Погасне свет играя с тьмой...

Пролог  

Я тень от солнца, царь во мраке,  

Близнец, изнанкой жизни награждён,  

Но суд последний совершать я в праве,  

Ведь час людской уже сочтен!  

Шагал дорогами земными,  

На них теперь все, как впервой;  

А люди в сумраке забьвенья,  

Попали в шторм, на бой с судьбой.  

Пока сражались они с бремям,  

Другая живность и ростенья,  

Воспряли быстро после сна;  

Теперь настала их пора!  

Но что за враг? Что за безумец,  

Посмел занять их царский трон!?  

Единый царь, что месть задумал,  

Решил он время отобрать вдогон!  

Царица время — жизнь,  

Она жена царя;  

А царь могучий и великий,  

Является тем времям – смертью!  

И смерть для жизни словно тень,  

А жизнь для смерти яркий день.  

Когда цари, что не были богами,  

А боги, что не видели царей,  

Поймут всю истину о нраве,  

В слезах завоют о жестокости людей,  

Но будет поздно, смерти дар подарен.  

Ведь люди сами закопали себя в яме,  

В попытке вырваться с цепей запрета,  

Не думая, что цепи не от света,  

Они хранили свет от человека;  

Жаль не сумели уберечь от зверя мир!  

Но время смерти, час последний,  

Застал их всех в момент дурной,  

Не ждали казни те поэты,  

Что словом брезгуя, о свете,  

Так отзывались с злостью на убой,  

Которую ненавистью кормили,  

Во тьму и мрак преобразили,  

Оставив выбор без ответа,  

Туша священный свет во тьме.  

Пустыней стала вся планета,  

Ведь смерть забрала человека,  

Оставив океаны и моря,  

Леса густые и луга,  

Отливы, солнца яркий свет,  

Для поддержания той жизни,  

Что угнетал наш человек!  

Не понял люд причины смерти,  

Подумал – Шутка лишь всего;  

Но с каждым днем все меньше-меньше,  

Осталось лиц живых кругом,  

Ведь род людской погряз во тьму.  

Он сам ее вскормил небрежно,  

В надежде новое узреть,  

Но позабыл, что титул «царь»,  

Он дал себе без всяких прав!  

Теперь осталась на весь мир,  

Огромный словно лабиринт,  

Последних трое, что без цели.  

Они не знают, как им быть,  

Куда идти, о чем просить,  

И стоит вовсе что-то делать?  

Но я вам все же расскажу,  

Ошибки ваши укажу,  

С вершины взгляда смерти!  

Песнь первая  

Вы канарейкой мните себя в клетке,  

Но ваша истина – питон.  

Ваш век короток на земле,  

И даже в миг последний,  

Так жаждите осуществить побег,  

От цепких рук, от смерти.  

У каждого своя дорога,  

У каждого своя судьба,  

Но все отрезок жизни одолев,  

Приходят в пункт последний,  

Где пламя жизни гаснет на ветру,  

Холодном, сильном, лютом.  

Погаснет свет, играя с тьмой,  

А тьма, пороком не воспета,  

Всю душу выймет с человека,  

Оставя лишь сосуд пустой!  

Родила тьма живое – нечто...  

Так серо, мрачно одеянье,  

Вплетаясь в ткани мирозданья,  

Вскружило голову созданья,  

Чье лико выражало боль сознанья,  

Там, в темноте, скрывая образ, что в огне,  

До жути, явственно сверкал он в полной тьме.  

И дрогнул слабый духом позабыв,  

Что так он рвался в тьмы геену,  

Увидев образ истинный, от смерти  

Шугаться стал, молить, просить о свете.  

Ох, люди, люди!... Вы безумны!  

Слабы, податливы, слепы;  

Вас жизнь со смертью, словно пищю,  

Берет с фуршета без судьбы;  

Судьба — отдельный соус острый.  

И тело ваше, хлеб для смерти,  

А кость – закуска времени, но хруст,  

Так провожает гостя на пиру.  

Душа окликнет время – Не могу!  

И сердце с трепетом и болью,  

Отходит страху на убой,  

Давно его он ждал на бой;  

Душа осталась, но без тела,  

Разбита, сломлена, без дела,  

Она для жизни, как вино,  

Чем старше, с выдержкой и слаще,  

Тем так сильней пьянит оно.  

Я тень от солнца, царь во мраке,  

Близнец, изнанкой жизни награждён,  

Ищу людей, что не склонились,  

Пред моим взором и судьбой.  

В старинной части того света,  

Где Нил питал пески златого цвета,  

Увидел я живое существо;  

Оно было как будто человеком,  

И четко мне казалось подлецом,  

Но видел, что-то от души согрето,  

Что еле теплилось в глазах пустых,  

Которые сверкали хладом света,  

Всё пряча взор от мрака тьмы.  

Немыт он был, бездомен, обездолен,  

Слова твердил с табличек давних лет,  

Всё споря не то с светом или тьмою,  

Пытаясь вымолить у жизни луча́ свет.  

Четыре раза вешался на древе,  

Еще четыре яд он с соком пил,  

Затем и вовсе ум свой утопил,  

И стал молить богов великих.  

Молчали боги, зов его не слыша,  

Питали злобу и отчаянье его.  

Мой взор давно на нем остановился,  

Ему давал я восемь раз ответ, –  

Не гоже вешаться ль травится,  

Четыре раза я веревку твою рвал,  

Еще четыре тело с ядом вымывал,  

Не время тебе бренность осознать!  

Ты должен муки все в себя вобрать,  

Прочувствовать до боли, но не крови,  

Затем возможно дам тебе я воли,  

Ведь дух уже погиб давным-давно!  

Меня увидев громко он заплакал,  

Упал на хрупкие колени, стал просить –  

Прости мне смерть, прости за все!  

Я был не лучшим из людей,  

Терзал родных, и мучил бедных,  

Страдал от жадности и плыл теченьем,  

Где не было, луча прозренья.  

Готов погибнуть в муках страшных,  

Но я прошу дай волю мне,  

Пусть тело обретет покой,  

И даст возможность вырваться и духу!  

Не ценим свет, но шаг во мраке,  

Трезвит наш примитивный ум!  

Ответил резко без терзаний –  

Не в силах я помочь тебе,  

Ведь песнь твоя не спета!  

Слова мои его пронзили,  

Как грозным скопом с тысячью когтей, -  

Увы, ведь каждый должен заплатить!  

И даже праведник здесь струсит,  

Оплата – смерти вопреки!  

Оставил тленное то тело,  

И двинул вдаль за горизонт,  

Но глаз отчаянье я вижу,  

Оно стоит передо мной.  

Куда я двину мне неважно,  

Ученье – болью страшно!  

Песнь вторая  

Шагал я дальше, на восток,  

Там по пути увидел море,  

Что красным кличут, но оно,  

За́лито не кровью, а водой,  

Такой прозрачной и спокойной,  

Что созерцать ее отрада глаз!  

Я шел и шел, все без оглядки,  

Ловил лишь взглядом красоту,  

Там много чуд, архитектурных  

Ка́мней, которые так славят красоту,  

Былого человеческого Эго,  

Что так стремилось к Андромеде,  

Чей образ виден в ноябре,  

Во всём восточном свете.  

Все дальше в дебри, сени мира,  

Покрыты шапками из снега,  

Лежали города во тьме.  

Когда-то яркие, как лампы,  

Блистали пестрым лучом правды,  

Скрывая истинны лицо.  

Любили люди отдыхать,  

По маске каждый надевать,  

Скрывая истину забвенья!  

Теперь немая тишина,  

Лишь вой волков в объятьях льда.  

Дороги нет – одна тропа,  

Она ведет в объятья зла!  

Здесь холод жуткий и мороз,  

Хрустят сугробы, скрип пронзает,  

Видать давно здесь не бывали,  

Тут жили раньше, уповали  

На свет огня, его тепло,  

Теперь лишь тьма, мороз и лёд!  

Но что я слышу? Что за стоны?  

Доносятся они с домов средь леса,  

Собрались быстро клыки, когти,  

Все кружат стаей словно ждут,  

Глаза сверкают преисподней,  

И жажда крови их грызёт!  

Пришли на пир чумные волки,  

Они похожи больше на чертей,  

Как будто их хозяин с преисподней,  

С цепи спустил зверей голодных!  

Меня увидев задрожали,  

Узнали образ что в тени,  

Боятся демоны из мглы,  

Страшатся силы той из тьмы!  

Ступил я в дом, а там средь ночи,  

Горит свечи огонь дрожащий,  

Там на полу лежит она,  

Родить на свет пытается дитя!  

Застыл я резко, был встревожен,  

Не чужда жизнь младого чуда,  

Детей на свет я не отправил,  

Но часть из них мой луч во тьме.  

Глазам не верил, что во время́,  

Когда людей не стало, нет их племя,  

Родится чистый, молодой росток,  

Ребёнок, что освободит с оков,  

Ведь он сумеет тьму осилить,  

Дать жизни и смерти тот урок,  

Чтобы спасти людской свой род!  

Стонала, плакала, кричала,  

Та мать, что выбрала во тьме,  

Рожать ребенка, с сердцем светлым,  

А он как будто не хотел,  

Ведь чуял боль и страх познанья,  

Вцепившись в ткани и живот,  

Решил погибнуть, шанс убить.  

Такое маленькое чудо узрело всё!  

Он знал, что мать его не любит,  

Он чувствовал всю ярость ее, злость.  

Она ведь раньше не считала чудом,  

Она считала выродком его!  

Пока стоял я рядом с дверью,  

Замолкла женщина схватилась за живот.  

Из уст ее услышал страха трель,  

А боль лилась ручьем из глаз,  

Дитя погибло – вот оно!  

Холодный труп лежал на ткани,  

Кровавый, синий, но теперь желанный,  

Так поздно обрела она любовь!  

Дрожащими руками спохватилась,  

Трясти его и гладить, и любить.  

Я вышел с тени подойдя к той деве,  

Присел с ней рядышком и стал гласить, –  

Ну что ты плачешь о ужасной ране?  

Сама ее себе ты нанесла!  

Молила раньше ты меня с слезами,  

Забрать дитя из чрева иль убить,  

Теперь страдаешь от утраты,  

Но ты сама в ней виновата,  

Сама просила погубить невинный дух,  

Что так желал на свете жить!  

Одна лишь ты повинна в смерти,  

Убила сына ты – не я!  

Вы все такие люди – звери!  

Чужой вам жизни не отмерить,  

Но так ее вы жаждите забрать;  

Дитя не просится на свет,  

Оно как птица в клетке,  

Все ждет, когда рассвета свет,  

Даст ключ от темной двери.  

Родитель дарит солнца свет,  

Ведь он решает жить иль нет,  

В ответе он за чадо!  

И даже старая лисица,  

На грани жизни, мастерица,  

Больная словно съела смерть,  

Отдаст последние все силы,  

Чтобы лисята жить смогли!  

Сама дитя ты в теле девы,  

Глупа, наивна и слепа,  

Угасла свечка той надежды,  

Что теплилась на сквозняке,  

Теперь людей не станет впредь.  

Пойду же дальше я искать,  

Последний дух во мраке,  

А ты же дальше уповай,  

Оставлю душу в камне!  

И тело ее камень, а дух подбитый сыч,  

Кричит она, страдает, но тело ее бич!  

Осталась в доме с тенью,  

Той тенью сумрака любви,  

И волки с тьмы пришли за нею,  

Ее душа, от боли, сладостна для них!  

Ушел оттуда; мир огромен,  

Хочу найти последнюю душу́!  

Вернусь на запад ближе к дому,  

Ромула и Рема навещу.  

Песнь третья  

Мой дом родной, мои пенаты,  

Священный воздух тех творцов,  

Что миру подарили ароматы,  

Эпохи Возрожденья наперёд!  

Скульптуры, живопись и песни,  

Архитектура с под крыла Гефеста,  

А музыка, прелестный голос нимф.  

И море Средиземье омывает,  

Целуя берега несметных стран!  

Одни были, когда-то так велики,  

Что свет их предков за спиной,  

Доселе светит ярко словно Орион;  

Другие же – просты плебеи,  

И нет у них созвездий путевых,  

Они привыкли уповать на степи,  

История их, тьма былых веков!  

Не светит ярко им вдогон,  

Великий, яркий Процион,  

И Сириус не виден без оглядки,  

Не зрим им Млечный Путь,  

Но он, в мечтах не гаснет, как звезда,  

Чей час на небе, в сумраке и тени,  

Запрятаться от ярости огня!  

Страна моя похожа на сапог;  

Где справа Адриатика вцепилась,  

Рукой своею длинной в Рубикон,  

Южнее омывает всю подошву,  

То море теплое, среди земель оно,  

На западе бушует вновь Тиррена,  

А севером же правит Лигурия!  

Пройдясь морями и горами,  

Красивыми лесами и лугами,  

Я был у Арки Константина,  

Что прям вела на Колизей,  

Триумф вдыхая в новый день.  

Пока я взором поедал красо́ты,  

Ко мне пришел старик седой,  

Он хлопнул по плечу без дрожи,  

И взглядом глаз он дух мой напоил.  

Зелены они были, как сейчас, я помню,  

Мудры, слегка уставши, но живы.  

Сказал он мне без робости, спокойно, -  

Ты кто таков и что здесь потерял?  

Я вижу ты не человек, а кто-то выше,  

Пришел последний дух забрать!?  

Лицо свое обмыл я в том тумане,  

Что заполнял мой серый балахон.  

Ответил я, спуская капюшон, –  

Я тот, что был рожденный Тьмою,  

То нечто, что, дрожа увидев все,  

Готовы душу свою дать на растерзанья,  

Ведь так страшитесь истинны лицо!  

Мой облик не из камня, а с огня,  

Что грешных души в пепел превращает.  

Ты прав в одном, пришел я за тобой,  

Искать тебя не нужно, знал я где ты!  

Но я готов с тобою жизнью поделится,  

Ведь так давно, когда-то, Рим и мой был дом!  

Старик не струсил лик в огне увидев,  

Лишь улыбнулся, засмеялся и на камень сел. -  

Я буду рад поговорить о жизни,  

Ведь смерти я еще не знал доселе!  

Нам есть, что обсудить с тобой;  

Я ведь как ты, живу для правды,  

Всего лишь раб, желаний роковых!  

Присел на камень я, напротив,  

Вдохнул тот чистый воздух гор,  

Что растянулись вдаль юго-востока.  

Старик достал бумаги лоскуток с кармана,  

Пустил слезу, сложил его и положил назад.  

Он не скрывал той боли и страданья,  

А гордо, пристально смотрел на яркий свет,  

Что излучало пламя лика моего!  

Нарушил я молчания проклятье, –  

Зачем тебе лоскут бумаги?  

Он стар, не нужен и так пуст,  

Что вызывает боль у раны,  

Которую оставил жизни след.  

Или хранишь ты память правды?  

Той правды, что сжигает яд из уст!  

Ответил старец томно лоб насупив, -  

Твоя аксиома перечит моей!  

Ведь мне сказал один мудрец, -  

«Не куйте жизнь свою из боли,  

Она клинок, для смерти воли! ».  

Слова его меня задели,  

И я ответил не томя, -  

Глупцом был твой мудрец!  

Он жизни так боялся, дрожал от перемен.  

Лжецом, у мудреца, был его отец,  

Всё путал сына и толкал во вред,  

На край обрыва; Шептал ему на ухо,  

Пророком возомнив себя,  

Дурманя разум до конца,  

Своим безумным бредом!  

Не мог такой отец, он истинный подлец,  

Чему-то научит; Он просто ядом был,  

Что поражал умы, податливых и слабых,  

Готовых смерти бой последний дать!  

Вот ваша суть, вот ваше бремя;  

Боитесь смерти как огня,  

Готовы опорочить время.  

Вы для меня всего блоха,  

Что мнит себя Вселенной!  

Старик ответил сразу, -  

Не все глупцы или безумцы,  

Не все хотят идти на бой,  

Осталась кроткость в наших душах,  

Умеем мы любить, ценить,  

И даже время с смертью не преграда!  

Что для тебя лоскут бумаги,  

То для меня, души отрада,  

Единая частичка тех времен,  

Что так была родима и любима!  

Часто я слышал слова непорочных,  

Но пред смертью они все глупы.  

Мир утопает во тьме и грязи,  

Нет нам пути к блаженному свету!  

И зверь наш живущий в той клетке души,  

Он жаждет все хлеба и зрелищ,  

Но облик лощёный скрывает клыки,  

А зверь все мечтает и воет,  

Когда он сумеет попасть на тот свет,  

Упиться страданьем и болью!  

Я был удивлен и приятно польщен,  

Ведь вдруг человек осознаньем сражён,  

Он видит картину всю, с кровью!  

Готов был я слушать и тихо молчать,  

Ведь понял, что старец мне равен.  

Увидев он это продолжил кричать,  

Ругать свое племя за годы,  

Терзаний жестоких, и алчности душ,  

За то, что жить все недостойны!  

Терзал он хлестко весь порок, -  

Рожденный быть великим человеком,  

Становится смиренно тем червем,  

Что ползает в грязи забыв о цели,  

И тысячи тропинок протоптав,  

Для тех других, для их великой мести!  

Сверкала молния в ночи,  

Как свет последний среди тьмы,  

Всё это знак что нам не стоит,  

Играть со светом в мраке!  

И ты воспетый человек,  

Что тянется достать до тех,  

Кто оседлал стихию!  

Всё молишь мертвых ты богов,  

О поцелуе их в твое чело,  

Но позабыл, что не догнать улитке зайца!  

Вот так утратили мы веру,  

Затем и жизнь свою, любовь,  

Но, что вдруг, если я скажу,  

Порок наша главный – боль!  

И боль не тела или духа, а боль мышления.  

Нам больно думать, рассуждать,  

Хотим мы молча все лежать,  

И ждать пока за нас решат,  

Ведь сложна нам подумать!  

Я вижу в нас остатки предков,  

Все то, что было у обезьян,  

Но также вижу бесхребетных,  

Чей облик скрыт за телом льва!  

Им нужно было выколоть глаза,  

Чтоб научились слушать!  

Зашить уста, чтоб научились выбирать слова,  

Стучать так громко в барабаны,  

Чтоб кровь с ушей отмыла ложь.  

Давно играли мы со светом,  

И погасили его тьмой,  

Той тьмой, что нам казалась светом,  

Глотком, что освежает взор!  

Мы рассчитались темной бездной,  

Утратив путь не видя снов.  

Теперь скулим как те собаки,  

Ведь получили тень мечтаний,  

Но поздно, свет мечты угас!  

Как мы похожи…  

Мы все один, один из всех,  

И все зеркально в том одном,  

Холодном, диком взгляде!  

Вся правда и истина лежит у ног;  

Где глупый слеп, там мудрый видит,  

У нас же все наоборот!  

Где видит глупый, там мудрец,  

Во лжи его вменяет!  

Но что же удача? Удача лишь время!  

А время порочно и кругом бежит.  

Но круг не способен быть вечно округлым,  

В нем часто вылазят дефекты, ошибки,  

Вед каждый живой ее винтик в системе,  

Что вносит щепотку песка в механизм!  

Удача не место, удача не выбор,  

Удача всего лишь отрезок судьбы!  

Но мы не видели и глохли…  

Зачем слепому видеть – если,  

Привык он слушать песнь немых,  

Которую придумали глухие,  

Узнав всю правду от слепых!  

Богами возомнили себя люди,  

Сидели на вершинах тех небес,  

Что были нарисованы умами,  

И свет угас, оставив только раны,  

Конец владычества пришел,  

Встречайте люди сумерки богов!  

Я все сказал, душе спокойно,  

Теперь готов я путь начать,  

Веди меня как равного себе;  

Идем же, страх глупцам оставив!  

Мы встали ровно в один миг,  

И равными ступили в лучи тени.  

Великий был, могучий человек,  

Но растерял все цели!  

А ты мой друг, товарищ чтец,  

Познал мои ты беды,  

Но вывод вижу я в глазах,  

Не дай погаснуть свету!