Отбор на конкурс. Юмористический рассказ.

Не зря же говорят, что все хорошее когда-нибудь заканчивается. Впрочем, так же, как и все плохое. Без разницы.  

Вот и закончился очередной жаркий летний денек, успокоив тьмой жителей села Кузькина мать, вечно беспокойных собак и вороватых ворон с окрестной помойки. И ничто уже не могло нарушить мирный ход наступившей ночи — ни запоздалый путник, колотивший кулаком в закрытую дверь магазина и орущий матом от горя, что опоздал; ни юный мотоциклист, проезжавший на мотоцикле без глушителя с четкой периодичностью каждые десять минут; ни репродуктор, приколоченный кем-то к столбу гвоздем-соткой и оравший песни круглосуточно на иностранном языке…  

Ничто. Не могло. Нарушить.  

Жители села засыпали и видели хорошие сны. Цветные. И не очень. С субтитрами. И без.  

И только старый полководец Перикл не спал. И не потому, что не хотел, а потому что не мог… так как был деревянным памятником, вырубленным топором местным ваятелем. А памятники, как всем известно, не спят. И несут свою службу денно и нощно, на зависть врагам.  

Расположился деревянный Перикл прямо у входа старого-старого клуба. Настолько старого, что жители села терялись в догадках, кто старше: греческий полководец или местный центр культурно-массовой работы?  

А рядом с Периклом стоял столб с огромным прожектором наверху. Свет которого был направлен ровно на вход в этот старый чудесный клуб. И незамеченным туда никто и никогда не смог бы пройти. Даже если б захотел.  

Вот это обстоятельство и тормозило двух непонятных личностей, затаившихся в густых зарослях крапивы недалеко от клуба. И ждущих того нужного часа, когда могли бы тайком незамеченными подойти к зданию и совершить ими задуманную акцию. Чтобы поутру переполошить весь народ.  

— Ну что? Идешь? — вполголоса задал один из них вопрос другому.  

— Может быть, ты? — ответил второй и поправил на своей голове бандану. — Я чуть-чуть торможу. Все-таки первый раз. Да и бегаю я, если что, плохо. А здесь надо быть расторопным. Чтоб не видел никто. Да и фонарь треклятый… на вход как раз. Давай разобьем его?  

— Бегаешь плохо, говоришь? — отозвался первый. — А без бега здесь никуда. Бегать надо уметь. Это самое главное в нашей трудной работе. Мы же как по лезвию ножа ходим. Вовремя скрыться — наше искусство. Потому что если поймают нас… то все. Конец. Швах. И фиаско. А коль убежал — ты в шоколаде. А фонарь… Давай разобьем. Только чем? Камней нет. В общем, иди… друг.  

— Ладно. Значит, судьба, — зло прохрипел второй и, протянув руку, вырвал куст крапивы. — Где предмет?  

— Здесь! В рюкзаке! Все в рюкзаке! На. Найдешь все в нем. Сделаешь — и обратно, — первый протянул товарищу, набитый чем-то «сидор». — И не задерживайся.  

— Не задержусь. Пожелай удачи, — ответил второй и, закинув за спину рюкзак, лег на землю и по-пластунски, раздвигая руками заросли крапивы, пополз к клубу.  

— Удачи, — шепотом благословил первый и сплюнул на землю.  

Когда второй выполз на оперативный простор, прожектор моргнул пару раз, как бы приветствуя его, лежащего на земле, и погас. Что было бы удивительно для местных жителей, так как горел он уже без малого десять лет. И день, и ночь. Не выключаясь. Запитанный напрямую от местной подстанции сельским электромонтером Прохором Вандербильдом. В миру — просто Пронька.  

Вокруг воцарилась тьма — хоть выколи глаз. Лежащий в крапиве впал в ступор. Такой подлости от фонаря он не ожидал. Но задание надо было выполнять. И он встал на ноги. Поправив рюкзак и улыбнувшись, шагнул вперед, напевая вполголоса: «Смелого пуля боится. Смелого штык не берет…». На слове «не берет» неизвестная вторая ночная личность вошла в тесный контакт с деревянным Периклом. И упала на землю.  

Первый ждал его недолго. Час. И когда понял, что что-то произошло, достал телефон, включил на нем фонарик и пошел, раздвигая руками заросли крапивы, к клубу.  

Соратника он нашел быстро. Наступил на него в темноте. Хорошо, не на голову. На ноги. Посветил на него и с облегчением понял — живой. Но задачу не выполнил. Рюкзак лежал рядом.  

Нагнувшись, похлопал его по щекам и тихо спросил: — Вольдемар! Живой? Как же ты, бедолага? Упал. И не встаешь. Надо закончить дело. Скоро рассвет.  

— Заканчивай, Гриня, — прошептал Вольдемар и указал рукой на рюкзак. — Все там. Где и было. В рюкзаке. Делай… брат. Я спекся. — И, всхлипнув, затянул: — Смелого пуля боится. Смелого штык не берет…  

Гриня взял рюкзак и, подсвечивая себе фонариком, направился к входу в клуб. Что-то быстро там сделал, достав какие-то вещи из рюкзака, и бегом возвратился к успевшему уже встать товарищу:  

— Все! Сваливаем! Дело сделано! Завтра решит все. Мы — победители! — и, взяв Вольдемара за руку, потянул его обратно. В заросли крапивы.  

И когда пара неизвестных по имени Вольдемар и Гриня скрылись в крапиве, прожектор моргнул и… зажегся, осветив клуб, поваленного деревянного Перикла и клубные двери, на которых что-то белело.  

***  

А утром в селе «Кузькина мать», произошел большой переполох.  

Какие-то неизвестные личности под покровом ночи вывесили на двери сельского клуба большой рекламный плакат, который гласил: «Только у вас! Только проездом! Два музыкальных продюсера! Набор на конкурс “Куала-Лумпур 33”! Все желающие! Победитель награждается! Участием! Деньгами! И прочими выгодами! Успей, а то проиграешь! Ждем всех! И тебя тоже! Кто тогда, если не ты?! Кто не успел, тот опоздал! Ура! Ура! Ура! Участие в отборе: 300 рублей прослушивание. Начало в 14 часов».  

Первым эту афишу увидел ночной сторож пункта приема макулатуры, он же по совместительству учитель китайского языка в местной школе дедушка Фрол, и без промедления поделился увиденным с местной торговкой семечками Люсей. Ну а та сказала Тане. Таня — Мане. Маня — Вере. А Вера сказала всем сразу. Оптом. Так как была диктором погоды на местной радиоточке. И народ внял. И пошел. К клубу. Читать афишу.  

В общем, в девять часов утра у клуба стояли почти все сельчане. За исключением тех, кто уехал в ближайший город на работу. Не было, правда, пока директора этого Дворца культуры Оксаны Владимировны — она приходила на работу, когда вздумается по причине отсутствия концертов, спектаклей и прочих зрелищных мероприятий. И по причине того, что была не замужем, поэтому позволяла себе повалятся с утра в постели, а не стоять у плиты.  

Но в конце концов пришла и она. И народ, до этого шумно дискутируя на тему Куала-Лумпура, замолчал, с тревогой и ожиданием глядя на директора.  

— Что случилось? — зевнув, спросила Оксана Владимировна. — По какой причине митинг?  

И, подняв глаза к небу, стала думать о том, что скоро отпуск. Что во дворе бузина. И что надо полить помидоры. Что куры несутся, а тыквы толстеют. И что работа в клубе отнимает слишком много ее драгоценного времени, которого ну никак не хватает для личной жизни. И что наконец-то и ей повезет.  

Но вдруг чей-то голос резко заставил ее спуститься с небес на землю: — Оксана Владимировна! Что это за пассаж?  

Директор клуба вздрогнула от нежданного, перебившего ее думы вопроса. Но не обернулась, так как точно знала, кто обладает этим противным голосом: — Какой такой пассаж? — поморщившись, переспросила она.  

— Вы видели эту афишу? — продолжил фальцет. — Ее вчера не было. А сегодня она висит. И дело не в том, что она висит. А дело в том, почему она висит. И народ не готов к тому, что повешение всяких афиш на нашем здании публичного общения происходит втайне от него. И я как руководитель тутошней организации «За смычку прошлого с настоящим», требую. Да-да! Требую! От вас самых искренних объяснений по этому поводу.  

Оксана Владимировна улыбнулась и наконец-то развернулась к вопрошавшему ее фальцету. Фальцет, он же здоровый мужик непонятно какого возраста, замолчал и ждал ответа. А директор клуба вспомнила, как вчера после обеда к ней на работу явились два непонятных парня и представились известными музыкальными деятелями. И попросили сдать в аренду на сутки какое-нибудь помещение, в котором они якобы хотят провести конкурсный отбор местных талантов. Победитель этого конкурса получит какие-то преференции в настоящем и в будущем. И что ждет победителя не минута славы, а пожизненное признание. И прочие сувениры от жизни.  

Она отказывалась, отказывалась, мотивируя тем, что в селе и нет никого, кроме бабушек и дедушек. Что молодежь — та, что могла бы попеть и потанцевать — давно уехала из села. И вообще. Руководство будет против. Да и клуб неприспособлен для всяких мероприятий. Отопления нет. Крыша течет. И стул только один. У нее в кабинете. Да и расценки на аренду выросли. В связи с самоокупаемостью.  

Но они ее уговаривали, уговаривали и наконец уговорили. Оплатить пообещали по тарифам ВХУТЕМАСА или ЧЕКВАЛАПА. Но потом. После отбора. Так как карты, на которых лежат деньги, не активируются в этом селе. Да и вообще, здесь, кажется, и банкоматов нет.  

Ну Оксана Владимировна и выставила свои требования: все должно быть порядочно, чтобы мероприятием не заинтересовались «темные» личности, похожие на них. И руководство. Да не сорвали бы это благое, всем нужное дело. Народ зазывать путем обхождения дворов и подкидывания в почтовые ящики разных материалов на тему конкурса. И афиши на самое видное место — на двери клуба.  

На что ей ответили, то есть отвечал один. Высокий, в красных шортах. Второй стоял, как пришибленный, и больше молчал да фыркал носом. И ответил, значит, высокий. Что, дескать, с рекламами и афишами они сами разберутся. Ночью. Сегодняшней. А она бы сидела и не советовала ничего продвинутым деятелям искусства.  

Такое неприкрытое хамство ее взбесило, и она отчеканила, что рекламного постера на дверях клуба быть ни в коем случае не должно. Ввиду бумажной составляющей этого постера и того, что из-за этого может случиться пожар. А клуб деревянный. Высохший. Так как построен при царе Горохе. И может погибнуть в пожаре.  

А за афишу, если они заплатят отдельно, можно и поговорить. Но вешать на двери все равно нельзя.  

А чтобы не случилось провокации с их стороны, Прохор Вандербильд — электрик — наведет прожектор на двери клуба. И будет сам дежурить всю ночь у дверей, беспрестанно.  

И на все про все у «продюсеров» есть четыре часа. Так как рабочий день у нее до вечера. А домой опаздывать нельзя. Там помидоры, огурцы и куры. Ждут ее.  

Ударили по рукам, и гости уехали. А она осталась на рабочем месте. Со своими думами и проблемами. Да ожиданием завтрашнего дня. И к ней в голову закрадывалась предательская мысль: а может, спеть им? И победить. А, ну их! Голоса нет.  

Вспомнив все прошедшее вчера, Оксана Владимировна подошла вплотную к фальцету, взяла его за грудки и сказала томным голосом:— Да. Будет конкурс! Приходите в два часа.  

— С баяном? — тихо спросил чуть придушенный мужик.  

— С баяном, — ответила ему Оксана и, оттолкнув от себя, поднялась по ступенькам клуба, разглядывая афишу, и думая о том, как же эти прохиндеи смогли ее повесить?  

Все было против них. Прожектор. Вандербильд. И Перикл. Но умудрились. Герои.  

***  

Вольдемар не спал. События жестокой ночи не давали ему покоя. А разбитая о Перикла губа распухла и ныла. Да и тугие серые мысли отказывались покидать голову. И было много вопросов, на которые он не находил ответа. Зачем все это? Кому все это? Куда все это?  

Глянув в сторону самозабвенно храпевшего Грини, он встал с кровати, подошел к столу, где стоял чайник. Поднял его и жадно припал к носику, глотая чуть теплую жидкость. Гриня не унимался. А храп его уже порядком надоел. Впрочем, как и все его идеи.  

Познакомились Вольдемар и Гриня случайно. Два года назад. На дороге. Когда стояли и автостопом пытались куда-то уехать. Но так как дорога была проселочная, то машины по ней не ездили вообще. Только тракторы и лесовозы.  

Но те попутчиков не брали — не имели права: приказ от вышестоящего начальства не продавать лес налево и не брать попутчиков. С первым приказом часто выходили накладки, но со вторым все справлялись на сто процентов.  

И вот в ожидании попутной машины Вольдемар и Гриня сначала подрались за право уехать первым, а потом помирились и разговорились.  

И Гриня, а он просил себя называть так, предложил ему хорошую честную работу — торговать биодобавками и елочными игрушками. Вольдемар согласился. А что было делать? Профессии у него не было никакой. Не потому что неуч, а потому что не модно. «Зашквар». Торговля не пошла у него — не имел он талантов к этому делу и вскоре финансово пролетел.  

Тогда дружок предложил другую тему — стать блогером. Что это такое и с чем это едят, Гриня объяснял ему неделю. И когда Вольдемар все понял и был готов реализовать свои таланты на людях, выяснилось, что для этого нужен компьютер и масса свободного времени. Ни того, ни другого у Грини не было. А у Вольдемара и подавно. И не потому что не мог, а потому что лениво. И нудно.  

И тогда Гриня попрощался и уехал куда-то. Автостопом.  

А Вольдемар, оставшись один, подумывал даже об армии. Но не получилось.  

Однажды в дверь его квартиры позвонили, и на пороге возник недавний его знакомец, сильно удивив Вольдемара. Одет Гриня был в костюм, что не соответствовало его характеру, а в руках держал огромный рюкзак.  

— Привет, бедолага! — громко поздоровался он и, отодвинув Вольдемара с дороги, прошел в квартиру, не снимая обуви.  

От чего у хозяина квартиры задергалось веко.  

— Привет! Пропащая душа! — ответил ему Вольдемар. — Обувку-то сними. Бабуля полы мыла.  

— Обувку? — непонимающе переспросил Гриня. — Да не в обувке дело. Дело в нас. Скажи мне, друг мой ситный, готов ли ты к подвигу? — и замахал рукой: — Не отвечай! Не отвечай! Вижу — готов! — заулыбался дружок и кинул рюкзак на диван. — Дело в следующем, — продолжил он, не давая Вольдемару открыть рта, — сейчас я… Григорий Потемкин…  

— Кто? Кто? — удивленно переспросил Вольдемар, умудрившись все-таки вставить реплику. — Григорий Потемкин? А почему не Гришка Распутин? Эта «погремушка» тебе больше подходит.  

— Я же сказал тебе — не перебивай! Сейчас я прочитаю тебе некоторую лекцию. А потом предложу дело. Причем выгодное дело. Так что сиди, друг, и слушай. Хорошо?  

— Хорошо, — ответил Вольдемар и, присев на диван, приготовился слушать своего друга.  

Ну а тот отошел на середину комнаты, поднял руку, сжал ладонь в кулак и начал вещать. Ну прям как лектор:  

— Знаешь Вольдемар, что бывает, когда человек разумный от безделья, а может быть из интереса, поглядывает в безразмерную глубину и темноту космоса?  

— Нет, не знаю.  

— Правильно, Вольдемар! Не знаешь! А он делает иногда такие потрясающие открытия для себя и для человечества, что возбуждает не только свой мозг и свою натуру, а еще и всех окружающих его членов общества… обоих полов. Причем независимо от их возраста, вероисповедания и толщины кошелька. И во многих случаях это ему очень хорошо удается. И хорошо, если это внезапное открытие будет приносить для всех только пользу. А если нет? Всяко бывает…  

— А если… — попробовал его перебить слушатель.  

Но Гриня приставил палец к губам в знак молчания и опять неистово продолжил вещать: — Вот к примеру. Как-то, созерцая на звезды, какой-то индивид мыслящий — фамилия его неизвестна, но такой точно был — пришел к потрясающему выводу, что человеческая глупость и желания совершенно не имеют никаких границ и бесконечны, и круглы, как Вселенная…  

— Круглы?! Я понимаю — бесконечны! Но круглы…  

— …и что поле деятельности на этом поприще тоже бесконечно и будет приносить хороший доход. Надо только уметь вовремя поддержать эту глупость. И это желание. А потом, в близком будущем, получить с этой поддержки сполна. Дивиденды. Ну а как это будет выглядеть? Да очень просто. Людские пороки никто не отменял. Надо только вовремя их разбудить в человеке и развить до немыслимых размеров. И все. Задача несложная. Только успевай.  

— И что надо делать? — переспросил удивленный речами друга Вольдемар.  

— Подожди! Не сбивай! Слушай все по порядку! — раздраженно изрек Гриня и, вытянув вперед руку, продолжил свою речь: — Ну хочет же личность, воспитанная обществом, всегда переплюнуть это общество? Не плюнуть на него, а переплюнуть…  

— Хочет! — кивнул Вольдемар.  

— …стать выше его, сильнее его, мудрее его. И иногда это даже и получается — надо только помочь чуть-чуть, что как состоявшийся факт фиксируют непосредственные соучастники, арбитры и даже, если хочешь, органы внутренних дел…  

— А органы внутренних дел зачем? — стал чесаться Вольдемар. — Органы не нужны. Мы сами как-нибудь.  

— Да слушай ты дальше! Утомил! Я мысль теряю! — закричал Гриня, но, взяв себя в руки, одернул пиджак и продолжил: — Кто-то в борьбе за лидирующие позиции в обществе выпивает море пива. Кто-то, несмотря на то, что здоровье оставляет желать лучшего, поглощает вагонами разнообразную вредную снедь чтобы набрать вес для побития рекорда и записи этого рекорда в умную книгу. Кто-то сдвигает с места паровоз, а кто-то придумывает всякую нужную в этом мире всячину в виде оружия и прочих разных бумерангов, не боясь не на йоту, что бумеранг имеет свойство возвращаться к тому, кто его кинул…  

— Вот-вот — бумеранг.  

— …Но, заняв в обществе соответствующую ступеньку, личность никогда не останавливается на достигнутом, даже если природные запасы сил истрачены, — продолжил новоявленный Григорий Потемкин. — И тут на поверхность выползает человеческая глупость, интимно опутанная желаниями…  

— Как-как?  

— Интимно! К примеру, мужская особь внезапно уходит в прострацию и оттуда вещает, что хочет стать женщиной вопреки своей природы, заложенной создателем. Потому как чувствует в себе все признаки того, что хочет… не родить чадо и воспитывать его — нет, а носить ажурные чулки и платье. Густо мазать лицо поверх бороды кремом и пользоваться вниманием у того пола, к которому недавно относился сам. А еще, если повезет, выбиться в люди. Запеть. Затанцевать. Или стать, на худой конец, спортсменом. Или нет — спортсменкой. И в некоторых случаях это срабатывает. Но такая ситуация может происходить и с точностью до наоборот…  

— Ага, — улыбнулся Вольдемар, но спохватился и замолчал, давая другу закончить свою лекцию.  

— …И учитывая то, что на земле нет невоодушевлённых предметов, можно с точностью утверждать, что желания и размышления имеют все окружающие нас химические и физические тела. Лежачий полицейский хочет всенепременно стать начальником местного ГАИ. Избирательная урна — всенепременно быть избранным лицом. И даже дым, улетающий в небо из трубы паровоза, хочет быть не меньше чем колесом в пятом вагоне этого состава. И только лишь один Создатель всего материального знает и ведает, что написано в конце каждой истории. Вот так вот, — закончил Гриня и, подойдя к дивану, опустился на него, устало дыша. — Понял, Вольдемар?  

— Немного. Ну а что ты предложить-то хочешь? Пивом торговать? Или мужиков в баб переделывать?  

— Нет, не то и не другое! — засмеялся Гриня. — Хочу я предложить заняться продюсерством. Народ хочет славы — вот мы этим и воспользуемся. Этой человеческой слабостью. Помню, были времена… — закатил он мечтательно глаза. — Корешок мой конкурс организовывал. «Мисс красотуля». Или миссис? Неважно. Толпа была как в… ну ты понял куда. Или другой дружок. Тоже «миссисами» занимался — в кинокартину набирал. Я у обоих работал. Волонтером. Маленько опыта набрался. Вот и хочу тебе предложить. Согласен?  

— Да наверное, согласен. А что мне делать? И где мы этот конкурс проводить будем? — спросил Вольдемар, ни на минуту не представляя, что это и как его едят.  

— Все просто: делаем афиши, едем в какой-нибудь город, снимаем помещение в клубе и за отдельную оплату организуем прослушивание.  

— А потом?  

— А потом уезжаем и делим деньги. Видишь, как все просто, — с улыбкой уверенно говорил Гриня. — Найдешь во что переодеться? Ну, поважней чтоб выглядеть. Костюм какой-нибудь. А то джинсы — отстой. Такие акулы, как мы, в джинсах ходить не должны. Видишь, костюмчик какой на мне? — и Гриня поднялся с дивана, показывая обнову.  

— Вижу! У моей бабки на огороде пугало в такой же одето.  

— Тьфу на тебя! Все опошлишь. Да — не новый, но фирменный. Немецкий.  

— Дед-ветеран с Берлина привез? — хохоча, вставил шпильку Вольдемар.  

— Тьфу на тебя еще раз! Нет, не дед. Ладно. Неважно. Завтра будь готов. Вон рюкзак. Там все, что нам надо,  

— кивнул Гриня на диван, где лежал рюкзак. — Завтра утром отъезжаем.  

— Как и куда? — недоуменно переспросил Вольдемар. — На автобусе? На поезде? Самолетом?  

— Эх ты, деревня! — укоризненно изрек Гриша. — Поезд? Самолет? Ракета! Автостопом, мил друг! Ав-то-сто-пом! Все, я ушел.  

И Григорий Потемкин покинул помещение, чтобы завтра вместе с Вольдемаром начать новую важную работу.  

Вот так они и оказались в прекрасном селе Кузькина мать.  

Народу, когда приятели подъехали на такси к клубу, уже собралось много.  

— Ну что я тебе говорил?! — Изрек Гриня, с удовольствием разглядывая толпу. — Вон сколько их! Кэш возьмем хороший.  

— Да, народу много. Спору нет, — согласился Вольдемар и, повернувшись к другу, добавил: — Только молодежи я что-то не вижу. Все возрастные. Что мы с ними делать будем? «Кузькиных бабушек» организовывать? Ох, чует мое сердце беду. Ладно. Рассчитайся за такси и пойдем… продюсер Григорий Потемкин.  

— За такси? Рассчитайся? — пожал плечами Гриня. — А у меня нет. Я на остатки денег вчера баннер заказал. Тот, что на двери мы ночью приклеили.  

— Э-э-э… дарагой! — заволновался таксист. — Гони лавэ! С вас триста рублей! Тариф от города сюда, а эту дерэвню.  

— У меня тоже нет, — Гриня похлопал себя по карманам. — Не цента. Слышь, дорогой, — обратился он к извозчику, — подожди нас здесь. Мы через полчаса деньги тебе вынесем. Видишь, сколько народу собралось к нам на беседу. Мы не обманем.  

— Полчаса? — таксист задумался. — Харашо. Жду. Но у нас за ожидание тариф другой!  

— Сколько, чернявый? — выкрикнул Гриня. — Убей ценой!  

— Десять. Час.  

— Десять я тебе сейчас отдам, — улыбнулся Гриня и зашарил по карманам.  

— Тысяч, — добавил шофер.  

— Жди полчаса, — зло проговорил Потемкин и открыл дверь. — Через полчаса отдадим.  

— Да. Жду. Только рюкзачок оставьте для подстраховки.  

— Какой рюкзак?! — почти закричал Гриня. — У нас там все вещи! Костюмы! Ботинки! Что мы, в шортах выступать будем? — И откинулся от бессилия на сиденье. — Вольдемар! Скажи ты ему, что мы не сбежим! Некуда! Нам же переодеться надо.  

— Все! — отрезал таксист. — Вопрос закрыт. Рюкзак здесь лежит. А вы идете. Через полчаса вы не принесете деньги, я зайду и сам начну выступление у вас. Но не думаю, что оно прибавит вам славы и денег, — и таксист вытащил из-под сиденья бейсбольную биту.  

— Все. Идем, — благоразумно проговорил Гриня и, открыв дверь, вышел из машины.  

Народ удивленно поглядел на появившихся перед их взором новоявленных продюсеров. Кто-то даже громко цокнул и сплюнул. Ну никак жители не ожидали, что уважаемые, известные на весь мир, судя по афише, продюсеры и организаторы приедут на такси. Да еще будут одеты в какие шорты. Грязные.  

А у одного вообще лицо расцарапано, как после пьянки, да губа раздута.  

— На Васю-алкоголика похож, — проговорил какой-то женский голос.  

— Кто? — тут же последовал чей-то вопрос.  

— Тот, что с краю, — ответила женщина.  

— Да они оба с краю! Дура!  

— Да пошел ты!  

Назревал скандал. Но Потемкин его зарубил на корню: — Привет, господа! — с улыбкой воскликнул и поклонился обществу. — Жду вас всех на прослушивании. Обещаю — победителей будет много! Каждый второй! Всем победителям обещаю призы! Поездки! Выступления! Обещаю честное суждение! Участие платное! Триста… нет… четыреста рублей с человека! Через пять минут мы подготовим зал! И прошу по очереди! — проорал Гриня и, потянув дверь за ручку, открыл ее и шагнул в клуб. — Видишь, Вольдемар сколько народу? Человек двести будет. Хорошо заработаем. — шепнул новоявленный продюсер другу. — За все рассчитаемся. Таксисту пять. За аренду доплатим. И-и-и — мы в шоколаде…  

Внезапно он замолчал и остановился. Навстречу им вышла Оксана Владимировна. Директор клуба.  

— Привет, мальчики! Готовы к работе? Вот в этом зале и проводите свой конкурс, — с улыбкой проговорила она и повела рукой по залу.  

— В каком? В каком зале? — недоуменно спросил Гриня и развел руки по сторонам. — Здесь же ничего нет. Ни стола. Ни стульев. Куда мы сядем? Куда конкурсантов посадим? Вы что, Оксана Владимировна?!  

— Как стульев нет? Вот же стул стоит, — возразила директор клуба и указала на одиноко стоящий в углу помещения стул.  

— Так он же один!  

— Вам хватит. Все равно никого не будет.  

— Как не будет? Вон же народу сколько стоит! — в ужасе воскликнул Гриня.  

— А-а-а. Народ? Да народ на вас пришел посмотреть. Вы для них как чудо чудное, — с улыбкой ответила ему Оксана Владимировна. — Народ у нас талантливый. Им не нужны отборы и просмотры. Они себе цену знают без конкурсов. Вот так. А вы посидите пока здесь в зале. Отдохните. Может, кто и придет.  

— Придет сюда только таксист… — сказал Вольдемар и тут же задал вопрос директору клуба: — А запасной выход у вас есть?  

— Есть, — ответила она ему, — за моим кабинетом.  

— Пойдем, Гриня, — взял за руку Вольдемар товарища и потащил к запасному выходу. Выйдя из клуба на пустырь, улыбнулся и, смеясь, сказал товарищу по несчастью: — Помнишь свои слова? «Бегаешь плохо, говоришь? А без бега здесь никуда. Бегать надо уметь. Это самое главное в нашей трудной работе. Мы же как по лезвию ножа ходим. Вовремя скрыться — наше искусство. Потому что если поймают нас… то все. Конец. Швах. И фиаско. А коль убежал — ты в шоколаде».  

— Помню! — улыбнулся Гриня. — Все помню! Ну, побежали! — и рванул вперед, как беговая лошадь.  

Не догонит никто.