Петербургская мозаика

РЕКВИЕМ ПО ВЕЛИКОЙ ЭПОХЕ ПИШУЩИХ МАШИНОК  

Еще в начале нашего века, включая его первое пятилетие, все крупнейшие издательства, редакции известных журналов и газет охотно принимали от авторов рукописи в машинописном виде.  

Но затем как-то незаметно наступил непродолжительный период «междуцарствия».  

Миллионы пишущих машинок еще стучали деловито по всей стране, но молодая, дерзкая, множившаяся день ото дня, победоносная армия компьютерной техники уже проводила повсеместно ползучую экспансию.  

Вот и в нашем славном городе на Неве многие офисы, даже небольшие, практически в одночасье перешли на современную оргтехнику. Пишущие машинки списывались оптом, сотрудникам предлагали забирать их в личное пользование, причем совершенно бесплатно. Но желающих находилось мало.  

Был даже такой краткий период, когда на площадках возле мусорных контейнеров по утрам можно было узреть вполне исправную, а то и новехонькую пишущую машинку.  

Петербургские журналисты и литераторы в массовом порядке меняли ориентацию, выбирая электронный набор текстов.  

Меня тоже всё настырнее донимала мысль о покупке компьютера, но поскольку редакции, с которыми я сотрудничал, по-прежнему принимали к рассмотрению машинописные оригиналы, то я не торопился расставаться со своей портативной машинкой производства ГДР «Консул», которая верой и правдой служила мне на протяжении добрых пятнадцати лет.  

Но вот однажды на ее валике появились микротрещины, которые постепенно расширялись, превращаясь в выбоины, отчего страница с отпечатанным текстом выглядела «полуслепой».  

Как быть?  

И тут мне вспомнилось, что пару-тройку лет назад, проходя случайно по Большому Казачьему переулку, я увидел на фасаде одного из зданий, выше уровня витрин и парадной двери, широко вытянувшуюся надпись, составленную из крупных черных букв, прикрепленных по отдельности к стене: «Ремонт пишущих машинок».  

Да, но уцелела ли эта мастерская в яростном вихре компьютерных атак?  

Я снял валик, аккуратно завернул его в бумагу и отправился на разведку.  

К моей несказанной радости, бюро ремонта функционировало в нормальном режиме.  

Судя по обилию частично разобранных машинок разнообразнейших моделей, что громоздились на рабочих столах и полках, недостатка в клиентах здесь не испытывали.  

Старый мастер кивнул мне, как доброму знакомому:  

– Что у вас?  

Я объяснил, достав из портфеля приготовленный сверток.  

Он повертел валик в руках. В его манерах чувствовался профессионал высшей категории.  

– Хорошая машинка, этот «Консул», – сказал он. – Надежная и долговечная. Если, конечно, смазывать ее регулярно, чего многие владельцы не делают. – (Камешек в мой огород. ) – Но валик – ее слабое место. Рано или поздно начинает рассыпаться… – Он снова повертел деталь в руках. – Ладно, что-нибудь придумаем…  

– Не боитесь остаться без работы? – спросил я перед тем, как попрощаться.  

– Чего бы это вдруг? – ответил он с оптимизмом умельца, не желавшего признавать, что его профессия уже перешла в разряд отмирающих. – В нашем городе есть люди, и их, поверьте, немало, которые ни при каких обстоятельствах не расстанутся со своей пишущей машинкой. Извольте убедиться… – красноречивым жестом он обвел рабочие столы.  

– Удачи вам!  

Через несколько дней я забрал заказ.  

Валик служил мне исправно еще несколько месяцев, до той поры, когда, наконец, я всё же решился перейти на компьютерный набор.  

Машинку убрал в футляр, а тот пристроил в дальний угол чулана (в коем мой «Консул» хранится и поныне, как некий рудимент прошлого).  

В последующем я нет-нет, да и сворачивал в Большой Казачий переулок. Старый дока оказался неважным пророком. Мастерская уже закрылась, в ее витринах красовалась реклама, предлагавшая сервис по части компьютерной техники, но вверху по-прежнему зазывно темнел четкий ряд букв, выстроившихся в слова, которые заключали в себе некую магию, понятную журналистам и литераторам моего поколения, сформировавшимся во времена безраздельного господства пишущих машинок. Я невольно замедлял шаг, размышляя о той неотвратимости, с которой старое безжалостно вытесняется новым.  

Как-то раз в парке возле ТЮЗа я встретил знакомую писательницу.  

Разговорились, и я поведал ей о старомодной надписи «Ремонт пишущих машинок», чудом сохранившейся на фасаде здания в Большом Казачьем переулке.  

До самого переулка было рукой подать, и моя собеседница, явно заинтригованная историей, близкой по духу и ей самой, попросила меня показать ей этот феномен.  

Я провел ее по Гороховой улице, от которой отходил короткий отросток изломанного под прямым углом Большого Казачьего переулка. Именно с этой точки сразу же открывался вид на интересующее нас здание.  

Увы, сюрприза не получилось.  

Буквы уже были сбиты, и только их бледные следы еще угадывались кое-где на облицовке.  

В тот момент я понял, что великая эпоха пишущих машинок канула в вечность окончательно и бесповоротно.  

А еще чуть погодя, над заведением появилась вывеска из крашеной белой краской жести, на которой синими буквами было написано: «Копировальная техника».  

Теперь ничто уже не напоминало о временах ундервудов, ремингтонов и прочих «консулов».  

* * *  

P. S. Но вот совсем недавно попалась мне в Интернете любопытная заметка. В ней говорилось о том, что ведущие спецслужбы планеты, обеспокоенные проникновением в их компьютерные системы хакеров конкурирующих разведок, реанимировали пишущие машинки для подготовки наиболее засекреченных документов.  

Кто бы мог подумать, что они еще вернутся, буквально из небытия…  

ЗАГАДКА СТАРОЙ ДОРОГИ  

Вот уже добрых полтора десятка лет меня преследует навязчивое видение.  

Стоит мне прочитать в прессе очередную заметку об отвратительном качестве наших дорог, либо услышать по «ящику» репортаж о волнах и выбоинах, появившихся на новеньком, широко разрекламированном автобане, в строительство которого была вбухана чертова уйма миллиардов, либо увидеть собственными глазами во время прогулки по нашему славному городу, как ремонтируют прогнувшийся, совсем недавно выложенный красивыми плитками тротуар, то память тотчас воскрешает картину трехкилометрового участка старой, простейшей укладки лесной дороги, что тянется в районе железнодорожной платформы «63-й км» по Выборгскому направлению.  

После долгих прикидок я решил восстановить эту картину на бумаге, теша себя надеждой, что мои былые наблюдения покажутся небезынтересными и современному читателю.  

1.  

Весной 1989 года ленинградским писателям выделили место под садоводство недалеко от платформы «63-й км».  

Как водится, площадь была поделена на участки и распределена между претендентами по жребию.  

Поскольку я переселился в Северную Пальмиру лишь в августе того же, 89-го, то к «раздаче слонов», понятное дело, не успел.  

А вот мой товарищ, собрат по перу и бывший земляк, обосновавшийся на берегах Невы несколько ранее меня, свой дачный надел получил.  

Будущее садоводство нуждалось в выкорчевке бесчисленных пней, в основательной очистке от поваленных сосенок, буйно разросшегося колючего кустарника, вросших в землю крупных камней и т. д.  

Как не помочь товарищу!  

В течение нескольких сезонов я периодически выезжал с ним в нарождающееся садоводство, внося посильный вклад в окультуривание участка.  

Постепенно на месте сплошного бурелома поднялся дачный поселок, с электричеством и водопроводом, поселок, в котором еще долгое время новенькие кирпичные и бревенчатые особняки соседствовали с жилыми вагончиками, избушками-курятниками и даже шалашами.  

2.  

От платформы к писательскому «раю» вела старая грунтовая дорога, которая выныривала откуда-то из глубины леса, пересекала переезд и уводила в такие же сосновые дебри, минуя другие, уже обжитые дачные поселения.  

Писателям, членам их семей и гостям надо было пройти по этой дороге примерно три километра, а затем свернуть под прямым углом и прошагать по расчищенной просеке еще метров триста до шлагбаума, за которым, собственно, начинались загородные владения литераторов северной столицы.  

Старая дорога, повторюсь, относилась к разряду грунтовых, но так называемого профилированного типа.  

То есть, под нее сначала было приготовлено ложе, в которое затем улеглось полотно из послойно утрамбованной, предварительно просеянной земли.  

Об этих и других подробностях мне поведали знающие люди, ветераны здешних мест.  

По их рассказам, дорога была построена финнами незадолго до зимней войны, когда окрестные леса еще принадлежали стране Суоми. В ту пору здесь не существовало никаких садоводств, лишь тянулись болотистые сосновые дебри, перемежаемые редкими хуторами. Дорога, скорее всего, имела оборонительное предназначение.  

После известных событий вся эта территория отошла к СССР.  

С той поры дорога ни разу не ремонтировалась капитально, о чем свидетельствовали боковые дренажные канавки, заросшие во многих местах кустарником, однако всё еще сохранявшие свой профиль.  

Полотно не выглядело ровным, кое-где на нем образовались выбоины, впрочем, не слишком глубокие.  

В общем, дорога как дорога. На первый взгляд, ничего особенного.  

Но вскоре пришла пора удивляться.  

3.  

Однажды, когда я гостил у товарища и собрата, разразился ужасный ливень.  

Переждав его, я отправился на электричку.  

Песчаный отросток, проложенный от садоводства до старой финской дороги (так называли ее многие дачники), превратился в кисель, в вязкое месиво, в некое подобие непролазного болота.  

С немалыми ухищрениями взобравшись на прилегавший пригорок, я двинулся по лесной тропинке вперед, мысленно представляя, что и грунтовка раскисла до неузнаваемости и что мне придется топать до платформы по щиколотки в грязи.  

Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что земляная поверхность старой лесной трассы, несмотря не недавний водопад с небес, абсолютно пригодна для прохождения по ней человека, даже обутого в сандалии.  

Лишь кое-где поблескивали лужицы, которые быстро высыхали на солнце.  

4.  

Вот тогда-то и начала донимать меня мысль о том, почему же обычная грунтовка, которой уже шел, как минимум, шестой десяток лет (по состоянию на тот момент), ни разу не подвергавшаяся капитальному ремонту, продолжает, тем не менее, исправно выполнять свое прямое предназначение.  

Быть может, по ней ездят только велосипедисты, и ее полотно не испытывает предельных нагрузок?  

Я предпринял «секретную» акцию, достойную именоваться «проверкой на дороге».  

Да, велосипедисты тоже наличествовали, но куда интенсивнее мимо меня проносился легковой транспорт, а также грузовики со стройматериалами и мебелью, тягачи с прицепами, перевозившие трубы и прочие длинномерные грузы, кроме того, нередко проезжали фуры, а также трейлеры, нагруженные экскаваторами, бульдозерами и прочей тяжелой техникой.  

Итак, профилированная грунтовка работала на полную мощность, при этом не осыпалась, не прогибалась, не проваливалась, не покрывалась гребешками.  

Очевидно, не меня одного удивляло качество этой скромной транспортной коммуникации.  

Я не раз замечал, как иные дачники нет-нет, да и топнут по ней ногой, будто дивясь небывалой прочности ее полотна, сооруженного из самого доступного материала.  

5.  

К тому времени я уже знал со слов другого писателя, страстного поборника развития ремесел, промыслов и малого бизнеса в России, о том, что в не таком уж и отдаленном прошлом идея земляного строительства успешно развивалась в исконно русском, северо-западном крае.  

В конце 18 века архитектор Николай Александрович Львов, заручившись поддержкой императора Павла I, построил в Гатчине знаменитый Приоратский дворец – из земли, точнее, из суглинка, который лежит у нас под ногами. Техника «землебита» заключалась в том, что тщательно просеянный, освобожденный от корешков, стебельков и прочих примесей грунт засыпали в специальные опалубки и утрамбовывали почти вдвое против первоначального объема. Затем готовили следующий слой, и так до самого карниза. Для связки между слоями использовали известковый раствор.  

По преданию, однажды новостройку, еще не завершенную, осмотрели государь Павел I, великий князь Александр Павлович и его очаровательная супруга Елизавета Алексеевна.  

Не утерпев, великая княгиня попыталась испытать прочность земляной стены посредством острого конца своего летнего зонтика. Убедившись, однако, что ее молодых сил хватило лишь на высверливание крошечной лунки, Елизавета Алексеевна воскликнула с немалым изумлением, обернувшись к архитектору: «Я никак не ожидала, мсье Львов, что ваша земляная стена может быть такой твердой! »  

6.  

Эпизод из хроники строительства Приоратского дворца я привел отнюдь не в качестве агитации за канувший в Лету «землебит», а лишь для того, чтобы ближе подобраться к загадке старой финской дороги, загадке, которая, как представляется, содержит ключ к более серьезным вещам.  

Послушайте: если простая грунтовка способна служить так долго, то какой же запас прочности могут иметь дороги, проложенные на основе современных материалов и технологий! Представим на минуту, что наши трассы – бетонные, асфальтированные, гравийные, щебеночные и прочие выдерживают без ремонта, без постоянного латания дыр хотя бы несколько лет. Да ведь при таком допущении просторы нашего отечества, ныне утопающего в периоды распутицы в непролазной грязи, в кратчайшие исторические сроки покрылись бы сетью разнообразных по способу покрытия, но одинаково замечательных по качеству дорог, неподвластных ударам стихии.  

«Почему они, наши соседи, обитающие в точно таких же климатических условиях, строят надежно и качественно? – спросил я знакомого начальника дорожного строительства, с которым мы были почти в приятельских отношениях. – В чем загадка? »  

«Нет никакой загадки, – пожал он плечами. – Надо в точности выполнять всю технологическую цепочку, только и всего».  

«А мы этого не можем? »  

«Можем», – уверенно кивнул он.  

«Почему же не выполняем? »  

Он ответил мне преисполненной таинственности улыбкой.  

7.  

На рубеже нового века мой товарищ и собрат по литературным мытарствам обменял свою писательскую «фазенду» на «курятник» в другом районе.  

С той поры мне не приходилось более бывать на 63-м километре.  

Не имею ни малейшего представления о том, в каком состоянии находится старая финская дорога сейчас.  

Быть может, запас ее прочности уже истек, и она пришла в полный упадок.  

А может, по-прежнему несет свой крест, дивя неравнодушный люд загадочным долголетием.  

НЕМНОГО ШПИОНАЖА И МИСТИКИ  

ВПОЛНЕ ШПИОНСКАЯ ИСТОРИЯ  

«ПРОКОЛЬНАЯ» ОПЕРАЦИЯ  

Довелось мне однажды подготовить для популярной питерской газеты по просьбе ее редакции статью об использовании разведками мира различных ядов.  

Материал носил обзорно-познавательный характер, охватывая период от эпохи царя-«токсиколога» Митридата VI Евпатора, тонкого знатока, ценителя и дегустатора змеиных ядов, до наших дней.  

В ту пору с выходом в Интернет у меня были определенные трудности.  

Зато имелся богатый, причем систематизированный архив газетных и журнальных вырезок, которые я собирал на протяжении многих лет, располагая возможностью кромсать ножницами широкий и пестрый спектр периодических изданий.  

Итак, вырезки из нужной папки, выдержки из полудюжины книг, где затрагивались аспекты заказанной темы, плюс впечатления от просмотра двух-трех соответствующих телепередач, всё это вместе взятое и послужило мне «источником вдохновения».  

Пропустив сию информационную массу через сито собственного воображения, я выстроил самостоятельный сюжет, стараясь не увлекаться историческими экскурсами, а плотнее загрузить текст «горячими» примерами из современной шпионской практики.  

В одном из эпизодов рассказывалось о том, что израильская разведка, которая считается одной из наиболее профессиональных спецслужб мира и даже включалась некоторыми исследователями в «большую тройку», наряду с КГБ и ЦРУ, обладает своего рода «лицензией на убийство», с тем лишь ограничением, что операции должны проводиться непременно на чужой территории.  

Так, «Моссад» ликвидировал одного за другим всех террористов, причастных к расстрелу израильских спортсменов на Олимпиаде-72 в Мюнхене.  

Вместе с тем, на протяжении длительного времени спецслужбам Израиля удавалось скрывать, что в своих тайных «литерных операциях» они используют особые яды, не поддающиеся выявлению обычными методами анализа.  

Громкий «прокол» произошел в сентябре 1997года, когда группа агентов «Моссада» пыталась «бесшумно» устранить на территории арабской страны одного из руководителей организации ХАМАС.  

Агенты выполнили задание, однако в силу роковой случайности были задержаны местной полицией.  

Их жизни, как, впрочем, и жизнь жертвы, висели на волоске.  

Однако, в конечном итоге, было найдено «соломоново решение».  

Израильские власти прислали врача, который ввел пострадавшему антидот.  

В свою очередь, местные власти, убедившись, что пациент идет на поправку, передали схваченных ликвидаторов израильской стороне.  

Согласно источнику, которым я располагал, эта история приключилась в Омане.  

Главка «Оманский обмен» занимала в моем материале, подготовленном в электронном виде, весьма скромное место, соседствуя с рассказом о ликвидации «Черного Араба» Хаттаба, а также версиями об отравлении премьер-министра Грузии Зураба Жвания и нашего «оранжевого» соседа Виктора Ющенко.  

Пробежав свежим оком по окончательному тексту, я внес пару мелких исправлений, после чего с легким сердцем отправил статью по назначению.  

Остается только добавить, что питерская редакция располагала в ту пору целым рядом «дочерних» пунктов на территории СНГ, а также в Германии и Израиле, причем подготовка очередного номера велась во всех этих точках одновременно, на основании материалов, полученных из «материнской» конторы.  

АВТОРСКИЕ ТРЕВОЛНЕНИЯ  

Спустя день-другой, мне позвонил редактор.  

Мол, очерк по ядам выходит в следующем номере, подготовка которого заканчивается сегодня, однако возникли вопросы, требующие экстренного уточнения.  

В этой газете на тот момент я опубликовал уже пару десятков статей, и еще ни разу меня не дергали в процессе выпуска номера.  

Значит, случилось нечто из ряда вон, мелькнула мысль.  

Собственно говоря, вопрос был один.  

В редакцию пришел факс от израильских партнеров, которые утверждали, что «обмен» произошел вовсе не в Омане, а в Аммане, столице Иордании, что об этом «знает весь Израиль», и что автор, видимо, недостаточно компетентен, коли позволяет себе доверять непроверенным источникам.  

– Вас не затруднит внести ясность в это недоразумение? – деликатно осведомился редактор, относившийся ко мне, как к автору, с неизменной благосклонностью.  

– Без проблем, но мне нужно поднять свою папку.  

– Через полчаса я перезвоню, – сказал он.  

Нет, я ничуть не сомневался, что ошибка с моей стороны исключена.  

Подготовив тот или иной текст, я всегда перепроверял упомянутые в нем даты, фамилии, должности, географические названия, даже если в том не было особой нужды. Такая уж выработалась привычка за годы работы в прессе.  

Хорошо помнил я и саму вырезку – целевую полосу из популярной московской газеты. Помнил я и заголовок материала, и фамилию автора, весьма модного тогда столичного журналиста.  

Одного только никак не мог припомнить, куда же я сунул эту вырезку после завершения работы?!  

Есть хорошее правило: пользуешься архивными данными, возвращай каждый листочек на место!  

Увы, оно соблюдается не всегда.  

Я принялся лихорадочно ворошить свои рабочие папки, и, конечно же, безрезультатно.  

В одной из них сверху лежали все другие вырезки по теме, но та, единственная, самая необходимая сейчас отсутствовала!  

О боги, где же ее искать, в какой кипе бумаг?!  

Когда редактор снова позвонил, мне пришлось вымаливать себе отсрочку.  

Наконец, применив метод дедукции, я разыскал «беглянку» вложенной в другую, такую же по размеру вырезку, и только тогда перевел дух.  

Нет, никакой ошибки! Согласно тексту, провалившаяся операция проводилась именно в Омане!  

Сам же источник назвать «непроверенным» просто не поворачивался язык.  

Это было обстоятельное интервью многоопытного экс-руководителя израильской разведки. Речь шла о последнем теракте в центре Москвы. Положительно оценив действия российских спецслужб в операции по освобождению заложников, гость редакции рассказал об особенностях борьбы с терроризмом, которую вели силовые структуры его страны. Вот тут-то, наряду с другими примерами, и прозвучала та самая история, как и место действия – Оман! Причем название именно этого арабского султаната израильский генерал повторил несколько раз.  

Вдобавок, из преамбулы материала следовало, что журналист встречался со своим собеседником еще раньше, в Тель-Авиве, следовательно, он, интервьюер, по идее, также находился в курсе того, о чем «знает весь Израиль».  

Теперь в моих руках был веский аргумент!  

Позвонив редактору, я изложил свои соображения.  

Кроме того, напомнил о другом шпионском скандале, эхо которого тогда еще не улеглось: о задержании в Катаре наших агентов по подозрению в ликвидации чеченского эмиссара Яндарбиева.  

Интрига обоих провалов имела схожие черты; местная полиция и там и там действовала одинаково; оба арабских государства, по сути, являлись соседями…  

Эта параллель, пускай косвенно, но тоже свидетельствовала в пользу оманского варианта.  

Редактор ответил, что он тотчас составит письмо и отправит его факсом израильским партнерам.  

Он выразил уверенность, что на этом обмен «любезностями» между Петербургом и Тель-Авивом будет завершен, да и номер пора уже сдавать…  

Прощаясь, он, однако, попросил меня оставаться на связи.  

ЧАША ВЕСОВ  

Очередной звонок из редакции раздался еще через полчаса.  

– Они только что прислали бумагу по факсу, – сообщил редактор. – Пишут, что проконсультировались со специалистами. Хотя, по их мнению, это простая формальность. Амман, и никаких гвоздей! Иначе, мол, весь Израиль будет хохотать! Ибо второго похожего инцидента не было в природе – ни в Омане, ни в других местах!  

– В таком случае, как они объясняют утверждение своего генерала – героя интервью?  

– Ошибка с его стороны, как и оговорка, исключена. По их мнению, чего-то там недопонял журналист.  

– То есть, оказался недостаточно компетентным? – не удержался я от язвительного выпада.  

– Нет, – рассмеялся редактор. – Так вопрос не стоит. Скорее, как допускают наши партнеры, вкралась техническая ошибка. – Он вздохнул: – Однако всё это лирика. А нам пора сдавать номер. Вы, конечно, знаете о нашей ссылке на то, что ответственность за изложенные факты несет автор. Ваше слово, только быстро, прямо сейчас: оставляем «Оман» или исправляем на «Амман»?  

Что ж, таково уж свойство журналистской профессии – порой приходится выбирать, вопреки тем очевидным фактам, которые, что называется, у тебя в руках.  

– Исправьте на «Амман», – сказал я.  

– По-моему, так вернее, – согласился он. – А вас прошу заглянуть на днях в редакцию и принести вашу вырезку. Я сделаю ксерокопию и отправлю ее в Тель-Авив, пусть похохочут.  

На том и порешили.  

РАССЕКРЕЧЕННЫЕ ПОДРОБНОСТИ  

Позднее в Израиле рассекретили часть документов по этому делу, информацию о котором я старался не упускать из виду.  

Жертвой покушения должен был стать глава политбюро организации ХАМАС Халед Машаль (впрочем, это и раньше не являлось тайной).  

Его «приговорили» за организацию взрывов в Иерусалиме.  

Операцию, санкционированную на самом верху, планировалось провести «бесшумно», дабы все выглядело, как естественная смерть, и исключало всякое подозрение о причастности к ней Израиля. Потому в качестве оружия возмездия выбрали яд, разработанный в секретной биохимической лаборатории «Моссада». Нескольких капель препарата было достаточно, чтобы жертва сначала лишилась сознания, затем впала в состояние комы, а еще спустя несколько суток отправилась бы в мир иной. Что же касается ликвидаторов, то выбранный способ возмездия почти стопроцентно гарантировал их беспрепятственное возвращение на родину. Сама вероятность провала считалась ничтожной.  

В принципе агенты выполнили задание, но без должного артистизма, чем и привлекли к себе внимание со стороны нежелательных свидетелей, призвавших на помощь иорданскую полицию.  

Шпионская легенда рухнула бесповоротно, это был классический провал.  

Разгневанный король Иордании заявил, что если Машаль, который уже был подключен к системе искусственного жизнеобеспечения, не встанет на ноги, то израильских агентов будут судить по местным законам, что, по сути, означало публичную казнь через повешение.  

Пришлось воспользоваться дозой антидота, изготовленного заранее на случай отравления ядом кого-либо из участников операции.  

Нюансы этой запутанной истории в различных изданиях фигурируют по-разному.  

Обычно так и бывает, когда пишут о тайных операциях, хотя бы и «рассекреченных».  

Одно бесспорно: дело происходило именно в Аммане!  

КАК Я РЕДАКТИРОВАЛ АСТРОЛОГИЧЕСКУЮ ГАЗЕТУ  

История краха одного безнадежного предприятия  

В наши дни существует строгое положение, согласно которому все печатные периодические издания должны правильно указывать свой тираж.  

А еще каких-то лет десять-пятнадцать назад порядка в этом деле не было никакого, и любой бульварный листок мог, надуваясь от важности, объявить, к примеру, что выходит тиражом миллион экземпляров! Многие редакции так и поступали. Не только, между прочим, разношерстные газетки, входившие в пул так называемой бульварной, или желтой прессы, но и вполне респектабельные издания приписывали к своему фактическому тиражу, как минимум, лишний нолик. Зачем? Да чтобы пустить пыль в глаза шальному рекламодателю! Вот, мол, какие мы популярные. Вот сколько народу прочтет у нас вашу рекламу. Деньги на бочку!  

В ту буйную пору издательского беспредела мы с моим компаньоном затеяли выпуск астрологической газеты под названием «Секреты старого звездочета», рассчитывая быстренько сколотить, так сказать, стартовый капитал для более серьезного предприятия.  

Чем нас прельстила именно астрология? Во-первых, тема была модной, что само по себе гарантировало стабильный читательский спрос. Во-вторых, можно было дать волю воображению, не неся за это ни малейшей ответственности.  

Важно было лишь не путаться в знаках Зодиака.  

* * *  

И вот мы приступили.  

Мой компаньон, экономист по образованию, вел производственную сторону дела – доставал бумагу, договаривался с печатниками и распространителями и всё такое прочее. Он же искал и (вот что удивительно! ) находил предпринимателей, оплачивавших рекламу звонкой монетой.  

Газету же от корки до корки делал я один, совмещая в единственном лице обязанности главного редактора, ответственного секретаря, машинистки, корректора, подчитчика и даже курьера. Половину материалов я безбожно передирал из родственной иногородней прессы, меняя лишь заголовки и подписи.  

Но другая половина статей и заметок рождалась исключительно на кончике моего пера.  

Вдохновенно, безо всякой натуги, я сочинял сенсации о близком конце света, полит- и бизнес-прогнозы, любовные и семейные гороскопы, интервью с ясновидящими и предсказателями, которым сам же выдумывал пышные имена, псевдоисторические факты и курьезы от времен царя Митридата Евпатора и вплоть до наших дней, рассказы «очевидцев», побывавших в параллельных мирах и колодцах времени, а также письма и отклики читателей, якобы поступавших к нам со всех концов нашего бескрайнего отечества.  

А еще я придумал оригинального персонажа – некоего Порфирия Петровича (догадываетесь, откуда он явился? ), вредного мужичка, любившего порассуждать на злобу дня…  

Словом, в газетке было что почитать.  

На последней странице мы печатали длинный список членов нашей редколлегии, сплошь состоявшей из академиков оккультных наук, магистров белой и черной магии, докторов уфологии, народных целителей, дипломированных колдуний и гадальщиков на бобах и так далее.  

Всё это, конечно, были вымышленные люди.  

Выходила наша газета два раза в месяц и имела 16 страниц формата, удобного для чтения в транспорте. Тираж мы указывали 100 тысяч, но в действительности печатали 10 тысяч, из которых расходилось обычно не более 7 тысяч. Нераспроданные экземпляры приходилось привозить в редакцию – крохотную комнатушку, которую мы арендовали у приятеля моего компаньона.  

Эти нераспроданные пачки постепенно скапливались, стремясь к потолку, забивая все углы и грозя в скором времени вытеснить нас с компаньоном на лестничную площадку.  

* * *  

Разумеется, смешная выручка от реализации тиража не покрывала даже наших расходов на бумагу. Единственное, что позволяло нам держаться на плаву, – это, повторюсь, платная реклама.  

И здесь надо отдать должное моему компаньону, обладавшему редким талантом умело пудрить мозги даже неглупым людям, среди которых, между прочим, еще встречались в ту пору мастодонты, склонные верить в чудеса. Но, думаю, даже дар моего компаньона не помог бы, не будь в выходных данных «Звездочета» этой магической цифры – 100 тысяч.  

Только не надо думать, что она, эта цифра, появлялась на нужном месте по одному нашему хотению.  

В типографии тоже ведь не дураки работали. Прекрасно понимали, зачем заказчик вздувает свои тиражи. И абсолютно точно знали – на какую именно величину вздувает. Ибо истинный тираж указывался на особом листочке, называемым «рубашкой» заказа. По идее, тиражи с «рубашек» должны были в точности перекочевывать в выходные данные издания – только и всего.  

Но вот тут-то и начиналось чудесное превращение скромных золушек в блистательных принцесс.  

Не берусь судить, каким образом это проделывали именитые, авторитетные заказчики.  

Мы же нашли свою фею в лице наборщицы Марии Алексеевны. Это была озабоченная женщина непростой судьбы. С одной стороны, она пользовалась в цехе неоспоримым авторитетом, и в ее маленькие деловые секреты не вмешивался ни один типографский начальник. С другой стороны, ее одолевали какие-то не прекращавшиеся семейные разборки с мужем, и она крайне нуждалась в дополнительных источниках дохода, пускай даже мизерных.  

После первых же переговоров, состоявших из витиеватых полунамеков, Мария Алексеевна согласилась за весьма умеренную премию поставить наше издание на свой особый учет.  

После этого мы уже не беспокоились за обозначенный тираж. Мария Алексеевна оказалась чрезвычайно добросовестной и опытной работницей. Лишний по сравнению с «рубашкой» нолик неизменно появлялся на нужном месте. Да что там нолик!  

Мария Алексеевна обеспечивала нашему «Звездочету» «зеленую улицу». Газету печатали в удобное для нас время. Поэтому мы не только не жалели о расходах на премию, но даже добавляли к этой весьма умеренной сумме то шоколадку, то коробку конфет, то косметический набор, а перед праздниками еще и бутылку шампанского.  

* * *  

Ничто не предвещало потрясения, тем более катастрофы. Напротив, наши горизонты постепенно окрашивались в радужные тона.  

Однажды мой компаньон заарканил необычайно крупную добычу – оптового перекупщика, который выложил нам за рекламу своего товара кругленькую сумму наличными. Почти одновременно некая ремонтно-строительная фирма скупила у нас остатки предыдущих тиражей для оклейки стен под обои. Как говорится, мелочь, а приятно. В кои-то веки мы почувствовали себя крезами и, посовещавшись, решили распорядиться деньгами следующим образом. Первое: закупить пару рулонов газетной бумаги, запасы которой подходили у нас к концу. Второе: в ближайшие выходные, сразу же после сдачи очередного номера, устроить выезд на природу с шашлыками и ночевкой. Должны же и мы в кои-то веки отдохнуть по-человечески!  

Сказано – сделано. Уже назавтра мы привезли на типографский склад два огромных рулона сыктывкарской бумаги, которой, по нашим расчетам, нам должно было хватить если не на год, то уж месяцев на десять точно.  

Мы радовались жизни, как неизбалованные дети радуются кульку с конфетами. Мы светились от счастья, предвкушая маленькие земные удовольствия.  

И ни одна звезда, черт бы ее побрал, не просигналила нам с бархатистого небосвода: эй, мол, мужики, не зевай! Не кричи «гоп», пока не перескочишь! Беда у порога!  

А могла бы и просигналить, учитывая, сколько сил положил я на эту астрологию! Нет, не просигналила! Впрочем, может, какая-нибудь крохотная звездочка и подавала тревожный знак, вот только мы с компаньоном, упоенные удачей, ничего не заметили.  

Однако обо всём по порядку.  

* * *  

Была пятница.  

Мы с компаньоном сидели в нашей редакции, вся обстановка которой состояла из двух обшарпанных столов с электрической машинкой «Ятрань» на одном из них (пишущие машинки в ту пору хоть и доживали свой век, но еще не сдали окончательно своих позиций компьютерам), двух стульев-инвалидов и рассохшейся тумбочки. Буквально накануне ремонтно-строительная фирма вывезла весь возврат, и сейчас тесная комнатушка казалась нам непривычно просторной.  

Компаньон только что вернулся с плодотворных переговоров, прихватив по дороге пару бутылок пива и пакетик сушеной корюшки. Я в эти минуты просматривал гранки очередного номера, взятые мною у Марии Алексеевны еще позавчера.  

Вернуть их в цех нужно было сегодня.  

Надо сказать, что готовящийся номер мы с компаньоном окрестили «спецвыпуском» – еще одна хитрость, направленная на обхаживание двух-трех потенциальных рекламодателей. Само собой, на развороте имелся «гвоздь номера», проанонсированный крупным заголовком на 1-ой полосе: «Порфирий Петрович – о предстоящих выборах! Только у нас! Читайте откровения человека, который зрит в корень! »  

Сделав пару глотков, мой компаньон взял со стола гранки последней страницы, до которой у меня еще не дошла очередь.  

– Что за фокусы?! – послышался его удивленный возглас. – Почему тираж указан десять тысяч?  

– Я помню и обязательно поправлю, – заверил я. – Просто еще не успел.  

– А вдруг она не обратит внимания на твою правку? – нежданно забеспокоился он.  

– До сих пор обращала, и весьма исправно, – напомнил я.  

– У нее, похоже, дома опять какие-то проблемы, – вздохнул он. – Не думаю, что мы должны надеяться на ее память. Упаси, боже, если выскочат эти «10тысяч»! Мне же в среду важного туза раскручивать, и я точно знаю, что первым делом он сунет свой хищный нос вот сюда! – мой компаньон постучал полусогнутым пальцем по полосе, затем взял ручку и жирно написал сбоку:  

«Мария! Свет наших очей! Тираж – сто тысяч! Сто! Уразумела? Не заставляй нас волноваться зря! »  

Затем он размашисто расписался, поставил число и подмигнул мне:  

– Ну вот, теперь уж она точно поправит!  

* * *  

Через пару часов я отвез гранки в типографию и вручил их Марии Алексеевне в руки.  

Прочитав петицию моего компаньона, она усмехнулась и ответила, что подобных тонкостей никогда не забывает, но ведь это всего-навсего гранки, и в них она не стала добавлять ноль, как и раньше не добавляла – ведь это просто лишняя работа. А в оригинале нолик будет стоять на своем месте, не волнуйтесь, господа!  

Пока я курил на лестнице, она вставила недостающий нолик на место, исправила прочие ошибки, которых было совсем немного, и вывела для меня чистые полосы, а злополучные гранки с моей правкой и резолюцией моего компаньона сунула в свой рабочий стол.  

Я расписался, как положено, на готовых оттисках и лично отнес их в печатный цех. Мастер сказал, что по графику наш тираж отпечатают в ночь с субботы на воскресенье, забрать же готовые пачки можно будет в понедельник с утра, как обычно, из экспедиции.  

Типографию я покидал с чувством исполненного долга, одновременно предвкушая субботний пикничок.  

* * *  

Ну что тут долго рассказывать!  

В понедельник с утра, всё еще слегка очумелые от бурного общения с природой, мы столковались с первым же подвернувшимся частником и поехали за тиражом.  

Обычно «Звездочет» поджидал нас в экспедиции, в маленьком чуланчике без окон, среди прочих мелких заказов – 20 аккуратных перевязанных пачек по 500 экземпляров в каждой, что называется, нормальный груз двух ослов.  

Но сегодня сотрудница экспедиции повела нас почему-то в соседний – большой чулан, где указала на внушительный, до потолка, штабель пачек.  

– Забирайте свой «Звездочет»!  

– Да, но где же он?  

– Всё это и есть ваш «Звездочет», – был ответ.  

– Всё?! – мы с компаньоном ошалело переглянулись, думая, что происходящее нам мерещится.  

Но постепенно пришло осознание того, что случилось нечто исключительное, из ряда вон. Но что?  

Начальница экспедиции деловито растолковала нам, что всё в порядке, отпечатано, как мы и заявляли, 100 тысяч экземпляров газеты.  

Сто тысяч… Катастрофа! Но как такое стало возможным?!  

* * *  

Увы, произошло роковое стечение обстоятельств, то самое, которого при всем желании нарочно не придумаешь.  

Цепочка наших несчастий началась с того, что куда-то запропастилась «рубашка» заказа. В печатном цехе ее искали-искали и не нашли. А на часах уже поздний вечер, и пора запускать барабаны. В бухгалтерии ни души, и не у кого уточнить, какой тираж оплачен.  

Что оставалось делать им, работникам ночной смены?  

В объявленные в выходных данных 100 тысяч мастер, конечно, поначалу не поверил, ибо прекрасно знал, что все газеты завышают тиражи, к тому же он помнил, что «Звездочет» никогда не выпрыгивал за 10-тысячную отметку.  

Но, с другой стороны, мастера смутило слово «спецвыпуск», как и предвыборный анонс на обложке.  

Какие только чудеса не случаются перед выборами! Может, этот заказ проплачен кем-то из кандидатов? Мало ли.  

На собственный страх и риск в ночном цехе затеяли целое расследование. Начали с того, что позвонили домой Марии Алексеевне. Но наборщица, на беду, снова разругалась с мужем и ушла ночевать к какой-то подруге. Далее. Сотрудница, оформлявшая заказ, уехала на дачу. Не застали и нас с компаньоном.  

Отправились искать гранки и, к нашему несчастью, нашли их в столе Марии Алексеевны. И уж тут, конечно, петиция моего компаньона, да еще с витиеватой подписью, сняла все сомнения. (Нечего и говорить, что сей документик дальновидный мастер благоразумно спрятал в свой сейф. )  

Положение еще могло бы спасти отсутствие на складе типографии нужного количества бумаги на нашем счету. Ведь еще пару недель назад всей нашей бумаги едва хватило бы на выпуск 10-тысячного тиража.  

Но, увы! Видать, сам дьявол заставил нас поторопиться с покупкой этих двух рулонов…  

Они отпечатали все 100 тысяч экземпляров. Вся наша бумага, добытая ценой невероятных ухищрений, прошла через печатный станок прямиком псу под хвост.  

Сейчас эта продукция громоздилась перед нами. Бумага, сулившая нам год безоблачной жизни, в одну ночь, будто по издевке злого волшебника, превратилась в макулатуру! Да еще предстояло вытаскивать всю эту гору на собственном горбу!  

Так закончила свое удивительное существование астрологическая газета «Секреты старого звездочета». И не то обидно, что она пала жертвой тиражных игрищ, а то, что мы уничтожили ее, можно сказать, собственными руками.  

И звезды почему-то не предостерегли нас.  

АФРИКАНСКАЯ ЖАРА В СЕВЕРНОЙ ПАЛЬМИРЕ  

Вот хотите верьте, хотите нет, а происшествие это самое что ни на есть подлинное…  

1.  

Хотя наши умеренные и даже тяготеющие к северу широты и не избалованы солнцем, но исключения все-таки бывают.  

Вот и в тот год лето в Питере выдалось на редкость жарким. Да что там жарким, знойным! Прямо-таки африканским. Да еще без осадков.  

Выпадали такие денечки, когда птицы отказывались летать, асфальт плавился под ногами, а раскаленный воздух над реками и каналами струился и дрожал, превращая строгие очертания набережных в зыбкие миражи.  

Всё живое искало спасения от этого неистового пекла.  

По выходным город и вовсе словно вымирал. Иную улицу можно было пройти из конца в конец, не встретив ни единого прохожего.  

В один из таких дней, притом в час самого палящего зноя, неотложные дела вынудили меня предпринять некое пешее путешествие. Часть моего маршрута пролегала по набережной Обводного канала – от Московского проспекта в сторону Балтийского вокзала.  

Обманчивая близость водной артерии, отделенной от тротуара широкой мостовой, ни на йоту не приносила облегчения. Слишком много камня и асфальта было наворочено вдоль ее русла, этой стоячей, зеленоватой от скопления водорослей воды, забывшей, что такое шум проливного дождя.  

По левую руку от меня тянулась капитальная, с арочными чугунными вставками, высоченная заводская ограда, желтая, как пески Сахары.  

А впереди, в какой-то сотне метров, над тротуаром, по-прежнему безлюдным, нависала кирпичная громада Дома культуры. Сквозь толщу здания вел пешеходный тоннель, длинный и сумрачный, нагонявший обычно чувство смутного беспокойства. Но сейчас его полутемные недра казались мне спасительным оазисом, где хотя бы ненадолго можно укрыться от жгучих лучей.  

Помнится, в тот момент я вяло размышлял о том, что привычное название «Северная Пальмира» (а также «Северная Венеция», «Северная столица», «Северная жемчужина» и др. ) звучит на таком солнцепеке, по меньшей мере, иронично. В глубинах подсознания трепыхалось более подходящее для такой ситуации определение, но ухватить его «за жабры» никак не удавалось. По причине все той же одурманивающей жары.  

2.  

Подняв глаза, я увидел, что навстречу мне со стороны тоннеля движется молодой высокий негр в светлом летнем костюме.  

Что ж, встретить представителя темнокожей расы на питерской улице – не в диковинку. А по такой «африканской» жаре в этом чудилась даже некая символика.  

Удивительно было другое.  

Слишком уж неожиданно он появился. Будто материализовался из воздуха. Через тоннель он не проходил, это точно. Иначе я давно приметил бы его.  

За шаг до меня он остановился и вежливо поздоровался.  

Кивнув в ответ, я поинтересовался у парня:  

– Ну и как Северная Пальмира, припекает?  

В ответ он вскинул большой палец и на вполне сносном русском осведомился, той ли дорогой идет к метро.  

Я объяснил ему, где надо свернуть.  

Он поблагодарил и двинулся дальше.  

Тигель, вдруг понял я! Сегодня наш мегаполис следует уподобить огромному тиглю, этакой гигантской плавильне.  

Повернувшись, чтобы продолжить путь, я вдруг увидел рядом с собой трех молодых негров в джинсах и просторных цветастых рубахах. Они оживленно о чем-то спорили, энергично размахивая руками.  

Но ведь еще две-три секунды назад их не было на улице! Подобно фантомам, они тоже возникли из ниоткуда!  

Парни прошли мимо, будто и не заметив меня.  

Я посмотрел им вслед, и меня охватило предчувствие, что сейчас произойдет нечто невероятное, небывалое, экстраординарное. Вот сейчас, через мгновенье…  

3.  

И точно, я вдруг обнаружил, что нахожусь внутри пестрой, шумной, говорливой толпы африканцев! Молодые мужчины и женщины всех оттенков темной кожи – от эбонитового до бледно-сиреневого, все курчавые; одни в строгих деловых костюмах, другие в теннисках и джинсах, третьи в ярких национальных одеждах заполнили уже весь тротуар и продолжали прибывать невесть откуда!  

А где-то поблизости выбивал приглушенную дробь тамтам…  

Уж не стал ли я жертвой галлюцинаций, спровоцированных неистовой солнечной активностью?  

Но нет, вокруг меня были не фантомы, а живые люди. Я различал капельки пота на лицах. Похоже, африканцам тоже не сладко в такую жару. Среди девушек было немало хорошеньких. Их неподражаемая природная грация говорила сама за себя. Одни носили короткую прическу, другие, напротив, щеголяли множеством тоненьких, искусно заплетенных косичек…  

Из толпы меня не то чтобы не замечали, но определенно не удивлялись моему присутствию, хотя сейчас я был единственным «бледнолицым братом» в этой среде.  

А над Обводным каналом, над Варшавским мостом вибрировало и переливалось горячее марево, размывая контуры прилегающих зданий, придавая им нездешний облик.  

Мне чудились дворцы в мавританском стиле, пальмы, барханы, верблюды… Всё громче звучал тамтам… По дороге промчался красный автомобиль спортивного типа с откинутым верхом. За рулем сидела блондинка шоколадного цвета, а с заднего сидения на меня таращился крупный зеленый крокодил…  

Да что же это происходит?!  

4.  

Мне внезапно вспомнился роман американского фантаста Джека Финнея «Меж двух времен», читаный еще в юности.  

Там главный персонаж переносится в другую эпоху не в результате какого-либо уникального научного проекта, не с помощью пресловутой «машины времени», а исключительно усилием воли, «вживанием» в определенные обстоятельства.  

Может, и со мной случилось нечто подобное? Может, я тоже перенесся, только не во времени, а в пространстве? Телепортировался в один из уголков «черного континента»? Или же, напротив, африканский уголок чудесным образом сам перенесся сюда, к нам в Питер?  

Эту сумасшедшую мысль тут же подкрепило еще одно воспоминание.  

За несколько лет до этого, тоже летом, в августе, здесь же, в районе Балтийского вокзала, я уже переживал состояние «стрессового переноса».  

Хорошо помню, как в тот день я шел к вокзалу от улицы Циолковского.  

Когда открылся вид на печально известную улицу Шкапина, я, признаюсь, испытал шок. Ибо там шла война! Окна в домах были крест-накрест заклеены бумагой, повсюду громоздились кучи мусора и битого кирпича, а между «ежами» из сваренных рельсов перебегали автоматчики в гитлеровской форме. Да как же такое возможно?!  

Впрочем, в тот раз всё быстро разъяснилось.  

На Шкапина немецкие киношники снимали эпизоды фильма «Закат» о последних днях Третьего рейха. В своей благополучной Европе подходящего городского пейзажа для военных сцен они не нашли, а в Северной Пальмире – пожалуйста!  

Они-то и создали масштабные уличные декорации, пригласили в массовку несколько тысяч статистов.  

Да, но сейчас-то, на Обводном канале, никакого кино не снималось!  

5.  

Едва я вошел в пешеходный тоннель, куда не проникало коварное солнечное излучение, как «чары» начали рассеиваться. Слева от тоннеля располагался вход в дворик Дома культуры, откуда, собственно, и вытекала толпа. Там же красовался рекламный щит с объявлением, извещавшим о собрании землячества.  

Итак, это было традиционное мероприятие, момент окончания которого чудесным образом совпал с определенной фазой моего движения. Дворик сам по себе узковат, притом, что обзору препятствовала высоченная заводская ограда. Оттого и создавалась иллюзия, будто народ возникает из ниоткуда. Звуки, похожие на дробь тамтама, могли доноситься из расположенной неподалеку автомастерской. Пальмы и барханы – оптический обман. Ну, а зеленый крокодил в красном автомобиле был, надо полагать, надувным, резиновым, и мчался, очевидно, со своей белой, но дочерна загоревшей хозяйкой к какому-нибудь водоему…  

Всё находило свое реальное, логичное объяснение. Как и прежде, с «войной» на улице Шкапина.  

Но всё ли?  

А как же предчувствие того, что вот-вот свершится нечто необычное?  

И вообще, не слишком ли много сошлось совпадений?  

Такое впечатление, что кто-то направлял события по заранее подготовленному сценарию.  

Но зачем, с какой целью?  

Я и поныне не могу избавиться от ощущения, что на какое-то неуловимое мгновение передо мной открылась дверца на ту «кухню», где таинственный «повар» стряпает разного рода парадоксы.  

Открылась и снова захлопнулась.  

ПОЛУДЕННЫЙ ВЫСТРЕЛ, ИЛИ ПАРАДОКС ВРЕМЕНИ  

1.  

В 90-х годах я жил на Петроградской стороне, недалеко от Петропавловской крепости, и традиционный полуденный выстрел крепостной пушки слышался в моей комнате так громко, словно звучал в коридоре.  

Этот выстрел, между прочим, имел для меня и определенный практический смысл.  

В тот период режим моей работы требовал от меня выезжать из дома около половины первого дня.  

Таким образом, пушка как бы подавала мне сигнал готовиться в дорогу.  

Впрочем, в столь эффектном напоминании я не слишком-то и нуждался.  

Дело в том, что у меня чуть ли не с детства проявилась способность весьма точно ориентироваться во времени.  

Проще говоря, не глядя на циферблат, а лишь ненадолго сосредоточившись, я мог определить с погрешностью не более пяти – десяти минут, который сейчас час.  

Не могу объяснить, как это у меня получалось, но факт остается фактом.  

Так, обнаружив в разгаре трудового дня, что мои наручные часы стоят, ибо я забыл завести их с утра, я ставил стрелки по подсказке внутреннего голоса, и, хотите – верьте, хотите нет, ошибался крайне редко. Порой доводилось выигрывать пари на этот счет, безмерно удивляя случайных собеседников. Кое-кто из проспоривших считал даже, что я прибегаю к некоему фокусу, незаметно поглядывая на замаскированные часы. Но в том-то и штука, что никаких фокусов не было. Ведь не «фокусничают», к примеру, парфюмеры, которые воспринимают гораздо больше запахов, чем другие люди. Ну, а у меня имелся дар ощущать ход времени. Только и всего. Притом, что никаких особых преимуществ мне это не давало.  

Тем не менее, полуденный выстрел пушки служил мне надежной подстраховкой.  

И вот что характерно: обычно я предчувствовал готовившийся в крепости традиционный акт.  

За несколько секунд до выстрела, если только я не был занят чем-то очень важным, я замирал на месте и шептал про себя: «вот сейчас она бабахнет! »  

И точно, от Невы налетал тугой хлопок, а я приступал к своим сборам, отлаженным до мелочей.  

Эта размеренность, эта гармония соблюдалась изо дня в день.  

2.  

То памятное утро не выделялось из общего ряда ничем примечательным.  

Впрочем, наступавший день имел для меня несколько иное расписание, чем обычно.  

Незадолго до работы, в 12. 30., я должен был встретиться в центре города с одним человеком. Эта деловая встреча значила для меня очень много. Вдобавок, я знал, что этот человек отличается исключительной пунктуальностью и никогда не опаздывает даже на минуту, требуя такой же «королевской вежливости» от своих партнеров.  

Значит, сегодня мне надо было выйти из дома раньше обыкновенного.  

По моим прикидкам, минут через пять-семь после выстрела пушки.  

Ладно, никаких проблем.  

Запас времени у меня имелся достаточный.  

3.  

Я все еще хлопотал по хозяйству, когда над Невой раздался знакомый звук.  

Впервые в жизни выстрел Петропавловской пушки застал меня врасплох.  

Поначалу я решил даже: что-то упало в коридоре.  

Но нет, звук сигнальной пушки не спутаешь ни с одним другим!  

Да, это был он, полуденный выстрел!  

Однако же, на этот раз у меня не мелькнуло и тени предчувствия, что полдень наступил. Напротив, я готов был держать пари, что располагаю еще целым свободным часом. Вот и проиграл бы, сказал я себе. Похоже, сегодня мой внутренний хронометр дал сбой. Скорее всего, погрузившись в непростые размышления о предстоявшей встрече, я утратил интуитивный контроль за движением важнейшей космической категории. Оттого и возникла иллюзия «исчезнувшего часа», «провала во времени». Однако это означало, что мой весьма солидный «золотой запас» времени сжался до ничтожной величины, равноценной одному мгновенью.  

Машинально я глянул на свои наручные часы. Маленькая стрелка замерла на цифре «восемь». Как это случалось со мной довольно часто, я попросту забыл завести механизм с утра.  

Бросил взгляд на настенные часы; они стояли еще с прошлого месяца – закончился заряд батареек.  

Перевел глаза на будильник китайского производства, обладавший поистине таинственным ходом. Стрелки то убегали вперед на полчаса, то отставали ровно на столько же. Сейчас будильник показывал 11. 30.  

Впрочем, всё это уже не имело значения.  

Выстрел Петропавловской пушки – вот истинный питерский эталон точного времени, и этот выстрел информировал меня, что я катастрофически опаздываю на встречу, и на сборы у меня остаются считанные минуты.  

Одевшись в спринтерском темпе, я бросился к станции метро.  

Круглые настенные часы в вестибюле «Горьковской» показывали 12. 20.  

Меня по-прежнему не покидало ощущение пережитого «провала во времени».  

По эскалатору я бежал бегом, но всё равно опоздал на пару минут.  

Естественно, моего делового партнера, этого фанатика пунктуальности, на месте предполагаемой встречи не оказалось. Значит, ушел, эх! Что я теперь буду делать?  

В самом минорном настроении я отправился на работу.  

И уже там, к своему непередаваемому изумлению, узнал, что полдень-то еще не наступил!  

4.  

Вскоре выяснилось, что в тот день, 27 марта 1995 года, Петропавловская пушка по ошибке пальнула не в полдень, а в 11 часов утра. Редчайший случай!  

Вообще, когда привыкаешь к какому-либо явлению, которое протекает изо дня в день с предписанной регулярностью, то о возможности сбоя даже мысли не возникает.  

Вот и в моей голове даже не проблеснуло той элементарной догадки, что пушка может выстрелить не в свое урочное время. Поэтому я не поверил своим внутренним часам, которые упорно подсказывали мне, что не должно быть никакого «провала во времени». Психологически я настолько верил в непогрешимость «пушечного эталона», что, даже оказавшись в вестибюле станции метро, воспринял показания стрелок выверенных настенных часов, как 12. 20., хотя они внятно показывали на час меньше. Как говорится, не верь глазам своим.  

Увы, в тот день выстрел сигнальной пушки оказался вдвойне холостым.  

На встречу я всё равно опоздал, впрочем, особых последствий это не имело.  

Тогда же я отметил этот случай в своем дневнике, так что никакой путаницы с датами здесь нет.  

Но вот загадка: с той поры мой «внутренний хронометр» окончательно вышел из строя, я утратил способность угадывать, «который теперь час».  

Живу я теперь в другом районе города, где выстрел нашей сигнальной пушки, хоть и слышен, но не так громко.  

Но если удается уловить далекий хлопок, я всегда стараюсь удостовериться, что он не был преждевременным. И никогда не забываю завести к этому моменту все часы в доме.  

Такой вот «парадокс времени»!  

ТАЙНА «ЧЕРНОГО КВАДРАТА»  

1.  

Минувшим летом у меня гостил мой добрый старый знакомый из дальнего города, большой поклонник изобразительного и архитектурного искусства.  

Вдвоем мы обошли все памятные места Северной Пальмиры.  

Побывали и в Русском музее, куда, признаться, я давненько уже не заглядывал.  

Некоторые залы мой спутник проходил, не замедляя шага, иные полотна окидывал рассеянным взглядом, у других застывал на продолжительное время.  

Особенно долго он изучал две картины Казимира Малевича – «Черный супрематический квадрат» и «Автопортрет», датированный 1933 годом.  

Невольно его избирательный интерес отложился в моей памяти.  

Позднее, когда мы покинули музей и направились в сторону Инженерного замка, я все же полюбопытствовал, что именно привлекло гостя в «Черном квадрате».  

Его ответ прозвучал неожиданно:  

– Просто испытывал на прочность свою версию относительно того таинственного воздействия, которое это полотно оказывает на многих творческих людей.  

– Ясно, – кивнул я. – Первозданный мрак, потаенные глубины мироздания, конец старого искусства, беззвездная мгла над Россией…  

– Нет-нет, – отмахнулся он. – Моя теория – совсем иного свойства…  

И тут же, безо всяких настояний с моей стороны, он развернул передо мной эту свою теорию.  

Должен признаться, что я лично далек от тех дискуссий, что вот уже без малого целый век ведутся вокруг самого знаменитого творения Малевича. Но кое-что о «Черном квадрате» читать доводилось. И восторженные восхваления, и язвительную критику.  

Однако те выводы, о которых поведал мне мой друг, были для меня совершенно внове. Не припоминаю, чтобы встречал где-либо подобную точку зрения.  

Вот почему, поразмыслив позднее о нашей беседе, я отважился все же положить ее на бумагу, хотя бы в самых общих чертах.  

Не могу ручаться, что при вольном пересказе не обошлось без каких-либо неточностей, то это исключительно моя вина, и уж никак не моего гостя, чья эрудиция нередко меня озадачивала.  

2.  

– Для начала постараюсь обрисовать общий фон, – приступил к рассказу мой приятель. – Итак, к моменту создания «Черного квадрата» Малевич был далеко не юноша. По некоторым данным, кисть он впервые взял в руки в 11 лет. А в конце 1915 года, когда этот холст экспонировался на футуристической выставке, ему уже перевалило за 36.  

То есть, за плечами была четверть века творческого стажа, сотни полотен, эскизов, рисунков, набросков, причем, в разных жанрах и стилях. Многие картины художника отличались весьма насыщенной композицией, кропотливой выпиской деталей.  

Кстати, на той выставке, кроме «Черного квадрата», были представлены еще почти четыре десятка его работ.  

Вдобавок, обладая полемическим даром, он писал статьи и манифесты, выступал с докладами о новых веяниях в искусстве, о своем видении творческого процесса.  

В определенных кругах его имя уже пользовалось известностью, но в целом художник Малевич оставался «одним из равных».  

Многое изменилось после «Черного квадрата».  

Публика была столь шокирована небывалой дерзостью (в «красном углу», под потолком, где обычно вешали иконы в золоченом окладе, чернел «геометрический» рисунок), что пересудов об этом акте эпатажа хватило надолго.  

В тот же период, при благосклонности критики, автор получил широкую прессу, какой не имели его собратья по кисти.  

Прошло не так много времени, и Малевич стал европейской знаменитостью, а затем и мировой. Теперь он был уже не «одним из равных», а небожителем, гуру, авторитетом и классиком нового стиля в изобразительном искусстве.  

Именно благодаря успеху «Черного квадрата».  

Кстати говоря, новая власть не слишком-то его и зажимала, напротив, периодически выдвигала на различные руководящие посты.  

Даже в 20-30-е годы, когда советских художников, как и их полотна, выпускали за границу с немалым скрипом, у него состоялись выставки в Западной Европе – Берлине, Вене и, кажется, в Цюрихе.  

Правда, с начала 20-х он сам надолго отложил кисть в сторону, увлекшись теоретическими работами, но в конце того же десятилетия снова обратился к живописи.  

Теперь он больше трудился в реалистической манере, кроме того, создавал декорации для театра, разрабатывал эскизы костюмов.  

Некоторые работы этого периода хорошо известны: тот же «Автопортрет», который называют творческим завещанием мастера потомкам.  

Но всё равно, ни одно из последних полотен не могло и в малой степени сравниться по успеху с «Черным квадратом»…  

Выслушав друга до этого места, и ощущая некоторую разочарованность, я не удержался от реплики:  

– Спасибо, что напомнил о фактах биографии Малевича. Но в чем же тайна, в разгадке которой ты преуспел, простояв четверть часа у полотна?  

– Доберемся и до тайны, – улыбнулся он. – Но позволь мне продвигаться к ней последовательно.  

– Какие могут быть возражения!  

3.  

– Должен отметить, – продолжал мой спутник, – что Малевич отнюдь не являлся первооткрывателем самой идеи «Черного квадрата».  

Аналогичный по замыслу сюжет лет за двадцать до него воплотил на полотне француз Альфонс Алле – писатель, журналист, сатирик, художник, склонный к эксцентрике и абсурдистским выходкам. Он выступал даже на музыкальном поприще, написав «Похоронный марш для глухого покойника» – без единой ноты, разумеется.  

Что же касается жанра живописи, то одна из работ Альфонса Алле изображала тоже черный, только не квадрат, а прямоугольник, с более узкой светлой рамкой.  

Назывался этот, с позволения сказать, шедевр «Битва негров в глубокой пещере темной ночью».  

Он экспонировался на выставке «Отвязанное искусство», кажется, в 1893 году.  

Рядом висели другие картины Алле, отличавшиеся лишь цветом и, соответственно, названиями.  

Белая – «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежной буре».  

Красная – «Апоплексические кардиналы, собирающие помидоры на берегах Красного моря».  

Ну, и так далее.  

Но и Алле, кажется, позаимствовал саму идею у кого-то из своих соотечественников.  

– Между прочим, Малевич мог и не знать о предшественнике, – заметил я.  

– Скорее всего, так оно и было, – согласился мой приятель. – Ведь Альфонс Алле изначально задумывал свою галерею, как некую пародию на только-только входившую в моду эпатажность. То есть, тут прикол, хохма, въедливый выпад без каких-либо претензий на мировую славу. А пародии и хохмы, как правило, сиюминутны. Сегодня они у всех на устах, а завтра, глядишь, все о них уже забыли.  

Но, перефразируя Наполеона: от смешного до великого – один шаг.  

И этот шаг удалось сделать Малевичу.  

Скорее всего, неосознанно.  

Хотя и утверждают, что он вынашивал замысел «Черного квадрата» в течение пяти лет, а затем еще упоенно работал над этим полотном всё лето и всю осень (подумать только, лето и осень напролет! ), но, полагаю, тут мы имеем дело с очередным историческим мифом.  

Лично я склоняюсь к другой версии, которая тоже имеет широкое хождение.  

Малевич писал к выставке совсем другую картину, но, поняв, что не успевает к сроку, попросту закрасил ее, под влиянием внезапного порыва, черной краской.  

Вот так и родилась на свет «лучшая картина 20-го столетия».  

При этом, в процессе работы над «Черным квадратом», сам Малевич, похоже, не возлагал на этот холст никаких особых надежд, считал его проходным, делал наспех, ничуть не заботясь о последующей сохранности «на века». В результате уже всего-то через 14 лет, в 1929 году, один из администраторов Третьяковки обратился к художнику с просьбой написать копию «Черного квадрата», ввиду скверного состояния оригинала.  

– То есть, успех «Черного квадрата» никак не прогнозировался, а был всего лишь нечаянным подарком судьбы? – уточнил я.  

– Да, благодаря редчайшему стечению обстоятельств, всё как-то очень точно сошлось в едином фокусе. Тревожная обстановка в стране и мире, общественный интерес к принципиально новым веяниям в живописи, «красный угол» в зале для «Черного квадрата», само «роковое» название полотна, экзальтированный интерес к нему со стороны «продвинутой» критики и прессы… Словом, сошлись все пять элементов, необходимых для успеха.  

Признаться, я снова испытал легкое разочарование:  

– Стечение обстоятельств? Так это и есть твоя тайна «Черного квадрата»?  

– Нет, конечно! К тайне, если только здесь уместно это слово, мы только-только подступились.  

4.  

– Я не отношусь ни к восторженным почитателям, ни к яростным хулителям «Черного квадрата», – снова заговорил мой спутник. – Однако же следует признать, что это полотно отмечено особой печатью судьбы.  

Разве мало было в истории искусства эпатажных вещей, переживших шумную славу, а затем канувших в небытие?  

Но, посмотрите, геометрический рисунок Малевича и поныне, почти через век после его создания, не утратил своего загадочного магнетизма.  

Он признан не только бунтарями от искусства, но и мастерами академической школы, по крайней мере, какой-то ее частью.  

Как такое могло произойти?  

Почему творческие натуры и по сию пору находят в этом изображении, выполненном в максимально упрощенном стиле, проще уж некуда, некие многомерные глубины?!  

Вот и я какое-то время назад озадачился поисками внятного ответа, и постепенно пришел к неожиданным для себя выводам…  

Тут мой приятель выдержал должную паузу, после чего продолжал:  

– Талантливым натурам, как правило, свойственно здоровое, а нередко и болезненное честолюбие, стремление к творческому успеху, к славе.  

Да иначе было бы и странно.  

В самом деле, художник ли, писатель, композитор, архитектор, создавая что-то новое, всегда надеется на то, что его детище вызовет всеобщий интерес, заставит говорить и спорить о себе.  

Увы, слава – дамочка своевольная, капризная и, вдобавок, коварная.  

Она может обойти десятой дорогой того, кто, вроде бы, вполне ее достоин, кто трудится, не покладая рук, на своей творческой ниве.  

И напротив, слава может обласкать откровенного гуляку или лодыря.  

Перечитайте, не торопясь, историю «дружбы» Моцарта и Сальери, там кое-что об этом сказано.  

– Да, но какое отношение к этим рассуждениям имеет «Черный квадрат»? – вопросил мой друг и сам же ответил:  

– «Черный квадрат» – это материализованное воплощение нежданного и стремительного успеха, причем достигнутого крайне экономными, доступными средствами, без чрезмерного напряжения сил и в сжатые сроки!  

Мировая слава картины стала сюрпризом и для самого Малевича, но когда это случилось, он создал еще три копии, отличающиеся рисунком, фактурой, цветом и размерами.  

Кстати, то полотно, что мы видели в Русском музее, это вторая копия, самая большая по размеру.  

– Вторая копия? Этого я не знал…  

– Она написана в 1923 году. Оригинал и третья копия хранятся в Третьяковке, второй экземпляр – там, где мы его застали, а четвертый – в Эрмитаже. Причем, тот холст, что висит в Русском музее, создавался Малевичем не самостоятельно, а при самом деятельном участии его учеников.  

– Для копирования этой картины потребовалась помощь учеников? – снова удивился я.  

– Возможно, ему, как учителю, хотелось приобщить своих питомцев к собственной славе…  

Мы немного прошли молча.  

– Иными словами, ты полагаешь, – заговорил я, – что «Черный квадрат» – это своего рода «паровоз», посланный свыше, который вывез Малевича в особый мир, где царят признанные классики, и туда же последовательно доставил все его предыдущие и последующие работы?  

– «Паровоз»? Может быть… – подумав, он добавил: – Уверен, что всякий (или почти всякий) честолюбивый художник, пребывающий в обидной для него тени, мечтает написать свой «Черный квадрат». Вот смотрит такой непризнанный гений на всю эту «геометрию» и думает про себя: «А почему бы и мне не найти какой-нибудь неожиданный и, вместе с тем, простой и сильный ход? Ведь удалось же Малевичу! »  

И эта мысль придает художнику силы в его отчаянной борьбе за право быть услышанным.  

Да, «Черный квадрат» – это воплощение, но только не космического мрака, не вселенского зла, не конца искусства, как такового, и уж точно не беззвездной мглы над Россией. Это, если угодно, символ надежды, побуждающей талантливую личность к поиску новых путей в избранной сфере деятельности.  

В этом и заключается тайна позитивного воздействия на одаренных людей «простого геометрического рисунка»!  

– Надежды на успех? – уточнил я.  

– Да, на громкий, быстрый и полный успех! Иными словами, на всемирную славу.  

Пока мы шли до Инженерного замка, я размышлял, соглашаться ли мне с доводами моего приятеля, либо же пуститься с ним в казуистический спор.  

Но, вспомнив, что он – мой гость, счел за благо попросту деликатно переменить тему.  

ЛИСТАЯ ТЕЛЕФОННЫЙ СПРАВОЧНИК,  

ИЛИ «ЗАШИФРОВАННЫЙ» НОМЕР  

Как-то раз понадобилось мне позвонить из дома в наш питерский Союз журналистов, и я раскрыл толстенный телефонный справочник «Весь Петербург», благо, он оказался под рукой.  

Правда, фолиант сей был выпущен еще лет шесть назад, но я точно помнил, что необходимый мне телефонный номер в нем имелся.  

Вот только где его искать?  

В тематическом рубрикаторе позиция под названием «Союзы» отсутствовала.  

Ладно, обратимся к алфавитным страничкам.  

Увы, «Союзов» не было и здесь. «Соусы оптом» имелись, а вот «Союзам» места не нашлось.  

По здравому размышлению, мне следовало отодвинуть теперь справочник в сторону и обратиться к своей записной книжке, просто сняв ее с полочки компьютерного стола.  

Скорее всего, я так бы и поступил, если бы нежданно во мне не пробудилось смутное воспоминание, что год или два назад, когда я искал в этом же справочнике тот же телефон нашего союза, мне удалось сделать это далеко не сразу, но все-таки удалось. И, вроде бы, я был даже обескуражен логикой составителей. Но в чем именно заключался секрет поиска, в памяти не сохранилось.  

Так почему бы мне заново не разгадать этот маленький ребус?  

Раззадоренный охотничьим азартом, я снова углубился в источник, находившийся сейчас передо мной.  

Поищем на «Д» – «Дом журналистов»?  

Ведь что ни говори, а главный штаб нашего пишущего сообщества – это известное историческое здание в центре Петербурга, на Невском.  

Многие поколения ленинградских репортеров так и говорили: «Встретимся в Домжуре! »  

В «Домжуре», а не в «Союзе журналистов»!  

В справочнике различные «Дома» были представлены весьма широко – Дом актера, Дом кино, Дом композиторов, Дом офицеров, даже Дом ночного пребывания…  

«Ура! » – чуть было не воскликнул я, заметив знакомое сочетание.  

Но это был всего лишь Дом творчества Союза журналистов в Репино.  

Бог весть, сохранился ли он?  

Однако же у меня появилось ощущение, что курс взят верный.  

Может, надо искать на «Т» – «Творческие союзы»?  

Я уже в который раз лихорадочно перелистал справочник.  

Таковых вообще не имелось: вслед за «Татуировкой» расположились «Театральные агентства».  

Постой-ка, сказал я себе. Ты искал «Союзы» в «желтых страницах», но ведь есть еще «белые страницы».  

Я раскрыл вторую часть справочника и был вознагражден.  

Представленный здесь список «Союзов» оказался внушительным.  

Уж, наверняка, где-то тут скрывался объект моей охоты. Сейчас я его найду!  

Однако сразу же после «Союза животноводов-любителей» значился некий «Союз защиты».  

Именно между ними полагалось утвердиться «Союзу журналистов», но его не было и здесь.  

Я дважды или трижды изучил весь список от начала до конца с предельным вниманием, а вдруг что-то пропустил?  

Кажется, тут были представлены все союзы нашего славного города, кроме того единственного, чей телефон я сейчас безуспешно разыскивал.  

Справочник словно издевался надо мной. Ведь нужная мне строка в этой пухлой, в тысячу с лишним страниц книге имелась, да! Я точно помнил это. Вот только куда же она запряталась?  

И тут, наконец, на меня снизошло озарение.  

Я вспомнил, что на твердой корочке моего членского билета красуется надпись: «Санкт-Петербургский союз журналистов».  

Что, если, по логике составителей справочника, ключевым словом в этом названии является вовсе не «союз» и не «журналистов», а «санкт-петербургский»?  

Окрыленный новой надеждой, я пустился в погоню за номером-невидимкой с удвоенным энтузиазмом.  

Организации, чье название отпочковывалось от имени города, занимали в фолианте несколько страниц убористого текста.  

Я двигался от пункта к пункту в полной уверенности, что удача не за горами.  

Но, боже ты мой, когда после «Санкт-Петербургского союза дизайнеров» перед моими глазами возник следующий по списку «Санкт-Петербургский союз политологов», меня охватило беспредельное отчаяние, ощущение абсолютной беспомощности.  

В голове не бродило ни одной путной идеи.  

Ведь я испробовал уже все мыслимые варианты, перебрал все ключики, но разгадка этой рукотворной тайны не стала ближе.  

Некоторое время я недвижно сидел за столом, тупо уставившись в раскрытую страницу, тот последний рубеж, за которым для меня уже не оставалось каких-либо иных, известных мне, принципов построения справочной литературы.  

И вдруг мой блуждающий взор машинально выхватил из общей массы текста искомые слова, правда, с небольшим добавлением:  

«Санкт-Петербургский творческий союз журналистов»!  

Вот именно в такой последовательности.  

Нет, никогда, ни за какие коврижки не мог бы я самостоятельно додуматься до подобного алгоритма поиска.  

И всё же, как говорится, кто ищет, тот найдет.  

Между прочим, за названием в скобочках стояло 3-значное число, указывавшее на соответствующую позицию в главном алфавитном рубрикаторе.  

Что ж, интересно было узнать, в какой обобщенный список включена наша организация, и на какую букву ее следовало искать изначально.  

Оказалось, на «О» – «Общества любительские».  

Я-то, грешным делом, на протяжении более чем трех десятилетий полагал, что состою в профессиональном творческом союзе, ан нет, всего лишь в любительском обществе.  

Чего только не узнаешь, листая телефонный справочник!  

МОШЕННИКИ ЗА РАБОТОЙ  

Быть может, не каждый петербуржец уже и припомнит, что лет 15 назад, а то и ранее, нашу северную столицу буквально захлестнули волны уличного мошенничества. Порой и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на очередного афериста. Иногда возникало ощущение, что в городе высадился многочисленный десант профессиональных жуликов всех мастей. Действовали эти ловкачи изощренно, изобретательно, нагло, всякими способами выманивая деньги у прохожих, для которых подобные мини-спектакли были еще в новинку.  

Реагировать на все случаи уличного обмана и плутовства милиция не успевала. А может, и не стремилась к этому. Науку противостояния мошенникам рядовой электорат осваивал на собственном горестном опыте…  

БЕСПРОИГРЫШНЫЙ МЕТОД  

РАЗЫГРАНО, КАК ПО НОТАМ…  

Себя лично я всегда считал человеком наблюдательным, осмотрительным, и уж точно не лохом.  

Но…  

В ту пору на Московском проспекте, как раз напротив метро «Фрунзенская», бойко торговал небольшой продуктовый магазинчик.  

Вечером, по дороге домой, я нередко заглядывал в него.  

И вот однажды, едва я успел выйти из этой торговой точки, как рядом, у обочины, резко затормозил автомобиль.  

С переднего пассажирского сиденья выскочил некий молодой человек, поджарый, с пышной шевелюрой, в больших темных очках, и бросился ко мне, с умоляющим видом протягивая какой-то лист бумаги и экспрессивно жестикулируя.  

Не составляло труда догадаться, что это – глухонемой, а в руках у него схема с неким адресом.  

И этот человек, судя по его отчаянным жестам, весьма рассчитывал, что именно я разъясню ему, тоже жестами, где именно расположен нужный ему дом.  

Пока я вглядывался в примитивную схему, он подбадривал меня, похлопывая в дружественной манере по плечам и по груди, трогая за локоть, показывая куда-то за спину...  

Он очень, очень спешил, словно опаздывал на свидание с любимой девушкой!  

Наконец, обмен жестами завершился.  

Мой визави поблагодарил меня кивком за помощь и бегом вернулся в машину, которая тут же сорвалась с места.  

Я спокойно продолжил свой путь, но уже через несколько шагов оказался во власти смутных подозрений.  

Ощупываю внутренний карман пиджака, где лежали деньги – он пуст, молния расстегнута!  

Вот те раз! В безобидной ситуации, посреди оживленной улицы, я стал, неведомо как, жертвой уличных мошенников. Такое впечатление, что меня околдовали.  

Резко оборачиваюсь, но той машины уже и след простыл, притом, что я не заметил ни ее номера, ни даже марки.  

Однако, немного погодя, на меня снизошло некое озарение, в свете которого ясно вырисовался весь сценарий произошедшего.  

Очевидно, наводчик шайки находился внутри магазина, присматриваясь, чем народ расплачивается за покупки, и выбирая жертву.  

Почему он выделил именно меня?  

Денег-то у меня было немного, но все бумажки – мелкого достоинства, оттого и пачка выглядела внушительной.  

Вот тут-то наводчик явно дал маху.  

Тем не менее, следуя плану, он вышел из магазина чуть раньше меня и подал знак своим сообщникам, которые уже дежурили в автомобиле.  

Но как же мастерски действовал тот мошенник, что играл роль «глухонемого»!  

Я абсолютно не ощущал чужого проникновения в свой карман, как и того момента, когда жулик расстегнул молнию внутри.  

Но помню, что в моих глазах замерцали яркие звездочки на синем фоне, в ушах появился странный гул, а руки и ноги сделались словно ватные.  

В то лето Питер охватила настоящая эпидемия подобных происшествий.  

Пресса писала, со ссылкой на специалистов, что мошенники пользуются методикой кратковременного погружения сознания жертвы в гипнотический транс. Все эти похлопывания, прикосновения, мельтешение жестов были точно выверенным приемом.  

Но уже к осени волна жульнических трюков резко пошла на спад, а затем и вовсе прекратилась.  

По слухам, мошенники, сняв навар, покинули Северную Пальмиру, перебравшись в другие города.  

ТЕМНО-ВИШНЕВЫЙ «МОСКВИЧ»  

Минуло года три, а то и больше.  

Однажды я шел по набережной Обводного канала, приближаясь к Измайловскому проспекту.  

На этом участке, притом летом, да еще в субботу, прохожих – буквально наперечет (в тот период город еще не заполонили толпы гастарбайтеров).  

Из состояния задумчивости меня вырвал скрип тормозов.  

У обочины остановился темно-вишневый «Москвич», старенький и какой-то неухоженный.  

Его номерные знаки покрывал слой засохшей грязи.  

Странно, ведь над городом буквально накануне прошумели ливни…  

Смутная тревога побудила меня оглядеться по сторонам.  

Тротуар передо мной просматривался на добрых полкилометра в обе стороны, и был практически пуст.  

Да и транспорт проносился мимо лишь изредка, притом на большой скорости.  

Между тем, с переднего пассажирского сиденья «Москвича» выбрался этакий румяный колобок и, жестикулируя, устремился ко мне.  

В руках он держал расправленный лист бумаги.  

Память мгновенно напомнила мне об инциденте возле «Фрунзенской».  

Но сейчас проблема заключалась в том, что у меня имелась при себе значительная (по моим меркам) сумма денег, взятых в долг.  

Ради семейного благополучия я попросту не имел никакого права становиться жертвой уличных аферистов, которые определенно нацелились на мои карманы.  

Тем временем колобок подкатился ко мне вплотную и поднес к моему лицу схему, тыча пальцем в какую-то точку на ней.  

Рисунок был примитивный, в нижнем углу листа выделялся неясный полукруг кофейного цвета.  

Колобок принялся энергично жестикулировать.  

Его румяные щеки, забавно оттопыренные уши и ясные, чистые, немного навыкате глаза навсегда врезались в мою память.  

Он подступил еще ближе, его взгляд сделался мягким, почти ласковым.  

Следом он похлопал меня по плечу, затем по тому карману, где лежали деньги.  

В моих глазах засверкали яркие звездочки на синем фоне, волю сковывал поначалу легкий, но быстро крепчавший морок…  

И вдруг боковым зрением я увидел приближавшееся свободное такси.  

Я бросился на дорогу, чувствуя, что вырвался из коварной ловушки…  

ТОТ САМЫЙ «КОЛОБОК»  

Дня через три я возвращался с работы домой по лабиринту тех улочек, что тянутся от Технологического института к Обводному каналу и носят названия подмосковных городов.  

Обычно пешеходов там немного, да и автомобильные пробки – большая редкость.  

Я как раз миновал один из перекрестков, когда чуть впереди у обочины припарковался темно-вишневый старенький «Москвич».  

Неужели тот самый?!  

Последние сомнения отпали при виде выбравшегося наружу колобка – с его оттопыренными ушами и непорочными, слегка выпученными глазами праведника.  

Хорошо, что сегодня у меня с собой нет денег, мелькнула первая же мысль.  

В руках пучеглазый колобок держал ту самую схему с кофейным полукругом в нижнем углу.  

Он приближался с широкой, открытой улыбкой, словно увидел во мне давнего, отзывчивого друга.  

По идее, у аферистов должна быть прекрасная память на лица.  

Но этот тип явно не узнавал меня.  

А ведь с момента нашей последней встречи на набережной прошло всего три дня.  

Праведный гнев охватил меня.  

Да что же такого они нашли во мне?!  

Я щелкнул пальцами по его липовой схеме и раздельно произнес:  

«Не сомневаюсь, что вы меня хорошо слышите и отлично всё понимаете. Эта ваша карта, похоже, нарисована давно. Вдобавок, она приметная. Вот этот полукруг внизу – очевидно, след от чашки с кофе. И запомните главное – ваши чары на меня больше не действуют. Не приближайтесь ко мне! »  

С этими словами я пошел своей дорогой.  

Буквально следом темно-вишневый «Москвич» обогнал меня.  

Его номерной знак, как и в прошлый раз, был заляпан грязью.  

Но все же несколько цифр я различил.  

Так, на всякий пожарный.  

Еще немного, и автомобиль с мошенниками свернул за угол.  

Похоже, осечка ничуть не смутила охотников за кошельками.  

ОДИНОКИЙ ПРОХОЖИЙ  

Назавтра, примерно в то же время, я шел по Малодетскосельскому проспекту в сторону Фрунзенского универмага.  

Решив перейти с тротуара на тенистую аллею, я повернул голову направо, да так и замер от изумления.  

Ко мне подкатывал темно-вишневый «Москвич», в пассажире которого я узнал жулика с оттопыренными ушами.  

Очевидно, на этот раз мошенники тоже узнали меня.  

Водитель, явно собиравшийся тормозить, резко нажал на газ.  

Какое-то время я брел по аллее, испытывая легкое головокружение от абсурдности происходившего.  

Третья встреча за неполную неделю!  

Это уж слишком.  

Расскажи я кому-нибудь, разве мне поверят?  

Слава богу, что эти проходимцы всё же уехали.  

Уехали?  

«Москвич» замер на этом же тихом проспекте, метрах в 150-ти впереди, возле одинокого прохожего, который сейчас стоял спиной ко мне.  

Пучеглазый, импульсивно жестикулируя, уже охмурял его по своей методике.  

И вот я увидел, как бедняга прохожий, оказавшийся, надо полагать, под воздействием гипноза, сам выворачивает боковой карман своего пиджака!  

Нет, взирать равнодушно на столь наглое надувательство беспечного горожанина было невозможно.  

Эх, будь что будет!  

Я ускорил шаг.  

Однако не успел я пройти еще и половины разделявшего нас расстояния, как пучеглазый вернулся в машину, и та покатила дальше.  

Облапошенный прохожий проводил ее долгим взглядом, затем повернулся, и я увидел его лицо.  

Это был пенсионер весьма почтенного возраста, но его стройная, худощавая фигура говорила о сохранившемся запасе жизненных сил.  

Вид у ветерана был вполне спокойный.  

Несчастный старик!  

Он даже не догадывался, что его только что обобрали до нитки.  

КЛИН КЛИНОМ  

Я двинулся прямиком к жертве.  

«Послушайте, тот человек, что сейчас говорил с вами, – аферист, косящий под «глухонемого». Проверьте свои карманы! »  

Ветеран взглянул на меня с интересом:  

«Судя по вашей взволнованности, вы тоже попадались на их удочку? »  

«Было дело. Но давно. Однако теперь я научен горьким опытом, и от этой парочки сумел избавиться без потерь. – Тут я напомнил: – Всё же проверьте карманы! »  

«Это лишнее, – сощурился он. – То, что у меня было с собой, всё на месте».  

«Но я видел собственными глазами, как вас загипнотизировали, и вы сами вывернули вот этот боковой карман! »  

«Да я попросту надул плутишку», – хитровато улыбнулся он.  

«Надули опытного мошенника?!» – удивился я, приглядываясь к своему собеседнику внимательней.  

У него было загорелое, морщинистое лицо и рыжеватые волосы, еще не везде тронутые сединой, а в серых глазах светился ироничный ум.  

«Не такой уж он и опытный. Так, освоил два-три простейших приема и решил почему-то, что его фокус пройдет на ура. Знаете, что главное в профессии аферистов? »  

«Откуда же мне знать?!»  

«Могли бы догадаться, уж коли у вас есть опыт общения с этой публикой, – заметил он с тонкой усмешкой. – Главное – это безошибочно определить, есть ли у жертвы при себе деньги, и где они находятся. Расскажу вам один случай. Некоторое время назад в одном из городов средней полосы России задержали шайку ловких карманников-гастролеров. В людных местах – на вокзалах, автостанциях, рынках, – они вывешивали объявления якобы от имени администрации. Дескать, уважаемые граждане, будьте бдительны, в толпе орудуют профессиональные карманники, берегите свою наличность и ценности! Читая такое объявление, простые люди непроизвольным движением проверяли, на месте ли их кошелек. Это и нужно было наводчикам, которые сновали поблизости. А дальше – дело техники».  

«Любопытная история… Однако мне не вполне ясно, зачем вы выворачивали свой карман? »  

«Для вящей убедительности. Я ведь внушил ему мысль, что у меня с собой ничего нет, кроме расчески и шариковой ручки. Вот и карман вывернул. Он поверил и тут же ретировался. А деньги у меня лежали в другом кармане. Я ведь с почты иду, только что получил пенсию», – он запустил руку в другой боковой карман, достал оттуда тощую стопку банкнот, показал мне и снова спрятал.  

Признаться, этот необычный ветеран просто ошарашил меня своими откровениями.  

«Вы умеете внушать мысли отпетым мошенникам? » – не удержался я от вопроса.  

«Лишь в целях самозащиты, – туманно ответил он. – Скажу, не бахвалясь: я мог бы побудить его к выворачиванию собственных карманов. Но это не мой метод. – Тут же он переменил тему: – Ну, а вы? Какова история ваших отношений с этими голубчиками? »  

Я в двух словах поведал ему о своей эпопее.  

«Всё ясно, – кивнул он. – Эти «глухонемые» прекрасно знают, что рядовой человек, оказавшись с деньгами на улице, испытывает подсознательное чувство беспокойства. Вы, быть может, и не держались за карман, но, готов поспорить, что, в тот раз, на Обводном канале, этот господин с оттопыренными ушами быстро раскусил вас. Вы спасли свою наличность лишь благодаря прежнему опыту, собрав в критический момент волю в кулак. При второй встрече они, не сомневаюсь, узнали вас сразу же, но решили действовать напролом, рассчитывая на ваше кратковременное замешательство. Однако вы дали им понять, что расшифровали фокус, и они тут же потеряли к вам всякий интерес. Они ведь не грабители, а «честные» аферисты! Ну, а сегодня, видя вас поначалу только со спины, они приняли вас за неведомого прохожего. Когда же узнали ваше лицо, то продолжили свою охоту, нацелившись на другой объект – мою скромную персону».  

«Послушайте! – в волнении воскликнул я. – Давайте положим конец деятельности хотя бы этой шайки. В конце аллеи, на повороте, всегда дежурит постовой. Пойдемте прямо сейчас и всё ему расскажем! »  

«Это сплошная морока! – покачал головой мой собеседник. – К тому же у нас нет никаких доказательств. Ведь никто из нас двоих не пострадал от этой парочки. Да и не станет милиция заниматься такой ерундой, – выдержав паузу, он добавил: – А за солидарность – спасибо! Я оценил. И вот вам мой совет: если опять столкнетесь с мошенниками, то вообразите про себя четко, что никаких денег у вас с собой нет. Нет ничего, кроме какой-то мелочи и зажигалки. Думайте о зажигалке, о том, что она уже старая, и скоро надо будет ее менять. Это может помочь. Ну, а мне уже пора. Приятно было пообщаться»…  

НЕЖДАННЫЙ СЮРПРИЗ  

И всё же я вознамерился исполнить свой гражданский долг.  

Снова перешел в аллею и двинулся к Московскому проспекту.  

Ряд деревьев, справа от меня, заслонял собой пост гаишников.  

Но, по мере приближения к перекрестку, просветы между стволами делались всё шире, и, наконец, я узрел представителя власти.  

Он стоял не на углу, как обычно, а на тротуаре и задушевно беседовал с двумя гражданами мужского пола.  

В одном из них я мгновенно узнал ушастого. Второй – высокий, худощавый брюнет – был водителем «Москвича».  

Тут же стояла и их обшарпанная машина.  

Ее номерной знак по-прежнему был заляпан грязью, но гаишника это почему-то ничуть не волновало.  

Все трое общались между собой безо всякой жестикуляции и накоротке, как давние приятели.  

Слов разобрать было нельзя, но, судя по дружному смеху, пучеглазый только что рассказал остроумный анекдот.  

Теперь было ясно, почему мошенники столь безбоязненно разъезжали по тихим улочкам района.  

А чего не ездить, имея надежную «крышу»?  

* * *  

Тем не менее, с этого дня «глухонемые» аферисты куда-то пропали.  

По крайней мере, мне они не попадались более ни разу.  

То ли перебрались в другой уголок города, то ли, осознав, что примелькались, запустили какой-то новый сценарий «честного» отъема денег у населения.  

Не встречал я более и мудрого старика.  

А жаль! Я ведь даже его имени не спросил.  

Был ли это заслуженный специалист на пенсии, промышлял ли он сам в былые времена подобными методами, – до сих пор теряюсь в догадках.  

«ВЫПАВШИЙ КОШЕЛЕК» И СИСТЕМА СТАНИСЛАВСКОГО  

Подобно тому, как в театральном мире кипит постоянная работа по созданию оригинальных пьес, так и в мире мошенников, жуликов и аферистов безостановочно шлифуются всё новые способы «честного отъема денег у населения».  

И точно так же, как в театре, где только самое лучшее становится классикой жанра, здесь тоже существуют свои излюбленные «пьесы»…  

НАЖИВКА ДЛЯ ПРОСТАКОВ  

Жульнический спектакль под названием «Выпавший кошелек», многократно разыгрывавшийся на улицах северной столицы, как, впрочем, и других российских городов, требовал от задействованных в нем «актеров» весьма виртуозной игры, на уровне канонов системы Станиславского.  

Вкратце суть действа сводилась к следующему.  

В качестве жертвы, прямо на улице, среди мельтешения прохожих, двое мошенников выбирали, как правило, зрелого мужчину, который, по ряду примет, мог иметь при себе значительную сумму наличных.  

Следуя за ним на некотором отдалении, хитрецы дожидались благоприятного момента, когда на тротуаре, непосредственно вокруг «объекта», образовывался клочок свободного пространства.  

Вот тут-то и начиналось вполне театральное действо.  

Один из мошенников изображал страшно торопящегося куда-то человека, опаздывавшего то ли на поезд, то ли на свидание с любимой девушкой.  

На спринтерской скорости он обгонял «избранника», мастерски роняя тому прямо под ноги, как бы по легкомысленной небрежности, пухлый кошелек из своего заднего кармана.  

Потенциальная жертва от неожиданности замирала на месте.  

Этой паузы «бегуну» с лихвой хватало на то, чтобы исчезнуть из виду, растворившись ли в толпе, свернув ли в ближайший переулок.  

И вот ситуация: на асфальте перед «лохом» лежит чужой кошелек, приятной такой наполненности; беспечный владелец «сокровища» испарился неведомо куда; других очевидцев уличного происшествия, похоже, нет, поскольку никто из прочих прохожих так и не вник в эту мимолетную сценку.  

Как прикажете поступить?  

Рука уже сама тянется к счастливой находке, но не всё так просто!  

Выясняется, что нашелся еще один очевидец инцидента (надо ли объяснять, что им являлся сообщник господина «торопыги»? ).  

Пока «избранник» всё еще терзался сомнениями, этот второй мошенник, изображая, конечно же, добропорядочного рядового прохожего, без колебаний поднимал кошелек и раскрывал его.  

Ого! Тот туго набит «зеленью»! Хотя и вперемежку с отечественными рубликами. И – никаких документов, по которым можно было бы установить личность владельца.  

Свеженький «очевидец» вел себя решительно, но без наглости, выказывая полное уважение к своему невольному собрату по уличному эпизоду.  

Он ставил того в известность, что заметил краешком глаза, как владелец кошелька садился в такси, и значит, вряд ли уже вернется на это место, даже обнаружив пропажу. Мало ли где он мог «посеять» свой капитал! Нести же деньги в милицию, это все равно, что подарить их чужому дяде.  

«Слушай, друг, – задушевно-вкрадчивым тоном возвещал он, – если уж нам так подфартило, то давай разделим капусту по-братски, по справедливости, и разбежимся в разные стороны. Будем считать, что само небо послало нам этот подарок! »  

Если простак выражал согласие, это означало, что наживка проглочена.  

Далее действие перемещалось в ближайшую подворотню, где происходил процесс честного дележа «подарка фортуны».  

Но в тот самый момент, когда «лох» только-только успевал спрятать свою долю в карман, под аркой возникал, словно чёртик из шкатулки, истинный владелец кошелька. Кошелька, который всё еще оставался в руках у подельника.  

Владелец произносил краткий монолог, намекая, что кошелек, быть может, не утерян, а выкраден. Но это, мол, сейчас неважно, пусть ему вернут деньги, все до копейки! Иначе он будет вынужден позвонить брату-охраннику, который дежурит тут, поблизости.  

Второй «очевидец» беспрекословно подчинялся ультиматуму.  

Простаку не оставалось ничего другого, как следовать его примеру.  

Но инцидент всё еще не был исчерпан.  

Владелец, пересчитав деньги, вдруг заявлял, что тут не всё. Быть может, кто-то из «счастливчиков» припрятал часть своей доли? Он требовал, чтобы «сладкая парочка» вывернула свои карманы. Не то, мол, он немедленно позвонит брату-охраннику, с его пудовыми кулаками и взвинченной в результате недавнего ранения психикой, а тот приведет своих орлов в качестве группы поддержки…  

Сообщник снова подчинялся без спора, да еще советовал «лоху» сделать то же самое.  

Поневоле жертве приходилось предъявлять свою кровную наличность.  

Тут же выяснялось, что именно такой суммы и недостает в кошельке.  

Никакие доводы, никакие клятвы простака-прохожего не принимались в расчет, притом, что «очевидец» №2 чуть ли не открыто подыгрывал своему напарнику.  

В результате трудовые банкноты перекочевывали в портмоне главного мошенника.  

Через пару секунд оба «актера» исчезали неведомо куда, а облапошенному «лоху» оставалось лишь сетовать на судьбу-злодейку, жестоко посмеявшуюся над его радужными надеждами.  

И только позднее, вспоминая подробности этой фантасмагорической истории, наш простак начинал понимать, что стал очередной жертвой ловко разыгранного уличного мошенничества.  

СМИ ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ  

В Санкт-Петербурге этот способ наживы начал практиковаться с начала 90-х годов, пик же мошеннических представлений пришелся на 1993-й.  

В ту пору я работал в издательской фирме, выпускавшей ряд популярных еженедельников.  

И вот, с некоторых пор, наши сотрудники, один за другим, оказывались невольными участниками уличного спектакля «Выпавший кошелек».  

Надо сказать, что само это действо было тогда для большинства горожан в новинку, и оттого воспринималось многими даже с некоторым любопытством.  

Несмотря на это, никто из наших, по счастью, серьезных финансовых потерь не понес.  

Одни, в силу нравственных убеждений, категорически отказывались от дележа чужого добра, другие имели при себе столь ничтожные суммы, что финальный акт жульнического спектакля попросту терял всякий смысл.  

Случалось и так, что кто-нибудь из сотрудников рассказывал, как нынешним утром к его ногам «случайно» метнули кошелек, а уже тем же вечером аналогичный случай происходил с другим коллегой, из той же редакции.  

По моим подсчетам, через игру «Выпавший кошелек» прошли в общей сложности около десяти наших работников.  

В коллективе в тот период насчитывалось, вместе с рекламным отделом и техническим персоналом, несколько десятков человек.  

Таким образом, несложно подсчитать, сколь широко развернулись в городе мошенники, освоившие практику подбрасывания кошелька-приманки.  

В летнюю пору масштабы их деятельности зашкаливали за все разумные пределы. Шел, что называется, натуральный чёс.  

Жулики настолько обнаглели, что устраивали представления не только на подходящих для этого улицах, но даже на платформах метро!  

Характерно, что со стороны правоохранительных органов эти последователи великого комбинатора практически не встречали даже символического отпора.  

Надо полагать, перед нашей милицией в тот период стояли более неотложные задачи.  

На выручку горожанам, которых пытались облапошить буквально на каждом шагу, пришли СМИ – городские газеты и телевидение.  

Появились многочисленные публикации, волной прошли телепередачи, в которых на примере конкретных жертв раскрывалась технология этого неординарного обмана.  

Предупрежденное население стало проявлять больше бдительности, и улов мошенников резко пошел на спад.  

А спустя еще какое-то время, эти мастера-виртуозы, судя по всему, покинули северную столицу.  

ИГРА В КОШКИ-МЫШКИ  

После бума спектакля «Выпавший кошелек» прошло года полтора или около того.  

Как-то раз, летом, я отправился по делам в одну из редакций в центре города.  

Сошел на метро «Владимирская» и, пройдя к Стремянной улице, двинулся по ней в сторону улицы Марата, мысленно готовясь к разговору с редактором.  

Я приближался к Поварскому переулку, когда меня обогнал худощавый парень в облегающих джинсах, несущийся вперед, словно на крыльях.  

Вот он пружинисто подпрыгнул на какой-то выбоине, и от этого движения из его заднего кармана выпал тугой кошель, шлепнувшись в каком-то шаге передо мной.  

Всё произошло настолько естественно, что у меня, человека, осведомленного обо всех подробностях спектакля «Выпавший кошелек», в первый момент не промелькнуло даже тени подозрения.  

Скорее, подсознательно я все же приметил: на улице были и другие прохожие, но кошелек упал на тротуар так ловко, что увидел его один я.  

«Потерять» портмоне с такой неподражаемой точностью, это даже не фокус, не проворство рук, это, если угодно, элемент подлинного воровского искусства.  

«Молодой человек! – крикнул я вслед «бегуну», не прикасаясь, однако, к находке. – Вернитесь! Вы кое-что потеряли! »  

Куда там!  

Он резво, как на шарнирах, свернул в Поварской переулок, и был таков.  

«Послушайте, – раздался сбоку вкрадчивый голос, – этот растяпа уже убежал и не услышал вас».  

Я обернулся.  

Рядом стоял белобрысый, с челочкой, веснушчатый парень плотного телосложения.  

К этому моменту наваждение рассеялось окончательно, и я уже догадывался, в какую пьеску меня сейчас будут втягивать.  

И точно, всё развивалось по накатанному сценарию. Белобрысый раскрыл кошелек, издав радостный возглас: «Эге, да здесь тонна зеленых, не меньше! » Само собой, тут же он принялся зазывать меня в ближайшую арку для дележа.  

Сначала мне хотелось подвергнуть его своего рода психологическому тесту: объяснить, что механизм этой аферы мне хорошо известен, показать ему свое журналистское удостоверение, а затем посмотреть, не появится ли на его мордастых щеках легкая краска стыда.  

Но что-то во взгляде его маленьких поросячьих глазок подсказывало мне, что вопросы совести волнуют этого субъекта не больше, чем прошлогодний снег.  

А не поиграть ли мне с ним в кошки-мышки?  

«Уважаемый, возьмите эти деньги себе», – сказал я.  

«Как это – себе?! – забеспокоился он. – Мы же вместе их нашли. Значит, нужно поделить».  

«Нет, кошелек нашли вы, – возразил я. – Вы же подняли его с земли. На нем остались именно ваши отпечатки пальцев. А я, ввиду своей близорукости, вообще не заметил никакого кошелька. Думал, что это сложенный полиэтиленовый пакет. Так что оставьте находку себе, если хотите».  

«Я и сам ничего не заметил бы, если б вы не остановились, – нашелся он. – А раз так, то добычу пополам! »  

«Сказать по правде, принять ваше предложение мне не позволяет Заратустра», – ответил я, вспомнив один из аргументов незабвенного Остапа.  

«Чего-чего?!» – растерялся жулик.  

Я двинулся своим маршрутом, а он еще метров пятьдесят гарцевал сбоку, уговаривая меня на все лады.  

Ну, кто из честных искателей сокровищ проявил бы столько заботы о чужой выгоде!  

Однако этот пройдоха уже изрядно надоел мне. Пора было отвязываться от него.  

«Видите, – сказал я, – на перекрестке стоит гаишник. Давайте отдадим кошелек ему. Может, милиции удастся найти владельца? »  

«Менты попросту разделят эти бабки между собой, – со знанием дела воскликнул мошенник. – А нас назовут дураками! »  

«Зато спать будем спокойно», – парировал я.  

Выражение полного недоумения на его щекастой физиономии было мне маленькой наградой за мой собственный импровизированный спектакль.  

Кивнув ему на прощание, я двинулся дальше.  

В глубине соседней арки переминался с ноги на ногу худощавый парень в облегающих джинсах, тот самый, что «потерял» кошелек.  

Определенно, он ждал сигнала от сообщника.  

Могу представить себе их диалог.  

«Ну, и где тот «лох», которого ты разводил? »  

«Сорвался с крючка. В последний момент».  

«Вот, блин! Опять осечка. Столько работы, и всё без навару. Похоже, пора переходить на другие схемы»…  

В тот сезон мошенникам так и не удалось реанимировать на питерских улицах спектакль «Выпавший кошелек».  

Приятно осознавать, что в этом «актерском» провале есть и моя небольшая заслуга.  

Да, чуть не забыл!  

Так уж случилось, что в тот день никаких денег у меня с собой не было.  

Поэтому аферисты по любому остались бы с носом.  

Вот я и думаю, а может, стоило сыграть с ними в кошки-мышки до финального акта?  

ПРИЗНАНИЕ ЖРЕЦА МЕЛЬПОМЕНЫ  

Есть у меня в Москве хороший старый друг.  

Он вращается в театральном мире, всю сознательную жизнь был связан со сценой, в том числе, с известными столичными театрами.  

В былые времена мы частенько встречались, то в Москве, то в Питере.  

Однажды я рассказал ему о своем видении уличного спектакля «Выпавший кошелек», особо подчеркнув то обстоятельство, что талантливая игра занятых в нем «актеров» в какой-то момент едва не сбила меня с толку, хотя весь сценарий я знал заранее.  

Видно было, что у моего друга вертится на языке какой-то ответ.  

Как он ни крепился, но, наконец, всё же сделал любопытное признание:  

– Знаешь, а я ведь тоже влип однажды в похожую историю, вот только увяз в ней по самую макушку…  

Это произошло в тот день, когда с треском рухнула небезызвестная фирма МММ господина Мавроди.  

Как и многие другие столичные жрецы Мельпомены, я тоже вложил в МММ все свои сбережения, и вот остался у разбитого корыта.  

Настроение было отвратительным.  

Я понятия не имел, на что мне жить завтра.  

По счастью, нашелся человек, одолживший мне сумму, достаточную, чтобы продержаться пару недель.  

Упрятав эти заветные денежки в потайной карман своего пиджака, я шел по бульвару в пределах Садового кольца, всё еще сокрушаясь по поводу постигшей меня финансовой катастрофы.  

И тут кто-то легонечко потянул меня за рукав…  

Скажу сразу, уличный спектакль, в который меня начали втягивать, назывался иначе, не «Выпавший кошелек».  

Но сути это не меняет.  

Как и ты, дружище, я прекрасно осознавал, что передо мной отпетые мошенники, точно так же мне были известны все сюжетные повороты их игры.  

Мне ничего не стоило отшить их меткой театральной фразой и пойти дальше своей дорогой.  

Но, как человеку театра, мне вдруг стало любопытно.  

Я решил немного повременить: как только они сфальшивят, я на правах профессионала пристыжу их и сразу же уйду.  

Но случилось неожиданное: они играли гениально, а я сам всё глубже втягивался в эту иллюзорную игру.  

Краешком сознания я четко понимал, что все их действия направлены лишь на то, чтобы выцыганить у меня мои последние средства.  

Но как здорово они это делали!  

Эти мелкие жулики, явно не имевшие не то чтобы театрального, но даже обычного среднего образования, вели свои роли так, что и старик Станиславский, будь он жив, воскликнул бы: «Верю! »  

Мысленно я аплодировал им.  

Но одновременно, как-то незаметно для себя я поддался магии этого уличного спектакля, сам превратился невольно в его участника, и уже не смог вырваться из этого сладостного плена.  

Понимая, что делаю большую глупость, я, тем не менее, собственными руками, добровольно, вручил им всё то, что находилось в моем потайном кармане.  

До сих пор не могу понять, как такое могло случиться.  

Но что было, то было…  

– Впрочем, ведь и в театре ежедневно происходит нечто подобное, – добавил мой друг после паузы. – Зрители понимают, что на сцене идет вымышленное действие. Но если актеры великолепны, если интрига завораживает, если в зале царит приподнятая атмосфера праздника, то вымысел становится более реальным, чем повседневная скука.  

Я думаю, уличным мошенникам тоже известен этот секрет…  

ПО ЗАВЕТАМ ОСТАПА БЕНДЕРА  

КАК ХОРОША НОРВЕЖСКАЯ КЛЮКВА!  

В середине 90-х я работал в одной солидной редакции, которая размещалась в большом расселённом здании, недалеко от Сенной площади.  

Дом был, кажется, ещё дореволюционной постройки, и в нём, наряду с широкой парадной лестницей, имелся ужасно скрипучий, тоже старинный лифт.  

В доме обосновались еще несколько фирм, поэтому лифт почти безостановочно сновал вверх-вниз, однако никто из наших сотрудников им не пользовался, по той простой причине, что основные редакционные кабинеты находились на втором этаже.  

По соседству с нами, на этой же лестничной площадке имелась ещё одна, всегда запертая входная дверь, что вела в другое крыло здания, где помещения, судя по всему, пока не были сданы в аренду.  

В самом подъезде, как и на лестничных маршах, всегда происходило некое движение, но без излишней сутолоки.  

Каково же было моё удивление, когда в один из слякотных февральских дней, едва свернув в знакомую улицу, я увидел, что вдоль неё, держась ближе к линии фасадов, выстроилась гигантская очередь, головная часть которой, доступная моему зрению, сворачивает именно в наш парадный подъезд!  

Проследовав привычным маршрутом далее, я обнаружил, что очередь занимает и оба нижних марша лестницы, вплоть до площадки второго этажа, упираясь в ту самую, соседнюю с нашей редакцией дверь, которую я никогда не видел открытой.  

Но теперь всё изменилось, как по волшебству.  

На двери появилась отливающая золотом вывеска с названием фирмы, табличка с указанием часов приёма, а также целая россыпь каких-то объявлений. Сама же дверь то и дело открывалась, впуская внутрь очередников по одному и выпуская тех, кто, видимо, уже побывал на приеме.  

Вскоре по редакции пронёсся слух, что нашими соседями стали фирмачи, которые набирают рабочую силу для осеннего сбора клюквы в Норвегии.  

При этом завербованным гражданам гарантировался совершенно умопомрачительный доход.  

Правда, при оформлении бумаг требовалось сделать некий, далеко не символический взнос, который, впрочем, устроители акции обязывались вернуть в случае какой-либо накладки.  

Выяснилось также, что фирма «по клюкве» заблаговременно дала серию рекламных объявлений в местных СМИ, и вот народ откликнулся на зов, да ещё как!  

Сама по себе, акция представлялась перспективной.  

Всем было известно, что Норвегия занимает одно из первых мест в Европе по уровню жизни населения, и что сами норвежцы давно уже не выполняют «чёрной» работы, перепоручив её гастарбайтерам.  

Клюкву, весьма важный компонент норвежской кухни, собирают на тамошних болотах тоже гости из ближнего зарубежья.  

Но кто бы мог подумать, что желающих заняться этой работой окажется так много среди жителей нашего мегаполиса!  

Время шло, уже и солнышко начало припекать, а очередь к нашим соседям становилась лишь длиннее и плотнее, так что мы, несчастные сотрудники редакции, с трудом протискивались к своей двери.  

Как-то раз в редакцию заглянул один из наших авторов. Он привёл с собой родственника, успевшего оформить договор на поездку в страну фьордов для сбора клюквы.  

В нашем коллективе работал в то время опытный юрист по имени Владимир, и гость обратился к нему с просьбой дать оценку документу.  

Пробежав глазами текст, Владимир ответил без колебаний, что бумага эта не имеет никакой юридической силы, и обратил внимание на то, что в договоре не указаны конкретные сроки работы.  

Между тем, народ продолжал осаждать «клюквенную» контору в надежде на богатые заработки. Люди приходили семьями, приводили знакомых и соседей, занимали очередь с раннего утра, писали номерки на ладонях...  

По самым скромным прикидкам, на сбор норвежской клюквы записались десятки тысяч граждан обоего пола.  

Это столпотворение в нашем подъезде продолжалось всё лето и даже перекинулось на осень.  

Уже настала пора сбора клюквы на своих, родимых болотах, а известий о том, что в Норвегию отправили хотя бы первую группу добровольцев, что-то не поступало.  

Зато начали приходить нервные люди, подписавшие договор ещё в феврале, с требованием дать им разъяснения, но милые барышни, что вели учёт, выпроваживали буянов ласковыми словами.  

А затем фирма куда-то исчезла. Испарилась в одну ночь!  

Вечером ещё функционировала в привычном режиме, а утром уже – тю-тю.  

Вывеска с двери тоже пропала, а сама дверь снова была на крепком запоре.  

Но люди ещё долго продолжали приходить: одни, чтобы записаться в число сборщиков, подразумевая, очевидно, следующую осень; другие, дабы получить обратно свои денежки.  

Надо ли объяснять, что все они уходили, не солоно хлебавши.  

Но, погодите, это ещё не вся история!  

Через несколько месяцев «клюквенная» фирма опять возникла из небытия, но теперь уже для того, чтобы вернуть деньги своим клиентам.  

Опять на лестнице стали выстраиваться очереди, хотя и не такие длинные, как прежде.  

Так может, всё было честно, недоумевали мы. Может, фирма действовала по закону, но вмешались какие-то форс-мажорные обстоятельства? Вернули же они деньги.  

Наш юрист Владимир разъяснил нам всю наивность наших рассуждений.  

Во-первых, дельцы «от развесистой клюквы» возвращали не всю сумму, а только её часть, что, между прочим, было обговорено одним из пунктов договора (в самом низу, мелкими буковками). Во-вторых, по разным причинам за возвратом обратились далеко не все из тех, кто вносил деньги.  

Но главный приём заключается в том, особо подчеркнул Владимир, что устроители этой грамотно рассчитанной карусели смогли в течение целого года прокручивать крупную наличность в валюте.  

В конечном итоге, мошенники положили себе в карман приличный куш и при этом остались чисты перед законом.  

«ВОЛШЕБНЫЙ» ХОЛОДИЛЬНИК  

Случай, о котором пойдёт речь ниже, произошёл летом 2001 года в общежитии одного из питерских вузов, где училось немало студентов из стран Африки и Азии.  

Мошенничество это, о котором мне рассказал знакомый, заслуживающий доверия, носило столь уникальный характер, что поначалу я посчитал его мистификацией либо придуманной кем-то байкой. Но позднее довелось услышать о той же истории из других источников, включая криминальный обзор ведущего телеканала и передачу питерской радиостанции. Это позволяет предположить, что афера действительно имела место.  

Я сразу же коротко записал её сюжет, и теперь излагаю его в общих чертах.  

Итак, двое чернокожих представителей африканского континента свели знакомство с группой индийских студентов, проживавших в том же общежитии.  

В один прекрасный день эти африканские ребята под большим секретом поведали своим индийским собратьям по учёбе, что у них есть «волшебный» холодильник, который удваивает оставленные в нём деньги.  

Положил в морозилку с вечера один бакс, а утром берёшь уже два. Оставил десятку, взял двадцать, ну и так далее.  

Слушатели долго с недоверием покачали головами, а затем поинтересовались: нельзя ли проверить «волшебство» на практике?  

Почему же нельзя?! Ради таких замечательных парней очень даже можно.  

Тем же вечером в холодильник была помещена стодолларовая купюра, переданная индийцами.  

«Волшебство» состоялось! Утром из морозилки были торжественно извлечены две сотенные бумажки!  

Понятно, что у представителей знойной Индии разгорелся аппетит.  

Целый день они бегали по знакомым, занимали, где можно, и к вечеру собрали 6тыс. долларов, которые выложили на стол перед владельцами чудесного холодильника.  

Те ответили, что их агрегат обладает такой магической силой, которая способна удвоить и эту крупную сумму, однако процесс займёт не менее трёх суток. Причём, в течение этого периода заглядывать в холодильник нельзя, иначе таинство не состоится.  

Что ж, индийцы охотно согласились потерпеть.  

Но когда ровно через трое суток они принялись настойчиво стучать в заветную дверь, то выяснилось, что африканцы покинули общежитие еще позавчера, находясь в весёлом расположении духа.  

Нашли запасной ключ и всё же открыли комнату.  

«Волшебный» холодильник стоял на месте.  

В морозильнике не было ничего, кроме налёта инея.  

Осознав, наконец, что их элементарно кинули, жертвы бросились за помощью в милицию.  

Сотрудник, беседовавший с ними, поинтересовался, знакомы ли они со сказкой про Буратино?  

Нет, этой сказки они не читали. Но обещали обязательно прочитать.  

По некоторым сведениям, африканцев всё же задержали. Те упорно стояли на том, что они – кристально честные ребята, и что холодильник действительно был «волшебным», но вдруг «испортился». Никаких денег при них не оказалось.  

По мнению экспертов, мошенничества подобного рода удаются довольно часто. Их изюминка в том, что жулики сначала сами тратят какую-то сумму, чем и добиваются расположения со стороны простодушных клиентов. Принцип «чтобы заработать, надо сначала потратить» совершенно чужд психологии рядового обывателя. Потому-то его и ловят с такой лёгкостью на элементарную наживку.  

БОЙКАЯ ПРОДАВЩИЦА  

Да простят меня честные работники прилавка, но всё же замечу, что, пожалуй, нигде не мошенничают так много, как в розничной торговле.  

Существует несметное количество способов и приёмов, с помощью которых нечистые на руку продавцы обвешивают и обсчитывают нашего брата, покупателя, при каждом удобном случае.  

Дабы не растекаться мыслию по древу, рассажу лишь одну поучительную историю, проходившую фактически у меня на глазах.  

Неподалеку от моего дома до сих пор функционирует небольшой базарчик.  

Лет 15 назад на его территории открылся крохотный, на одно рабочее место, колбасный магазин от известного и уважаемого мясокомбината.  

Отпускала товар бойкая, говорливая продавщица средних лет и самой обычной наружности.  

Ее общительный нрав пришёлся по сердцу постоянным посетителям базарчика, основную часть которых составляли пенсионеры из окрестных домов.  

Вдобавок, и цены в новой лавке были божескими, так что с некоторых пор здесь всегда выстраивалась очередь.  

Магазинчик был настолько тесен, что в нём помещались одновременно не более пяти-шести покупателей, остальные же ждали своей очереди у крыльца.  

В предпраздничные дни здесь нередко скапливалась целая толпа человек в двадцать.  

Но и в будние дни эта торговая точка не пустовала.  

Знаю об этом не понаслышке, ибо и сам регулярно похаживал за покупками на удобно расположенный базарчик.  

Но вот, начиная с определённого момента, народ стал примечать, что бойкая продавщица беззастенчиво обсчитывает и обвешивает свой доверчивый контингент.  

Пользовалась она одним из наипростейших приёмов торгового мошенничества.  

Весы в её тесной каморке были установлены таким образом, что покупатель, только что рассчитавшийся и укладывавший товар в сумку, загораживал собой стрелку.  

Между тем, бойкая продавщица не делала пауз и уже обслуживала следующего покупателя, который со своего места при всём желании не мог контролировать показания весов.  

Когда, наконец, он придвигался к прилавку, стоимость покупки уже была озвучена, и ему оставалось верить ей на слово.  

Этот мошеннический приём, классифицированный как «весы, установленные сбоку», был не единственным в арсенале бойкой продавщицы, но применялся чаще других.  

Владела она и технологиями, известными как «бросок на весы», «палец на чаше» и т. д.  

Ну, ладно бы, обсчитывай она понемногу.  

Но дамочку настолько обуяла страсть к наживе, что она утратила всякое чувство меры, просто слетела с катушек.  

Была в ту пору в ассортименте магазина колбаса ценой ровно сто рублей за килограмм.  

Наша бойкая продавщица, взвесив кусок, недотягивавший до полкило, без стеснения требовала за него 60, а то и все 70 рублей.  

Тут уж самый тупой тугодум начинал понимать, что ему дурят голову.  

Ну и какой же была реакция?  

Находились отдельные «крохоборы», которые указывали продавщице на её «ошибку».  

Тогда она театрально всплескивала руками, восклицала с убитым видом: «Ох, совсем я сегодня какая-то заторможенная! » и судорожно делала перерасчёт.  

Нет, скандалов, по большому счёту, не происходило.  

Основная часть покупателей – пенсионеры из соседних домов – выразили свой протест тем, что объявила колбасной лавке бойкот.  

Очередь к магазинчику ещё поддерживалась какое-то время за счёт случайных посетителей рынка, но и те заглядывали сюда всё реже.  

Столпотворение у крыльца отошло в прошлое.  

Уже и появление одиночного покупателя становилось событием.  

Иногда, томясь от вынужденного простоя, бойкая продавщица выходила на крыльцо, нервно курила и повторяла с удивлением: «Где же мои покупатели?! Куда они подевались?! Не пойму, что случилось? »…  

А покупатели-то не улетели на Марс, они все были здесь, просто обходили её лавку стороной.  

Ещё через какое-то время эту торговую точку вообще закрыли по причине нерентабельности.  

СЕКРЕТ ПОЧТОВОГО ЯЩИКА  

Уверен, что если бы об этой уловке знал великий комбинатор, то он непременно включил бы её в свой арсенал «честных способов» отъёма денег у населения.  

Человек, практиковавший эту уловку на протяжении весьма длительного времени, и поныне остаётся моим добрым приятелем, поэтому выведу его здесь под псевдонимом С.  

Дело было на рубеже 90-х годов.  

В ту пору, на сломе исторических эпох, начиналось великое переселение народов СССР.  

Многие из тех, кто хотел перебраться из глубинных районов единой тогда страны в Ленинград, ещё продолжали наивно верить в чудеса. Они не сомневались в существовании добрых, простодушных бабушек, которые остались на старости лет в одиночестве в своих просторных ленинградских хоромах, и, якобы, горели желанием переехать в какой-нибудь тихий, провинциальный городок, в маленькую отдельную квартирку, за чисто символическую доплату.  

Вот на этих-то беспочвенных мечтах, на этой слепой вере в чудо и решил сыграть С.  

Первым делом он отправился в район ленинградских новостроек, прихватив с собой маленькую баночку белой масляной краски и кисточку. Осмотревшись, выбрал огромный, многоквартирный дом, который только-только начал заселяться.  

В крайнем подъезде, как и во всех других, висели новенькие почтовые ящики в виде этаких блоков.  

Квартир в подъезде было меньше, чем ящиков внизу, часть которых оставалась, таким образом, бесхозной.  

Выяснив, какая из квартир является в сквозной нумерации последней, С. написал белой краской на одном из свободных почтовых ящиков номер следующей по счёту, несуществующей, виртуальной квартиры.  

Затем он отправился в обменное бюро на Сенной площади и выписал уйму адресов иногородних граждан, желавших переехать в северную столицу.  

Вернувшись домой, он засел за жалостливое, слёзное письмо от имени некой старушки, которая в силу обстоятельств якобы осталась одна в большой квартире. Сырой ленинградский климат ей противопоказан, как и несмолкаемый городской шум, поэтому она мечтает обосноваться в каком-нибудь тихом уголке. Она согласна на любые уступки, лишь бы помогли с переездом. Одна беда: сначала ей нужно пройти курс лечения, а это, увы, дополнительные расходы. Пенсия же у неё маленькая, как тут быть! Нельзя ли помочь бедной, старой бабушке и выслать немного денег? Лучше прямо в конверте, а то ей тяжело ходить на почту. А уж как только она поправится, то сразу подпишет все документы на обмен.  

Отредактировав основной вариант, С. принялся строчить многочисленные копии, после чего разослал эти послания по выписанным адресам.  

Уже через неделю начали приходить ответные письма, оседая в «хитром» ящике.  

Никаких кодовых замков в ту пору в помине не было. Заходи в любой подъезд, как к себе домой.  

У почтальона же и мысли не возникало, что один из ящиков тут лишний.  

Не задумывались о том и новосёлы, у которых были более животрепещущие проблемы.  

С. оставалось лишь регулярно наведываться в «свой» подъезд и собирать урожай, оказавшийся даже богаче, чем он рассчитывал.  

В этот период он трудился, как пчёлка.  

Кроме походов к почтовому ящику, периодически наведывался в бюро обмена, выписывал новые адреса, а все вечера посвящал написанию писем «от больной старушки».  

В критический момент сменил «бабушкин» адрес, присмотрев такой же дом-новостройку в другом районе города…  

«Мой метод оказался весьма продуктивным, – признался С. – В тот нелегкий период я жил безбедно, мог многое себе позволить. Узнал немало интересного из тех ответных писем, что адресовались «бабушке». Но после развала СССР в обменном процессе появились новые нюансы, и мне пришлось искать другие источники дохода».  

БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ  

КУРОРТНЫЙ «РОМАН»  

ГРАЦИОЗНОЕ СОЗДАНИЕ  

Довелось мне однажды снимать дачу под Сестрорецком, в Тарховке.  

Поселок этот примечателен тем, что расположен на сравнительно узком перешейке, подступая одной стороной к озеру Разлив, другой к песчаному берегу Финского залива.  

Летом, особенно в жаркие дни, здесь яблоку негде упасть.  

Моя дача находилась рядом с озером, но почти ежедневно я бывал и на море.  

Путешествие прогулочным шагом от берега озера до пляжа на морском побережье занимало едва ли четверть часа.  

Правда, имелось на этом пути беспокойное, притом двойное препятствие: надо было пересекать сначала ветку пригородной железной дороги, затем параллельную ей ленту выборгской автотрассы.  

Электрички-то ходили нечасто, зато автомобили проносились сплошными потоками.  

И тут уж не зевай!  

Не знаю точно, как обстоят дела сейчас, но в ту пору на этом участке не было ни светофора, ни «зебры»; транспорт мчался, не снижая скорости; так что перебегать бетонку всякому пешеходу-отдыхающему приходилось на собственный страх и риск.  

Как-то раз, возвращаясь с морского пляжа, я обратил внимание на группу из трех коз, что мирно паслись на лужайке перед рощицей.  

Две из них были взрослыми особями. Крупные, черно-белой раскраски, посаженные на длинную привязь, они не выделялись ничем примечательным.  

Зато третья, совсем молоденькая козочка, резвившаяся безо всяких пут, напоминала живую статуэтку.  

Это было очаровательное создание, совершенно белоснежное, с густой ровной шерсткой, с блестящими глазёнками-бусинками и изящно отогнутыми назад, вполне уже сформировавшимися рожками.  

Ее высокую шею перехватывала кокетливая розовая ленточка, на которой мелодично позвякивал медный колокольчик.  

Именно таких грациозных козочек обожают выводить в своих фильмах аниматоры-сказочники.  

А еще мне подумалось, что точно такая же прелестная козочка, с глянцевитой чистой шерсткой, была у «колдуньи» Эсмеральды из романа Гюго «Собор Парижской богоматери».  

Я протянул ей на ладони остатки бутерброда с сыром.  

Она аккуратно слизнула угощение, затем посмотрела на меня в упор своими доверчивыми черными глазенками.  

– Извини, больше нет, – развел я руками. – Но завтра принесу еще, договорились? Жди на этом же месте!  

И вот какая штука: козочка кивнула в ответ!  

Или мне только показалось?  

ВСТРЕЧИ НА ЛУЖАЙКЕ  

Назавтра, собираясь на пляж, я прихватил и особый бутерброд с сочными листьями капусты – специально для новой приятельницы.  

Козочка, еще издали завидев меня, помчалась вприпрыжку навстречу, а затем, отдав должное лакомству, благодарно потерлась о мою ногу.  

С того дня так у нас и повелось.  

Стоило мне появиться на гравийной дорожке, что вела к пляжу, как со стороны лужайки ко мне стремглав неслась моя козочка, звеня своим колокольчиком.  

Когда же после купания я возвращался на дачу, козочка провожала меня до соседнего с лужайкой двора, где мы и прощались.  

Тем временем, срочные дела заставили меня вернуться в город.  

Пока я их улаживал, лето закончилось.  

Бывает, что и весь сентябрь выдается в Питере «золотым».  

Но в тот год погода быстро испортилась: похолодало, полили затяжные дожди.  

ПРОВОДЫ ДАЧНОГО СЕЗОНА  

В Тарховку я приехал еще раз лишь затем, чтобы забрать свои вещи.  

По дороге нет-нет, да и мелькала мысль: «Как там моя козочка? »  

Уложив сумки, я приготовил бутерброд с капустными листьями и отправился знакомым маршрутом, чтобы попрощаться с благословенным прибрежным уголком, а заодно и со своей четвероногой приятельницей.  

Увы, лужайка была пуста. Березовую рощицу уже тронуло первым золотом, а камышовые заросли и вовсе пожухли.  

Море лежало серое, как свинец, настолько плотно сливаясь с такими же серыми тучами, что линия горизонта совершенно размывалась.  

Тарховский пляж опустел. Лишь две-три парочки да несколько собачников со своими питомцами неторопливо прогуливались по песчаным отмелям, вдыхая целебный морской воздух.  

Окончание дачного сезона, предвещающее недалекие уже и долгие холода, всегда навевает грусть.  

Постояв немного у линии прибоя, я беззвучно свершил некий прощальный обряд и повернул обратно.  

В самом конце безлюдной сейчас улочки проглядывал отрезок выборгской трассы, по которой непрерывным потоком проносились в обоих направлениях легковушки, автобусы и фуры.  

Я уже миновал мокрую от недавнего дождя лужайку, когда кто-то довольно бесцеремонно ткнул меня сзади в бок.  

ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА  

Я резко обернулся.  

Передо мной стояла она, белоснежная козочка, с тем же медным колокольчиком на ленте!  

Откуда она появилась, ума не приложу.  

Впрочем, это было уже неважно.  

Такая радость исходила от этого дивного создания!  

Такой восторг светился в ее круглых блестящих глазках!  

Да и я, сказать по правде, был растроган нежданной встречей.  

Погладив ее по чистой шерстке, я угостил козочку припасом, ласково поговорил с ней, при этом у меня складывалось впечатление, что она понимает каждое мое слово…  

Наконец, я попрощался с ней, велев идти домой.  

Ну, вот, кажется, и всё…  

Однако, пройдя с десяток шагов, я обнаружил вдруг, что козочка идет рядом.  

– Решила проводить меня? Ладно, но не дальше соседнего двора, договорились?  

Соседний двор остался позади – козочка продолжала уверенно переступать копытцами.  

– Эй, надеюсь, тебя не потеряют дома? Хорошо, до следующей калитки, и ты возвращаешься, согласна?  

Тщетно я взывал к ее здравому смыслу! Калитка за калиткой, дом за домом оставались позади, а моя спутница и не думала поворачивать назад.  

Вот уже и выборгская трасса.  

Как нарочно, транспорт проносился мимо двумя бешеными встречными потоками.  

Я перевел взгляд на козочку.  

Она сосредоточено смотрела вперед, туда, за дорогу, определенно намереваясь сопровождать меня и дальше!  

СЦЕНКА НА ОБОЧИНЕ  

– Послушай, будь умницей, иди домой, – попросил я.  

Никакой реакции.  

– Ступай домой! – повторил я уже строже.  

Ни звука в ответ.  

Что делать?! Не вести же ее через трассу.  

Подняв с земли брошенный кем-то прутик, я легонечко стеганул ее по боку:  

– Иди к хозяйке! Довольно!  

Лучше бы я этого не делал!  

Она посмотрела на меня глазами, полными скорбной обиды, затем, пятясь, отступила назад.  

То, что произошло через миг, повергло меня в изумление.  

Низко нагнув голову, козочка бросилась вперед.  

В каком-нибудь метре передо мной она с силой оттолкнулась от земли и, высоко подпрыгнув, почти воспарив, крепко ударила меня своими рожками в грудь.  

От неожиданности я едва удержался на ногах.  

Она же, отбежав, разогналась снова и, не давая мне опомниться, нанесла второй удар, еще более чувствительный.  

Да что же это творится!  

Поневоле я приготовился к защите, однако новой атаки не последовало.  

Козочка повернулась и направилась вдоль улочки к родному дому, твердо переступая с какой-то презрительной горделивостью, как разгневанная, обманувшаяся в своих лучших чувствах, но все же сумевшая постоять за себя красавица.  

Я долго смотрел ей вслед.  

Она выдержала характер, не обернувшись ни разу.  

На такой вот печальной ноте и закончился этот «курортный роман».  

КОТЫ – «ПАРАШЮТИСТЫ»  

ЧУДНАЯ СЕМЕЙКА  

Нет-нет, да и вспомнится мне тот период, когда в нашей квартире обитало милое кошачье семейство: мама-кошка и два ее чудных, уже взрослых отпрыска.  

Маму-кошку звали Софа. Она была крупная, белоснежная и косолапая, будто медвежонок, а характером напоминала капризную барыню. Ее сынок Котька, лежебока классической полосатой расцветки, отличался невероятным добродушием и охотно шел на руки по первому зову. А вот сестрица Котьки – грациозная, словно египетская статуэтка, и тоже полосатая, кошечка Буля – явно наследовала традиции той своей прабабушки, «которая гуляла сама по себе». Хотя Буля никогда не покидала пределов квартиры, но ее было не поймать даже на тесном пятачке и не заманить на руки никаким лакомством.  

У каждого из этих существ имелись в доме свои любимые уголки. Зимой они устраивались поближе к батареям отопления, а в самые жаркие летние дни занимали подоконники раскрытых настежь окон, вытянувшись во всю длину и наслаждаясь порывами легкого ветерка. Затем вдруг вскакивали и зорко следили с высоты четвертого этажа за полетом голубей, за колыханием макушек деревьев, за движением во дворе, за всей той жизнью, от которой они были отлучены условиями городского быта.  

Расслабленные позы мурлык, блаженствовавших у самой бездны на краю, поначалу внушали нам беспокойство. Но постепенно мы убедили себя в том, что природная ловкость наших питомцев – лучшая гарантия их безопасности.  

Это было большой ошибкой.  

ПОЛЕТ ЛЕЖЕБОКИ  

Однажды на подоконнике гостиной, за занавеской, нежился в гордом одиночестве кот-лежебока Котька. Что там стряслось, остается загадкой, но вдруг мы с женой услыхали отчаянное мяуканье и скрежет когтей по жести. Бросились на зов, отдернули занавеску, но подоконник уже опустел.  

Котька сорвался! С четвертого этажа!  

Мы понеслись вниз по лестнице.  

Кот лежал боком на асфальте, под стеной, и недоуменно поводил по сторонам своими округлившимися до предела желто-зелеными в крапинку зрачками.  

Осторожно подняли его, бегло осмотрели, принесли домой, уложили на подстилку и уже здесь обследовали детальнее. Все кости были целы, лишь обломился самый кончик одного из клыков.  

Двое суток провел Котька, почти не вставая, на подстилке и лишь на третий день, пошатываясь, совершил путешествие к миске с водой…  

А еще через неделю он носился по квартире с такой прытью, словно и не совершал опасного полета.  

К тому времени погода испортилась окончательно, и окна уже были закрыты.  

ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАПРИЗНОЙ БАРЫНИ  

Прошел ровно год. Июнь и июль выдались холодными, но затем вдруг наступили жаркие денечки. Окна в квартире опять пришлось распахнуть.  

…На очередную утреннюю кормежку наша барыня не пожаловала. А ведь обычно за своим завтраком она приходила первой.  

Мы заглянули во все укромные уголки, осмотрели всю квартиру несколько раз – нет Софы!  

Объяснение, увы, напрашивалось самое грустное: ночью, когда все спали, она сорвалась с подоконника…  

Мы изучили асфальт внизу – следов крови не было. Расспросили соседей, дворников, пенсионеров, страдающих бессонницей, автолюбителей, выезжавших спозаранку… Наконец, объявилась школьница средних классов, которая видела, как на рассвете совершенно белая кошка медленно, припадая на лапы, пересекала двор наискосок.  

У нас появилась надежда.  

На протяжении целого месяца, по утрам и вечерам, мы бродили всей семьей вокруг прилегавших домов, заглядывая в каждую щель и призывая кошку откликнуться.  

Нас особенно беспокоила ее избалованность, неприспособленность к самостоятельному добыванию пищи. А еще нам казалось, что ее будут обижать злые бродячие коты. Притом, мы не знали, насколько сильно она могла пострадать при падении. Четвертый этаж – не шутка.  

Мы уже находились на грани отчаяния, когда на очередной зов Софа вдруг вышла к нам через подвальное окошко. Уже не белоснежная, а пепельно-бурая, отощавшая до предела, едва державшаяся на своих лапках-спичках, она, тем не менее, оставалась невредимой.  

Сколько было радости!  

Мы принесли Софу домой, накормили, отмыли…  

А с какой любовью ее облизывали родные деточки! Особенно старалась кошка Буля.  

В считанные дни Софа освоилась, вернув себе «барские замашки» и лидерство в кошачьем мирке. Постепенно набрала вес. Но появилось и нечто новое: к нам, своим покровителям, она испытывала теперь чувство благодарности.  

Однако почему она сорвалась, обычно такая осторожная и осмотрительная? Что помешало ей зацепиться когтями за матерчатую подкладку, которой я закрыл жесть после падения Котьки?  

Ответ напрашивался сам собой. В последнее время мамаша и доченька занимались выяснением отношений, точнее, борьбой за лидерство. Очевидно, в ту ночь они сцепились прямо на подоконнике, и Софа, уступавшая в ловкости своей дочери, на какой-то миг потеряла ориентацию в пространстве. Именно Буля и сбросила ее вниз, а позднее, будто осознав свою вину, самоотверженно зализывала ее шерстку, как бы чуя своим звериным инстинктом болевые точки родительницы.  

К тому времени, когда Софа нашлась, все окна в доме были уже закрыты ввиду наступившей слякотной осени.  

ШАТКАЯ ОПОРА  

Следующее лето выдалось таким холодным, что даже форточки не хотелось открывать, не говоря уже об окнах.  

Постепенно истории с кошачьими падениями не то чтобы забылись, но потеряли свою актуальность.  

Между тем, еще через год в наших краях установилась небывалая для северо-запада жара. С ее наступлением окно в гостиной было распахнуто настежь круглые сутки. Софа снова начала осваивать подоконник, демонстрируя своими повадками, что полученный урок она усвоила полностью. Она уже не ложилась на жесть, а располагалась на деревянной части подоконника, на приличном расстоянии от края его наружной части.  

Но вот однажды в субботнее утро, когда мы с женой находились на кухне, из гостиной донеслось жалобное и словно бы недоуменное кошачье мяуканье. Наученные горьким опытом, мы, не сговариваясь, бросились на эти звуки. Взъерошенная голова Софы еще виднелась по ту сторону подоконника, но секунда, и она пропала.  

Да что же за наваждение такое!  

Мы подбежали к окну, и тут нас ожидал сюрприз.  

Каким-то чудом Софа приземлилась на наружную телеантенну наших соседей с третьего этажа.  

Шаткий проволочный каркас так и плясал под кошкой, и всё же Софа пока удерживалась на нем. В ее голубых глазах, обращенных к нам, читалась мольба: «Да помогите же! » А в воздухе плавно кружило птичье перышко. Так вот что случилось! Близко к окну подлетел какой-то бесшабашный голубь, и в нашей Софе проснулся охотничий инстинкт… (Кстати говоря, более ловкая Буля дважды ловила голубей прямо с подоконника. )  

Через несколько секунд я уже звонил к нижним соседям. Увы, именно сейчас в их квартире никого не было.  

Я метнулся наверх, сорвал с вешалки старую куртку и, прыгая через три ступеньки, выскочил на улицу, надеясь, что сумею поймать кошку импровизированным сачком, если та всё же сорвется.  

Тем временем жена спустила вниз на бельевой веревке пластмассовую корзину – первое, что попалось ей под руку.  

Софа тронула корзину лапой – легкое изделие качнулось далеко в сторону. Одновременно проволочный каркас под кошкой опять заходил ходуном.  

Жена снова подвела корзину к антенне. Попытки следовали одна за другой.  

Главное, наша Софа оказалась большой умницей!  

Она поняла, что путь к спасению лежит через корзину, и, хотя забраться внутрь не могла, но всё же нашла верное решение.  

Улучив момент, белоснежная мурлыка попросту повисла на гибкой дырчатой корзине, вцепившись в нее сначала обеими передними, а затем и задними лапами.  

Еще две-три томительных секунды подъема, и Софа вновь очутилась на родном подоконнике.  

Во дворе раздались одобрительные крики и аплодисменты. Оказалось, что за операцией по спасению нашей нечаянной летуньи наблюдало десятка два зрителей.  

После этого инцидента я понял, что у домашних кошек все же нет той ловкости, которая свойственна их соплеменницам, живущим на природе.  

В тот же день я отправился в строительный магазин, купил рейки, кронштейны, всё прочее и смастерил вокруг наружного жестяного подоконника ограждение, которое позволяло бы котам греться на солнышке и даже выяснять отношения, но без риска упасть с высоты.  

* * * * *  

Я снова вспомнил об этой поучительной истории совсем недавно, когда прочитал в Интернете, что в Америке, в городе Бостоне из окна 19-го этажа выпал кот.  

Он благополучно приземлился на крохотный клочок газона, не получив даже царапины.  

Между прочим, кот был белоснежный, и кличку имел соответствующую – Сахар.  

Осматривавший его ветеринар объяснил это чудесное спасение тем, что коты при падении с высоты широко расставляют лапы и распушивают хвост, планируя, как на парашюте.  

Вот такие они, коты-летуны, коты-«парашютисты»!  

И все же, поверьте, лучше заранее позаботиться о безопасности домашних любимцев.  

ПЕТЕРБУРГСКАЯ МОЗАИКА  

Хроника времен перестройки и последующих десятилетий  

ВЗГЛЯД  

РЕКВИЕМ ПО ВЕЛИКОЙ ЭПОХЕ ПИШУЩИХ МАШИНОК  

Еще в начале нашего века, включая его первое пятилетие, все крупнейшие издательства, редакции известных журналов и газет охотно принимали от авторов рукописи в машинописном виде.  

Но затем как-то незаметно наступил непродолжительный период «междуцарствия».  

Миллионы пишущих машинок еще стучали деловито по всей стране, но молодая, дерзкая, множившаяся день ото дня, победоносная армия компьютерной техники уже проводила повсеместно ползучую экспансию.  

Вот и в нашем славном городе на Неве многие офисы, даже небольшие, практически в одночасье перешли на современную оргтехнику. Пишущие машинки списывались оптом, сотрудникам предлагали забирать их в личное пользование, причем совершенно бесплатно. Но желающих находилось мало.  

Был даже такой краткий период, когда на площадках возле мусорных контейнеров по утрам можно было узреть вполне исправную, а то и новехонькую пишущую машинку.  

Петербургские журналисты и литераторы в массовом порядке меняли ориентацию, выбирая электронный набор текстов.  

Меня тоже всё настырнее донимала мысль о покупке компьютера, но поскольку редакции, с которыми я сотрудничал, по-прежнему принимали к рассмотрению машинописные оригиналы, то я не торопился расставаться со своей портативной машинкой производства ГДР «Консул», которая верой и правдой служила мне на протяжении добрых пятнадцати лет.  

Но вот однажды на ее валике появились микротрещины, которые постепенно расширялись, превращаясь в выбоины, отчего страница с отпечатанным текстом выглядела «полуслепой».  

Как быть?  

И тут мне вспомнилось, что пару-тройку лет назад, проходя случайно по Большому Казачьему переулку, я увидел на фасаде одного из зданий, выше уровня витрин и парадной двери, широко вытянувшуюся надпись, составленную из крупных черных букв, прикрепленных по отдельности к стене: «Ремонт пишущих машинок».  

Да, но уцелела ли эта мастерская в яростном вихре компьютерных атак?  

Я снял валик, аккуратно завернул его в бумагу и отправился на разведку.  

К моей несказанной радости, бюро ремонта функционировало в нормальном режиме.  

Судя по обилию частично разобранных машинок разнообразнейших моделей, что громоздились на рабочих столах и полках, недостатка в клиентах здесь не испытывали.  

Старый мастер кивнул мне, как доброму знакомому:  

– Что у вас?  

Я объяснил, достав из портфеля приготовленный сверток.  

Он повертел валик в руках. В его манерах чувствовался профессионал высшей категории.  

– Хорошая машинка, этот «Консул», – сказал он. – Надежная и долговечная. Если, конечно, смазывать ее регулярно, чего многие владельцы не делают. – (Камешек в мой огород. ) – Но валик – ее слабое место. Рано или поздно начинает рассыпаться… – Он снова повертел деталь в руках. – Ладно, что-нибудь придумаем…  

– Не боитесь остаться без работы? – спросил я перед тем, как попрощаться.  

– Чего бы это вдруг? – ответил он с оптимизмом умельца, не желавшего признавать, что его профессия уже перешла в разряд отмирающих. – В нашем городе есть люди, и их, поверьте, немало, которые ни при каких обстоятельствах не расстанутся со своей пишущей машинкой. Извольте убедиться… – красноречивым жестом он обвел рабочие столы.  

– Удачи вам!  

Через несколько дней я забрал заказ.  

Валик служил мне исправно еще несколько месяцев, до той поры, когда, наконец, я всё же решился перейти на компьютерный набор.  

Машинку убрал в футляр, а тот пристроил в дальний угол чулана (в коем мой «Консул» хранится и поныне, как некий рудимент прошлого).  

В последующем я нет-нет, да и сворачивал в Большой Казачий переулок. Старый дока оказался неважным пророком. Мастерская уже закрылась, в ее витринах красовалась реклама, предлагавшая сервис по части компьютерной техники, но вверху по-прежнему зазывно темнел четкий ряд букв, выстроившихся в слова, которые заключали в себе некую магию, понятную журналистам и литераторам моего поколения, сформировавшимся во времена безраздельного господства пишущих машинок. Я невольно замедлял шаг, размышляя о той неотвратимости, с которой старое безжалостно вытесняется новым.  

Как-то раз в парке возле ТЮЗа я встретил знакомую писательницу.  

Разговорились, и я поведал ей о старомодной надписи «Ремонт пишущих машинок», чудом сохранившейся на фасаде здания в Большом Казачьем переулке.  

До самого переулка было рукой подать, и моя собеседница, явно заинтригованная историей, близкой по духу и ей самой, попросила меня показать ей этот феномен.  

Я провел ее по Гороховой улице, от которой отходил короткий отросток изломанного под прямым углом Большого Казачьего переулка. Именно с этой точки сразу же открывался вид на интересующее нас здание.  

Увы, сюрприза не получилось.  

Буквы уже были сбиты, и только их бледные следы еще угадывались кое-где на облицовке.  

В тот момент я понял, что великая эпоха пишущих машинок канула в вечность окончательно и бесповоротно.  

А еще чуть погодя, над заведением появилась вывеска из крашеной белой краской жести, на которой синими буквами было написано: «Копировальная техника».  

Теперь ничто уже не напоминало о временах ундервудов, ремингтонов и прочих «консулов».  

* * *  

P. S. Но вот совсем недавно попалась мне в Интернете любопытная заметка. В ней говорилось о том, что ведущие спецслужбы планеты, обеспокоенные проникновением в их компьютерные системы хакеров конкурирующих разведок, реанимировали пишущие машинки для подготовки наиболее засекреченных документов.  

Кто бы мог подумать, что они еще вернутся, буквально из небытия…  

ЗАГАДКА СТАРОЙ ДОРОГИ  

Вот уже добрых полтора десятка лет меня преследует навязчивое видение.  

Стоит мне прочитать в прессе очередную заметку об отвратительном качестве наших дорог, либо услышать по «ящику» репортаж о волнах и выбоинах, появившихся на новеньком, широко разрекламированном автобане, в строительство которого была вбухана чертова уйма миллиардов, либо увидеть собственными глазами во время прогулки по нашему славному городу, как ремонтируют прогнувшийся, совсем недавно выложенный красивыми плитками тротуар, то память тотчас воскрешает картину трехкилометрового участка старой, простейшей укладки лесной дороги, что тянется в районе железнодорожной платформы «63-й км» по Выборгскому направлению.  

После долгих прикидок я решил восстановить эту картину на бумаге, теша себя надеждой, что мои былые наблюдения покажутся небезынтересными и современному читателю.  

1.  

Весной 1989 года ленинградским писателям выделили место под садоводство недалеко от платформы «63-й км».  

Как водится, площадь была поделена на участки и распределена между претендентами по жребию.  

Поскольку я переселился в Северную Пальмиру лишь в августе того же, 89-го, то к «раздаче слонов», понятное дело, не успел.  

А вот мой товарищ, собрат по перу и бывший земляк, обосновавшийся на берегах Невы несколько ранее меня, свой дачный надел получил.  

Будущее садоводство нуждалось в выкорчевке бесчисленных пней, в основательной очистке от поваленных сосенок, буйно разросшегося колючего кустарника, вросших в землю крупных камней и т. д.  

Как не помочь товарищу!  

В течение нескольких сезонов я периодически выезжал с ним в нарождающееся садоводство, внося посильный вклад в окультуривание участка.  

Постепенно на месте сплошного бурелома поднялся дачный поселок, с электричеством и водопроводом, поселок, в котором еще долгое время новенькие кирпичные и бревенчатые особняки соседствовали с жилыми вагончиками, избушками-курятниками и даже шалашами.  

2.  

От платформы к писательскому «раю» вела старая грунтовая дорога, которая выныривала откуда-то из глубины леса, пересекала переезд и уводила в такие же сосновые дебри, минуя другие, уже обжитые дачные поселения.  

Писателям, членам их семей и гостям надо было пройти по этой дороге примерно три километра, а затем свернуть под прямым углом и прошагать по расчищенной просеке еще метров триста до шлагбаума, за которым, собственно, начинались загородные владения литераторов северной столицы.  

Старая дорога, повторюсь, относилась к разряду грунтовых, но так называемого профилированного типа.  

То есть, под нее сначала было приготовлено ложе, в которое затем улеглось полотно из послойно утрамбованной, предварительно просеянной земли.  

Об этих и других подробностях мне поведали знающие люди, ветераны здешних мест.  

По их рассказам, дорога была построена финнами незадолго до зимней войны, когда окрестные леса еще принадлежали стране Суоми. В ту пору здесь не существовало никаких садоводств, лишь тянулись болотистые сосновые дебри, перемежаемые редкими хуторами. Дорога, скорее всего, имела оборонительное предназначение.  

После известных событий вся эта территория отошла к СССР.  

С той поры дорога ни разу не ремонтировалась капитально, о чем свидетельствовали боковые дренажные канавки, заросшие во многих местах кустарником, однако всё еще сохранявшие свой профиль.  

Полотно не выглядело ровным, кое-где на нем образовались выбоины, впрочем, не слишком глубокие.  

В общем, дорога как дорога. На первый взгляд, ничего особенного.  

Но вскоре пришла пора удивляться.  

3.  

Однажды, когда я гостил у товарища и собрата, разразился ужасный ливень.  

Переждав его, я отправился на электричку.  

Песчаный отросток, проложенный от садоводства до старой финской дороги (так называли ее многие дачники), превратился в кисель, в вязкое месиво, в некое подобие непролазного болота.  

С немалыми ухищрениями взобравшись на прилегавший пригорок, я двинулся по лесной тропинке вперед, мысленно представляя, что и грунтовка раскисла до неузнаваемости и что мне придется топать до платформы по щиколотки в грязи.  

Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что земляная поверхность старой лесной трассы, несмотря не недавний водопад с небес, абсолютно пригодна для прохождения по ней человека, даже обутого в сандалии.  

Лишь кое-где поблескивали лужицы, которые быстро высыхали на солнце.  

4.  

Вот тогда-то и начала донимать меня мысль о том, почему же обычная грунтовка, которой уже шел, как минимум, шестой десяток лет (по состоянию на тот момент), ни разу не подвергавшаяся капитальному ремонту, продолжает, тем не менее, исправно выполнять свое прямое предназначение.  

Быть может, по ней ездят только велосипедисты, и ее полотно не испытывает предельных нагрузок?  

Я предпринял «секретную» акцию, достойную именоваться «проверкой на дороге».  

Да, велосипедисты тоже наличествовали, но куда интенсивнее мимо меня проносился легковой транспорт, а также грузовики со стройматериалами и мебелью, тягачи с прицепами, перевозившие трубы и прочие длинномерные грузы, кроме того, нередко проезжали фуры, а также трейлеры, нагруженные экскаваторами, бульдозерами и прочей тяжелой техникой.  

Итак, профилированная грунтовка работала на полную мощность, при этом не осыпалась, не прогибалась, не проваливалась, не покрывалась гребешками.  

Очевидно, не меня одного удивляло качество этой скромной транспортной коммуникации.  

Я не раз замечал, как иные дачники нет-нет, да и топнут по ней ногой, будто дивясь небывалой прочности ее полотна, сооруженного из самого доступного материала.  

5.  

К тому времени я уже знал со слов другого писателя, страстного поборника развития ремесел, промыслов и малого бизнеса в России, о том, что в не таком уж и отдаленном прошлом идея земляного строительства успешно развивалась в исконно русском, северо-западном крае.  

В конце 18 века архитектор Николай Александрович Львов, заручившись поддержкой императора Павла I, построил в Гатчине знаменитый Приоратский дворец – из земли, точнее, из суглинка, который лежит у нас под ногами. Техника «землебита» заключалась в том, что тщательно просеянный, освобожденный от корешков, стебельков и прочих примесей грунт засыпали в специальные опалубки и утрамбовывали почти вдвое против первоначального объема. Затем готовили следующий слой, и так до самого карниза. Для связки между слоями использовали известковый раствор.  

По преданию, однажды новостройку, еще не завершенную, осмотрели государь Павел I, великий князь Александр Павлович и его очаровательная супруга Елизавета Алексеевна.  

Не утерпев, великая княгиня попыталась испытать прочность земляной стены посредством острого конца своего летнего зонтика. Убедившись, однако, что ее молодых сил хватило лишь на высверливание крошечной лунки, Елизавета Алексеевна воскликнула с немалым изумлением, обернувшись к архитектору: «Я никак не ожидала, мсье Львов, что ваша земляная стена может быть такой твердой! »  

6.  

Эпизод из хроники строительства Приоратского дворца я привел отнюдь не в качестве агитации за канувший в Лету «землебит», а лишь для того, чтобы ближе подобраться к загадке старой финской дороги, загадке, которая, как представляется, содержит ключ к более серьезным вещам.  

Послушайте: если простая грунтовка способна служить так долго, то какой же запас прочности могут иметь дороги, проложенные на основе современных материалов и технологий! Представим на минуту, что наши трассы – бетонные, асфальтированные, гравийные, щебеночные и прочие выдерживают без ремонта, без постоянного латания дыр хотя бы несколько лет. Да ведь при таком допущении просторы нашего отечества, ныне утопающего в периоды распутицы в непролазной грязи, в кратчайшие исторические сроки покрылись бы сетью разнообразных по способу покрытия, но одинаково замечательных по качеству дорог, неподвластных ударам стихии.  

«Почему они, наши соседи, обитающие в точно таких же климатических условиях, строят надежно и качественно? – спросил я знакомого начальника дорожного строительства, с которым мы были почти в приятельских отношениях. – В чем загадка? »  

«Нет никакой загадки, – пожал он плечами. – Надо в точности выполнять всю технологическую цепочку, только и всего».  

«А мы этого не можем? »  

«Можем», – уверенно кивнул он.  

«Почему же не выполняем? »  

Он ответил мне преисполненной таинственности улыбкой.  

7.  

На рубеже нового века мой товарищ и собрат по литературным мытарствам обменял свою писательскую «фазенду» на «курятник» в другом районе.  

С той поры мне не приходилось более бывать на 63-м километре.  

Не имею ни малейшего представления о том, в каком состоянии находится старая финская дорога сейчас.  

Быть может, запас ее прочности уже истек, и она пришла в полный упадок.  

А может, по-прежнему несет свой крест, дивя неравнодушный люд загадочным долголетием.  

НЕМНОГО ШПИОНАЖА И МИСТИКИ  

ВПОЛНЕ ШПИОНСКАЯ ИСТОРИЯ  

«ПРОКОЛЬНАЯ» ОПЕРАЦИЯ  

Довелось мне однажды подготовить для популярной питерской газеты по просьбе ее редакции статью об использовании разведками мира различных ядов.  

Материал носил обзорно-познавательный характер, охватывая период от эпохи царя-«токсиколога» Митридата VI Евпатора, тонкого знатока, ценителя и дегустатора змеиных ядов, до наших дней.  

В ту пору с выходом в Интернет у меня были определенные трудности.  

Зато имелся богатый, причем систематизированный архив газетных и журнальных вырезок, которые я собирал на протяжении многих лет, располагая возможностью кромсать ножницами широкий и пестрый спектр периодических изданий.  

Итак, вырезки из нужной папки, выдержки из полудюжины книг, где затрагивались аспекты заказанной темы, плюс впечатления от просмотра двух-трех соответствующих телепередач, всё это вместе взятое и послужило мне «источником вдохновения».  

Пропустив сию информационную массу через сито собственного воображения, я выстроил самостоятельный сюжет, стараясь не увлекаться историческими экскурсами, а плотнее загрузить текст «горячими» примерами из современной шпионской практики.  

В одном из эпизодов рассказывалось о том, что израильская разведка, которая считается одной из наиболее профессиональных спецслужб мира и даже включалась некоторыми исследователями в «большую тройку», наряду с КГБ и ЦРУ, обладает своего рода «лицензией на убийство», с тем лишь ограничением, что операции должны проводиться непременно на чужой территории.  

Так, «Моссад» ликвидировал одного за другим всех террористов, причастных к расстрелу израильских спортсменов на Олимпиаде-72 в Мюнхене.  

Вместе с тем, на протяжении длительного времени спецслужбам Израиля удавалось скрывать, что в своих тайных «литерных операциях» они используют особые яды, не поддающиеся выявлению обычными методами анализа.  

Громкий «прокол» произошел в сентябре 1997года, когда группа агентов «Моссада» пыталась «бесшумно» устранить на территории арабской страны одного из руководителей организации ХАМАС.  

Агенты выполнили задание, однако в силу роковой случайности были задержаны местной полицией.  

Их жизни, как, впрочем, и жизнь жертвы, висели на волоске.  

Однако, в конечном итоге, было найдено «соломоново решение».  

Израильские власти прислали врача, который ввел пострадавшему антидот.  

В свою очередь, местные власти, убедившись, что пациент идет на поправку, передали схваченных ликвидаторов израильской стороне.  

Согласно источнику, которым я располагал, эта история приключилась в Омане.  

Главка «Оманский обмен» занимала в моем материале, подготовленном в электронном виде, весьма скромное место, соседствуя с рассказом о ликвидации «Черного Араба» Хаттаба, а также версиями об отравлении премьер-министра Грузии Зураба Жвания и нашего «оранжевого» соседа Виктора Ющенко.  

Пробежав свежим оком по окончательному тексту, я внес пару мелких исправлений, после чего с легким сердцем отправил статью по назначению.  

Остается только добавить, что питерская редакция располагала в ту пору целым рядом «дочерних» пунктов на территории СНГ, а также в Германии и Израиле, причем подготовка очередного номера велась во всех этих точках одновременно, на основании материалов, полученных из «материнской» конторы.  

АВТОРСКИЕ ТРЕВОЛНЕНИЯ  

Спустя день-другой, мне позвонил редактор.  

Мол, очерк по ядам выходит в следующем номере, подготовка которого заканчивается сегодня, однако возникли вопросы, требующие экстренного уточнения.  

В этой газете на тот момент я опубликовал уже пару десятков статей, и еще ни разу меня не дергали в процессе выпуска номера.  

Значит, случилось нечто из ряда вон, мелькнула мысль.  

Собственно говоря, вопрос был один.  

В редакцию пришел факс от израильских партнеров, которые утверждали, что «обмен» произошел вовсе не в Омане, а в Аммане, столице Иордании, что об этом «знает весь Израиль», и что автор, видимо, недостаточно компетентен, коли позволяет себе доверять непроверенным источникам.  

– Вас не затруднит внести ясность в это недоразумение? – деликатно осведомился редактор, относившийся ко мне, как к автору, с неизменной благосклонностью.  

– Без проблем, но мне нужно поднять свою папку.  

– Через полчаса я перезвоню, – сказал он.  

Нет, я ничуть не сомневался, что ошибка с моей стороны исключена.  

Подготовив тот или иной текст, я всегда перепроверял упомянутые в нем даты, фамилии, должности, географические названия, даже если в том не было особой нужды. Такая уж выработалась привычка за годы работы в прессе.  

Хорошо помнил я и саму вырезку – целевую полосу из популярной московской газеты. Помнил я и заголовок материала, и фамилию автора, весьма модного тогда столичного журналиста.  

Одного только никак не мог припомнить, куда же я сунул эту вырезку после завершения работы?!  

Есть хорошее правило: пользуешься архивными данными, возвращай каждый листочек на место!  

Увы, оно соблюдается не всегда.  

Я принялся лихорадочно ворошить свои рабочие папки, и, конечно же, безрезультатно.  

В одной из них сверху лежали все другие вырезки по теме, но та, единственная, самая необходимая сейчас отсутствовала!  

О боги, где же ее искать, в какой кипе бумаг?!  

Когда редактор снова позвонил, мне пришлось вымаливать себе отсрочку.  

Наконец, применив метод дедукции, я разыскал «беглянку» вложенной в другую, такую же по размеру вырезку, и только тогда перевел дух.  

Нет, никакой ошибки! Согласно тексту, провалившаяся операция проводилась именно в Омане!  

Сам же источник назвать «непроверенным» просто не поворачивался язык.  

Это было обстоятельное интервью многоопытного экс-руководителя израильской разведки. Речь шла о последнем теракте в центре Москвы. Положительно оценив действия российских спецслужб в операции по освобождению заложников, гость редакции рассказал об особенностях борьбы с терроризмом, которую вели силовые структуры его страны. Вот тут-то, наряду с другими примерами, и прозвучала та самая история, как и место действия – Оман! Причем название именно этого арабского султаната израильский генерал повторил несколько раз.  

Вдобавок, из преамбулы материала следовало, что журналист встречался со своим собеседником еще раньше, в Тель-Авиве, следовательно, он, интервьюер, по идее, также находился в курсе того, о чем «знает весь Израиль».  

Теперь в моих руках был веский аргумент!  

Позвонив редактору, я изложил свои соображения.  

Кроме того, напомнил о другом шпионском скандале, эхо которого тогда еще не улеглось: о задержании в Катаре наших агентов по подозрению в ликвидации чеченского эмиссара Яндарбиева.  

Интрига обоих провалов имела схожие черты; местная полиция и там и там действовала одинаково; оба арабских государства, по сути, являлись соседями…  

Эта параллель, пускай косвенно, но тоже свидетельствовала в пользу оманского варианта.  

Редактор ответил, что он тотчас составит письмо и отправит его факсом израильским партнерам.  

Он выразил уверенность, что на этом обмен «любезностями» между Петербургом и Тель-Авивом будет завершен, да и номер пора уже сдавать…  

Прощаясь, он, однако, попросил меня оставаться на связи.  

ЧАША ВЕСОВ  

Очередной звонок из редакции раздался еще через полчаса.  

– Они только что прислали бумагу по факсу, – сообщил редактор. – Пишут, что проконсультировались со специалистами. Хотя, по их мнению, это простая формальность. Амман, и никаких гвоздей! Иначе, мол, весь Израиль будет хохотать! Ибо второго похожего инцидента не было в природе – ни в Омане, ни в других местах!  

– В таком случае, как они объясняют утверждение своего генерала – героя интервью?  

– Ошибка с его стороны, как и оговорка, исключена. По их мнению, чего-то там недопонял журналист.  

– То есть, оказался недостаточно компетентным? – не удержался я от язвительного выпада.  

– Нет, – рассмеялся редактор. – Так вопрос не стоит. Скорее, как допускают наши партнеры, вкралась техническая ошибка. – Он вздохнул: – Однако всё это лирика. А нам пора сдавать номер. Вы, конечно, знаете о нашей ссылке на то, что ответственность за изложенные факты несет автор. Ваше слово, только быстро, прямо сейчас: оставляем «Оман» или исправляем на «Амман»?  

Что ж, таково уж свойство журналистской профессии – порой приходится выбирать, вопреки тем очевидным фактам, которые, что называется, у тебя в руках.  

– Исправьте на «Амман», – сказал я.  

– По-моему, так вернее, – согласился он. – А вас прошу заглянуть на днях в редакцию и принести вашу вырезку. Я сделаю ксерокопию и отправлю ее в Тель-Авив, пусть похохочут.  

На том и порешили.  

РАССЕКРЕЧЕННЫЕ ПОДРОБНОСТИ  

Позднее в Израиле рассекретили часть документов по этому делу, информацию о котором я старался не упускать из виду.  

Жертвой покушения должен был стать глава политбюро организации ХАМАС Халед Машаль (впрочем, это и раньше не являлось тайной).  

Его «приговорили» за организацию взрывов в Иерусалиме.  

Операцию, санкционированную на самом верху, планировалось провести «бесшумно», дабы все выглядело, как естественная смерть, и исключало всякое подозрение о причастности к ней Израиля. Потому в качестве оружия возмездия выбрали яд, разработанный в секретной биохимической лаборатории «Моссада». Нескольких капель препарата было достаточно, чтобы жертва сначала лишилась сознания, затем впала в состояние комы, а еще спустя несколько суток отправилась бы в мир иной. Что же касается ликвидаторов, то выбранный способ возмездия почти стопроцентно гарантировал их беспрепятственное возвращение на родину. Сама вероятность провала считалась ничтожной.  

В принципе агенты выполнили задание, но без должного артистизма, чем и привлекли к себе внимание со стороны нежелательных свидетелей, призвавших на помощь иорданскую полицию.  

Шпионская легенда рухнула бесповоротно, это был классический провал.  

Разгневанный король Иордании заявил, что если Машаль, который уже был подключен к системе искусственного жизнеобеспечения, не встанет на ноги, то израильских агентов будут судить по местным законам, что, по сути, означало публичную казнь через повешение.  

Пришлось воспользоваться дозой антидота, изготовленного заранее на случай отравления ядом кого-либо из участников операции.  

Нюансы этой запутанной истории в различных изданиях фигурируют по-разному.  

Обычно так и бывает, когда пишут о тайных операциях, хотя бы и «рассекреченных».  

Одно бесспорно: дело происходило именно в Аммане!  

КАК Я РЕДАКТИРОВАЛ АСТРОЛОГИЧЕСКУЮ ГАЗЕТУ  

История краха одного безнадежного предприятия  

В наши дни существует строгое положение, согласно которому все печатные периодические издания должны правильно указывать свой тираж.  

А еще каких-то лет десять-пятнадцать назад порядка в этом деле не было никакого, и любой бульварный листок мог, надуваясь от важности, объявить, к примеру, что выходит тиражом миллион экземпляров! Многие редакции так и поступали. Не только, между прочим, разношерстные газетки, входившие в пул так называемой бульварной, или желтой прессы, но и вполне респектабельные издания приписывали к своему фактическому тиражу, как минимум, лишний нолик. Зачем? Да чтобы пустить пыль в глаза шальному рекламодателю! Вот, мол, какие мы популярные. Вот сколько народу прочтет у нас вашу рекламу. Деньги на бочку!  

В ту буйную пору издательского беспредела мы с моим компаньоном затеяли выпуск астрологической газеты под названием «Секреты старого звездочета», рассчитывая быстренько сколотить, так сказать, стартовый капитал для более серьезного предприятия.  

Чем нас прельстила именно астрология? Во-первых, тема была модной, что само по себе гарантировало стабильный читательский спрос. Во-вторых, можно было дать волю воображению, не неся за это ни малейшей ответственности.  

Важно было лишь не путаться в знаках Зодиака.  

* * *  

И вот мы приступили.  

Мой компаньон, экономист по образованию, вел производственную сторону дела – доставал бумагу, договаривался с печатниками и распространителями и всё такое прочее. Он же искал и (вот что удивительно! ) находил предпринимателей, оплачивавших рекламу звонкой монетой.  

Газету же от корки до корки делал я один, совмещая в единственном лице обязанности главного редактора, ответственного секретаря, машинистки, корректора, подчитчика и даже курьера. Половину материалов я безбожно передирал из родственной иногородней прессы, меняя лишь заголовки и подписи.  

Но другая половина статей и заметок рождалась исключительно на кончике моего пера.  

Вдохновенно, безо всякой натуги, я сочинял сенсации о близком конце света, полит- и бизнес-прогнозы, любовные и семейные гороскопы, интервью с ясновидящими и предсказателями, которым сам же выдумывал пышные имена, псевдоисторические факты и курьезы от времен царя Митридата Евпатора и вплоть до наших дней, рассказы «очевидцев», побывавших в параллельных мирах и колодцах времени, а также письма и отклики читателей, якобы поступавших к нам со всех концов нашего бескрайнего отечества.  

А еще я придумал оригинального персонажа – некоего Порфирия Петровича (догадываетесь, откуда он явился? ), вредного мужичка, любившего порассуждать на злобу дня…  

Словом, в газетке было что почитать.  

На последней странице мы печатали длинный список членов нашей редколлегии, сплошь состоявшей из академиков оккультных наук, магистров белой и черной магии, докторов уфологии, народных целителей, дипломированных колдуний и гадальщиков на бобах и так далее.  

Всё это, конечно, были вымышленные люди.  

Выходила наша газета два раза в месяц и имела 16 страниц формата, удобного для чтения в транспорте. Тираж мы указывали 100 тысяч, но в действительности печатали 10 тысяч, из которых расходилось обычно не более 7 тысяч. Нераспроданные экземпляры приходилось привозить в редакцию – крохотную комнатушку, которую мы арендовали у приятеля моего компаньона.  

Эти нераспроданные пачки постепенно скапливались, стремясь к потолку, забивая все углы и грозя в скором времени вытеснить нас с компаньоном на лестничную площадку.  

* * *  

Разумеется, смешная выручка от реализации тиража не покрывала даже наших расходов на бумагу. Единственное, что позволяло нам держаться на плаву, – это, повторюсь, платная реклама.  

И здесь надо отдать должное моему компаньону, обладавшему редким талантом умело пудрить мозги даже неглупым людям, среди которых, между прочим, еще встречались в ту пору мастодонты, склонные верить в чудеса. Но, думаю, даже дар моего компаньона не помог бы, не будь в выходных данных «Звездочета» этой магической цифры – 100 тысяч.  

Только не надо думать, что она, эта цифра, появлялась на нужном месте по одному нашему хотению.  

В типографии тоже ведь не дураки работали. Прекрасно понимали, зачем заказчик вздувает свои тиражи. И абсолютно точно знали – на какую именно величину вздувает. Ибо истинный тираж указывался на особом листочке, называемым «рубашкой» заказа. По идее, тиражи с «рубашек» должны были в точности перекочевывать в выходные данные издания – только и всего.  

Но вот тут-то и начиналось чудесное превращение скромных золушек в блистательных принцесс.  

Не берусь судить, каким образом это проделывали именитые, авторитетные заказчики.  

Мы же нашли свою фею в лице наборщицы Марии Алексеевны. Это была озабоченная женщина непростой судьбы. С одной стороны, она пользовалась в цехе неоспоримым авторитетом, и в ее маленькие деловые секреты не вмешивался ни один типографский начальник. С другой стороны, ее одолевали какие-то не прекращавшиеся семейные разборки с мужем, и она крайне нуждалась в дополнительных источниках дохода, пускай даже мизерных.  

После первых же переговоров, состоявших из витиеватых полунамеков, Мария Алексеевна согласилась за весьма умеренную премию поставить наше издание на свой особый учет.  

После этого мы уже не беспокоились за обозначенный тираж. Мария Алексеевна оказалась чрезвычайно добросовестной и опытной работницей. Лишний по сравнению с «рубашкой» нолик неизменно появлялся на нужном месте. Да что там нолик!  

Мария Алексеевна обеспечивала нашему «Звездочету» «зеленую улицу». Газету печатали в удобное для нас время. Поэтому мы не только не жалели о расходах на премию, но даже добавляли к этой весьма умеренной сумме то шоколадку, то коробку конфет, то косметический набор, а перед праздниками еще и бутылку шампанского.  

* * *  

Ничто не предвещало потрясения, тем более катастрофы. Напротив, наши горизонты постепенно окрашивались в радужные тона.  

Однажды мой компаньон заарканил необычайно крупную добычу – оптового перекупщика, который выложил нам за рекламу своего товара кругленькую сумму наличными. Почти одновременно некая ремонтно-строительная фирма скупила у нас остатки предыдущих тиражей для оклейки стен под обои. Как говорится, мелочь, а приятно. В кои-то веки мы почувствовали себя крезами и, посовещавшись, решили распорядиться деньгами следующим образом. Первое: закупить пару рулонов газетной бумаги, запасы которой подходили у нас к концу. Второе: в ближайшие выходные, сразу же после сдачи очередного номера, устроить выезд на природу с шашлыками и ночевкой. Должны же и мы в кои-то веки отдохнуть по-человечески!  

Сказано – сделано. Уже назавтра мы привезли на типографский склад два огромных рулона сыктывкарской бумаги, которой, по нашим расчетам, нам должно было хватить если не на год, то уж месяцев на десять точно.  

Мы радовались жизни, как неизбалованные дети радуются кульку с конфетами. Мы светились от счастья, предвкушая маленькие земные удовольствия.  

И ни одна звезда, черт бы ее побрал, не просигналила нам с бархатистого небосвода: эй, мол, мужики, не зевай! Не кричи «гоп», пока не перескочишь! Беда у порога!  

А могла бы и просигналить, учитывая, сколько сил положил я на эту астрологию! Нет, не просигналила! Впрочем, может, какая-нибудь крохотная звездочка и подавала тревожный знак, вот только мы с компаньоном, упоенные удачей, ничего не заметили.  

Однако обо всём по порядку.  

* * *  

Была пятница.  

Мы с компаньоном сидели в нашей редакции, вся обстановка которой состояла из двух обшарпанных столов с электрической машинкой «Ятрань» на одном из них (пишущие машинки в ту пору хоть и доживали свой век, но еще не сдали окончательно своих позиций компьютерам), двух стульев-инвалидов и рассохшейся тумбочки. Буквально накануне ремонтно-строительная фирма вывезла весь возврат, и сейчас тесная комнатушка казалась нам непривычно просторной.  

Компаньон только что вернулся с плодотворных переговоров, прихватив по дороге пару бутылок пива и пакетик сушеной корюшки. Я в эти минуты просматривал гранки очередного номера, взятые мною у Марии Алексеевны еще позавчера.  

Вернуть их в цех нужно было сегодня.  

Надо сказать, что готовящийся номер мы с компаньоном окрестили «спецвыпуском» – еще одна хитрость, направленная на обхаживание двух-трех потенциальных рекламодателей. Само собой, на развороте имелся «гвоздь номера», проанонсированный крупным заголовком на 1-ой полосе: «Порфирий Петрович – о предстоящих выборах! Только у нас! Читайте откровения человека, который зрит в корень! »  

Сделав пару глотков, мой компаньон взял со стола гранки последней страницы, до которой у меня еще не дошла очередь.  

– Что за фокусы?! – послышался его удивленный возглас. – Почему тираж указан десять тысяч?  

– Я помню и обязательно поправлю, – заверил я. – Просто еще не успел.  

– А вдруг она не обратит внимания на твою правку? – нежданно забеспокоился он.  

– До сих пор обращала, и весьма исправно, – напомнил я.  

– У нее, похоже, дома опять какие-то проблемы, – вздохнул он. – Не думаю, что мы должны надеяться на ее память. Упаси, боже, если выскочат эти «10тысяч»! Мне же в среду важного туза раскручивать, и я точно знаю, что первым делом он сунет свой хищный нос вот сюда! – мой компаньон постучал полусогнутым пальцем по полосе, затем взял ручку и жирно написал сбоку:  

«Мария! Свет наших очей! Тираж – сто тысяч! Сто! Уразумела? Не заставляй нас волноваться зря! »  

Затем он размашисто расписался, поставил число и подмигнул мне:  

– Ну вот, теперь уж она точно поправит!  

* * *  

Через пару часов я отвез гранки в типографию и вручил их Марии Алексеевне в руки.  

Прочитав петицию моего компаньона, она усмехнулась и ответила, что подобных тонкостей никогда не забывает, но ведь это всего-навсего гранки, и в них она не стала добавлять ноль, как и раньше не добавляла – ведь это просто лишняя работа. А в оригинале нолик будет стоять на своем месте, не волнуйтесь, господа!  

Пока я курил на лестнице, она вставила недостающий нолик на место, исправила прочие ошибки, которых было совсем немного, и вывела для меня чистые полосы, а злополучные гранки с моей правкой и резолюцией моего компаньона сунула в свой рабочий стол.  

Я расписался, как положено, на готовых оттисках и лично отнес их в печатный цех. Мастер сказал, что по графику наш тираж отпечатают в ночь с субботы на воскресенье, забрать же готовые пачки можно будет в понедельник с утра, как обычно, из экспедиции.  

Типографию я покидал с чувством исполненного долга, одновременно предвкушая субботний пикничок.  

* * *  

Ну что тут долго рассказывать!  

В понедельник с утра, всё еще слегка очумелые от бурного общения с природой, мы столковались с первым же подвернувшимся частником и поехали за тиражом.  

Обычно «Звездочет» поджидал нас в экспедиции, в маленьком чуланчике без окон, среди прочих мелких заказов – 20 аккуратных перевязанных пачек по 500 экземпляров в каждой, что называется, нормальный груз двух ослов.  

Но сегодня сотрудница экспедиции повела нас почему-то в соседний – большой чулан, где указала на внушительный, до потолка, штабель пачек.  

– Забирайте свой «Звездочет»!  

– Да, но где же он?  

– Всё это и есть ваш «Звездочет», – был ответ.  

– Всё?! – мы с компаньоном ошалело переглянулись, думая, что происходящее нам мерещится.  

Но постепенно пришло осознание того, что случилось нечто исключительное, из ряда вон. Но что?  

Начальница экспедиции деловито растолковала нам, что всё в порядке, отпечатано, как мы и заявляли, 100 тысяч экземпляров газеты.  

Сто тысяч… Катастрофа! Но как такое стало возможным?!  

* * *  

Увы, произошло роковое стечение обстоятельств, то самое, которого при всем желании нарочно не придумаешь.  

Цепочка наших несчастий началась с того, что куда-то запропастилась «рубашка» заказа. В печатном цехе ее искали-искали и не нашли. А на часах уже поздний вечер, и пора запускать барабаны. В бухгалтерии ни души, и не у кого уточнить, какой тираж оплачен.  

Что оставалось делать им, работникам ночной смены?  

В объявленные в выходных данных 100 тысяч мастер, конечно, поначалу не поверил, ибо прекрасно знал, что все газеты завышают тиражи, к тому же он помнил, что «Звездочет» никогда не выпрыгивал за 10-тысячную отметку.  

Но, с другой стороны, мастера смутило слово «спецвыпуск», как и предвыборный анонс на обложке.  

Какие только чудеса не случаются перед выборами! Может, этот заказ проплачен кем-то из кандидатов? Мало ли.  

На собственный страх и риск в ночном цехе затеяли целое расследование. Начали с того, что позвонили домой Марии Алексеевне. Но наборщица, на беду, снова разругалась с мужем и ушла ночевать к какой-то подруге. Далее. Сотрудница, оформлявшая заказ, уехала на дачу. Не застали и нас с компаньоном.  

Отправились искать гранки и, к нашему несчастью, нашли их в столе Марии Алексеевны. И уж тут, конечно, петиция моего компаньона, да еще с витиеватой подписью, сняла все сомнения. (Нечего и говорить, что сей документик дальновидный мастер благоразумно спрятал в свой сейф. )  

Положение еще могло бы спасти отсутствие на складе типографии нужного количества бумаги на нашем счету. Ведь еще пару недель назад всей нашей бумаги едва хватило бы на выпуск 10-тысячного тиража.  

Но, увы! Видать, сам дьявол заставил нас поторопиться с покупкой этих двух рулонов…  

Они отпечатали все 100 тысяч экземпляров. Вся наша бумага, добытая ценой невероятных ухищрений, прошла через печатный станок прямиком псу под хвост.  

Сейчас эта продукция громоздилась перед нами. Бумага, сулившая нам год безоблачной жизни, в одну ночь, будто по издевке злого волшебника, превратилась в макулатуру! Да еще предстояло вытаскивать всю эту гору на собственном горбу!  

Так закончила свое удивительное существование астрологическая газета «Секреты старого звездочета». И не то обидно, что она пала жертвой тиражных игрищ, а то, что мы уничтожили ее, можно сказать, собственными руками.  

И звезды почему-то не предостерегли нас.  

АФРИКАНСКАЯ ЖАРА В СЕВЕРНОЙ ПАЛЬМИРЕ  

Вот хотите верьте, хотите нет, а происшествие это самое что ни на есть подлинное…  

1.  

Хотя наши умеренные и даже тяготеющие к северу широты и не избалованы солнцем, но исключения все-таки бывают.  

Вот и в тот год лето в Питере выдалось на редкость жарким. Да что там жарким, знойным! Прямо-таки африканским. Да еще без осадков.  

Выпадали такие денечки, когда птицы отказывались летать, асфальт плавился под ногами, а раскаленный воздух над реками и каналами струился и дрожал, превращая строгие очертания набережных в зыбкие миражи.  

Всё живое искало спасения от этого неистового пекла.  

По выходным город и вовсе словно вымирал. Иную улицу можно было пройти из конца в конец, не встретив ни единого прохожего.  

В один из таких дней, притом в час самого палящего зноя, неотложные дела вынудили меня предпринять некое пешее путешествие. Часть моего маршрута пролегала по набережной Обводного канала – от Московского проспекта в сторону Балтийского вокзала.  

Обманчивая близость водной артерии, отделенной от тротуара широкой мостовой, ни на йоту не приносила облегчения. Слишком много камня и асфальта было наворочено вдоль ее русла, этой стоячей, зеленоватой от скопления водорослей воды, забывшей, что такое шум проливного дождя.  

По левую руку от меня тянулась капитальная, с арочными чугунными вставками, высоченная заводская ограда, желтая, как пески Сахары.  

А впереди, в какой-то сотне метров, над тротуаром, по-прежнему безлюдным, нависала кирпичная громада Дома культуры. Сквозь толщу здания вел пешеходный тоннель, длинный и сумрачный, нагонявший обычно чувство смутного беспокойства. Но сейчас его полутемные недра казались мне спасительным оазисом, где хотя бы ненадолго можно укрыться от жгучих лучей.  

Помнится, в тот момент я вяло размышлял о том, что привычное название «Северная Пальмира» (а также «Северная Венеция», «Северная столица», «Северная жемчужина» и др. ) звучит на таком солнцепеке, по меньшей мере, иронично. В глубинах подсознания трепыхалось более подходящее для такой ситуации определение, но ухватить его «за жабры» никак не удавалось. По причине все той же одурманивающей жары.  

2.  

Подняв глаза, я увидел, что навстречу мне со стороны тоннеля движется молодой высокий негр в светлом летнем костюме.  

Что ж, встретить представителя темнокожей расы на питерской улице – не в диковинку. А по такой «африканской» жаре в этом чудилась даже некая символика.  

Удивительно было другое.  

Слишком уж неожиданно он появился. Будто материализовался из воздуха. Через тоннель он не проходил, это точно. Иначе я давно приметил бы его.  

За шаг до меня он остановился и вежливо поздоровался.  

Кивнув в ответ, я поинтересовался у парня:  

– Ну и как Северная Пальмира, припекает?  

В ответ он вскинул большой палец и на вполне сносном русском осведомился, той ли дорогой идет к метро.  

Я объяснил ему, где надо свернуть.  

Он поблагодарил и двинулся дальше.  

Тигель, вдруг понял я! Сегодня наш мегаполис следует уподобить огромному тиглю, этакой гигантской плавильне.  

Повернувшись, чтобы продолжить путь, я вдруг увидел рядом с собой трех молодых негров в джинсах и просторных цветастых рубахах. Они оживленно о чем-то спорили, энергично размахивая руками.  

Но ведь еще две-три секунды назад их не было на улице! Подобно фантомам, они тоже возникли из ниоткуда!  

Парни прошли мимо, будто и не заметив меня.  

Я посмотрел им вслед, и меня охватило предчувствие, что сейчас произойдет нечто невероятное, небывалое, экстраординарное. Вот сейчас, через мгновенье…  

3.  

И точно, я вдруг обнаружил, что нахожусь внутри пестрой, шумной, говорливой толпы африканцев! Молодые мужчины и женщины всех оттенков темной кожи – от эбонитового до бледно-сиреневого, все курчавые; одни в строгих деловых костюмах, другие в теннисках и джинсах, третьи в ярких национальных одеждах заполнили уже весь тротуар и продолжали прибывать невесть откуда!  

А где-то поблизости выбивал приглушенную дробь тамтам…  

Уж не стал ли я жертвой галлюцинаций, спровоцированных неистовой солнечной активностью?  

Но нет, вокруг меня были не фантомы, а живые люди. Я различал капельки пота на лицах. Похоже, африканцам тоже не сладко в такую жару. Среди девушек было немало хорошеньких. Их неподражаемая природная грация говорила сама за себя. Одни носили короткую прическу, другие, напротив, щеголяли множеством тоненьких, искусно заплетенных косичек…  

Из толпы меня не то чтобы не замечали, но определенно не удивлялись моему присутствию, хотя сейчас я был единственным «бледнолицым братом» в этой среде.  

А над Обводным каналом, над Варшавским мостом вибрировало и переливалось горячее марево, размывая контуры прилегающих зданий, придавая им нездешний облик.  

Мне чудились дворцы в мавританском стиле, пальмы, барханы, верблюды… Всё громче звучал тамтам… По дороге промчался красный автомобиль спортивного типа с откинутым верхом. За рулем сидела блондинка шоколадного цвета, а с заднего сидения на меня таращился крупный зеленый крокодил…  

Да что же это происходит?!  

4.  

Мне внезапно вспомнился роман американского фантаста Джека Финнея «Меж двух времен», читаный еще в юности.  

Там главный персонаж переносится в другую эпоху не в результате какого-либо уникального научного проекта, не с помощью пресловутой «машины времени», а исключительно усилием воли, «вживанием» в определенные обстоятельства.  

Может, и со мной случилось нечто подобное? Может, я тоже перенесся, только не во времени, а в пространстве? Телепортировался в один из уголков «черного континента»? Или же, напротив, африканский уголок чудесным образом сам перенесся сюда, к нам в Питер?  

Эту сумасшедшую мысль тут же подкрепило еще одно воспоминание.  

За несколько лет до этого, тоже летом, в августе, здесь же, в районе Балтийского вокзала, я уже переживал состояние «стрессового переноса».  

Хорошо помню, как в тот день я шел к вокзалу от улицы Циолковского.  

Когда открылся вид на печально известную улицу Шкапина, я, признаюсь, испытал шок. Ибо там шла война! Окна в домах были крест-накрест заклеены бумагой, повсюду громоздились кучи мусора и битого кирпича, а между «ежами» из сваренных рельсов перебегали автоматчики в гитлеровской форме. Да как же такое возможно?!  

Впрочем, в тот раз всё быстро разъяснилось.  

На Шкапина немецкие киношники снимали эпизоды фильма «Закат» о последних днях Третьего рейха. В своей благополучной Европе подходящего городского пейзажа для военных сцен они не нашли, а в Северной Пальмире – пожалуйста!  

Они-то и создали масштабные уличные декорации, пригласили в массовку несколько тысяч статистов.  

Да, но сейчас-то, на Обводном канале, никакого кино не снималось!  

5.  

Едва я вошел в пешеходный тоннель, куда не проникало коварное солнечное излучение, как «чары» начали рассеиваться. Слева от тоннеля располагался вход в дворик Дома культуры, откуда, собственно, и вытекала толпа. Там же красовался рекламный щит с объявлением, извещавшим о собрании землячества.  

Итак, это было традиционное мероприятие, момент окончания которого чудесным образом совпал с определенной фазой моего движения. Дворик сам по себе узковат, притом, что обзору препятствовала высоченная заводская ограда. Оттого и создавалась иллюзия, будто народ возникает из ниоткуда. Звуки, похожие на дробь тамтама, могли доноситься из расположенной неподалеку автомастерской. Пальмы и барханы – оптический обман. Ну, а зеленый крокодил в красном автомобиле был, надо полагать, надувным, резиновым, и мчался, очевидно, со своей белой, но дочерна загоревшей хозяйкой к какому-нибудь водоему…  

Всё находило свое реальное, логичное объяснение. Как и прежде, с «войной» на улице Шкапина.  

Но всё ли?  

А как же предчувствие того, что вот-вот свершится нечто необычное?  

И вообще, не слишком ли много сошлось совпадений?  

Такое впечатление, что кто-то направлял события по заранее подготовленному сценарию.  

Но зачем, с какой целью?  

Я и поныне не могу избавиться от ощущения, что на какое-то неуловимое мгновение передо мной открылась дверца на ту «кухню», где таинственный «повар» стряпает разного рода парадоксы.  

Открылась и снова захлопнулась.  

ПОЛУДЕННЫЙ ВЫСТРЕЛ, ИЛИ ПАРАДОКС ВРЕМЕНИ  

1.  

В 90-х годах я жил на Петроградской стороне, недалеко от Петропавловской крепости, и традиционный полуденный выстрел крепостной пушки слышался в моей комнате так громко, словно звучал в коридоре.  

Этот выстрел, между прочим, имел для меня и определенный практический смысл.  

В тот период режим моей работы требовал от меня выезжать из дома около половины первого дня.  

Таким образом, пушка как бы подавала мне сигнал готовиться в дорогу.  

Впрочем, в столь эффектном напоминании я не слишком-то и нуждался.  

Дело в том, что у меня чуть ли не с детства проявилась способность весьма точно ориентироваться во времени.  

Проще говоря, не глядя на циферблат, а лишь ненадолго сосредоточившись, я мог определить с погрешностью не более пяти – десяти минут, который сейчас час.  

Не могу объяснить, как это у меня получалось, но факт остается фактом.  

Так, обнаружив в разгаре трудового дня, что мои наручные часы стоят, ибо я забыл завести их с утра, я ставил стрелки по подсказке внутреннего голоса, и, хотите – верьте, хотите нет, ошибался крайне редко. Порой доводилось выигрывать пари на этот счет, безмерно удивляя случайных собеседников. Кое-кто из проспоривших считал даже, что я прибегаю к некоему фокусу, незаметно поглядывая на замаскированные часы. Но в том-то и штука, что никаких фокусов не было. Ведь не «фокусничают», к примеру, парфюмеры, которые воспринимают гораздо больше запахов, чем другие люди. Ну, а у меня имелся дар ощущать ход времени. Только и всего. Притом, что никаких особых преимуществ мне это не давало.  

Тем не менее, полуденный выстрел пушки служил мне надежной подстраховкой.  

И вот что характерно: обычно я предчувствовал готовившийся в крепости традиционный акт.  

За несколько секунд до выстрела, если только я не был занят чем-то очень важным, я замирал на месте и шептал про себя: «вот сейчас она бабахнет! »  

И точно, от Невы налетал тугой хлопок, а я приступал к своим сборам, отлаженным до мелочей.  

Эта размеренность, эта гармония соблюдалась изо дня в день.  

2.  

То памятное утро не выделялось из общего ряда ничем примечательным.  

Впрочем, наступавший день имел для меня несколько иное расписание, чем обычно.  

Незадолго до работы, в 12. 30., я должен был встретиться в центре города с одним человеком. Эта деловая встреча значила для меня очень много. Вдобавок, я знал, что этот человек отличается исключительной пунктуальностью и никогда не опаздывает даже на минуту, требуя такой же «королевской вежливости» от своих партнеров.  

Значит, сегодня мне надо было выйти из дома раньше обыкновенного.  

По моим прикидкам, минут через пять-семь после выстрела пушки.  

Ладно, никаких проблем.  

Запас времени у меня имелся достаточный.  

3.  

Я все еще хлопотал по хозяйству, когда над Невой раздался знакомый звук.  

Впервые в жизни выстрел Петропавловской пушки застал меня врасплох.  

Поначалу я решил даже: что-то упало в коридоре.  

Но нет, звук сигнальной пушки не спутаешь ни с одним другим!  

Да, это был он, полуденный выстрел!  

Однако же, на этот раз у меня не мелькнуло и тени предчувствия, что полдень наступил. Напротив, я готов был держать пари, что располагаю еще целым свободным часом. Вот и проиграл бы, сказал я себе. Похоже, сегодня мой внутренний хронометр дал сбой. Скорее всего, погрузившись в непростые размышления о предстоявшей встрече, я утратил интуитивный контроль за движением важнейшей космической категории. Оттого и возникла иллюзия «исчезнувшего часа», «провала во времени». Однако это означало, что мой весьма солидный «золотой запас» времени сжался до ничтожной величины, равноценной одному мгновенью.  

Машинально я глянул на свои наручные часы. Маленькая стрелка замерла на цифре «восемь». Как это случалось со мной довольно часто, я попросту забыл завести механизм с утра.  

Бросил взгляд на настенные часы; они стояли еще с прошлого месяца – закончился заряд батареек.  

Перевел глаза на будильник китайского производства, обладавший поистине таинственным ходом. Стрелки то убегали вперед на полчаса, то отставали ровно на столько же. Сейчас будильник показывал 11. 30.  

Впрочем, всё это уже не имело значения.  

Выстрел Петропавловской пушки – вот истинный питерский эталон точного времени, и этот выстрел информировал меня, что я катастрофически опаздываю на встречу, и на сборы у меня остаются считанные минуты.  

Одевшись в спринтерском темпе, я бросился к станции метро.  

Круглые настенные часы в вестибюле «Горьковской» показывали 12. 20.  

Меня по-прежнему не покидало ощущение пережитого «провала во времени».  

По эскалатору я бежал бегом, но всё равно опоздал на пару минут.  

Естественно, моего делового партнера, этого фанатика пунктуальности, на месте предполагаемой встречи не оказалось. Значит, ушел, эх! Что я теперь буду делать?  

В самом минорном настроении я отправился на работу.  

И уже там, к своему непередаваемому изумлению, узнал, что полдень-то еще не наступил!  

4.  

Вскоре выяснилось, что в тот день, 27 марта 1995 года, Петропавловская пушка по ошибке пальнула не в полдень, а в 11 часов утра. Редчайший случай!  

Вообще, когда привыкаешь к какому-либо явлению, которое протекает изо дня в день с предписанной регулярностью, то о возможности сбоя даже мысли не возникает.  

Вот и в моей голове даже не проблеснуло той элементарной догадки, что пушка может выстрелить не в свое урочное время. Поэтому я не поверил своим внутренним часам, которые упорно подсказывали мне, что не должно быть никакого «провала во времени». Психологически я настолько верил в непогрешимость «пушечного эталона», что, даже оказавшись в вестибюле станции метро, воспринял показания стрелок выверенных настенных часов, как 12. 20., хотя они внятно показывали на час меньше. Как говорится, не верь глазам своим.  

Увы, в тот день выстрел сигнальной пушки оказался вдвойне холостым.  

На встречу я всё равно опоздал, впрочем, особых последствий это не имело.  

Тогда же я отметил этот случай в своем дневнике, так что никакой путаницы с датами здесь нет.  

Но вот загадка: с той поры мой «внутренний хронометр» окончательно вышел из строя, я утратил способность угадывать, «который теперь час».  

Живу я теперь в другом районе города, где выстрел нашей сигнальной пушки, хоть и слышен, но не так громко.  

Но если удается уловить далекий хлопок, я всегда стараюсь удостовериться, что он не был преждевременным. И никогда не забываю завести к этому моменту все часы в доме.  

Такой вот «парадокс времени»!  

ТАЙНА «ЧЕРНОГО КВАДРАТА»  

1.  

Минувшим летом у меня гостил мой добрый старый знакомый из дальнего города, большой поклонник изобразительного и архитектурного искусства.  

Вдвоем мы обошли все памятные места Северной Пальмиры.  

Побывали и в Русском музее, куда, признаться, я давненько уже не заглядывал.  

Некоторые залы мой спутник проходил, не замедляя шага, иные полотна окидывал рассеянным взглядом, у других застывал на продолжительное время.  

Особенно долго он изучал две картины Казимира Малевича – «Черный супрематический квадрат» и «Автопортрет», датированный 1933 годом.  

Невольно его избирательный интерес отложился в моей памяти.  

Позднее, когда мы покинули музей и направились в сторону Инженерного замка, я все же полюбопытствовал, что именно привлекло гостя в «Черном квадрате».  

Его ответ прозвучал неожиданно:  

– Просто испытывал на прочность свою версию относительно того таинственного воздействия, которое это полотно оказывает на многих творческих людей.  

– Ясно, – кивнул я. – Первозданный мрак, потаенные глубины мироздания, конец старого искусства, беззвездная мгла над Россией…  

– Нет-нет, – отмахнулся он. – Моя теория – совсем иного свойства…  

И тут же, безо всяких настояний с моей стороны, он развернул передо мной эту свою теорию.  

Должен признаться, что я лично далек от тех дискуссий, что вот уже без малого целый век ведутся вокруг самого знаменитого творения Малевича. Но кое-что о «Черном квадрате» читать доводилось. И восторженные восхваления, и язвительную критику.  

Однако те выводы, о которых поведал мне мой друг, были для меня совершенно внове. Не припоминаю, чтобы встречал где-либо подобную точку зрения.  

Вот почему, поразмыслив позднее о нашей беседе, я отважился все же положить ее на бумагу, хотя бы в самых общих чертах.  

Не могу ручаться, что при вольном пересказе не обошлось без каких-либо неточностей, то это исключительно моя вина, и уж никак не моего гостя, чья эрудиция нередко меня озадачивала.  

2.  

– Для начала постараюсь обрисовать общий фон, – приступил к рассказу мой приятель. – Итак, к моменту создания «Черного квадрата» Малевич был далеко не юноша. По некоторым данным, кисть он впервые взял в руки в 11 лет. А в конце 1915 года, когда этот холст экспонировался на футуристической выставке, ему уже перевалило за 36.  

То есть, за плечами была четверть века творческого стажа, сотни полотен, эскизов, рисунков, набросков, причем, в разных жанрах и стилях. Многие картины художника отличались весьма насыщенной композицией, кропотливой выпиской деталей.  

Кстати, на той выставке, кроме «Черного квадрата», были представлены еще почти четыре десятка его работ.  

Вдобавок, обладая полемическим даром, он писал статьи и манифесты, выступал с докладами о новых веяниях в искусстве, о своем видении творческого процесса.  

В определенных кругах его имя уже пользовалось известностью, но в целом художник Малевич оставался «одним из равных».  

Многое изменилось после «Черного квадрата».  

Публика была столь шокирована небывалой дерзостью (в «красном углу», под потолком, где обычно вешали иконы в золоченом окладе, чернел «геометрический» рисунок), что пересудов об этом акте эпатажа хватило надолго.  

В тот же период, при благосклонности критики, автор получил широкую прессу, какой не имели его собратья по кисти.  

Прошло не так много времени, и Малевич стал европейской знаменитостью, а затем и мировой. Теперь он был уже не «одним из равных», а небожителем, гуру, авторитетом и классиком нового стиля в изобразительном искусстве.  

Именно благодаря успеху «Черного квадрата».  

Кстати говоря, новая власть не слишком-то его и зажимала, напротив, периодически выдвигала на различные руководящие посты.  

Даже в 20-30-е годы, когда советских художников, как и их полотна, выпускали за границу с немалым скрипом, у него состоялись выставки в Западной Европе – Берлине, Вене и, кажется, в Цюрихе.  

Правда, с начала 20-х он сам надолго отложил кисть в сторону, увлекшись теоретическими работами, но в конце того же десятилетия снова обратился к живописи.  

Теперь он больше трудился в реалистической манере, кроме того, создавал декорации для театра, разрабатывал эскизы костюмов.  

Некоторые работы этого периода хорошо известны: тот же «Автопортрет», который называют творческим завещанием мастера потомкам.  

Но всё равно, ни одно из последних полотен не могло и в малой степени сравниться по успеху с «Черным квадратом»…  

Выслушав друга до этого места, и ощущая некоторую разочарованность, я не удержался от реплики:  

– Спасибо, что напомнил о фактах биографии Малевича. Но в чем же тайна, в разгадке которой ты преуспел, простояв четверть часа у полотна?  

– Доберемся и до тайны, – улыбнулся он. – Но позволь мне продвигаться к ней последовательно.  

– Какие могут быть возражения!  

3.  

– Должен отметить, – продолжал мой спутник, – что Малевич отнюдь не являлся первооткрывателем самой идеи «Черного квадрата».  

Аналогичный по замыслу сюжет лет за двадцать до него воплотил на полотне француз Альфонс Алле – писатель, журналист, сатирик, художник, склонный к эксцентрике и абсурдистским выходкам. Он выступал даже на музыкальном поприще, написав «Похоронный марш для глухого покойника» – без единой ноты, разумеется.  

Что же касается жанра живописи, то одна из работ Альфонса Алле изображала тоже черный, только не квадрат, а прямоугольник, с более узкой светлой рамкой.  

Назывался этот, с позволения сказать, шедевр «Битва негров в глубокой пещере темной ночью».  

Он экспонировался на выставке «Отвязанное искусство», кажется, в 1893 году.  

Рядом висели другие картины Алле, отличавшиеся лишь цветом и, соответственно, названиями.  

Белая – «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежной буре».  

Красная – «Апоплексические кардиналы, собирающие помидоры на берегах Красного моря».  

Ну, и так далее.  

Но и Алле, кажется, позаимствовал саму идею у кого-то из своих соотечественников.  

– Между прочим, Малевич мог и не знать о предшественнике, – заметил я.  

– Скорее всего, так оно и было, – согласился мой приятель. – Ведь Альфонс Алле изначально задумывал свою галерею, как некую пародию на только-только входившую в моду эпатажность. То есть, тут прикол, хохма, въедливый выпад без каких-либо претензий на мировую славу. А пародии и хохмы, как правило, сиюминутны. Сегодня они у всех на устах, а завтра, глядишь, все о них уже забыли.  

Но, перефразируя Наполеона: от смешного до великого – один шаг.  

И этот шаг удалось сделать Малевичу.  

Скорее всего, неосознанно.  

Хотя и утверждают, что он вынашивал замысел «Черного квадрата» в течение пяти лет, а затем еще упоенно работал над этим полотном всё лето и всю осень (подумать только, лето и осень напролет! ), но, полагаю, тут мы имеем дело с очередным историческим мифом.  

Лично я склоняюсь к другой версии, которая тоже имеет широкое хождение.  

Малевич писал к выставке совсем другую картину, но, поняв, что не успевает к сроку, попросту закрасил ее, под влиянием внезапного порыва, черной краской.  

Вот так и родилась на свет «лучшая картина 20-го столетия».  

При этом, в процессе работы над «Черным квадратом», сам Малевич, похоже, не возлагал на этот холст никаких особых надежд, считал его проходным, делал наспех, ничуть не заботясь о последующей сохранности «на века». В результате уже всего-то через 14 лет, в 1929 году, один из администраторов Третьяковки обратился к художнику с просьбой написать копию «Черного квадрата», ввиду скверного состояния оригинала.  

– То есть, успех «Черного квадрата» никак не прогнозировался, а был всего лишь нечаянным подарком судьбы? – уточнил я.  

– Да, благодаря редчайшему стечению обстоятельств, всё как-то очень точно сошлось в едином фокусе. Тревожная обстановка в стране и мире, общественный интерес к принципиально новым веяниям в живописи, «красный угол» в зале для «Черного квадрата», само «роковое» название полотна, экзальтированный интерес к нему со стороны «продвинутой» критики и прессы… Словом, сошлись все пять элементов, необходимых для успеха.  

Признаться, я снова испытал легкое разочарование:  

– Стечение обстоятельств? Так это и есть твоя тайна «Черного квадрата»?  

– Нет, конечно! К тайне, если только здесь уместно это слово, мы только-только подступились.  

4.  

– Я не отношусь ни к восторженным почитателям, ни к яростным хулителям «Черного квадрата», – снова заговорил мой спутник. – Однако же следует признать, что это полотно отмечено особой печатью судьбы.  

Разве мало было в истории искусства эпатажных вещей, переживших шумную славу, а затем канувших в небытие?  

Но, посмотрите, геометрический рисунок Малевича и поныне, почти через век после его создания, не утратил своего загадочного магнетизма.  

Он признан не только бунтарями от искусства, но и мастерами академической школы, по крайней мере, какой-то ее частью.  

Как такое могло произойти?  

Почему творческие натуры и по сию пору находят в этом изображении, выполненном в максимально упрощенном стиле, проще уж некуда, некие многомерные глубины?!  

Вот и я какое-то время назад озадачился поисками внятного ответа, и постепенно пришел к неожиданным для себя выводам…  

Тут мой приятель выдержал должную паузу, после чего продолжал:  

– Талантливым натурам, как правило, свойственно здоровое, а нередко и болезненное честолюбие, стремление к творческому успеху, к славе.  

Да иначе было бы и странно.  

В самом деле, художник ли, писатель, композитор, архитектор, создавая что-то новое, всегда надеется на то, что его детище вызовет всеобщий интерес, заставит говорить и спорить о себе.  

Увы, слава – дамочка своевольная, капризная и, вдобавок, коварная.  

Она может обойти десятой дорогой того, кто, вроде бы, вполне ее достоин, кто трудится, не покладая рук, на своей творческой ниве.  

И напротив, слава может обласкать откровенного гуляку или лодыря.  

Перечитайте, не торопясь, историю «дружбы» Моцарта и Сальери, там кое-что об этом сказано.  

– Да, но какое отношение к этим рассуждениям имеет «Черный квадрат»? – вопросил мой друг и сам же ответил:  

– «Черный квадрат» – это материализованное воплощение нежданного и стремительного успеха, причем достигнутого крайне экономными, доступными средствами, без чрезмерного напряжения сил и в сжатые сроки!  

Мировая слава картины стала сюрпризом и для самого Малевича, но когда это случилось, он создал еще три копии, отличающиеся рисунком, фактурой, цветом и размерами.  

Кстати, то полотно, что мы видели в Русском музее, это вторая копия, самая большая по размеру.  

– Вторая копия? Этого я не знал…  

– Она написана в 1923 году. Оригинал и третья копия хранятся в Третьяковке, второй экземпляр – там, где мы его застали, а четвертый – в Эрмитаже. Причем, тот холст, что висит в Русском музее, создавался Малевичем не самостоятельно, а при самом деятельном участии его учеников.  

– Для копирования этой картины потребовалась помощь учеников? – снова удивился я.  

– Возможно, ему, как учителю, хотелось приобщить своих питомцев к собственной славе…  

Мы немного прошли молча.  

– Иными словами, ты полагаешь, – заговорил я, – что «Черный квадрат» – это своего рода «паровоз», посланный свыше, который вывез Малевича в особый мир, где царят признанные классики, и туда же последовательно доставил все его предыдущие и последующие работы?  

– «Паровоз»? Может быть… – подумав, он добавил: – Уверен, что всякий (или почти всякий) честолюбивый художник, пребывающий в обидной для него тени, мечтает написать свой «Черный квадрат». Вот смотрит такой непризнанный гений на всю эту «геометрию» и думает про себя: «А почему бы и мне не найти какой-нибудь неожиданный и, вместе с тем, простой и сильный ход? Ведь удалось же Малевичу! »  

И эта мысль придает художнику силы в его отчаянной борьбе за право быть услышанным.  

Да, «Черный квадрат» – это воплощение, но только не космического мрака, не вселенского зла, не конца искусства, как такового, и уж точно не беззвездной мглы над Россией. Это, если угодно, символ надежды, побуждающей талантливую личность к поиску новых путей в избранной сфере деятельности.  

В этом и заключается тайна позитивного воздействия на одаренных людей «простого геометрического рисунка»!  

– Надежды на успех? – уточнил я.  

– Да, на громкий, быстрый и полный успех! Иными словами, на всемирную славу.  

Пока мы шли до Инженерного замка, я размышлял, соглашаться ли мне с доводами моего приятеля, либо же пуститься с ним в казуистический спор.  

Но, вспомнив, что он – мой гость, счел за благо попросту деликатно переменить тему.  

ЛИСТАЯ ТЕЛЕФОННЫЙ СПРАВОЧНИК,  

ИЛИ «ЗАШИФРОВАННЫЙ» НОМЕР  

Как-то раз понадобилось мне позвонить из дома в наш питерский Союз журналистов, и я раскрыл толстенный телефонный справочник «Весь Петербург», благо, он оказался под рукой.  

Правда, фолиант сей был выпущен еще лет шесть назад, но я точно помнил, что необходимый мне телефонный номер в нем имелся.  

Вот только где его искать?  

В тематическом рубрикаторе позиция под названием «Союзы» отсутствовала.  

Ладно, обратимся к алфавитным страничкам.  

Увы, «Союзов» не было и здесь. «Соусы оптом» имелись, а вот «Союзам» места не нашлось.  

По здравому размышлению, мне следовало отодвинуть теперь справочник в сторону и обратиться к своей записной книжке, просто сняв ее с полочки компьютерного стола.  

Скорее всего, я так бы и поступил, если бы нежданно во мне не пробудилось смутное воспоминание, что год или два назад, когда я искал в этом же справочнике тот же телефон нашего союза, мне удалось сделать это далеко не сразу, но все-таки удалось. И, вроде бы, я был даже обескуражен логикой составителей. Но в чем именно заключался секрет поиска, в памяти не сохранилось.  

Так почему бы мне заново не разгадать этот маленький ребус?  

Раззадоренный охотничьим азартом, я снова углубился в источник, находившийся сейчас передо мной.  

Поищем на «Д» – «Дом журналистов»?  

Ведь что ни говори, а главный штаб нашего пишущего сообщества – это известное историческое здание в центре Петербурга, на Невском.  

Многие поколения ленинградских репортеров так и говорили: «Встретимся в Домжуре! »  

В «Домжуре», а не в «Союзе журналистов»!  

В справочнике различные «Дома» были представлены весьма широко – Дом актера, Дом кино, Дом композиторов, Дом офицеров, даже Дом ночного пребывания…  

«Ура! » – чуть было не воскликнул я, заметив знакомое сочетание.  

Но это был всего лишь Дом творчества Союза журналистов в Репино.  

Бог весть, сохранился ли он?  

Однако же у меня появилось ощущение, что курс взят верный.  

Может, надо искать на «Т» – «Творческие союзы»?  

Я уже в который раз лихорадочно перелистал справочник.  

Таковых вообще не имелось: вслед за «Татуировкой» расположились «Театральные агентства».  

Постой-ка, сказал я себе. Ты искал «Союзы» в «желтых страницах», но ведь есть еще «белые страницы».  

Я раскрыл вторую часть справочника и был вознагражден.  

Представленный здесь список «Союзов» оказался внушительным.  

Уж, наверняка, где-то тут скрывался объект моей охоты. Сейчас я его найду!  

Однако сразу же после «Союза животноводов-любителей» значился некий «Союз защиты».  

Именно между ними полагалось утвердиться «Союзу журналистов», но его не было и здесь.  

Я дважды или трижды изучил весь список от начала до конца с предельным вниманием, а вдруг что-то пропустил?  

Кажется, тут были представлены все союзы нашего славного города, кроме того единственного, чей телефон я сейчас безуспешно разыскивал.  

Справочник словно издевался надо мной. Ведь нужная мне строка в этой пухлой, в тысячу с лишним страниц книге имелась, да! Я точно помнил это. Вот только куда же она запряталась?  

И тут, наконец, на меня снизошло озарение.  

Я вспомнил, что на твердой корочке моего членского билета красуется надпись: «Санкт-Петербургский союз журналистов».  

Что, если, по логике составителей справочника, ключевым словом в этом названии является вовсе не «союз» и не «журналистов», а «санкт-петербургский»?  

Окрыленный новой надеждой, я пустился в погоню за номером-невидимкой с удвоенным энтузиазмом.  

Организации, чье название отпочковывалось от имени города, занимали в фолианте несколько страниц убористого текста.  

Я двигался от пункта к пункту в полной уверенности, что удача не за горами.  

Но, боже ты мой, когда после «Санкт-Петербургского союза дизайнеров» перед моими глазами возник следующий по списку «Санкт-Петербургский союз политологов», меня охватило беспредельное отчаяние, ощущение абсолютной беспомощности.  

В голове не бродило ни одной путной идеи.  

Ведь я испробовал уже все мыслимые варианты, перебрал все ключики, но разгадка этой рукотворной тайны не стала ближе.  

Некоторое время я недвижно сидел за столом, тупо уставившись в раскрытую страницу, тот последний рубеж, за которым для меня уже не оставалось каких-либо иных, известных мне, принципов построения справочной литературы.  

И вдруг мой блуждающий взор машинально выхватил из общей массы текста искомые слова, правда, с небольшим добавлением:  

«Санкт-Петербургский творческий союз журналистов»!  

Вот именно в такой последовательности.  

Нет, никогда, ни за какие коврижки не мог бы я самостоятельно додуматься до подобного алгоритма поиска.  

И всё же, как говорится, кто ищет, тот найдет.  

Между прочим, за названием в скобочках стояло 3-значное число, указывавшее на соответствующую позицию в главном алфавитном рубрикаторе.  

Что ж, интересно было узнать, в какой обобщенный список включена наша организация, и на какую букву ее следовало искать изначально.  

Оказалось, на «О» – «Общества любительские».  

Я-то, грешным делом, на протяжении более чем трех десятилетий полагал, что состою в профессиональном творческом союзе, ан нет, всего лишь в любительском обществе.  

Чего только не узнаешь, листая телефонный справочник!  

МОШЕННИКИ ЗА РАБОТОЙ  

Быть может, не каждый петербуржец уже и припомнит, что лет 15 назад, а то и ранее, нашу северную столицу буквально захлестнули волны уличного мошенничества. Порой и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на очередного афериста. Иногда возникало ощущение, что в городе высадился многочисленный десант профессиональных жуликов всех мастей. Действовали эти ловкачи изощренно, изобретательно, нагло, всякими способами выманивая деньги у прохожих, для которых подобные мини-спектакли были еще в новинку.  

Реагировать на все случаи уличного обмана и плутовства милиция не успевала. А может, и не стремилась к этому. Науку противостояния мошенникам рядовой электорат осваивал на собственном горестном опыте…  

БЕСПРОИГРЫШНЫЙ МЕТОД  

РАЗЫГРАНО, КАК ПО НОТАМ…  

Себя лично я всегда считал человеком наблюдательным, осмотрительным, и уж точно не лохом.  

Но…  

В ту пору на Московском проспекте, как раз напротив метро «Фрунзенская», бойко торговал небольшой продуктовый магазинчик.  

Вечером, по дороге домой, я нередко заглядывал в него.  

И вот однажды, едва я успел выйти из этой торговой точки, как рядом, у обочины, резко затормозил автомобиль.  

С переднего пассажирского сиденья выскочил некий молодой человек, поджарый, с пышной шевелюрой, в больших темных очках, и бросился ко мне, с умоляющим видом протягивая какой-то лист бумаги и экспрессивно жестикулируя.  

Не составляло труда догадаться, что это – глухонемой, а в руках у него схема с неким адресом.  

И этот человек, судя по его отчаянным жестам, весьма рассчитывал, что именно я разъясню ему, тоже жестами, где именно расположен нужный ему дом.  

Пока я вглядывался в примитивную схему, он подбадривал меня, похлопывая в дружественной манере по плечам и по груди, трогая за локоть, показывая куда-то за спину...  

Он очень, очень спешил, словно опаздывал на свидание с любимой девушкой!  

Наконец, обмен жестами завершился.  

Мой визави поблагодарил меня кивком за помощь и бегом вернулся в машину, которая тут же сорвалась с места.  

Я спокойно продолжил свой путь, но уже через несколько шагов оказался во власти смутных подозрений.  

Ощупываю внутренний карман пиджака, где лежали деньги – он пуст, молния расстегнута!  

Вот те раз! В безобидной ситуации, посреди оживленной улицы, я стал, неведомо как, жертвой уличных мошенников. Такое впечатление, что меня околдовали.  

Резко оборачиваюсь, но той машины уже и след простыл, притом, что я не заметил ни ее номера, ни даже марки.  

Однако, немного погодя, на меня снизошло некое озарение, в свете которого ясно вырисовался весь сценарий произошедшего.  

Очевидно, наводчик шайки находился внутри магазина, присматриваясь, чем народ расплачивается за покупки, и выбирая жертву.  

Почему он выделил именно меня?  

Денег-то у меня было немного, но все бумажки – мелкого достоинства, оттого и пачка выглядела внушительной.  

Вот тут-то наводчик явно дал маху.  

Тем не менее, следуя плану, он вышел из магазина чуть раньше меня и подал знак своим сообщникам, которые уже дежурили в автомобиле.  

Но как же мастерски действовал тот мошенник, что играл роль «глухонемого»!  

Я абсолютно не ощущал чужого проникновения в свой карман, как и того момента, когда жулик расстегнул молнию внутри.  

Но помню, что в моих глазах замерцали яркие звездочки на синем фоне, в ушах появился странный гул, а руки и ноги сделались словно ватные.  

В то лето Питер охватила настоящая эпидемия подобных происшествий.  

Пресса писала, со ссылкой на специалистов, что мошенники пользуются методикой кратковременного погружения сознания жертвы в гипнотический транс. Все эти похлопывания, прикосновения, мельтешение жестов были точно выверенным приемом.  

Но уже к осени волна жульнических трюков резко пошла на спад, а затем и вовсе прекратилась.  

По слухам, мошенники, сняв навар, покинули Северную Пальмиру, перебравшись в другие города.  

ТЕМНО-ВИШНЕВЫЙ «МОСКВИЧ»  

Минуло года три, а то и больше.  

Однажды я шел по набережной Обводного канала, приближаясь к Измайловскому проспекту.  

На этом участке, притом летом, да еще в субботу, прохожих – буквально наперечет (в тот период город еще не заполонили толпы гастарбайтеров).  

Из состояния задумчивости меня вырвал скрип тормозов.  

У обочины остановился темно-вишневый «Москвич», старенький и какой-то неухоженный.  

Его номерные знаки покрывал слой засохшей грязи.  

Странно, ведь над городом буквально накануне прошумели ливни…  

Смутная тревога побудила меня оглядеться по сторонам.  

Тротуар передо мной просматривался на добрых полкилометра в обе стороны, и был практически пуст.  

Да и транспорт проносился мимо лишь изредка, притом на большой скорости.  

Между тем, с переднего пассажирского сиденья «Москвича» выбрался этакий румяный колобок и, жестикулируя, устремился ко мне.  

В руках он держал расправленный лист бумаги.  

Память мгновенно напомнила мне об инциденте возле «Фрунзенской».  

Но сейчас проблема заключалась в том, что у меня имелась при себе значительная (по моим меркам) сумма денег, взятых в долг.  

Ради семейного благополучия я попросту не имел никакого права становиться жертвой уличных аферистов, которые определенно нацелились на мои карманы.  

Тем временем колобок подкатился ко мне вплотную и поднес к моему лицу схему, тыча пальцем в какую-то точку на ней.  

Рисунок был примитивный, в нижнем углу листа выделялся неясный полукруг кофейного цвета.  

Колобок принялся энергично жестикулировать.  

Его румяные щеки, забавно оттопыренные уши и ясные, чистые, немного навыкате глаза навсегда врезались в мою память.  

Он подступил еще ближе, его взгляд сделался мягким, почти ласковым.  

Следом он похлопал меня по плечу, затем по тому карману, где лежали деньги.  

В моих глазах засверкали яркие звездочки на синем фоне, волю сковывал поначалу легкий, но быстро крепчавший морок…  

И вдруг боковым зрением я увидел приближавшееся свободное такси.  

Я бросился на дорогу, чувствуя, что вырвался из коварной ловушки…  

ТОТ САМЫЙ «КОЛОБОК»  

Дня через три я возвращался с работы домой по лабиринту тех улочек, что тянутся от Технологического института к Обводному каналу и носят названия подмосковных городов.  

Обычно пешеходов там немного, да и автомобильные пробки – большая редкость.  

Я как раз миновал один из перекрестков, когда чуть впереди у обочины припарковался темно-вишневый старенький «Москвич».  

Неужели тот самый?!  

Последние сомнения отпали при виде выбравшегося наружу колобка – с его оттопыренными ушами и непорочными, слегка выпученными глазами праведника.  

Хорошо, что сегодня у меня с собой нет денег, мелькнула первая же мысль.  

В руках пучеглазый колобок держал ту самую схему с кофейным полукругом в нижнем углу.  

Он приближался с широкой, открытой улыбкой, словно увидел во мне давнего, отзывчивого друга.  

По идее, у аферистов должна быть прекрасная память на лица.  

Но этот тип явно не узнавал меня.  

А ведь с момента нашей последней встречи на набережной прошло всего три дня.  

Праведный гнев охватил меня.  

Да что же такого они нашли во мне?!  

Я щелкнул пальцами по его липовой схеме и раздельно произнес:  

«Не сомневаюсь, что вы меня хорошо слышите и отлично всё понимаете. Эта ваша карта, похоже, нарисована давно. Вдобавок, она приметная. Вот этот полукруг внизу – очевидно, след от чашки с кофе. И запомните главное – ваши чары на меня больше не действуют. Не приближайтесь ко мне! »  

С этими словами я пошел своей дорогой.  

Буквально следом темно-вишневый «Москвич» обогнал меня.  

Его номерной знак, как и в прошлый раз, был заляпан грязью.  

Но все же несколько цифр я различил.  

Так, на всякий пожарный.  

Еще немного, и автомобиль с мошенниками свернул за угол.  

Похоже, осечка ничуть не смутила охотников за кошельками.  

ОДИНОКИЙ ПРОХОЖИЙ  

Назавтра, примерно в то же время, я шел по Малодетскосельскому проспекту в сторону Фрунзенского универмага.  

Решив перейти с тротуара на тенистую аллею, я повернул голову направо, да так и замер от изумления.  

Ко мне подкатывал темно-вишневый «Москвич», в пассажире которого я узнал жулика с оттопыренными ушами.  

Очевидно, на этот раз мошенники тоже узнали меня.  

Водитель, явно собиравшийся тормозить, резко нажал на газ.  

Какое-то время я брел по аллее, испытывая легкое головокружение от абсурдности происходившего.  

Третья встреча за неполную неделю!  

Это уж слишком.  

Расскажи я кому-нибудь, разве мне поверят?  

Слава богу, что эти проходимцы всё же уехали.  

Уехали?  

«Москвич» замер на этом же тихом проспекте, метрах в 150-ти впереди, возле одинокого прохожего, который сейчас стоял спиной ко мне.  

Пучеглазый, импульсивно жестикулируя, уже охмурял его по своей методике.  

И вот я увидел, как бедняга прохожий, оказавшийся, надо полагать, под воздействием гипноза, сам выворачивает боковой карман своего пиджака!  

Нет, взирать равнодушно на столь наглое надувательство беспечного горожанина было невозможно.  

Эх, будь что будет!  

Я ускорил шаг.  

Однако не успел я пройти еще и половины разделявшего нас расстояния, как пучеглазый вернулся в машину, и та покатила дальше.  

Облапошенный прохожий проводил ее долгим взглядом, затем повернулся, и я увидел его лицо.  

Это был пенсионер весьма почтенного возраста, но его стройная, худощавая фигура говорила о сохранившемся запасе жизненных сил.  

Вид у ветерана был вполне спокойный.  

Несчастный старик!  

Он даже не догадывался, что его только что обобрали до нитки.  

КЛИН КЛИНОМ  

Я двинулся прямиком к жертве.  

«Послушайте, тот человек, что сейчас говорил с вами, – аферист, косящий под «глухонемого». Проверьте свои карманы! »  

Ветеран взглянул на меня с интересом:  

«Судя по вашей взволнованности, вы тоже попадались на их удочку? »  

«Было дело. Но давно. Однако теперь я научен горьким опытом, и от этой парочки сумел избавиться без потерь. – Тут я напомнил: – Всё же проверьте карманы! »  

«Это лишнее, – сощурился он. – То, что у меня было с собой, всё на месте».  

«Но я видел собственными глазами, как вас загипнотизировали, и вы сами вывернули вот этот боковой карман! »  

«Да я попросту надул плутишку», – хитровато улыбнулся он.  

«Надули опытного мошенника?!» – удивился я, приглядываясь к своему собеседнику внимательней.  

У него было загорелое, морщинистое лицо и рыжеватые волосы, еще не везде тронутые сединой, а в серых глазах светился ироничный ум.  

«Не такой уж он и опытный. Так, освоил два-три простейших приема и решил почему-то, что его фокус пройдет на ура. Знаете, что главное в профессии аферистов? »  

«Откуда же мне знать?!»  

«Могли бы догадаться, уж коли у вас есть опыт общения с этой публикой, – заметил он с тонкой усмешкой. – Главное – это безошибочно определить, есть ли у жертвы при себе деньги, и где они находятся. Расскажу вам один случай. Некоторое время назад в одном из городов средней полосы России задержали шайку ловких карманников-гастролеров. В людных местах – на вокзалах, автостанциях, рынках, – они вывешивали объявления якобы от имени администрации. Дескать, уважаемые граждане, будьте бдительны, в толпе орудуют профессиональные карманники, берегите свою наличность и ценности! Читая такое объявление, простые люди непроизвольным движением проверяли, на месте ли их кошелек. Это и нужно было наводчикам, которые сновали поблизости. А дальше – дело техники».  

«Любопытная история… Однако мне не вполне ясно, зачем вы выворачивали свой карман? »  

«Для вящей убедительности. Я ведь внушил ему мысль, что у меня с собой ничего нет, кроме расчески и шариковой ручки. Вот и карман вывернул. Он поверил и тут же ретировался. А деньги у меня лежали в другом кармане. Я ведь с почты иду, только что получил пенсию», – он запустил руку в другой боковой карман, достал оттуда тощую стопку банкнот, показал мне и снова спрятал.  

Признаться, этот необычный ветеран просто ошарашил меня своими откровениями.  

«Вы умеете внушать мысли отпетым мошенникам? » – не удержался я от вопроса.  

«Лишь в целях самозащиты, – туманно ответил он. – Скажу, не бахвалясь: я мог бы побудить его к выворачиванию собственных карманов. Но это не мой метод. – Тут же он переменил тему: – Ну, а вы? Какова история ваших отношений с этими голубчиками? »  

Я в двух словах поведал ему о своей эпопее.  

«Всё ясно, – кивнул он. – Эти «глухонемые» прекрасно знают, что рядовой человек, оказавшись с деньгами на улице, испытывает подсознательное чувство беспокойства. Вы, быть может, и не держались за карман, но, готов поспорить, что, в тот раз, на Обводном канале, этот господин с оттопыренными ушами быстро раскусил вас. Вы спасли свою наличность лишь благодаря прежнему опыту, собрав в критический момент волю в кулак. При второй встрече они, не сомневаюсь, узнали вас сразу же, но решили действовать напролом, рассчитывая на ваше кратковременное замешательство. Однако вы дали им понять, что расшифровали фокус, и они тут же потеряли к вам всякий интерес. Они ведь не грабители, а «честные» аферисты! Ну, а сегодня, видя вас поначалу только со спины, они приняли вас за неведомого прохожего. Когда же узнали ваше лицо, то продолжили свою охоту, нацелившись на другой объект – мою скромную персону».  

«Послушайте! – в волнении воскликнул я. – Давайте положим конец деятельности хотя бы этой шайки. В конце аллеи, на повороте, всегда дежурит постовой. Пойдемте прямо сейчас и всё ему расскажем! »  

«Это сплошная морока! – покачал головой мой собеседник. – К тому же у нас нет никаких доказательств. Ведь никто из нас двоих не пострадал от этой парочки. Да и не станет милиция заниматься такой ерундой, – выдержав паузу, он добавил: – А за солидарность – спасибо! Я оценил. И вот вам мой совет: если опять столкнетесь с мошенниками, то вообразите про себя четко, что никаких денег у вас с собой нет. Нет ничего, кроме какой-то мелочи и зажигалки. Думайте о зажигалке, о том, что она уже старая, и скоро надо будет ее менять. Это может помочь. Ну, а мне уже пора. Приятно было пообщаться»…  

НЕЖДАННЫЙ СЮРПРИЗ  

И всё же я вознамерился исполнить свой гражданский долг.  

Снова перешел в аллею и двинулся к Московскому проспекту.  

Ряд деревьев, справа от меня, заслонял собой пост гаишников.  

Но, по мере приближения к перекрестку, просветы между стволами делались всё шире, и, наконец, я узрел представителя власти.  

Он стоял не на углу, как обычно, а на тротуаре и задушевно беседовал с двумя гражданами мужского пола.  

В одном из них я мгновенно узнал ушастого. Второй – высокий, худощавый брюнет – был водителем «Москвича».  

Тут же стояла и их обшарпанная машина.  

Ее номерной знак по-прежнему был заляпан грязью, но гаишника это почему-то ничуть не волновало.  

Все трое общались между собой безо всякой жестикуляции и накоротке, как давние приятели.  

Слов разобрать было нельзя, но, судя по дружному смеху, пучеглазый только что рассказал остроумный анекдот.  

Теперь было ясно, почему мошенники столь безбоязненно разъезжали по тихим улочкам района.  

А чего не ездить, имея надежную «крышу»?  

* * *  

Тем не менее, с этого дня «глухонемые» аферисты куда-то пропали.  

По крайней мере, мне они не попадались более ни разу.  

То ли перебрались в другой уголок города, то ли, осознав, что примелькались, запустили какой-то новый сценарий «честного» отъема денег у населения.  

Не встречал я более и мудрого старика.  

А жаль! Я ведь даже его имени не спросил.  

Был ли это заслуженный специалист на пенсии, промышлял ли он сам в былые времена подобными методами, – до сих пор теряюсь в догадках.  

«ВЫПАВШИЙ КОШЕЛЕК» И СИСТЕМА СТАНИСЛАВСКОГО  

Подобно тому, как в театральном мире кипит постоянная работа по созданию оригинальных пьес, так и в мире мошенников, жуликов и аферистов безостановочно шлифуются всё новые способы «честного отъема денег у населения».  

И точно так же, как в театре, где только самое лучшее становится классикой жанра, здесь тоже существуют свои излюбленные «пьесы»…  

НАЖИВКА ДЛЯ ПРОСТАКОВ  

Жульнический спектакль под названием «Выпавший кошелек», многократно разыгрывавшийся на улицах северной столицы, как, впрочем, и других российских городов, требовал от задействованных в нем «актеров» весьма виртуозной игры, на уровне канонов системы Станиславского.  

Вкратце суть действа сводилась к следующему.  

В качестве жертвы, прямо на улице, среди мельтешения прохожих, двое мошенников выбирали, как правило, зрелого мужчину, который, по ряду примет, мог иметь при себе значительную сумму наличных.  

Следуя за ним на некотором отдалении, хитрецы дожидались благоприятного момента, когда на тротуаре, непосредственно вокруг «объекта», образовывался клочок свободного пространства.  

Вот тут-то и начиналось вполне театральное действо.  

Один из мошенников изображал страшно торопящегося куда-то человека, опаздывавшего то ли на поезд, то ли на свидание с любимой девушкой.  

На спринтерской скорости он обгонял «избранника», мастерски роняя тому прямо под ноги, как бы по легкомысленной небрежности, пухлый кошелек из своего заднего кармана.  

Потенциальная жертва от неожиданности замирала на месте.  

Этой паузы «бегуну» с лихвой хватало на то, чтобы исчезнуть из виду, растворившись ли в толпе, свернув ли в ближайший переулок.  

И вот ситуация: на асфальте перед «лохом» лежит чужой кошелек, приятной такой наполненности; беспечный владелец «сокровища» испарился неведомо куда; других очевидцев уличного происшествия, похоже, нет, поскольку никто из прочих прохожих так и не вник в эту мимолетную сценку.  

Как прикажете поступить?  

Рука уже сама тянется к счастливой находке, но не всё так просто!  

Выясняется, что нашелся еще один очевидец инцидента (надо ли объяснять, что им являлся сообщник господина «торопыги»? ).  

Пока «избранник» всё еще терзался сомнениями, этот второй мошенник, изображая, конечно же, добропорядочного рядового прохожего, без колебаний поднимал кошелек и раскрывал его.  

Ого! Тот туго набит «зеленью»! Хотя и вперемежку с отечественными рубликами. И – никаких документов, по которым можно было бы установить личность владельца.  

Свеженький «очевидец» вел себя решительно, но без наглости, выказывая полное уважение к своему невольному собрату по уличному эпизоду.  

Он ставил того в известность, что заметил краешком глаза, как владелец кошелька садился в такси, и значит, вряд ли уже вернется на это место, даже обнаружив пропажу. Мало ли где он мог «посеять» свой капитал! Нести же деньги в милицию, это все равно, что подарить их чужому дяде.  

«Слушай, друг, – задушевно-вкрадчивым тоном возвещал он, – если уж нам так подфартило, то давай разделим капусту по-братски, по справедливости, и разбежимся в разные стороны. Будем считать, что само небо послало нам этот подарок! »  

Если простак выражал согласие, это означало, что наживка проглочена.  

Далее действие перемещалось в ближайшую подворотню, где происходил процесс честного дележа «подарка фортуны».  

Но в тот самый момент, когда «лох» только-только успевал спрятать свою долю в карман, под аркой возникал, словно чёртик из шкатулки, истинный владелец кошелька. Кошелька, который всё еще оставался в руках у подельника.  

Владелец произносил краткий монолог, намекая, что кошелек, быть может, не утерян, а выкраден. Но это, мол, сейчас неважно, пусть ему вернут деньги, все до копейки! Иначе он будет вынужден позвонить брату-охраннику, который дежурит тут, поблизости.  

Второй «очевидец» беспрекословно подчинялся ультиматуму.  

Простаку не оставалось ничего другого, как следовать его примеру.  

Но инцидент всё еще не был исчерпан.  

Владелец, пересчитав деньги, вдруг заявлял, что тут не всё. Быть может, кто-то из «счастливчиков» припрятал часть своей доли? Он требовал, чтобы «сладкая парочка» вывернула свои карманы. Не то, мол, он немедленно позвонит брату-охраннику, с его пудовыми кулаками и взвинченной в результате недавнего ранения психикой, а тот приведет своих орлов в качестве группы поддержки…  

Сообщник снова подчинялся без спора, да еще советовал «лоху» сделать то же самое.  

Поневоле жертве приходилось предъявлять свою кровную наличность.  

Тут же выяснялось, что именно такой суммы и недостает в кошельке.  

Никакие доводы, никакие клятвы простака-прохожего не принимались в расчет, притом, что «очевидец» №2 чуть ли не открыто подыгрывал своему напарнику.  

В результате трудовые банкноты перекочевывали в портмоне главного мошенника.  

Через пару секунд оба «актера» исчезали неведомо куда, а облапошенному «лоху» оставалось лишь сетовать на судьбу-злодейку, жестоко посмеявшуюся над его радужными надеждами.  

И только позднее, вспоминая подробности этой фантасмагорической истории, наш простак начинал понимать, что стал очередной жертвой ловко разыгранного уличного мошенничества.  

СМИ ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ  

В Санкт-Петербурге этот способ наживы начал практиковаться с начала 90-х годов, пик же мошеннических представлений пришелся на 1993-й.  

В ту пору я работал в издательской фирме, выпускавшей ряд популярных еженедельников.  

И вот, с некоторых пор, наши сотрудники, один за другим, оказывались невольными участниками уличного спектакля «Выпавший кошелек».  

Надо сказать, что само это действо было тогда для большинства горожан в новинку, и оттого воспринималось многими даже с некоторым любопытством.  

Несмотря на это, никто из наших, по счастью, серьезных финансовых потерь не понес.  

Одни, в силу нравственных убеждений, категорически отказывались от дележа чужого добра, другие имели при себе столь ничтожные суммы, что финальный акт жульнического спектакля попросту терял всякий смысл.  

Случалось и так, что кто-нибудь из сотрудников рассказывал, как нынешним утром к его ногам «случайно» метнули кошелек, а уже тем же вечером аналогичный случай происходил с другим коллегой, из той же редакции.  

По моим подсчетам, через игру «Выпавший кошелек» прошли в общей сложности около десяти наших работников.  

В коллективе в тот период насчитывалось, вместе с рекламным отделом и техническим персоналом, несколько десятков человек.  

Таким образом, несложно подсчитать, сколь широко развернулись в городе мошенники, освоившие практику подбрасывания кошелька-приманки.  

В летнюю пору масштабы их деятельности зашкаливали за все разумные пределы. Шел, что называется, натуральный чёс.  

Жулики настолько обнаглели, что устраивали представления не только на подходящих для этого улицах, но даже на платформах метро!  

Характерно, что со стороны правоохранительных органов эти последователи великого комбинатора практически не встречали даже символического отпора.  

Надо полагать, перед нашей милицией в тот период стояли более неотложные задачи.  

На выручку горожанам, которых пытались облапошить буквально на каждом шагу, пришли СМИ – городские газеты и телевидение.  

Появились многочисленные публикации, волной прошли телепередачи, в которых на примере конкретных жертв раскрывалась технология этого неординарного обмана.  

Предупрежденное население стало проявлять больше бдительности, и улов мошенников резко пошел на спад.  

А спустя еще какое-то время, эти мастера-виртуозы, судя по всему, покинули северную столицу.  

ИГРА В КОШКИ-МЫШКИ  

После бума спектакля «Выпавший кошелек» прошло года полтора или около того.  

Как-то раз, летом, я отправился по делам в одну из редакций в центре города.  

Сошел на метро «Владимирская» и, пройдя к Стремянной улице, двинулся по ней в сторону улицы Марата, мысленно готовясь к разговору с редактором.  

Я приближался к Поварскому переулку, когда меня обогнал худощавый парень в облегающих джинсах, несущийся вперед, словно на крыльях.  

Вот он пружинисто подпрыгнул на какой-то выбоине, и от этого движения из его заднего кармана выпал тугой кошель, шлепнувшись в каком-то шаге передо мной.  

Всё произошло настолько естественно, что у меня, человека, осведомленного обо всех подробностях спектакля «Выпавший кошелек», в первый момент не промелькнуло даже тени подозрения.  

Скорее, подсознательно я все же приметил: на улице были и другие прохожие, но кошелек упал на тротуар так ловко, что увидел его один я.  

«Потерять» портмоне с такой неподражаемой точностью, это даже не фокус, не проворство рук, это, если угодно, элемент подлинного воровского искусства.  

«Молодой человек! – крикнул я вслед «бегуну», не прикасаясь, однако, к находке. – Вернитесь! Вы кое-что потеряли! »  

Куда там!  

Он резво, как на шарнирах, свернул в Поварской переулок, и был таков.  

«Послушайте, – раздался сбоку вкрадчивый голос, – этот растяпа уже убежал и не услышал вас».  

Я обернулся.  

Рядом стоял белобрысый, с челочкой, веснушчатый парень плотного телосложения.  

К этому моменту наваждение рассеялось окончательно, и я уже догадывался, в какую пьеску меня сейчас будут втягивать.  

И точно, всё развивалось по накатанному сценарию. Белобрысый раскрыл кошелек, издав радостный возглас: «Эге, да здесь тонна зеленых, не меньше! » Само собой, тут же он принялся зазывать меня в ближайшую арку для дележа.  

Сначала мне хотелось подвергнуть его своего рода психологическому тесту: объяснить, что механизм этой аферы мне хорошо известен, показать ему свое журналистское удостоверение, а затем посмотреть, не появится ли на его мордастых щеках легкая краска стыда.  

Но что-то во взгляде его маленьких поросячьих глазок подсказывало мне, что вопросы совести волнуют этого субъекта не больше, чем прошлогодний снег.  

А не поиграть ли мне с ним в кошки-мышки?  

«Уважаемый, возьмите эти деньги себе», – сказал я.  

«Как это – себе?! – забеспокоился он. – Мы же вместе их нашли. Значит, нужно поделить».  

«Нет, кошелек нашли вы, – возразил я. – Вы же подняли его с земли. На нем остались именно ваши отпечатки пальцев. А я, ввиду своей близорукости, вообще не заметил никакого кошелька. Думал, что это сложенный полиэтиленовый пакет. Так что оставьте находку себе, если хотите».  

«Я и сам ничего не заметил бы, если б вы не остановились, – нашелся он. – А раз так, то добычу пополам! »  

«Сказать по правде, принять ваше предложение мне не позволяет Заратустра», – ответил я, вспомнив один из аргументов незабвенного Остапа.  

«Чего-чего?!» – растерялся жулик.  

Я двинулся своим маршрутом, а он еще метров пятьдесят гарцевал сбоку, уговаривая меня на все лады.  

Ну, кто из честных искателей сокровищ проявил бы столько заботы о чужой выгоде!  

Однако этот пройдоха уже изрядно надоел мне. Пора было отвязываться от него.  

«Видите, – сказал я, – на перекрестке стоит гаишник. Давайте отдадим кошелек ему. Может, милиции удастся найти владельца? »  

«Менты попросту разделят эти бабки между собой, – со знанием дела воскликнул мошенник. – А нас назовут дураками! »  

«Зато спать будем спокойно», – парировал я.  

Выражение полного недоумения на его щекастой физиономии было мне маленькой наградой за мой собственный импровизированный спектакль.  

Кивнув ему на прощание, я двинулся дальше.  

В глубине соседней арки переминался с ноги на ногу худощавый парень в облегающих джинсах, тот самый, что «потерял» кошелек.  

Определенно, он ждал сигнала от сообщника.  

Могу представить себе их диалог.  

«Ну, и где тот «лох», которого ты разводил? »  

«Сорвался с крючка. В последний момент».  

«Вот, блин! Опять осечка. Столько работы, и всё без навару. Похоже, пора переходить на другие схемы»…  

В тот сезон мошенникам так и не удалось реанимировать на питерских улицах спектакль «Выпавший кошелек».  

Приятно осознавать, что в этом «актерском» провале есть и моя небольшая заслуга.  

Да, чуть не забыл!  

Так уж случилось, что в тот день никаких денег у меня с собой не было.  

Поэтому аферисты по любому остались бы с носом.  

Вот я и думаю, а может, стоило сыграть с ними в кошки-мышки до финального акта?  

ПРИЗНАНИЕ ЖРЕЦА МЕЛЬПОМЕНЫ  

Есть у меня в Москве хороший старый друг.  

Он вращается в театральном мире, всю сознательную жизнь был связан со сценой, в том числе, с известными столичными театрами.  

В былые времена мы частенько встречались, то в Москве, то в Питере.  

Однажды я рассказал ему о своем видении уличного спектакля «Выпавший кошелек», особо подчеркнув то обстоятельство, что талантливая игра занятых в нем «актеров» в какой-то момент едва не сбила меня с толку, хотя весь сценарий я знал заранее.  

Видно было, что у моего друга вертится на языке какой-то ответ.  

Как он ни крепился, но, наконец, всё же сделал любопытное признание:  

– Знаешь, а я ведь тоже влип однажды в похожую историю, вот только увяз в ней по самую макушку…  

Это произошло в тот день, когда с треском рухнула небезызвестная фирма МММ господина Мавроди.  

Как и многие другие столичные жрецы Мельпомены, я тоже вложил в МММ все свои сбережения, и вот остался у разбитого корыта.  

Настроение было отвратительным.  

Я понятия не имел, на что мне жить завтра.  

По счастью, нашелся человек, одолживший мне сумму, достаточную, чтобы продержаться пару недель.  

Упрятав эти заветные денежки в потайной карман своего пиджака, я шел по бульвару в пределах Садового кольца, всё еще сокрушаясь по поводу постигшей меня финансовой катастрофы.  

И тут кто-то легонечко потянул меня за рукав…  

Скажу сразу, уличный спектакль, в который меня начали втягивать, назывался иначе, не «Выпавший кошелек».  

Но сути это не меняет.  

Как и ты, дружище, я прекрасно осознавал, что передо мной отпетые мошенники, точно так же мне были известны все сюжетные повороты их игры.  

Мне ничего не стоило отшить их меткой театральной фразой и пойти дальше своей дорогой.  

Но, как человеку театра, мне вдруг стало любопытно.  

Я решил немного повременить: как только они сфальшивят, я на правах профессионала пристыжу их и сразу же уйду.  

Но случилось неожиданное: они играли гениально, а я сам всё глубже втягивался в эту иллюзорную игру.  

Краешком сознания я четко понимал, что все их действия направлены лишь на то, чтобы выцыганить у меня мои последние средства.  

Но как здорово они это делали!  

Эти мелкие жулики, явно не имевшие не то чтобы театрального, но даже обычного среднего образования, вели свои роли так, что и старик Станиславский, будь он жив, воскликнул бы: «Верю! »  

Мысленно я аплодировал им.  

Но одновременно, как-то незаметно для себя я поддался магии этого уличного спектакля, сам превратился невольно в его участника, и уже не смог вырваться из этого сладостного плена.  

Понимая, что делаю большую глупость, я, тем не менее, собственными руками, добровольно, вручил им всё то, что находилось в моем потайном кармане.  

До сих пор не могу понять, как такое могло случиться.  

Но что было, то было…  

– Впрочем, ведь и в театре ежедневно происходит нечто подобное, – добавил мой друг после паузы. – Зрители понимают, что на сцене идет вымышленное действие. Но если актеры великолепны, если интрига завораживает, если в зале царит приподнятая атмосфера праздника, то вымысел становится более реальным, чем повседневная скука.  

Я думаю, уличным мошенникам тоже известен этот секрет…  

ПО ЗАВЕТАМ ОСТАПА БЕНДЕРА  

КАК ХОРОША НОРВЕЖСКАЯ КЛЮКВА!  

В середине 90-х я работал в одной солидной редакции, которая размещалась в большом расселённом здании, недалеко от Сенной площади.  

Дом был, кажется, ещё дореволюционной постройки, и в нём, наряду с широкой парадной лестницей, имелся ужасно скрипучий, тоже старинный лифт.  

В доме обосновались еще несколько фирм, поэтому лифт почти безостановочно сновал вверх-вниз, однако никто из наших сотрудников им не пользовался, по той простой причине, что основные редакционные кабинеты находились на втором этаже.  

По соседству с нами, на этой же лестничной площадке имелась ещё одна, всегда запертая входная дверь, что вела в другое крыло здания, где помещения, судя по всему, пока не были сданы в аренду.  

В самом подъезде, как и на лестничных маршах, всегда происходило некое движение, но без излишней сутолоки.  

Каково же было моё удивление, когда в один из слякотных февральских дней, едва свернув в знакомую улицу, я увидел, что вдоль неё, держась ближе к линии фасадов, выстроилась гигантская очередь, головная часть которой, доступная моему зрению, сворачивает именно в наш парадный подъезд!  

Проследовав привычным маршрутом далее, я обнаружил, что очередь занимает и оба нижних марша лестницы, вплоть до площадки второго этажа, упираясь в ту самую, соседнюю с нашей редакцией дверь, которую я никогда не видел открытой.  

Но теперь всё изменилось, как по волшебству.  

На двери появилась отливающая золотом вывеска с названием фирмы, табличка с указанием часов приёма, а также целая россыпь каких-то объявлений. Сама же дверь то и дело открывалась, впуская внутрь очередников по одному и выпуская тех, кто, видимо, уже побывал на приеме.  

Вскоре по редакции пронёсся слух, что нашими соседями стали фирмачи, которые набирают рабочую силу для осеннего сбора клюквы в Норвегии.  

При этом завербованным гражданам гарантировался совершенно умопомрачительный доход.  

Правда, при оформлении бумаг требовалось сделать некий, далеко не символический взнос, который, впрочем, устроители акции обязывались вернуть в случае какой-либо накладки.  

Выяснилось также, что фирма «по клюкве» заблаговременно дала серию рекламных объявлений в местных СМИ, и вот народ откликнулся на зов, да ещё как!  

Сама по себе, акция представлялась перспективной.  

Всем было известно, что Норвегия занимает одно из первых мест в Европе по уровню жизни населения, и что сами норвежцы давно уже не выполняют «чёрной» работы, перепоручив её гастарбайтерам.  

Клюкву, весьма важный компонент норвежской кухни, собирают на тамошних болотах тоже гости из ближнего зарубежья.  

Но кто бы мог подумать, что желающих заняться этой работой окажется так много среди жителей нашего мегаполиса!  

Время шло, уже и солнышко начало припекать, а очередь к нашим соседям становилась лишь длиннее и плотнее, так что мы, несчастные сотрудники редакции, с трудом протискивались к своей двери.  

Как-то раз в редакцию заглянул один из наших авторов. Он привёл с собой родственника, успевшего оформить договор на поездку в страну фьордов для сбора клюквы.  

В нашем коллективе работал в то время опытный юрист по имени Владимир, и гость обратился к нему с просьбой дать оценку документу.  

Пробежав глазами текст, Владимир ответил без колебаний, что бумага эта не имеет никакой юридической силы, и обратил внимание на то, что в договоре не указаны конкретные сроки работы.  

Между тем, народ продолжал осаждать «клюквенную» контору в надежде на богатые заработки. Люди приходили семьями, приводили знакомых и соседей, занимали очередь с раннего утра, писали номерки на ладонях...  

По самым скромным прикидкам, на сбор норвежской клюквы записались десятки тысяч граждан обоего пола.  

Это столпотворение в нашем подъезде продолжалось всё лето и даже перекинулось на осень.  

Уже настала пора сбора клюквы на своих, родимых болотах, а известий о том, что в Норвегию отправили хотя бы первую группу добровольцев, что-то не поступало.  

Зато начали приходить нервные люди, подписавшие договор ещё в феврале, с требованием дать им разъяснения, но милые барышни, что вели учёт, выпроваживали буянов ласковыми словами.  

А затем фирма куда-то исчезла. Испарилась в одну ночь!  

Вечером ещё функционировала в привычном режиме, а утром уже – тю-тю.  

Вывеска с двери тоже пропала, а сама дверь снова была на крепком запоре.  

Но люди ещё долго продолжали приходить: одни, чтобы записаться в число сборщиков, подразумевая, очевидно, следующую осень; другие, дабы получить обратно свои денежки.  

Надо ли объяснять, что все они уходили, не солоно хлебавши.  

Но, погодите, это ещё не вся история!  

Через несколько месяцев «клюквенная» фирма опять возникла из небытия, но теперь уже для того, чтобы вернуть деньги своим клиентам.  

Опять на лестнице стали выстраиваться очереди, хотя и не такие длинные, как прежде.  

Так может, всё было честно, недоумевали мы. Может, фирма действовала по закону, но вмешались какие-то форс-мажорные обстоятельства? Вернули же они деньги.  

Наш юрист Владимир разъяснил нам всю наивность наших рассуждений.  

Во-первых, дельцы «от развесистой клюквы» возвращали не всю сумму, а только её часть, что, между прочим, было обговорено одним из пунктов договора (в самом низу, мелкими буковками). Во-вторых, по разным причинам за возвратом обратились далеко не все из тех, кто вносил деньги.  

Но главный приём заключается в том, особо подчеркнул Владимир, что устроители этой грамотно рассчитанной карусели смогли в течение целого года прокручивать крупную наличность в валюте.  

В конечном итоге, мошенники положили себе в карман приличный куш и при этом остались чисты перед законом.  

«ВОЛШЕБНЫЙ» ХОЛОДИЛЬНИК  

Случай, о котором пойдёт речь ниже, произошёл летом 2001 года в общежитии одного из питерских вузов, где училось немало студентов из стран Африки и Азии.  

Мошенничество это, о котором мне рассказал знакомый, заслуживающий доверия, носило столь уникальный характер, что поначалу я посчитал его мистификацией либо придуманной кем-то байкой. Но позднее довелось услышать о той же истории из других источников, включая криминальный обзор ведущего телеканала и передачу питерской радиостанции. Это позволяет предположить, что афера действительно имела место.  

Я сразу же коротко записал её сюжет, и теперь излагаю его в общих чертах.  

Итак, двое чернокожих представителей африканского континента свели знакомство с группой индийских студентов, проживавших в том же общежитии.  

В один прекрасный день эти африканские ребята под большим секретом поведали своим индийским собратьям по учёбе, что у них есть «волшебный» холодильник, который удваивает оставленные в нём деньги.  

Положил в морозилку с вечера один бакс, а утром берёшь уже два. Оставил десятку, взял двадцать, ну и так далее.  

Слушатели долго с недоверием покачали головами, а затем поинтересовались: нельзя ли проверить «волшебство» на практике?  

Почему же нельзя?! Ради таких замечательных парней очень даже можно.  

Тем же вечером в холодильник была помещена стодолларовая купюра, переданная индийцами.  

«Волшебство» состоялось! Утром из морозилки были торжественно извлечены две сотенные бумажки!  

Понятно, что у представителей знойной Индии разгорелся аппетит.  

Целый день они бегали по знакомым, занимали, где можно, и к вечеру собрали 6тыс. долларов, которые выложили на стол перед владельцами чудесного холодильника.  

Те ответили, что их агрегат обладает такой магической силой, которая способна удвоить и эту крупную сумму, однако процесс займёт не менее трёх суток. Причём, в течение этого периода заглядывать в холодильник нельзя, иначе таинство не состоится.  

Что ж, индийцы охотно согласились потерпеть.  

Но когда ровно через трое суток они принялись настойчиво стучать в заветную дверь, то выяснилось, что африканцы покинули общежитие еще позавчера, находясь в весёлом расположении духа.  

Нашли запасной ключ и всё же открыли комнату.  

«Волшебный» холодильник стоял на месте.  

В морозильнике не было ничего, кроме налёта инея.  

Осознав, наконец, что их элементарно кинули, жертвы бросились за помощью в милицию.  

Сотрудник, беседовавший с ними, поинтересовался, знакомы ли они со сказкой про Буратино?  

Нет, этой сказки они не читали. Но обещали обязательно прочитать.  

По некоторым сведениям, африканцев всё же задержали. Те упорно стояли на том, что они – кристально честные ребята, и что холодильник действительно был «волшебным», но вдруг «испортился». Никаких денег при них не оказалось.  

По мнению экспертов, мошенничества подобного рода удаются довольно часто. Их изюминка в том, что жулики сначала сами тратят какую-то сумму, чем и добиваются расположения со стороны простодушных клиентов. Принцип «чтобы заработать, надо сначала потратить» совершенно чужд психологии рядового обывателя. Потому-то его и ловят с такой лёгкостью на элементарную наживку.  

БОЙКАЯ ПРОДАВЩИЦА  

Да простят меня честные работники прилавка, но всё же замечу, что, пожалуй, нигде не мошенничают так много, как в розничной торговле.  

Существует несметное количество способов и приёмов, с помощью которых нечистые на руку продавцы обвешивают и обсчитывают нашего брата, покупателя, при каждом удобном случае.  

Дабы не растекаться мыслию по древу, рассажу лишь одну поучительную историю, проходившую фактически у меня на глазах.  

Неподалеку от моего дома до сих пор функционирует небольшой базарчик.  

Лет 15 назад на его территории открылся крохотный, на одно рабочее место, колбасный магазин от известного и уважаемого мясокомбината.  

Отпускала товар бойкая, говорливая продавщица средних лет и самой обычной наружности.  

Ее общительный нрав пришёлся по сердцу постоянным посетителям базарчика, основную часть которых составляли пенсионеры из окрестных домов.  

Вдобавок, и цены в новой лавке были божескими, так что с некоторых пор здесь всегда выстраивалась очередь.  

Магазинчик был настолько тесен, что в нём помещались одновременно не более пяти-шести покупателей, остальные же ждали своей очереди у крыльца.  

В предпраздничные дни здесь нередко скапливалась целая толпа человек в двадцать.  

Но и в будние дни эта торговая точка не пустовала.  

Знаю об этом не понаслышке, ибо и сам регулярно похаживал за покупками на удобно расположенный базарчик.  

Но вот, начиная с определённого момента, народ стал примечать, что бойкая продавщица беззастенчиво обсчитывает и обвешивает свой доверчивый контингент.  

Пользовалась она одним из наипростейших приёмов торгового мошенничества.  

Весы в её тесной каморке были установлены таким образом, что покупатель, только что рассчитавшийся и укладывавший товар в сумку, загораживал собой стрелку.  

Между тем, бойкая продавщица не делала пауз и уже обслуживала следующего покупателя, который со своего места при всём желании не мог контролировать показания весов.  

Когда, наконец, он придвигался к прилавку, стоимость покупки уже была озвучена, и ему оставалось верить ей на слово.  

Этот мошеннический приём, классифицированный как «весы, установленные сбоку», был не единственным в арсенале бойкой продавщицы, но применялся чаще других.  

Владела она и технологиями, известными как «бросок на весы», «палец на чаше» и т. д.  

Ну, ладно бы, обсчитывай она понемногу.  

Но дамочку настолько обуяла страсть к наживе, что она утратила всякое чувство меры, просто слетела с катушек.  

Была в ту пору в ассортименте магазина колбаса ценой ровно сто рублей за килограмм.  

Наша бойкая продавщица, взвесив кусок, недотягивавший до полкило, без стеснения требовала за него 60, а то и все 70 рублей.  

Тут уж самый тупой тугодум начинал понимать, что ему дурят голову.  

Ну и какой же была реакция?  

Находились отдельные «крохоборы», которые указывали продавщице на её «ошибку».  

Тогда она театрально всплескивала руками, восклицала с убитым видом: «Ох, совсем я сегодня какая-то заторможенная! » и судорожно делала перерасчёт.  

Нет, скандалов, по большому счёту, не происходило.  

Основная часть покупателей – пенсионеры из соседних домов – выразили свой протест тем, что объявила колбасной лавке бойкот.  

Очередь к магазинчику ещё поддерживалась какое-то время за счёт случайных посетителей рынка, но и те заглядывали сюда всё реже.  

Столпотворение у крыльца отошло в прошлое.  

Уже и появление одиночного покупателя становилось событием.  

Иногда, томясь от вынужденного простоя, бойкая продавщица выходила на крыльцо, нервно курила и повторяла с удивлением: «Где же мои покупатели?! Куда они подевались?! Не пойму, что случилось? »…  

А покупатели-то не улетели на Марс, они все были здесь, просто обходили её лавку стороной.  

Ещё через какое-то время эту торговую точку вообще закрыли по причине нерентабельности.  

СЕКРЕТ ПОЧТОВОГО ЯЩИКА  

Уверен, что если бы об этой уловке знал великий комбинатор, то он непременно включил бы её в свой арсенал «честных способов» отъёма денег у населения.  

Человек, практиковавший эту уловку на протяжении весьма длительного времени, и поныне остаётся моим добрым приятелем, поэтому выведу его здесь под псевдонимом С.  

Дело было на рубеже 90-х годов.  

В ту пору, на сломе исторических эпох, начиналось великое переселение народов СССР.  

Многие из тех, кто хотел перебраться из глубинных районов единой тогда страны в Ленинград, ещё продолжали наивно верить в чудеса. Они не сомневались в существовании добрых, простодушных бабушек, которые остались на старости лет в одиночестве в своих просторных ленинградских хоромах, и, якобы, горели желанием переехать в какой-нибудь тихий, провинциальный городок, в маленькую отдельную квартирку, за чисто символическую доплату.  

Вот на этих-то беспочвенных мечтах, на этой слепой вере в чудо и решил сыграть С.  

Первым делом он отправился в район ленинградских новостроек, прихватив с собой маленькую баночку белой масляной краски и кисточку. Осмотревшись, выбрал огромный, многоквартирный дом, который только-только начал заселяться.  

В крайнем подъезде, как и во всех других, висели новенькие почтовые ящики в виде этаких блоков.  

Квартир в подъезде было меньше, чем ящиков внизу, часть которых оставалась, таким образом, бесхозной.  

Выяснив, какая из квартир является в сквозной нумерации последней, С. написал белой краской на одном из свободных почтовых ящиков номер следующей по счёту, несуществующей, виртуальной квартиры.  

Затем он отправился в обменное бюро на Сенной площади и выписал уйму адресов иногородних граждан, желавших переехать в северную столицу.  

Вернувшись домой, он засел за жалостливое, слёзное письмо от имени некой старушки, которая в силу обстоятельств якобы осталась одна в большой квартире. Сырой ленинградский климат ей противопоказан, как и несмолкаемый городской шум, поэтому она мечтает обосноваться в каком-нибудь тихом уголке. Она согласна на любые уступки, лишь бы помогли с переездом. Одна беда: сначала ей нужно пройти курс лечения, а это, увы, дополнительные расходы. Пенсия же у неё маленькая, как тут быть! Нельзя ли помочь бедной, старой бабушке и выслать немного денег? Лучше прямо в конверте, а то ей тяжело ходить на почту. А уж как только она поправится, то сразу подпишет все документы на обмен.  

Отредактировав основной вариант, С. принялся строчить многочисленные копии, после чего разослал эти послания по выписанным адресам.  

Уже через неделю начали приходить ответные письма, оседая в «хитром» ящике.  

Никаких кодовых замков в ту пору в помине не было. Заходи в любой подъезд, как к себе домой.  

У почтальона же и мысли не возникало, что один из ящиков тут лишний.  

Не задумывались о том и новосёлы, у которых были более животрепещущие проблемы.  

С. оставалось лишь регулярно наведываться в «свой» подъезд и собирать урожай, оказавшийся даже богаче, чем он рассчитывал.  

В этот период он трудился, как пчёлка.  

Кроме походов к почтовому ящику, периодически наведывался в бюро обмена, выписывал новые адреса, а все вечера посвящал написанию писем «от больной старушки».  

В критический момент сменил «бабушкин» адрес, присмотрев такой же дом-новостройку в другом районе города…  

«Мой метод оказался весьма продуктивным, – признался С. – В тот нелегкий период я жил безбедно, мог многое себе позволить. Узнал немало интересного из тех ответных писем, что адресовались «бабушке». Но после развала СССР в обменном процессе появились новые нюансы, и мне пришлось искать другие источники дохода».  

БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ  

КУРОРТНЫЙ «РОМАН»  

ГРАЦИОЗНОЕ СОЗДАНИЕ  

Довелось мне однажды снимать дачу под Сестрорецком, в Тарховке.  

Поселок этот примечателен тем, что расположен на сравнительно узком перешейке, подступая одной стороной к озеру Разлив, другой к песчаному берегу Финского залива.  

Летом, особенно в жаркие дни, здесь яблоку негде упасть.  

Моя дача находилась рядом с озером, но почти ежедневно я бывал и на море.  

Путешествие прогулочным шагом от берега озера до пляжа на морском побережье занимало едва ли четверть часа.  

Правда, имелось на этом пути беспокойное, притом двойное препятствие: надо было пересекать сначала ветку пригородной железной дороги, затем параллельную ей ленту выборгской автотрассы.  

Электрички-то ходили нечасто, зато автомобили проносились сплошными потоками.  

И тут уж не зевай!  

Не знаю точно, как обстоят дела сейчас, но в ту пору на этом участке не было ни светофора, ни «зебры»; транспорт мчался, не снижая скорости; так что перебегать бетонку всякому пешеходу-отдыхающему приходилось на собственный страх и риск.  

Как-то раз, возвращаясь с морского пляжа, я обратил внимание на группу из трех коз, что мирно паслись на лужайке перед рощицей.  

Две из них были взрослыми особями. Крупные, черно-белой раскраски, посаженные на длинную привязь, они не выделялись ничем примечательным.  

Зато третья, совсем молоденькая козочка, резвившаяся безо всяких пут, напоминала живую статуэтку.  

Это было очаровательное создание, совершенно белоснежное, с густой ровной шерсткой, с блестящими глазёнками-бусинками и изящно отогнутыми назад, вполне уже сформировавшимися рожками.  

Ее высокую шею перехватывала кокетливая розовая ленточка, на которой мелодично позвякивал медный колокольчик.  

Именно таких грациозных козочек обожают выводить в своих фильмах аниматоры-сказочники.  

А еще мне подумалось, что точно такая же прелестная козочка, с глянцевитой чистой шерсткой, была у «колдуньи» Эсмеральды из романа Гюго «Собор Парижской богоматери».  

Я протянул ей на ладони остатки бутерброда с сыром.  

Она аккуратно слизнула угощение, затем посмотрела на меня в упор своими доверчивыми черными глазенками.  

– Извини, больше нет, – развел я руками. – Но завтра принесу еще, договорились? Жди на этом же месте!  

И вот какая штука: козочка кивнула в ответ!  

Или мне только показалось?  

ВСТРЕЧИ НА ЛУЖАЙКЕ  

Назавтра, собираясь на пляж, я прихватил и особый бутерброд с сочными листьями капусты – специально для новой приятельницы.  

Козочка, еще издали завидев меня, помчалась вприпрыжку навстречу, а затем, отдав должное лакомству, благодарно потерлась о мою ногу.  

С того дня так у нас и повелось.  

Стоило мне появиться на гравийной дорожке, что вела к пляжу, как со стороны лужайки ко мне стремглав неслась моя козочка, звеня своим колокольчиком.  

Когда же после купания я возвращался на дачу, козочка провожала меня до соседнего с лужайкой двора, где мы и прощались.  

Тем временем, срочные дела заставили меня вернуться в город.  

Пока я их улаживал, лето закончилось.  

Бывает, что и весь сентябрь выдается в Питере «золотым».  

Но в тот год погода быстро испортилась: похолодало, полили затяжные дожди.  

ПРОВОДЫ ДАЧНОГО СЕЗОНА  

В Тарховку я приехал еще раз лишь затем, чтобы забрать свои вещи.  

По дороге нет-нет, да и мелькала мысль: «Как там моя козочка? »  

Уложив сумки, я приготовил бутерброд с капустными листьями и отправился знакомым маршрутом, чтобы попрощаться с благословенным прибрежным уголком, а заодно и со своей четвероногой приятельницей.  

Увы, лужайка была пуста. Березовую рощицу уже тронуло первым золотом, а камышовые заросли и вовсе пожухли.  

Море лежало серое, как свинец, настолько плотно сливаясь с такими же серыми тучами, что линия горизонта совершенно размывалась.  

Тарховский пляж опустел. Лишь две-три парочки да несколько собачников со своими питомцами неторопливо прогуливались по песчаным отмелям, вдыхая целебный морской воздух.  

Окончание дачного сезона, предвещающее недалекие уже и долгие холода, всегда навевает грусть.  

Постояв немного у линии прибоя, я беззвучно свершил некий прощальный обряд и повернул обратно.  

В самом конце безлюдной сейчас улочки проглядывал отрезок выборгской трассы, по которой непрерывным потоком проносились в обоих направлениях легковушки, автобусы и фуры.  

Я уже миновал мокрую от недавнего дождя лужайку, когда кто-то довольно бесцеремонно ткнул меня сзади в бок.  

ПОСЛЕДНЯЯ ПРОГУЛКА  

Я резко обернулся.  

Передо мной стояла она, белоснежная козочка, с тем же медным колокольчиком на ленте!  

Откуда она появилась, ума не приложу.  

Впрочем, это было уже неважно.  

Такая радость исходила от этого дивного создания!  

Такой восторг светился в ее круглых блестящих глазках!  

Да и я, сказать по правде, был растроган нежданной встречей.  

Погладив ее по чистой шерстке, я угостил козочку припасом, ласково поговорил с ней, при этом у меня складывалось впечатление, что она понимает каждое мое слово…  

Наконец, я попрощался с ней, велев идти домой.  

Ну, вот, кажется, и всё…  

Однако, пройдя с десяток шагов, я обнаружил вдруг, что козочка идет рядом.  

– Решила проводить меня? Ладно, но не дальше соседнего двора, договорились?  

Соседний двор остался позади – козочка продолжала уверенно переступать копытцами.  

– Эй, надеюсь, тебя не потеряют дома? Хорошо, до следующей калитки, и ты возвращаешься, согласна?  

Тщетно я взывал к ее здравому смыслу! Калитка за калиткой, дом за домом оставались позади, а моя спутница и не думала поворачивать назад.  

Вот уже и выборгская трасса.  

Как нарочно, транспорт проносился мимо двумя бешеными встречными потоками.  

Я перевел взгляд на козочку.  

Она сосредоточено смотрела вперед, туда, за дорогу, определенно намереваясь сопровождать меня и дальше!  

СЦЕНКА НА ОБОЧИНЕ  

– Послушай, будь умницей, иди домой, – попросил я.  

Никакой реакции.  

– Ступай домой! – повторил я уже строже.  

Ни звука в ответ.  

Что делать?! Не вести же ее через трассу.  

Подняв с земли брошенный кем-то прутик, я легонечко стеганул ее по боку:  

– Иди к хозяйке! Довольно!  

Лучше бы я этого не делал!  

Она посмотрела на меня глазами, полными скорбной обиды, затем, пятясь, отступила назад.  

То, что произошло через миг, повергло меня в изумление.  

Низко нагнув голову, козочка бросилась вперед.  

В каком-нибудь метре передо мной она с силой оттолкнулась от земли и, высоко подпрыгнув, почти воспарив, крепко ударила меня своими рожками в грудь.  

От неожиданности я едва удержался на ногах.  

Она же, отбежав, разогналась снова и, не давая мне опомниться, нанесла второй удар, еще более чувствительный.  

Да что же это творится!  

Поневоле я приготовился к защите, однако новой атаки не последовало.  

Козочка повернулась и направилась вдоль улочки к родному дому, твердо переступая с какой-то презрительной горделивостью, как разгневанная, обманувшаяся в своих лучших чувствах, но все же сумевшая постоять за себя красавица.  

Я долго смотрел ей вслед.  

Она выдержала характер, не обернувшись ни разу.  

На такой вот печальной ноте и закончился этот «курортный роман».  

КОТЫ – «ПАРАШЮТИСТЫ»  

ЧУДНАЯ СЕМЕЙКА  

Нет-нет, да и вспомнится мне тот период, когда в нашей квартире обитало милое кошачье семейство: мама-кошка и два ее чудных, уже взрослых отпрыска.  

Маму-кошку звали Софа. Она была крупная, белоснежная и косолапая, будто медвежонок, а характером напоминала капризную барыню. Ее сынок Котька, лежебока классической полосатой расцветки, отличался невероятным добродушием и охотно шел на руки по первому зову. А вот сестрица Котьки – грациозная, словно египетская статуэтка, и тоже полосатая, кошечка Буля – явно наследовала традиции той своей прабабушки, «которая гуляла сама по себе». Хотя Буля никогда не покидала пределов квартиры, но ее было не поймать даже на тесном пятачке и не заманить на руки никаким лакомством.  

У каждого из этих существ имелись в доме свои любимые уголки. Зимой они устраивались поближе к батареям отопления, а в самые жаркие летние дни занимали подоконники раскрытых настежь окон, вытянувшись во всю длину и наслаждаясь порывами легкого ветерка. Затем вдруг вскакивали и зорко следили с высоты четвертого этажа за полетом голубей, за колыханием макушек деревьев, за движением во дворе, за всей той жизнью, от которой они были отлучены условиями городского быта.  

Расслабленные позы мурлык, блаженствовавших у самой бездны на краю, поначалу внушали нам беспокойство. Но постепенно мы убедили себя в том, что природная ловкость наших питомцев – лучшая гарантия их безопасности.  

Это было большой ошибкой.  

ПОЛЕТ ЛЕЖЕБОКИ  

Однажды на подоконнике гостиной, за занавеской, нежился в гордом одиночестве кот-лежебока Котька. Что там стряслось, остается загадкой, но вдруг мы с женой услыхали отчаянное мяуканье и скрежет когтей по жести. Бросились на зов, отдернули занавеску, но подоконник уже опустел.  

Котька сорвался! С четвертого этажа!  

Мы понеслись вниз по лестнице.  

Кот лежал боком на асфальте, под стеной, и недоуменно поводил по сторонам своими округлившимися до предела желто-зелеными в крапинку зрачками.  

Осторожно подняли его, бегло осмотрели, принесли домой, уложили на подстилку и уже здесь обследовали детальнее. Все кости были целы, лишь обломился самый кончик одного из клыков.  

Двое суток провел Котька, почти не вставая, на подстилке и лишь на третий день, пошатываясь, совершил путешествие к миске с водой…  

А еще через неделю он носился по квартире с такой прытью, словно и не совершал опасного полета.  

К тому времени погода испортилась окончательно, и окна уже были закрыты.  

ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАПРИЗНОЙ БАРЫНИ  

Прошел ровно год. Июнь и июль выдались холодными, но затем вдруг наступили жаркие денечки. Окна в квартире опять пришлось распахнуть.  

…На очередную утреннюю кормежку наша барыня не пожаловала. А ведь обычно за своим завтраком она приходила первой.  

Мы заглянули во все укромные уголки, осмотрели всю квартиру несколько раз – нет Софы!  

Объяснение, увы, напрашивалось самое грустное: ночью, когда все спали, она сорвалась с подоконника…  

Мы изучили асфальт внизу – следов крови не было. Расспросили соседей, дворников, пенсионеров, страдающих бессонницей, автолюбителей, выезжавших спозаранку… Наконец, объявилась школьница средних классов, которая видела, как на рассвете совершенно белая кошка медленно, припадая на лапы, пересекала двор наискосок.  

У нас появилась надежда.  

На протяжении целого месяца, по утрам и вечерам, мы бродили всей семьей вокруг прилегавших домов, заглядывая в каждую щель и призывая кошку откликнуться.  

Нас особенно беспокоила ее избалованность, неприспособленность к самостоятельному добыванию пищи. А еще нам казалось, что ее будут обижать злые бродячие коты. Притом, мы не знали, насколько сильно она могла пострадать при падении. Четвертый этаж – не шутка.  

Мы уже находились на грани отчаяния, когда на очередной зов Софа вдруг вышла к нам через подвальное окошко. Уже не белоснежная, а пепельно-бурая, отощавшая до предела, едва державшаяся на своих лапках-спичках, она, тем не менее, оставалась невредимой.  

Сколько было радости!  

Мы принесли Софу домой, накормили, отмыли…  

А с какой любовью ее облизывали родные деточки! Особенно старалась кошка Буля.  

В считанные дни Софа освоилась, вернув себе «барские замашки» и лидерство в кошачьем мирке. Постепенно набрала вес. Но появилось и нечто новое: к нам, своим покровителям, она испытывала теперь чувство благодарности.  

Однако почему она сорвалась, обычно такая осторожная и осмотрительная? Что помешало ей зацепиться когтями за матерчатую подкладку, которой я закрыл жесть после падения Котьки?  

Ответ напрашивался сам собой. В последнее время мамаша и доченька занимались выяснением отношений, точнее, борьбой за лидерство. Очевидно, в ту ночь они сцепились прямо на подоконнике, и Софа, уступавшая в ловкости своей дочери, на какой-то миг потеряла ориентацию в пространстве. Именно Буля и сбросила ее вниз, а позднее, будто осознав свою вину, самоотверженно зализывала ее шерстку, как бы чуя своим звериным инстинктом болевые точки родительницы.  

К тому времени, когда Софа нашлась, все окна в доме были уже закрыты ввиду наступившей слякотной осени.  

ШАТКАЯ ОПОРА  

Следующее лето выдалось таким холодным, что даже форточки не хотелось открывать, не говоря уже об окнах.  

Постепенно истории с кошачьими падениями не то чтобы забылись, но потеряли свою актуальность.  

Между тем, еще через год в наших краях установилась небывалая для северо-запада жара. С ее наступлением окно в гостиной было распахнуто настежь круглые сутки. Софа снова начала осваивать подоконник, демонстрируя своими повадками, что полученный урок она усвоила полностью. Она уже не ложилась на жесть, а располагалась на деревянной части подоконника, на приличном расстоянии от края его наружной части.  

Но вот однажды в субботнее утро, когда мы с женой находились на кухне, из гостиной донеслось жалобное и словно бы недоуменное кошачье мяуканье. Наученные горьким опытом, мы, не сговариваясь, бросились на эти звуки. Взъерошенная голова Софы еще виднелась по ту сторону подоконника, но секунда, и она пропала.  

Да что же за наваждение такое!  

Мы подбежали к окну, и тут нас ожидал сюрприз.  

Каким-то чудом Софа приземлилась на наружную телеантенну наших соседей с третьего этажа.  

Шаткий проволочный каркас так и плясал под кошкой, и всё же Софа пока удерживалась на нем. В ее голубых глазах, обращенных к нам, читалась мольба: «Да помогите же! » А в воздухе плавно кружило птичье перышко. Так вот что случилось! Близко к окну подлетел какой-то бесшабашный голубь, и в нашей Софе проснулся охотничий инстинкт… (Кстати говоря, более ловкая Буля дважды ловила голубей прямо с подоконника. )  

Через несколько секунд я уже звонил к нижним соседям. Увы, именно сейчас в их квартире никого не было.  

Я метнулся наверх, сорвал с вешалки старую куртку и, прыгая через три ступеньки, выскочил на улицу, надеясь, что сумею поймать кошку импровизированным сачком, если та всё же сорвется.  

Тем временем жена спустила вниз на бельевой веревке пластмассовую корзину – первое, что попалось ей под руку.  

Софа тронула корзину лапой – легкое изделие качнулось далеко в сторону. Одновременно проволочный каркас под кошкой опять заходил ходуном.  

Жена снова подвела корзину к антенне. Попытки следовали одна за другой.  

Главное, наша Софа оказалась большой умницей!  

Она поняла, что путь к спасению лежит через корзину, и, хотя забраться внутрь не могла, но всё же нашла верное решение.  

Улучив момент, белоснежная мурлыка попросту повисла на гибкой дырчатой корзине, вцепившись в нее сначала обеими передними, а затем и задними лапами.  

Еще две-три томительных секунды подъема, и Софа вновь очутилась на родном подоконнике.  

Во дворе раздались одобрительные крики и аплодисменты. Оказалось, что за операцией по спасению нашей нечаянной летуньи наблюдало десятка два зрителей.  

После этого инцидента я понял, что у домашних кошек все же нет той ловкости, которая свойственна их соплеменницам, живущим на природе.  

В тот же день я отправился в строительный магазин, купил рейки, кронштейны, всё прочее и смастерил вокруг наружного жестяного подоконника ограждение, которое позволяло бы котам греться на солнышке и даже выяснять отношения, но без риска упасть с высоты.  

* * * * *  

Я снова вспомнил об этой поучительной истории совсем недавно, когда прочитал в Интернете, что в Америке, в городе Бостоне из окна 19-го этажа выпал кот.  

Он благополучно приземлился на крохотный клочок газона, не получив даже царапины.  

Между прочим, кот был белоснежный, и кличку имел соответствующую – Сахар.  

Осматривавший его ветеринар объяснил это чудесное спасение тем, что коты при падении с высоты широко расставляют лапы и распушивают хвост, планируя, как на парашюте.  

Вот такие они, коты-летуны, коты-«парашютисты»!  

И все же, поверьте, лучше заранее позаботиться о безопасности домашних любимцев.