялся, глубоко вздохнул, и предложения за предложениями стали вылетать из-под его руки красивым строем. В который раз он всё проверил, и в легком потрясении стал собирать свою работу. Только стоило ему встать, затекшие ноги, за многие часы сидения на месте, под шатнулись, в глаза наплыло черное облако, и чуть не упав, он оперся на парту. Его грудь пробило смутное сомнение. Желание проверить всё еще раз взяло верх. “Итак ребята, экзамен подошел к концу, сдаём работы” – впилось в одурманенную мыслями голову. “Нет-нет-не…еще секундочку подождите” – с горем шептал Егор, но до его желаний никому не было дело. “ Всё ребята давайте-давайте, экзамен закончился, сдаём” – юркий голос повторился. Ему не оставалось выбора, неуверенность и страх обуздали его, от бывшей уверенности не осталось ни единого отголоска. Всё в голове перемешалось, и пронизывающая тоска скрутила его. На глазах выступили едкие слёзы, размывающие перед ним всю аудиторию, он старался не разрыдаться детским плачем у всех на виду, в груди поселился тяжеленный камень. Быстрым шагом, чуть ли не побежав, он бросил свою работу на учительский стол. Мимо еле слышным визгом пролетело учительское: “Что случилось? ” В это момент ему хотелось раствориться, черная мгла заполнила его сердце. Он закрыл глаза и сам не заметил, как ноги понесли его прочь оттуда, унося все накопившиеся чувства, разрывающие его, с собой, а тяжелая рука прикрывала мокрые глаза, с которых ручьями стекали слёзы. Сколько времени прошло с его позорного побега, Егор не знал. Сознание к нему вернулось, когда сквозь пелену слёз он увидал знакомые места. Островский мост, через который лежал его путь к школе. С некоторой опаской он подошел к краю ветхого моста и поглядел вниз: быстротекущая, резвая речушка с глухим звуком разбивалась о торчащие со днища булыжники, собиралась в единое целое, и снова делилась. Голова подростка трещала, подобно небу в яростную бурю. Молнии мыслей пронзали подкорки, заставляя бедного мальчика содрогаться, и истошно кряхтеть. Больше он будто своим телом и не управлял, ватные и тяжелые ноги медленно переступали через ограждение старого островского моста, и становились на другой его стороне. Пальцами рук он железной хваткой вцепился в перила. Под ним 10 метров спасительной высоты, а также блаженная подушка из ледяной, почти обжигающей, воды и острых, словно солдатские штыки, камней. Стоя над пропастью ему хотелось кричать, рвать глотку, но слова едким комом засели глубоко внутри и получалось выпустить лишь еле слышимый писк. В уши полился зловещий и подталкивающий голос сомнений. Он шептал, что у подростка ничего не вышло, он не смог ничего достичь, и всё его существование от рождения до сегодняшнего дня – одно большое разочарование для самого ценного Егору человека – его матери. Этот странный, загадочный хаос мыслей, в котором самые противоположные чувства, надежды, моменты радости и печали кружились буйным вихрем стал роковым. В это мгновение на его спину пришелся тяжелый удар, это было всё скопившееся отчаяние, горечь и боль, обволакивающая его полностью, словно какая-то странная пленка. Ноги его подкосило, в груди всё многократно сжалось, и до такой степени сильно, что Егор почувствовал острую боль, будто изнутри что-то пыталось вырваться наружу. Шквал мыслей обрушился на его голову. Но главной на их фоне выделялись воспоминания о маме, её светлое лицо, с серо-грустными глазами смотрело на него умоляющим взглядом, в нём чувствовалась мольба одуматься, не брать грех на душу, но было поздно. Ватные и худые ноги подкосились. Бессознательное отощалое тело тяжелым булыжником полетело вниз, сотрясая воздух, а каменная гладь внизу с распростёртыми объятиями принимала его. От глухого эха стайка воробьев, рассевшаяся на дремучем ясене, с громким щебетом, выражавшим собой негодование, разлетелась, и каждая птичка ринулась, кто куда. С каждым мгновение чистая и прозрачная вода становилась всё краснее и краснее, словно в воду кто-то капал краской. Разбитый камнями Егор лежал бездыханный, на обреченном лице застыл ужас. Брови сморщились, глаза вылезли из орбит и щурились куда-то вдаль, щеки впали, а приоткрытый рот символизировал о его глухом вопле от боли. Он не хотел умирать, вот что точно можно было сказать. Вот что он понял в тот самый миг полёта, когда земля из-под ног ушла, а ветер нес его навстречу неминуемой смерти.  

На черной и влажной, от проливного дождя, кладбищенской земле, упиваясь горем, сидела женщина, поджав под собой ноги. Её сын, милый мальчик, не простившись с ней, покинул её навсегда. Сдавленная со всех сторон свои несчастьем, и с сильнейшей, ноющей болью в сердце, бедная мать находилась в некой прострации, она не верила, что это произошло с её сыночком, с её Егором. Женщина скрючилась у могилы подростка, и надрывно, громко всхлипывая, лила ручьи солёных слёз по впалым щекам, её душераздирающий плачь глухим эхом расходился по пустому кладбищу, лишь мертвые созерцали столь печальную картину. Своим худощавым телом она прикрывала неприметный, но столь значимый для неё листок бумаги. Это были результаты печально окончившегося экзамена Егора. Среди всевозможных надписей и подписей от важных лиц, можно было разобрать заветные 94 балла, борьба за которые привела к неописуемо трагичным событиям.