FB2

Тень Фараона

Рассказ / История
- Я раб, ничтожная песчинка пред великим милосердным богом... Сандалии Семерхета увлажнились слезами, текущими из глаз Ани. Наследник задумался: "Так, для всех я всегда буду великим богом, недосягаемым владыкой фараоном. Меня будут любить как фараона, а не как Семерхета. Что же тогда делать Семерхету, куда деваться? Он будет страдать"... - Встань! - сказал Наследник. - Я не смею... - Встань, это приказ... Я не собираюсь тебя казнить, - сказал Семерхет, - ибо люблю казнить лжецов и лицемеров. В твоих же словах я вижу искренность и чувство.
Объем: 1.68 а.л.

ТЕНЬ ФАРАОНА  

 

 

 

1  

 

Семерхет смотрел на звездное небо. На восходящую звезду Сотис. С восходом этой звезды разливается широкий Нил, оживляющий Египет. Уже были слышны хвалебные гимны:  

 

Слава тебе, Нил, идущий, чтобы Египет оживить.  

Если медлит он, жизнь кончена.  

Если гневен он, гроза по всей стране.  

А поднимается он – и ликует земля  

И все живое от радости.  

Радуются тебе юноши и дети твои,  

И приветствуют тебя, как царя...  

 

Сотис возвещала о наступающем новом годе. Все радуется и движется вокруг. Слава тебе, Нил!  

Семерхет подумал о том, что сам когда-то из эрпатора превратится в фараона. Наденет на голову священный урей и Египет падет ниц пред новым повелителем обоих миров.  

Семерхет не знал, хотел он этого или нет. Он не знал, как поступит со своей властью. Эти беспорядочные мысли навеяли на него скуку. Семерхет зевнул и, глянув еще раз на прекрасную звезду Сотис, зашагал во дворец, где праздник был в самом разгаре. Семерхет занят свое место, кинув беглый взгляд на клафт, покрывающий голову отца-фараона и представил, что будет вот так же сидеть на его месте на празднестве нового года и все будут называть его повелителем обоих миров.  

Семерхет пил вино, уставившись на танцовщиц. Он не замечал, как кубки с вином опустошались один за другим. Слушая шутки и сплетни друзей, наследник и сам не заметил, как совершенно пьяный, заснул.  

 

Семерхет проснулся от громких криков и непонятной возни. Настроение было поганое. Голова трещала. Он не мог прийти в себя.  

– Что там такое?! – громовым голосом сказал наследник.  

– О, эрпатор! – испуганно засуетились рабы. – Мы говорили этому человеку, что он не смеет к тебе войти, но он сказал, что не уйдет отсюда, пока не поговорит с вами, что будет сидеть здесь до тех пор, пока не умрет с голоду, либо его не винят казнить.  

Такое смелое заявление заинтриговало наследника, который в последнее время был подвержен скуке и рутинной дворцовой жизни.  

– Где этот человек? – спросил Семерхет, выглядывая из-за двери.  

– Вот он, – испуганно промямлил раб, указывая на распластавшегося на коленях человека, уткнувшегося лицом в пол.  

– Идите, оставьте его, – раздраженно крикнул наследник на суетящихся рабов. – Я разберусь сам.  

Рабы поспешно удалились, дабы не гневить эрпатора.  

Семерхет смотрел на коленопреклоненного, который не поднимал головы.  

– Итак, ты утверждал, что не уйдешь отсюда, пока не умрешь или я не велю тебя казнить?  

– Да, эрпатор, – не меняя своего положения, отвечал человек.  

– Это довольно смелое заявление. Ты не откажешься от своих слов, если я сейчас велю действительно тебя казнить? Не будешь молить меня о пощаде? – спросил Семерхет.  

– Нет, эрпатор, на то твоя воля.  

– Гм... – Семерхет задумчиво провел пальцами по подбородку. – Что же привело тебя сюда, человек?  

– Страстное желание говорить к тебе, эрпатор.  

– Так говори, если тебе есть, что мне сказать.  

Человек молчал.  

– Ну же? – с нетерпением спросил Семерхет, скрестив руки на груди.  

– Эрпатор, я люблю тебя так сильно, что умру сию минуту... Если ты только прикажешь!  

– Если я прикажу, у тебя не будет выбора, – хмыкнул Семерхет. – в любом случае, благодарю за преданность будущему владыке двух миров и вашему фараону.  

После минутной паузы человек снова заговорил.  

– Я люблю тебя не только как будущего владыку двух миров и великого фараона. Я люблю тебя, как все... Я не пропустил ни одного шествия и празднества, чтобы не лицезреть тебя хотя бы издали... чтобы иметь возможность поцеловать след от твоей сандалии... Любовь с такой страстью кипит в моей груди, что я боюсь обратиться пеплом. Нет больше сил терпеть этой пытки и я захотел сказать тебе это перед своей смертью, ибо ты непременно велишь казнить меня за мои дерзновенные речи, великий эрпатор...  

Все это время Семерхет слушал, закусив губу, скрестив руки на груди. Его смотрящие вдаль миндалевидные глаза слегка раскрылись от удивления, а брови дернулись.  

– Подними лицо, – властно сказал он. Человек поднял голову. Семерхета буквально ослепили яркие, влажные глаза этого человека, цвета лазурного неба, совершенно несвойственные египтянам. Ни у одного племени Семерхет не видел таких поразительных глаз.  

Человек был молод. Лицо его было красивым и очень женственным. Кожа смуглой, но очень отличалась от египетской, медной. Волосы были гораздо светлее. Да и черты лица явно не попали под стандарт урожденного египтянина.  

– Хоть ты одет по-египетскому обычаю и носишь такую же прическу, как мы, сразу бросается в глаза то, что ты не египтянин, но, вижу, что и не раб. Кто ты? Какого племени?  

Молодой человек смутился и его поразительные глаза бегали из стороны в сторону, чтобы не встретится с глазами эрпатора.  

– Амон-Ра свидетель, о мой милостивый господин, что я и сам не знаю, из какого я племени и как попал в Египет. Я не знаю своих родителей.  

Меня младенцем нашла в зарослях тростника бедная египтянка. Она воспитала меня, как своего сына и дала мне имя Ани. Чтобы как-то свести концы с концами, я работаю танцовщиком на празднествах в богатых домах. Такова моя история. Но перед тем, как ты велишь меня казнить за мою неслыханную дерзость, мой великий бог, разреши припасть губами к твоей сандалии... Это все, чего я хочу и почему я здесь...  

Семерхет наклонился к Ани, схватил его подбородок в свою ладонь и впился губами в его губы. Семерхет всегда любил делать что-либо непредсказуемое, он презирал скуку и любил подобные интригующие его случаи. Эта непосредственная искренность молодого человека, его поразительные глаза и поразительная внешность удивили наследника.  

Семерхет оставил губы Ани в покое. Наследник видел как тяжело вздымается его грудь от того, что перехватило дыхание. Он представил, как бешено колотится в этой груди сердце.  

Ани снова распростерся ниц, а Семерхет тронул рукой его волосы.  

– Какие мягкие. Наверняка такое должно быть на ощупь облако...  

– Я раб, ничтожная песчинка пред великим милосердным богом...  

Сандалии Семерхета увлажнились слезами, текущими из глаз Ани.  

Наследник задумался: "Так, для всех я всегда буду великим богом, недосягаемым владыкой фараоном. Меня будут любить как фараона, а не как Семерхета. Что же тогда делать Семерхету, куда деваться? Он будет страдать"...  

– Встань! – сказал Наследник.  

– Я не смею...  

– Встань, это приказ...  

Вот поразительные глаза Ани смотрели наравне с миндалевидными подведенными по-египетскому обычаю глазами Семерхета. Они были почти одного роста. Наследник казался крепче, мужественнее, тело же Ани было хрупким, подобно тростнику.  

– Я не собираюсь тебя казнить, – сказал Семерхет, – ибо люблю казнить лжецов и лицемеров. В твоих же словах я вижу искренность и чувство. Хочу, чтобы ты вечером был во дворце и танцевал для меня. Если мне понравится твое мастерство, я возьму тебя придворным танцовщиком, ведь твоя семья нуждается в деньгах. Чтобы тебя пропустили в мои покои, возьми перстень.  

Наследник поспешно снял с пальца перстень и надел на палец Ани. На его тонком пальце перстень наследника просто болтался. Ани припал к руке Семерхета и окропил ее горячими слезами признательности, которые текли из его глаз.  

 

 

 

 

 

 

2  

 

– Приветствую тебя, милостивый эрпатор!  

– Приветствую и тебя, жрец лучезарного Амона-Ра! – в том же тоне ответил наследник, посмотрев на лысый череп верховного жреца Неферхереса.  

Неферхерес и наследник относились друг к другу с завуалированной, но всегда понятной лишь им одним взаимной иронией.  

Неферхерес был хитер, он прекрасно замечал неприязнь Семерхета к жреческой касте. Иметь такого фараона было бы крайне невыгодно. Власть жрецов была настолько велика, что сам владыка обоих миров находился опутанный ее коконом. Семерхет прекрасно понимал это. Он даже начинал сомневаться в существовании богов. Сомневался, что бог Хнум разгуливает с головою барана, что священный скарабей олицетворяет бога восходящего солнца Хепера, что существует богиня-скорпион Серкет, а у любвеобильной Хатор голова коровы. И что все тот же Хнум с бараньей головой вылепил на гончарном кругу землю и людей.  

С другой стороны, не будь этих персонажей, откуда все взялось: люди, земля, небо, бегущие по небу облака, солнце? Они же не могли взяться сами по себе? Семерхета раздирали противоречия до такой степени, что он боялся сойти с ума, задумываясь над сущностью мироздания. В конце концов он пришел к выводу, что если боги и существуют, то они вовсе не таковы, каким представляют их жрецы, наполняя свои кладовые народным зерном и золотом из казны фараона.  

– Боги снова голодны и требуют новых пастбищ? – не преминул ляпнуть Семерхет, ехидно улыбаясь.  

– Не стоит шутить с богами, великий эрпатор, ведь они могут и покарать, – с не менее ехидной улыбкой отвечал Неферхерес.  

– Ну, что ты, жрец, великим я стать еще не успел, а о том, что все мы смертны и тебе забывать не стоит, – сказал в ответ наместник.  

– И только тень Ка бессмертна, – продолжил его фразу Неферхерес, проследовав со своей свитой в покои фараона.  

Семерхет не ошибся, Неферхерес пришел, чтобы требовать для своих храмов обширных пастбищ. Семерхета всегда возмущала несправедливость. Египетский народ работает, не покладая рук за жалкие монеты, которых едва хватает на лепешку и пиво, жрецы же купаются в роскоши, их "тяжкий" труд заключается в воссылании хвалебных гимнов богам.  

Семерхет знал, что, когда придет к власти, он не сможет этого терпеть. Он не позволит больше жрецам обкрадывать казну. Поэтому предстоит тяжелая борьба, в которой, возможно, он проиграет. Ведь парадокс заключается в том, что жрец, который обкрадывает народ, для народа – благодетель. Народ легко запугать, им легко манипулировать, суля небесные кары, управлять, как стадом козлов. Разве осталась еще у кого-то способность мыслить!  

Семерхет печально прилег на свое ложе, сняв клафт, и швырнув его в сторону. Черные, смоляные волосы рассыпались по плечам. Многие думы не давали ему покоя. В глубине души он боялся надеть корону Верхнего и Нижнего Египта.  

Семерхет пребывал в своих глубоких часовых думах, пока не заметил волшебные голубые глаза сидящего перед ним на коленях Ани, которые смотрели на него, как будто он был идолом в фиванском храме. По лицу Семерхета пробежала мимолетная улыбка. Ему приятно было видеть этого молодого человека, такого искреннего, дерзнувшего своей головой ради минуты откровения. Семерхету захотелось сделать этому человеку что-нибудь приятное, чем-то порадовать его, но он не знал чем.  

Ани склонил голову и продолжал оставаться в таком состоянии.  

– Я хотел посмотреть твой танец, – сказал наследник безо всяких вступлений. Он приказал принести вина и позвать раба-музыканта. У Семерхета был раб, который очень искусно играл на тростниковой дудочке. Семерхет мог долго слушать его и думать о своем.  

Чудесная музыка, прекрасная, навевающая какую-то тоску, мелодия. Ани начал танец. Так тростник колышется при дуновении ветра. Хрупкий, тонкий. Его легко сломать. Так прекрасно танцевал Ани, как этот тростник танцует, заведенный ветром.  

Семерхет пригубил вино. На глаза набежали слезы. Он почувствовал себя в этом дворце очень одиноким. Друзья его были совершенно другими, они никогда ни о чем не задумывались, не любили рассуждать, да и иметь такого друга, как Семерхет (эрпатора и будущего фараона) было для них выгодно и почетно. Семерхет устыдился своей слабости. Он смотрел на этого мальчика, такого откровенного с ним, на его красивый танец под мелодию тростника.  

– Довольно! – сказал Семерхет, чувствуя, что слезы помимо воли набегают на глаза. Он отослал раба-музыканта.  

– Ты принят в придворные танцовщики, – сказал Семерхет, – я очарован танцем.  

– Ты самый милостивый из богов...  

– Ты не можешь смотреть мне в глаза? Тебя гложет любовь ко мне, как к мужчине, – сказал Семерхет, видя смущение и замешательство Ани. – Подойди, не бойся меня.  

Ани кинулся на колени перед ложем эрпатора.  

– Присядь рядом со мной и возьми вина, – сказал Семерхет. – Давай же. Твой бог так сказал. Хотя я никакой и не бог, а такой же смертный человек, как и ты. Разница в том, что меня будет украшать урей, а тебя наряд танцовщика.  

Ани неуверенно сел на край ложа, он по-прежнему не мог смотреть наследнику в глаза.  

– Расскажи, за что ты полюбил меня? Как это вышло? Какой был день? Спросил Семерхет, пытливо вглядываясь в лицо Ани, глаза которого были подведены на египетский манер.  

– Это было тогда, когда сухой хамсин начинает дуть в нижнем Египте. Ты ехал на колеснице, в окружении ореола солнца, прекрасный, словно спустившийся с небес, Гор. Я был сражен твоей красотою и величием, твоей мужественностью и славой. Я пал ниц, когда ты проезжал мимо, господин, и целовал дорогу, по которой проехала твоя колесница. В тот день у меня зародилась пылкая любовь к тебе...  

Семерхет усмехнулся: – Ну вот, теперь, сидя рядом со мной, ты прекрасно видишь, что я никакой не бог, что славы я еще не добился, не совершил ни одного похода и ничего еще не сделал для народа своего, а, возможно, без солнечного ореола при свете дворцовых факелов, я уже не кажусь тебе столь прекрасным и величественным? Что ты чувствуешь сейчас?  

– Сон... Мне кажется, что этого не может быть... Что я, ничтожный раб, сижу на краю ложа могущественного господина...  

Семерхет дотронулся до его руки: – Твой господин тоже любит тебя.  

Рука Ани задрожала. Глаза вспыхнули. Лицо залила краска.  

– Господин, сжалься, не насмехайся над своим рабом, который и без того несчастен...  

– Мой мальчик, я знаю, что ты не умеешь врать, слова твои искренни и я чувствую, как они льются из твоей души, – перетекая в мою душу...  

Семерхет погладил Ани по плечу и ласково посмотрел в глаза.  

– За твою искренность мне хочется доставить тебе радость, чего бы ты хотел? Насыпать тебе золота или подарить какую-нибудь драгоценность на память обо мне?  

Ани покачал головой.  

– Что же ты хочешь?  

Он молчал.  

– Что же еще может хотеть человек, который страстно любит другого, как ни его ласки, нежности, внимания? Я прав?  

Ани молчал.  

Семерхет дотронулся до его губ рукой. Пальцы наследника украшали фамильные перстни. Семерхету надоели эти побрякушки. Он снял их и выплюнул в угол. Наблюдающий за эрпатором раб-привратник просунул руку в приоткрытую дверь и дотянулся до толстого перстня. Раб с жадностью схватил перстень, радуясь богатой добыче.  

Семерхет снова дотронулся до губ Ани. Провел по ним пальцем.  

– Я поцелую тебя нежно-нежно, поцелую того, кто любит Семерхета таким, каков он есть...  

Ани казался живым трупом, настолько был бледен, несмотря на смуглость кожи. Семерхет так медленно поцеловал его, что у самого мурашки пошли по коже. Он ласково обнял тонкий стан Ани и прижал его к себе.  

Провел рукой по волосам.  

– Как сильно колотится твое сердце... Ты молчишь. Потому что я, будущий фараон, а ты безродный танцовщик... Но пусть эрпатором я стану завтра, позволь мне этой ночью быть Семерхетом, быть собою...  

Его глаза слегка увлажнились. Ани заметил это и был до глубины души тронут.  

Он начал отчаянно целовать руки наследника.  

– Скажи: Семерхет...  

– Семерхет... – повторил Ани медленно. Наследник обнял его за шею, крепко прижав к себе. Он хотел слышать стук сердца Ани. Он хотел, чтобы Ани слушал стук собственного сердца.  

Семерхет опустил Ани на ложе, склонившись над ним, поймав его губы. Хрупкое тело Ани дрожало в его руках от каждого прикосновения, от долгого, нежного поцелуя, которым наградил его наследник.  

– Хочешь быть со мною этой ночью? – спросил Семерхет.  

Ани издал вздох. Это блаженство граничило с безумием. Он задыхался в объятиях наследника.  

– Если ты разрежешь даже мое тело на куски, я сочту это за благо, – проговорил Ани. Словно наперекор его словам, Семерхет был очень нежен и внимателен, как с хрупкой дорогой вещью.  

Семерхету захотелось плюнуть на все и окунуться этой ночью в омут любви и страсти, осчастливить кого-то, осчастливить себя.  

– Бог... бог... – шептали губы Ани, на глаза наворачивались слезы. Семерхет целовал каждый кусочек его тела. Ани не мог пошевелиться, словно парализованный, отдав себя во власть господина, нежного и одновременно такого страстного. В миг, когда Семерхет почувствовал близость тела Ани, в его голове пролетела мысль: "Боги милосердные, я люблю его, клянусь Амоном! "  

Как неслыханно приятна была эта трепетная близость с его телом! Этот откровенный язык жестов и движений, говорящих за себя лучше любых слов.  

– Господин, какова судьба моя будет теперь? – спросил Ани. Глаза его смотрели с невыразимой тоской и скорбью. – Эта ночь станет последней? Ты навсегда забудешь обо мне, ибо я никто для тебя...  

Ани твердо решил покончить с собой, если наследник отвергнет его. Ибо жить отвергнутым с воспоминаниями об этой ночи и этих поцелуях было невыносимо и смерть бы стала облегчением.  

Семерхет поцеловал его в хрупкое плечо.  

– Отчего же я должен забыть о тебе? Твой господин любит тебя. И пусть это ложе станет пристанищем наших душ.  

Семерхет погрузился в сон, а Ани не мог сомкнуть глаз, переполненный осознанием нереальности происходящего и безумным восторгом. Он снова припал к руке своего спящего господина. Тихонько обливая его слезами и поцелуями. С ухмылкой прикрыл дверь раб, поднявший перстень. Он поспешил к Неферхересу, в надежде получить за свежие новости еще и золотую монету.  

 

 

 

 

 

 

 

 

3  

 

Наместник ехал на колеснице в ослепительных одеждах следом за фараоном. Праздник продолжался.  

Ани следил за ним из толпы, стоя в первых рядах и едва не умирая. Неужели вчерашняя ночь была сном и этот бог держал его за руки, целовал его губы лишь во сне, а сегодня он опять недосягаемый, прекрасный и могущественный повелитель? Ани показалось, что Семерхет посмотрел в его сторону и улыбнулся. Нет, этого не может быть, он не разглядел бы его в такой толпе.  

Колесница проехала. Сзади шли музыканты, певцы и танцоры, прославляющие Нил. Играли на цимбалах.  

– А ну-ка, давай-ка с нами! Ты ж теперь вроде придворный танцовщик? – Ани увлекли в веселящуюся толпу.  

Колесница Семерхета поравнялась с колесницей фараона.  

– Великий бог! – кричали прославления фараону.  

– Он солнце, видящее лучами своими!  

– Сын мой, – обратился фараон к Семерхету. – Тебе двадцать и нужно тебе жениться. Я присмотрел для тебя в жены дочь одного номарха из Верхнего Египта. Она из царского рода. Будет хорошая партия, ибо я уже стар и скоро моя тень Ка отправится бродить по полям Осириса. Я бы хотел умереть со спокойной совестью.  

– Отец, я не хочу сейчас обременять себя узами брака. Связывать жизнь свою с человеком, который меня не знает и не любит.  

– Любим богами послушный, ненавидим богами непокорный, – заметил фараон. – Я твой отец и фараон и это моя воля.  

Семерхет хлестнул коня и колесница помчалась вперед.  

– Семерхет! – крикнул старый фараон.  

Но наследник только сильнее хлестнул лошадь.  

Семерхет всегда был своенравен. Он не любил делать то, что ему навязывали. Слова фараона глубоко задели его. Он обдумывал этот разговор машинально, подстегивая коня кнутом. Конь несся, как угорелый. Когда Семерхет дернул поводья, было поздно – колесница влетела в дерево.  

 

Семерхет приоткрыл глаза. Все плыло, будто в тумане. Он увидел суетящихся над ним врачей. Увидел улыбающееся лицо Неферхереса, который "молил" о его здоровье богов. Из последних сил Семерхет послал ему в ответ подобие улыбки. Наверняка Неферхерес молил сейчас весь сонм богов о его скорейшей смерти.  

– Ани... – проговорил Семерхет, – пусть здесь останется Ани. Разыщите его, это приказ...  

Искать долго не пришлось. Танцовщик торчал под дверьми царевича в диком ужасе.  

Весь двор знал о несчастном случае и скорбел о здоровье наследника и омрачившемся празднике. Ани сидел на коленях у постели царевича. Он дал обет Амону-Ра, что не будет ни пить, ни есть, пока царевич не поправится. А, если царевич умрет, то Ани дал обет умереть у входа в его гробницу.  

Целыми днями он сидел у постели больного, позволяя себе наглость поцеловать его руку, когда не было врачей. От бессилия Ани падал в обморок. Он угасал у постели больного царевича, как и сам царевич, которому становилось все хуже. Врачи пророчили скорую смерть наместника и Египет уже скорбел о преждевременной смерти сына фараона. Как неожиданно в одно прекрасное утро Семерхет встал с постели.  

– Чудо! – закричали рабы, увидевшие его. – Амон-Ра совершил чудо! Слава царевичу! Слава фараону!  

– Почему так шумно? – спросил Семерхет. Он увидел у своей постели Ани. Исхудавшего и бледного, как сама смерть.  

– Единственный мой верный, мой любимый друг, с нежностью проговорил Семерхет, положив руку на голову Ани. Ани встрепенулся, он дремал.  

– О боги... Это поистине чудо!  

– Передайте фараону и жрецу Неферхересу (последние два слова он подчеркнул особенно), что Семерхет жив! Накрывайте столы, у меня разыгрался аппетит! Мяса и вина! Музыки! Веселья – он с сожалением и благодарностью посмотрел на Ани. – Мы слишком долго болели.  

Придворные ликовали, между тем, как Неферхерес клял своих богов за то, что все неудачно для него складывается. Хвалебные гимны, воспеваемые в честь наследника звучали для него едва ли не погребальными песнями.  

Но Неферхерес не любил долго убиваться из-за того, чего нельзя исправить. Его тонкий, хитрый, расчетливый ум уже разрабатывал новый, идеальный план. Не было секретом, что ненешний фараон довольно стар и туда-сюда отправится в путешествие по полям Осириса. Ненавистный Семерхет наденет урей. Управлять Египтом станет невозможно. И с этим нужно что-то делать. Первым шагом стратегического плана Неферхереса было срочно женить царевича. Но женить не на ком-нибудь, а на Нитокрис, дочери номарха из Сиута, тринадцатого нома. Неферхерес знал точно, что Нитокрис бесплодна. Если удастся женить царевича на ней, не будет последующего наследника! Поэтому Неферхерес осознавал, что повлиять на своенравного юношу мог только фараон-отец. Пока фараон жив, Неферхерес задался целью заняться женитьбой, давая старику настоятельные советы на правах "друга" и в интересах государства.  

Во дворце устроили пир. Внезапное выздоровление царевича сочли чудом и благоприятным предзнаменованием для Египта.  

– Друзья, все ешьте, пейте и веселитесь! – кричал Семерхет. – За мое здоровье! – он тихонько тронул под столом руку Ани, что значило, что он помнит о нем.  

Ани не мог ничего есть, потому что не ел долгое время. И толь копил вино. Друзья царевича, уже навеселе, со злостью и завистью переговаривались о том, что Семерхет нашел себе нового фаворита, а может и более того, и скоро забудет их. Терять такого венценосного друга им вовсе не хотелось.  

Царевич пытался всем уделить внимание. Ел, пил, шутил, веселился. Будто бы никакой болезни и в помине не было. Он был крепок здоровьем от природы.  

Будто бы случайно, Семерхет повернул голову к Ани, который украдкой смотрел на него. Ани заметил в его горящих глазах страсть и много чего другого.  

"Милосердные боги", – подумал Ани, – "неужели чувство мое взаимное?!"  

Он отвернулся, чтобы никто не видел набежавших на его глаза слез.  

– Посмотрите, – шепнул один из "друзей" царевича остальным, – этот танцовщик явно не египтянин. Какого же он племени? Быть может, это беглый раб?  

Все дружно захохотали.  

Начались танцы со змеями.  

– Говорят, твой друг – придворный танцовщик, – сказал ехидно один из приятелей царевича, которого звали Снофру. – А мы еще ни разу не видели, как он танцует.  

– Да, да, – единогласно подтвердили остальные, желая хоть как-то досадить Семерхету.  

– Мой друг слишком слаб, чтобы демонстрировать вам танцы, – бросил наследник из-за стола Ани.  

– Я с удовольствием станцую для царевича.  

Он сменил танцовщика, словно ожерелье надев к себе на шею несколько извивающихся змей. Вот забили бубны. Он завертелся в диком танце, сливаясь со змеями, которые опутывали его стройное тело. На мгновение его глаза встретились с глазами царевича, который, не отрывая взгляда, наблюдал за ним.  

Приятели наследника, принадлежащие к египетской знать, с неудовольствием для себя заметили, что новый фаворит царевича необычайно красив, грациозен и умеет преподать себя в танце. Он, неизвестного рода-племени, затмевает их, юношей знатного рода! Они еще больше возненавидели Ани.  

Ани был поглощен танцем. Он был очень слаб из-за продолжительной голодовки. Хотя вино и влило в его ослабевшие члены немного сил, но их хватило ненадолго. Ани выложил всего себя в этом танце. Но танцевал он лишь для одного человека в этом зале – для эрпатора. Всех остальных не существовало.  

Ани продолжал кружиться, пока от слабости не потерял сознание и не рухнул посреди зала. Змеи расползлись и одна змея укусила Неферхереса за пятку. Неферхерес завизжал. Музыканты затихли. Неферхерес издавал страшнейшие проклятия и сулил всем ужаснейшую кару богов. Он призывал лекарей. Лекари немедленно сделали разрез на пятке.  

Хозяин змей собрал своих питомцев в корзину и долго объяснял жрецу, что укус этого вида змеи опасен лишь в брачный период и что сейчас никакой опасности не представляет.  

Неферхерес приказал схватить змеевода и на случай, если он все же умрет, подвергнуть его страшной пытке и казни. Бесчувственное тело Ани унесли рабы.  

– Нужно, чтобы они скорее отнесли его в спальню к царевичу, – шепнул Снофру и все покатились со смеху.  

Царевич перестал шутить, улыбаться, есть. Лишь пил вино. Во всех его движениях чувствовалась напряженность. Вскоре он покинул зал, сославшись на недомогание после болезни.  

Снофру с иронией улыбнулся ему вслед. Наследник тайком отправился в спальню Ани. Ани все еще лежал без чувств. Семерхет прилег рядом, вглядываясь в безжизненное лицо Ани. Он обхватил его голову ладонями.  

– Мой бедный, несчастный, любимый друг. Из-за моей болезни ты сейчас в таком печальном состоянии, видят боги!  

Он провел губами по его холодной щеке. Приоткрыл его губы.  

– И почему я не бог, и не сын бога, как величает меня народ, чтобы вдохнуть в тебе сейчас немного сил!  

Наследник влил в его рот травяной бальзам, смешанный с вином. Ани закашлял и приоткрыл глаза. Его необычайные для египтян глаза часто бросали царевича в волнительную дрожь. Как сейчас.  

– Не говоря ни слова, Семерхет припал к его губам, на которых был терпкий привкус бальзама и вина. Ани обвил его шею руками. В первый раз он позволил себе сделать это. Почувствовав всю теплоту этого жеста, наследнику сделалось необычайно приятно и счастливо. Он почувствовал себя не будущим фараоном, а просто Семерхетом, не пред которым преклоняются, а которого любят.  

– Спасибо... – прошептал Семерхет.  

– За что, господин?.. – раскрыв свои необычайно голубые глаза, спросил Ани.  

Семерхет разозлился на последнее слово, но эти глаза его пленили и парализовали.  

Царевич долго смотрел на него.  

– Если существует Амон-Ра, да простит мне мое богохульство, то он видит, как я люблю тебя!  

– Ах! – проговорил Ани, томно закрывая глаза и снова открывая их. – До меня дошли слухи, что скоро ты женишься, эрпатор! – его голос стал печальным.  

Царевич нервно вскочил на ложе и ударил по нему кулаком: – Не бывать этому! Разве я не сам хозяин своей свободы и разве не мне решать ее!...  

 

 

 

 

 

 

 

4  

 

– Ты должен думать не только о своей судьбе, но и о судьбе своего народа, сын мой! – заметил фараон. – Ибо Египет в твоих руках. Я стар и хочу умереть спокойно, хочу подержать в руках продолжателя царского рода, знать, что тебе на смену в свое время достойно придет мой внук. Как твой фараон и твой отец, я приказываю тебе, как подобает встретить будущую жену. Говорят, она хороша собой и скоро приедет во дворец.  

Семерхет ничего не ответил. Он выбежал и хлопнул дверью.  

 

Ани печально сидел, забившись в угол, возле статуи богини любви и веселья Хатор. Он смотрел на мерцающий факел. Снофру, разряженный по-щегольски, с драгоценными перстнями и подвесками, заметил его случайно.  

– А почему ты сидишь во имя Осириса! Почему ты не разучиваешь новый танец к женитьбе молодого царевича? Ведь ты же хочешь сделать ему достойный свадебный подарок? – Снофру звонко расхохотался, презрительно и надменно посмотрев на Ани.  

Ани пробежал глазами по каменному лицу Хатор. Богиня смеется над его чувствами. Она наградила его невозможной любовью, а теперь, дав пригубить напиток, забирает все без остатка, вынуждая мучиться. В царстве Осириса сможет забыть он о своей печали?  

 

– Это ничего не значит! – в гневе кричал царевич. – Даже, если меня вынудят жениться, душа моя останется с тобой. Этого не изменят даже великие боги! Меня не заставят любить чужого, нелюбимого мною человека!  

– Говорят, она прекрасна и ты влюбишься, – глаза Ани наполнились слезами. Он очень страдал.  

– Как ты можешь любить меня и не доверять мне одновременно?! – возмутился царевич.  

Ани обнял его колени, прижимаясь к ним лицом...  

– Прости, мой эрпатор, я так боюсь потерять тебя, бессмертные боги свидетели, ты – все, чем я живу...  

Гнев царевича смягчился. Он тоже присел на колени, взял руки Ани, он стал целовать их.  

Видишь, эрпатор твой раб, – он посмотрел на Ани, прекратив целовать его ладони.  

– Нас могут увидеть, – смущенно проговорил Ани, – здесь может пройти кто угодно.  

– Ночью в моей спальне, – шепнул царевич, – я распущу рабов.  

 

Как они не скрывали отношения, о них шептался весь двор. То ли виною тому были болтливые рабы царевича, то ли соглядатаи Неферхереса, которые следили за каждым шагом своенравного наследника.  

Неферхерес ликовал. Семерхету придется жениться волей-неволей. Это его первая маленькая победа над наследником.  

Нитокрис в сговоре с ним. Неферхерес возводит ее на престол, она же помогает ему избавиться от молодого фараона.  

В последствии Неферхерес поставит на трон свою кандидатуру и через него будет управлять Египтом и всеми его богатствами... Главное, что Неферхерес – бесплодна. И об этом знает только она и сам Неферхерес.  

 

Семерхет смотрел на звездное небо. Звезды завораживали его. Заставляли много думать. Быть может, звезды – это целые миры. И где-то там стоит такой же Семерхет, смотрит в небо и рассуждает. Быть может небо – это изогнувшийся огромнейший человек, по обеим сторонам которого проплывают две лодки: одна из них – солнце, другая – луна. Он видел такие росписи в детстве. Но разве существует такой огромнейший человек, чтобы растянуться, как небо?  

И, если боги существуют, почему он их никогда не видел?  

Семерхету стало казаться, что он не во дворцовом дворе, а где-нибудь в дельте Нила. Тихо журчит вода, тихо шелестит тростник. Луна мягко бросает свое отражение на воду... Семерхет вспомнил свой сон во время болезни. Ему приснилось, что он – Осирис. И что злой Сет разрубил его тело на части, чтобы разбросать их по разным частям света. Когда Сет снял свою отвратительную ослиную голову, с рыжими, как песок в пустыне, волосами, и красными глазами, под ней была довольно ухмыляющаяся голова Неферхереса.  

Семерхет поморщился, снова пережив неприятное ощущение из-за этого сна. Но воображаемый шум воды успокаивал, тростник шелестел, в ушах раздался шепот о любви. Семерхет закрыл глаза. Стиснул зубы. Он вспомнил, что находится на свадебном пиру, на котором играет главную роль жениха.  

Что за столом его дожидается его новоиспеченная жена Нитокрис с фигурой мальчика с лицом прекрасной девушки. Красивая, но чужая, нежеланная. Что с другой стороны сидит и невыразимо страдает человек, которого он любит, который ему дорог. Разве нужно Египту это представление? Разве легче станет народу от того, что прошла эта нелепая церемония? Семерхет злобно сжал кулаки. Больше всего он ненавидел делать то, что делать совершенно не хотел, но что делать его заставляли.  

Семерхет вернулся и с монотонным лицом сел за стол. Рядом сидела Нитокрис, напоминая мальчика, одетого в костюм царицы. Она не сводила глаз с царевича. Неферхерес не учел одного лишь варианта. Что Нитокрис может влюбиться в обаятельного наследника. А так и случилось. Нитокрис, едва увидев Семерхета, в беспамятстве влюбилась в него. Но царевич не удостоил ее взглядом. Взгляд его отсутствовал, блуждал где-то далеко.  

Ани сидел, будто посаженная за стол мумия. Его душа разрывалась на части. Сердце обливалось слезами. Снофру посмотрел на всех троих и ухмыльнулся. Вся история была написана на их лицах, как на папирусе.  

– Эрпатор, – сказал Снофру. – Ани подготовил тебе в подарок свадебный танец, но стесняется сказать об этом.  

Семерхет раздраженно посмотрел на Снофру. Он знал, что Снофру специально устраивает фарс, чтобы уколоть их обоих.  

Так как реплику эту все слышали, Ани пришлось встать. Музыканты спросили его, подо что он намерен танцевать. Он сказал, что под мелодию тростниковой дудки.  

"Даже хорошо, что мне придется танцевать. Это танец моей души. Я покажу языком жестов, что творится в моей душе, я покажу, что сейчас чувствую"...  

Он начал танцевать так, что все прекратили свою пьяную болтовню и уставились на него. Даже старый фараон, мучимый подагрой, решил, что не пойдет на отдых, пока не досмотрит танец.  

В разведенных руках Ани два огня, по его щекам текут слезы. Он крутится в печальном вихре чувств. Его руки-крылья сломленной тоскою птицы. Его душа вырвалась наружу, окрылив его. Из глаз бегут капли страданий измученного любовью сердца.  

Видя все это, чувствуя его танец, его обреченные мучения, душа Семерхета разрывалась по кускам. Он ненавидел свою участь, себя и всех, кто его окружал. Почему бы не родиться ему поэтом или хотя бы простым писцом! Бороздить тростинкой папирусы и быть свободным в выборе своего счастья! О боги! Вы чрезмерно жестоки! Нет в вас ни капли милосердия!  

Досмотрев танец, фараон удалился на покой, а праздник продолжался. Напрасно ждала Нитокрис хоть ничтожную каплю внимания со стороны мужа. Взгляд его обнял измученное душевными страданиями лицо Ани, его прекрасные покрасневшие от слез глаза, поблекшие и помутневшие.  

"Милый, любимый мальчик", – шептал себе Семерхет, – "как я хочу прижаться сейчас к твоим драгоценным губам! "  

И тут его охватила злость. Он возненавидел всех лицемерных приятелей до глубины души.  

"Вы величаете меня богом, кланяетесь, как своему господину, но какой же я господин, если не волен сделать то, что хочу!  

Он обхватил Ани за шею и страстно припал к его губам в поцелуе.  

Оскорбленная Нитокрис со слезами убежала из зала.  

Ани покраснел и опустил глаза.  

Семерхет почувствовал себя настоящим повелителем. Обведя взглядом "друзей", он произнес: – Я ваш будущий фараон и господин и сам волен решать, что мне делать, не так ли?  

– Любая твоя прихоть – закон для нас, эрпатор, – с двусмысленной улыбкой сказал один из сидящих за столом.  

Семерхет посмотрел на смущенного и все еще смотрящего в пол Ани, шепнув ему:  

– Люблю тебя, – он взял его за руку под столом и сжал в своей.  

Ани украдкой посмотрел на него. Сердце его отчаянно заколотилось. Как хотелось ему сейчас прижаться к его груди! Но разве смел он, раб без роду и племени, мечтать о такой дерзости! Он должен быть благодарен за неслыханную честь – сидеть рядом с ним, среди избранной египетской знати. Многие уже разошлись в свои покои или разъехались по домам. Ани решил незаметно удалиться к себе, чтобы не усугублять ситуацию. Но наследник догнал его в темном коридоре, освещаемом лишь огарком факела. Семерхет обнял Ани и прижал его к стене. Он так тяжело дышал, что едва мог говорить.  

– Жди меня... у себя. Я скоро приду, – наконец проговорил Семерхет.  

– У тебя брачная ночь, эрпатор, – с грустью заметил Ани.  

Ответом ему был долгий, полный страсти и безумия, поцелуй.  

– Я не притронусь к ней, клянусь Осирисом! – оторвавшись от Ани и начав дышать еще тяжелее, проговорил наследник. Огарок факела погас, их тени померкли.  

– Но я должен быть с ней честен. Я все расскажу, как есть. И я сразу к тебе приду. Я схожу без тебя с ума, лишаюсь рассудка...  

Семерхет взял его руки в свои и прижал к стене, разведя в стороны. Его горячие губы снова жадно и недолго добивались ответного поцелуя. Потухшие факелы придавали интимности обстановке.  

Ани чувствовал его горячее тело, которое так тесно прижало его к стене.  

– Не здесь, богами заклинаю, – взмолился Ани, – нас могут увидеть... Достаточно сегодня... во время пира... Но это будет уже слишком...  

– Как скажешь... – страстно проговорил царевич. – Скажи, что любишь...  

– Тобою живу...  

Царевич прижался в темноте щекою к его щеке.  

– Мокрая от слез... Ты плачешь, значит, не разлюбил...  

– И в царстве теней не разлюблю...  

Семерхет опять страстно завладел его губами. Ани взмолился, что их сейчас увидят. Царевич с трудом отпустил его, направившись в свои покои. – Жди! – сказал он, оглянувшись.  

 

 

 

 

 

 

 

5  

 

Спальню освещал полумрак. Царевич сразу почувствовал сладковатый запах благовоний, который не любил с детства.  

Нитокрис сидела на ложе в тонкой рубашке. Плоская, как мальчик. Ее глаза блестели, как у кошки.  

Ты устал, мой эрпатор. Я разомну тебе спинку, ты расслабишься и почувствуешь себя лучше.  

– Не нужно, – ответил царевич.  

Нитокрис заметила, что он возбужден, безумен, и думает совершенно о другом.  

Она побежала к нему, встала на носочки и, дотянувшись, поцеловала в губы. Семерхет оставался холоден. На поцелуй не ответил. Нитокрис взяла его за руку, чтобы подвести к ложу, но царевич не тронулся с места. Нитокрис разжала руку.  

– Видят боги, я не хочу тебя обидеть, – сказал Семерхет. – Но ложь не люблю и лгать тебе не стану. Этот брак – воля отца и уж никак не мое желание. Я люблю другого человека.  

Глаза Нитокрис широко раскрылись, словно ей в грудь всадили по рукоять кинжал.  

– Это тот танцовщик, да? – с трясущимся подбородком спросила Нитокрис.  

Семерхет не ответил, развернувшись, чтобы покинуть спальню.  

– Прости, здесь нет моей вины, – обронил он на ходу.  

По лицу Нитокрис потекли горячие слезы, она не знала, что ей так доведется проводить брачную ночь. Она кинула статуэтку-кошку богини Баст и та разлетелась на черепки. И даже не думая о возмездии за кощунство. Сжимая в руках тонкую ткань, она истерически закричала.  

 

– Ты ласкал ее? – обиженно спросил Ани.  

– Не притронулся даже, – ответил царевич, продолжая ласкать его живот. – Кто заставлял ее ехать из 13-го нома, чтобы стать женою чужого ей человека? Жажда власти?  

– Быть может то же, что и тебе...  

– Быть может... – царевич потерся щекою о его грудь. Ани неуверенно положил руку на его волосы.  

– Смелее, – проговорил царевич, – если ты не можешь ласкать и любить меня, как Семерхета и боишься любить, как эрпатора, тогда я прикажу тебе, как твой повелитель. Мое тело принадлежит тебе, я твой господин и твой раб одновременно, – царевич вложил в его руку драгоценный кинжал, – ты волен перерезать мне сейчас горло.  

Арни закрыл лицо руками: – Мой эрпатор, боги помутили твой разум, или тебя опьянило вино!  

– Меня опьянили твои руки, твои губы...  

– Я сейчас умру, о Изида, как страстны твои речи, как сильно я люблю тебя, что сам готов пронзить свое сердце этим кинжалом, – с увлажнившимися глазами ответил Ани.  

– К Сету кинжал! – царевич выкинул его прочь. – Я хочу лишь немного твоей ласки...  

Рука раба-привратника просунулась, чтобы достать кинжал.  

Ани неуверенно начал покрывать поцелуями грудь царевича, чьи сильные руки, ласкавшие его хрупкую спину, придавали смелости.  

– Мой бог, – шептал Ани, – мой прекрасный Гор, лучезарный и великий...  

Их тела слились в танце огня, страсти и безумной любви.  

 

Нитокрис пробежала быстрой и легкой поступью между двумя рядами сфинксов с головою барана. Скользнув в узкий вход между двумя башнями, она попала в прямоугольный двор, окруженный колоннами, высеченными в виде пучка папируса.  

Нитокрис решительно направилась в огромный мрачный зал, на потолке которого сверкали золотые звезды. Мерцающее пламя светильников освещало статуи богов.  

Услышав шаги, гулом раздавшиеся в храме, из святилища вышел Неферхерес.  

– О венценосная царица, ты прекрасна, как богиня!  

– Ты обещал мне царскую диадему и любовь, а я получила лишь страдания и позор, – едва ли не накинулась на него Нитокрис. – Да проклянут боги тебя и да вырвут они твой лживый язык на съедение псам!  

– О богиня, что за кощунственные речи слышу я в храме! – хитрый Неферхерес притворился, что ничего не знает.  

– Ты же знал все, лживая тварь!  

– Знал что? – блестяще сыграл свою роль жрец.  

– Что у царевича... Есть другой!  

– Богами клянусь, не знал! – солгал Неферхерес, даже не испугавшись кары небес.  

– Разве он посвящает меня в свои личные тайны?  

– Так вот! – нервно расхохоталась Нитокрис и по ее лицу полились слезы. – Он унижает меня, уклоняясь от супружеского долга! В брачную ночь он ушел к другому!  

Неферхерес смекнул всю ситуацию, чтобы выгоднее подстроить ее под себя.  

– А ты пригрози ему, что пожалуешься фараону, если он и впредь будет уклоняться от своих обязательств. Ты из царского рода и не обязана терпеть такие унижения, богиня!  

– И в правду, – Нитокрис смахнула с лица слезу и немного успокоилась. Почему-то она была уверена, что, если царевич хоть одну ночь проведет с ней, он сможет ее полюбить...  

Неферхерес проигрывал в голове другую ситуацию. Нитокрис очень легко будет настроить против Семерхета, который ее не любит. Она вскоре захочет мести.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6  

 

Царевич возлежал на дорогом ложе, мускулистое тело его было полуобнажено, в руке находился кубок хорошего вина. Другой рукой наследник поглаживал щеку Ани, голова которого покоилась у него на груди. Зал был окурен благовониями с резким, горьковатым запахом, которые любил царевич. У ложа, на коврах, привезенных их Персии, лежали два два пса.  

– Этих египетских гончих, лучших из псов этой породы, я купил для тебя, – проговорил Семерхет.  

Ани приподнял на него голубые глаза.  

– Разве я когда-нибудь смогу отблагодарить тебя, мой бог?  

Царевич приподнялся, чтобы поцеловать его в красные от вина и бесконечных поцелуев, губы. Поцелуй затянулся. Царевич дернул рукой и вино пролилось на его обнаженную грудь. Ани изогнулся, как змея.  

– Позволь, – он медленно слизал красноватую жидкость с его груди.  

Царевич прикрыл глаза, дыхание его участилось. Ани вернулся в исходное положение, как ни в чем не бывало.  

– Никто не догадывается, что ты целыми днями проводишь время на моем ложе? – спросил Ани.  

– Мне плевать. Или я не эрпатор, или не волен поступать, как я хочу? – он тут же помрачнел, вспомнив что-то, залпом осушил бокал: – Я должен тебе сказать... Правду. Эту ночь я проведу не у тебя...  

– А где?! – вскричал Ани.  

– У Нитокрис, на своем супружеском ложе. Она пригрозила, что если я не выполню свой супружеский долг, она обратится к фараону. Я не могу допустить этого, клянусь Изидой, отцу плохо со здоровьем!  

Ани поднялся с ложа: – Так вот, что это за подарки! Ты хочешь от меня откупиться, как подло! – его глаза увлажнились.  

Царевич догнал его у выхода и резко развернул: – Ты думаешь только о себе, ты не можешь понять меня! Я не только твой любовник, но еще и будущий фараон, у которого есть обязанности.  

– Я понимаю тебя, – печально ответил Ани. – Просто мне больно представлять тебя с кем-то другим...  

Семерхет дотронулся ладонью до его щеки: – Ты думаешь, что мне не больно быть с кем-то другим? Душа моя будет с тобой и думать я буду лишь о тебе и представлять, как я целую тебя и ласкаю. Ани закрыл глаза, тяжко и обреченно вздохнул.  

 

Царевич прилег рядом с Нитокрис: – Неужели тебе будет приятно, если тебя будет ласкать человек, который не любит тебя и не хочет?  

Глаза Нитокрис раскрылись: – Этот человек – мой муж. Мы повенчаны богами. Нитокрис любит тебя, она ждала тебя... – ее губы нежно коснулись губ Семерхета. Ее дыхание было пряным, обжигающим. Нитокрис целовала его шею осторожно, а потом со страстью дикой кошки. Семерхет лежал, как труп, ждущий мумификации.  

"Я подарю ей эту ночь, пусть будет так".  

– Ответь на поцелуй! – требовательно сказала Нитокрис. Царевич нехотя приоткрыл рот и его безумный язык вихрем ворвался в него. Нитокрис сорвала с себя рубашку: – Люби меня, как можешь...  

Семерхет вскрикнул...  

 

Справившись с некоторыми церемониальными делами, царевич поспешно вернулся во дворец. Он был под впечатлением минувшей ночи. Борзые, увидев наследника, кинулись к нему, виляя хвостом.  

Ани даже не поднял глаз, он лежал, как идол. Наследник легонько тронул его за спину. Ани не пошевелился.  

– Ани... почему ты молчишь?  

– Как провел ночь, мой господин?  

Царевич смутился. Он начал говорить, но слова не вязались.  

– Нитокрис... Это... Мальчик...  

Ани встрепенулся: – Да как такое возможно?! Твоя жена – мальчик?! Что за представление! Если это так. ты можешь рассказать фараону и брак расторгнут!  

– Фараон серьезно болен, эта новость убьет его. Кроме того, на Египет падет позор...  

– Ты спал с ним?  

– Да...  

Ани гневно убрал его руку со своего плеча: – Милосердные боги!  

– Больше это не повторится, я тебе обещаю. Я лишь исполнил подобие супружеского долга и если он еще раз пригрозит мне фараоном, я отвечу ему тем же.  

– Живи вечно, владыка обоих миров! – проговорил Ани, смотря в сторону и расплакался. Одна из египетских гончих положила голову ему на колени и стала поскуливать.  

Царевич резко развернул его к себе: – Ты больше не любишь меня? Ты меня не хочешь?  

– Нет, – ответил Ани.  

– Даже, если я прикажу тебе, как твой повелитель?  

– Даже так.  

– Тогда я возьму тебя силой. Я соскучился по твоему телу.  

Хрупкие, как все тростинки, руки Ани, не могли ни минуты справиться с сильными руками царевича, которые моментально пригвоздили его к ложу.  

– Что ты теперь даже таким. Диким, грубым, как лев.  

– Прости, – царевич ослабил хватку. – Прости... – он начал целовать его соблазнительный рот.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

7  

 

Фараон был болен и не вышел на праздник в честь Осириса.  

Эрпатор восседал на троне в парадной одежде. Нитокрис, как жена наследника, сидела рядом, уставившись в его, словно сделанный из меди, профиль, с черными стрелками возле глаз, по обычаю.  

Нитокрис поймала на себе пристальный взгляд Ани и издевательски улыбнулась танцовщику.  

Готовилось представление. Жрецы переоделись богами для того, чтобы разыграть спектакль.  

Нитокрис как бы случайно дотронулась до руки царевича.  

– Я знаю, ты умеешь быть страстным. Я сумею возбудить в тебе страсть.  

Царевич раздраженно отмахнулся.  

– К чему все это? Зачем ты это все устроил?  

– Все просто, мой эрпатор. Я брат-двойник Нитокрис, которая сильно влюблена и бежала со своим любовником. А я... люблю власть... а теперь люблю тебя...  

Царевич презрительно покосился в его сторону.  

– Как звали тебя в мужском обличии?  

– Сети, мой муж!  

– Не смей меня так называть! – хлопнул кулаком по колену царевич.  

– Не выказывай своей злости, мой бог, на нас же смотрят!  

Сети одарил всех очаровательной улыбкой.  

– А ты не боишься, что я всем открою правду? – спросил Семерхет.  

– Ты не сделаешь этого.  

– Почему же?  

– Ты опозоришь и себя и Египет, который станет посмешищем для других государств, – и Сети снова мило улыбнулся в ответ на грозный взгляд царевича.  

– Ты все равно станешь любить меня.  

– Никогда этого не будет! – категорично сказал эрпатор, отыскав глазами Ани и обменявшись с ним взглядами. Взгляд Ани был полон ревности.  

Представление началось. Жрец, переодетый Изидой, причитал, оплакивая отца.  

Несколько жрецов, стоящих сзади, начинают бить Сета, бога-убийцу, палками. Сет покидает сцену. Осирис оживает и все, прославляя, поют ему хвалебные гимны. Каждый год Семерхет смотрит эту ритуальную, одинаковую сцену. Он подумал, как было бы интересно, если бы жрецы были изобретательнее и придумали бы какой-нибудь другой миф. Царевич улыбнулся собственной мысли. Однообразие угнетало его. Ему хотелось уехать от всех подальше. Или забраться куда-нибудь в храм Абу-Симбела, вырубленный в глубине двух скалистых утесов, поднимающихся над Нилом. Там, где два пещерных храма Рамсеса великого. Семерхета всегда восхищало молчаливое величие этих необыкновенных скалистых храмов.  

Весь день прошел в раздумьях. Добравшись до своих покоев, царевич, заснул, даже не успев раздеться.  

Его разбудил грохот. На улице полил ливень, что случалось в Египте крайне редко.  

– Что за наказание богов! – Семерхет кинулся к двери, но она оказалась запертой.  

– Я приказал рабу запереть дверь снаружи, чтобы никто не входил, – послышался голос Сети.  

– Что?! – взбесился царевич. – Он стал звать рабов.  

– Я отослал их в другую половину дворца, – спокойно сказал Сети.  

Еле сдерживая себя от бешенства, Семерхет подошел к Сети.  

– Не гневись на меня, я всего лишь маленький мальчик. Мне всего лишь шестнадцать, – сказал Сети.  

– Маленький мальчик! Да ты хитрющая змеюка!  

– Я всего лишь хотел приключений. Побыть женщиной, увидеть царский трон... А теперь хочу заслужить лишь каплю твоей любви...  

Царевич упал на ложе и отвернулся. Грянул гром...  

 

 

Ани печально гладил борзых по шерсти. Он слушал шум дождя, который так редко можно было услышать в Египте! Этот гром, будто бы гнев богов, будто в преддверии чего-то, что должно было случиться... Дождь продолжал лить. Ани продолжал печально смотреть в одну точку. Он не пришел. Как не хватало его таких жарких, таких страстных объятий...  

 

 

Сети разделся и лег рядом.  

– Позволь обнять тебя, мой бог?  

Царевич не ответил. Миниатюрная рука Сети обняла его широкую спину, он прижался к нему всем телом, дрожа от прохлады. Убрав его тонкую руку со своей спины, царевич развернулся и уже не так гневно спросил: – Для чего ты запер дверь и отослал рабов, отвечай, не лги, во имя Осириса!  

– Я хотел побыть с тобой рядом, мой бог, хотя бы одну ночь...  

– Почему?  

– В сердце моем любовь к тебе...  

– Ты мне лжешь!  

– Я не лгу тебе, мой бог. Разве ты не заметил печаль, поселившуюся в моих глазах?  

Семерхет бегло глянул на его женское лицо, на сияющие, как восходящая Сотис, глазах?  

Сети резко дернулся и успел завладеть его полуоткрытыми губами. Царевич опешил от неожиданности, вяло ответил на поцелуй. Гром грянул с новой силой. Сети посмотрел ему прямо в глаза: – Осчастливь меня этой ночью, подари мне кусочек своей любви, во имя богов, я стану молить тебя на коленях...  

Царевич взглянул на маленькие, протянутые к нему в мольбе ручки. Гнев пропал, он почувствовал жалость, возможность подарить кому-то счастье.  

Царевич потянул его за руку и обнял. Ливень не прекращался.  

– Я хочу тебя всего, – сказал Сети.  

Он залез сверху и начал ластиться к Семерхету, как кошка.  

– Ты хочешь, чтобы я тебя согрел?  

– Согрел собой, – ответил Сети.  

Наследник провел рукой по его худому мальчишескому телу. Сети невинно улыбался, снимая с него одежду...  

 

 

 

– Не пришел, – печально проговорил Ани и борзая, словно поняв его речь, заскулила...  

 

 

 

Тело Сети в руках царевича стало горячим и страстным.  

– Тебе разве не будет больно при воспоминании об этой ночи, которая никогда не повторится? – спросил царевич.  

– Это была волшебная ночь, Хатор тому свидетель! – воскликнул Сети. – И почему ты уверен, что она не повторится?  

– Потому что сегодня ты наткнулся на мою слабость, которая бывает крайне редко.  

– А разве тебе со мною сейчас было плохо?  

– Нет, не было. Но моя душа с другим человеком.  

Сети злобно поморщился. Но тут же плотнее прижался к царевичу.  

– Обними меня, попросил он.  

Дождь шумел на улице.  

Семерхет обнял Сети, который безмятежно заснул на его груди...  

 

 

– Сегодня он не пришел, – проговорил Ани, чертя беспорядочные иероглифы тростинкой по папирусу...  

Ани подошел к покоям царевича: дверь была заперта.  

– Я очень люблю тебя, мой бог, – услышал Ани голос Сети за дверью.  

Ани сломал напополам тростинку и вышел на улицу. Занимался рассвет. Ливень не переставал лить. Его волосы прилипли к лицу. Он поднял голову на серое небо: – Боги, как вы жестоки. Лучше бы вы убили меня!  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

8  

 

Утром во дворце разнеслась скорбная новость: фараон скончался.  

– Фараон отошел в страну Аменти, да живет вечно новый властелин! – склонился пред царевичем Сети.  

Семерхет был убит горем и скорбел по отцу.  

Парасхиты занялись своим делом. Им предстояло умело вынуть внутренности, вымочить тело в соляном растворе и запеленать в белые ткани, пропитанные душистыми смолами. Чтобы тень Ка обрела покой.  

Мастера делали слепки лица покойного, чтобы в сроки готов был золотой гроб с изображением его лица.  

Гробница фараона была готова уже заранее. Стены ее уже давно расписаны картинами, а глаза статуй из камня и дерева давно украшены хрусталем и цветными камнями. Ведь тень Ка может вселиться и в статую. Семерхет как-то входил в эту гробницу и ему казалось, что на него смотрят не статуи, а живые люди. Семерхет размышлял, что очень хорошо, что в Египте перестали строится пирамиды. Их постройка занимала много лет, непосильного труда и уносила тысячи жизней египтян. Семерхет удивлялся, зачем ради одного человека приносить такие жертвы. Трудясь над постройками пирамид, египтяне забрасывали земледелие, их поля зарастали сорняками, хозяйство приходило в упадок.  

Семерхет заметил стоящего рядом Неферхереса.  

– Да пребудет фараон в царстве милостивого Осириса, где текут прозрачные воды, а пшеница в рост человека! – сказал Жрец.  

– И на сей раз ты не лицемеришь, – откровенно сказал ему Семерхет. – Ты искренне скорбишь о смерти моего отца, потому что благодаря ему мог добиться чего угодно. Возноси хвалебные гимны моему отцу, ибо теперь все изменится и ты не получишь и десятой части желаемого!  

– Чего может хотеть скромный служитель богов, как не долголетия возлюбленного сына их, – притворно поклонился Неферхерес.  

Если бы Семерхет не был так убит горем из-за смерти отца, возможно он бы угадал в этой фразе некий зловещий смысл.  

 

– Хем-сем-мерер-Амон-Семерхет-сеснетер-хег-ан (его величество – возлюбленный Амоном Семерхет, сын бога, владыка жизни), – с этими словами Неферхерес надел на голову Семерхета двойную белую-красную корону, символы Верхнего и нижнего Египта.  

Все пали ниц пред владыкой обоих миров. Рядом стоял Сети, на голове его блестела диадема царицы.  

Свершилось то, что Семерхет с удовольствием отсрочил еще на пару десятилетий. Теперь он сам стал фараоном и должен влачить тяжкое бремя власти. Оказывается, что и "бессмертные боги" умирают. Но зато теперь Семерхет будет тщательно все контролировать. Жрецы теперь не посмеют взять из казны лишнего таланта! А номархи регулярно будут отчитываться о том, как идут дела в их номах.  

Церемонию коронации Семерхет провел в раздумьях. О том, какие преобразования может сделать в государстве, о том, как придется бороться ему с Неферхересом. В конце дня Семерхет почувствовал какую-то усталость, пустоту. Чего-то не хватало. Ани... Он совершенно забыл о нем. С этими заботами о погребении, коронацией... Он не видел его много лун... А если что-то случилось... Тяжелою поступью Семерхет зашагал на другую половину дворца.  

– Ани... – позвал фараон.  

Силуэт, сидящий в углу, отделился от стены и распростерся ниц: – Живи вечно, великий бог, солнце, видящее лучами своими!  

– Вот так ты теперь встречаешь меня!  

– Так, как может раб встречать лучезарного бога!  

Фараон поднял его: – Посмотри на меня, я все тот же. Даже, если на голове моей двойная корона, я по-прежнему Семерхет.  

В полумраке он заметил, как прекрасные глаза Ани изменились. В них погасли жизненные огоньки. Они стали тусклые, пустые, безжизненные.  

– О боги, как ты нужен мне, – проговорил Семерхет, беря его за руки.  

Ани по-прежнему молчал.  

– Я скучал по тебе, – сказал фараон.  

– Я страдал, – тихо ответил Ани. Его печальные-печальные глаза устремились куда-то вдаль. Семерхет взял его за руки, усадил на ложе. Скудно пробивавшийся свет зарождающегося утра слабо очерчивал их силуэты.  

Губы фараона находились совсем близко. Он выжидал. Его глаза наблюдали за Ани.  

Ани по-прежнему молчал.  

– Что случилось! – начинал злиться фараон.  

– Я видел тебя с Сети... в грозу, – ответил Ани.  

– Сети! Ты сейчас думаешь о Сети! А ты не подумал о том, что я потерял отца, что на мне теперь лежит бремя всего Египта! Где ты был все это время?! Страдал, забившись в угол?  

– Да.  

– Так страдай и дальше!  

Фараон со злостью вышел из его покоев.  

– Семерхет... – проговорил Ани, кинувшись за ним. Но фараон не обернулся.  

"Люблю тебя", – хотел проговорить Ани, но ком застрял в горле, не давал говорить.  

Ани блукал по темным коридорам.  

– Фараон не любит тебя, – злобно усмехнулся кто-то в темноте. – Зачем ты нужен ему, безродный танцовщик? Он уже довольно позабавился с тобою. А сейчас он пойдет к своей жене, к царице Нитокрис.  

– Кто ты?! – вздрогнув, спросил Ани. Тень удалилась, злобно захохотав. Ани не узнал в ней жреца Неферхереса.  

 

Семерхет пришел раздраженный. Сети давно не видел его таким злым.  

Сети снял с себя наряд царицы и ходил в тонкой рубашке.  

– Хочешь пряной настойки на травах? – спросил мальчик.  

– Нет, не хочу, – раздраженно ответил фараон. Он разделся и улегся на ложе, накрывшись расшитой золотом накидкой. Сети тихонько прилег рядом, обняв его широкую спину обеими ручками. Семерхет хотел прогнать его, но почему-то не сделал этого. Его сморил сон.  

 

 

 

 

 

 

 

 

9  

 

Ани сидел, спрятавшись за статуей Изиды. Он наблюдал за приготовлениями к пиру в честь коронации фараона Семерхета, фараона любимого им особо, в чьей власти низвергнуть его в бездну или вознести до высот блаженства. Ани глубоко страдал. Последний разговор с фараоном не сулил ничего хорошего. Какое он имел право упрекать фараона, самого бога, он, никто, безродный раб! А тут еще этот голос... Ани впал в печаль, тоска и безысходность охватили все его существо.  

Вот прошел фараон. Это уже не тот Семерхет, так любивший его, это владыка двух миров. Семерхет не заметил его, разумеется. Рядом прошел Сети-Нитокрис. Маленькое существо неопределенного пола. Кто-то смотрел на Ани. Его заметил Снофру, который поспешил рассмеяться ему прямо в лицо.  

Рядом, как бы невзначай, остановился раб, подкупленный Неферхересом.  

– Да, – сказал будто бы сам себе раб, – как мы все молились, чтобы у нашего владыки фараона и царицы Нитокрис все наладилось. Весь двор, от раба до вельможи, молил богов ниспослать мир и любовь в их семейную жизнь. И боги наконец-то услышали. Ани жалобно посмотрел на раба, эта отравленная стрела добила его израненное сердце. – Что-то изменилось?  

– Так все об этом говорят, – сказал раб, – фараон с царицей каждую ночь ночуют на царском ложе. Говорят, он безумно влюбился в нее...  

Ани встал и пошел прочь.  

– Продай мне змею для танца, – сказал он ловцу змей.  

– Сейчас у этого вида змей брачный период. Они очень опасны, – ответил ловец.  

– Ничего. Я хороший танцовщик и умею их укрощать, – он купил себе змею.  

 

Фараон пребывал в задумчивости. Оставалось много нерешенных вопросов после смерти отца. Еще жрецы костью стояли в горле. Непонимание Ани убивало окончательно. Неужели Ани не способен понять, насколько ему тяжело? Он думает только о себе. Даже не пришел поддержать его после смерти отца. Еще жрецы костью стояли в горле. Непонимание Ани убивало окончательно. Неужели Ани не способен понять, насколько ему тяжело? Он думает только о себе. Даже не пришел поддержать его после смерти отца, занятый своей ревностью и страданиями!  

Семерхет осушил кубок, заботливо поставленный Сети. Сети поймал его руку под столом и сжал своей маленькой ручкой. Это значило что-то вроде: "что бы с тобой не происходило, знай, что я рядом".  

Снова безразлично взглянув в середину зала, Семерхет увидел Ани. На груди его извивалась змея, в обеих руках были светильники. Он начал танец. Его движения были плавными, изящными, нечто невообразимое. Музыка играла на все более грустный лад, но лицо Ани было радостным, словно в предвкушении чего-то. Он кружился в танце. Вот он уже возле ложа фараона, склоняется в глубоком поклоне. Их глаза встретились.  

Ани был снова в середине зала. Крутится, словно в вихре немыслимых ощущений. Огни мелькают перед глазами.  

Незаметно, Ани поднес светильник и обжег змею. Змея укусила его в шею. Он упал. Фараон вскочил со своего места.  

– Лекарей, немедленно лекарей! Он без сознания...  

Рабы перетащили Ани в его покои. Фараон лично следовал за ними. Лекари делали надрезы.  

– Бесполезно, – говорили они. – В этот период яд такой змеи смертелен... Вся надежда на богов...  

Взбешенный фараон выгнал всех прочь и запер дверь. Он спрятал мокрое от слез лицо на груди Ани. Ему нужно было слушать его отрывистое дыхание. Семерхет боялся, что в любой момент может не услышать этого дыхания и все закончится. Через два часа Ани пошевелился. Фараон оторвал голову от его груди.  

– Я видел поля Осириса... – тяжело, но с улыбкой, – проговорил он. – Там действительно растет пшеница в рост человека...  

– Зачем ты это сделал, Ани, зачем?!  

– Я не мог жить без тебя, лучезарный бог...  

– Так я люблю тебя! Сильно люблю, призываю в свидетели Амона! Думаю о тебе каждую минуту...  

– Правда? – он попытался повернуть голову. – Значит я счастлив...  

Он улыбался.  

Фараон заглянул в его глаза. В них отражалась смерть.  

Семерхет заплакал.  

– Не плачь! – сказал Ани. – Боги не плачут...  

– Зачем, зачем, – повторял фараон.  

– Мы встретимся на полях Осириса и будем валяться на пшенице в рост человека, будем счастливы. Я не разлюблю тебя никогда. Я буду тебя ждать там...  

Семерхет всхлипнул и припал губами к быстро холодеющим губам Ани. Он целовал их до тех пор, пока не понял, что тень не оставила его тело.  

Тогда фараон издал страшный, нечеловеческий вопль. Испугавшись, рабы начали ломать двери.  

 

 

 

 

 

 

 

 

10  

 

Фараон вошел к делающим свое дело парасхитам.  

– Все вон! – закричал фараон.  

Испугавшись, парасхиты выбежали прочь.  

Семерхет посмотрел на мумию, завернутую в белые ткани, издающую такой резкий запах ароматных смол. Эта бесчувственная мумия еще недавно могла говорить, танцевать и любить.  

Семерхет обнял мумию и просидел в таком положении несколько часов.  

Его никто не трогал, боясь прогневить фараона. Фараон тихонько вымаливал у Ани прощения, виня в его смерти себя.  

Был готов большой двухместный гроб.  

На одной половине гроба была изображена точная копия лица Ани, с прекрасными голубыми глазами, на другой половине – копия его собственного лица. Фараон приказал после смерти положить его мумию в этот гроб.  

Гроб соответственно поместили в царскую гробницу и фараон объявил продолжение траура.  

 

– Ты вторую неделю ничего не ешь, – сказал Сети, ходя возле фараона.  

– Не голоден, – сухо отвечал Семерхет.  

Сети обнял его сзади, прижавшись лицом к его спине. Фараону показалось даже, что он скорбит вместе с ним.  

 

Неферхересу нравилось такое состояние фараона.  

"Так он быстрее зачахнет", – рассуждал Неферхерес. – "Нужно подлить масла в огонь".  

 

Сети часами сидел с Семерхетом. Иногда просто рядом, иногда положив голову ему на колени. Они оба молчали.  

Думы Семерхета были очень тяжкими. Он мучился невыразимо от того, что не мог ничего исправить и винил себя в смерти Ани каждую секунду. Мысли об этом не давали ему покоя.  

То и дело представлялось лицо Ани, его обворожительные ясные глаза, которых не могло быть больше ни у кого, его бесподобный танец, его робкие поцелуи, его преданная до смерти любовь.  

 

– Из-за траура мы отложили казнь преступников, – вошел Неферхерес. – Как прикажешь поступить теперь?  

– Не знал, что ты теперь занимаешься этими делами, – спустился на землю фараон.  

– Эти преступники против свершили святотатство против богов и имеют прямое отношение к нашему храму. Так как прикажешь поступить?  

– Отпустить их всех, – сказал Семерхет.  

– Как?! Эти богохульники должны быть наказаны в назидание другим, – возмутился Неферхерес.  

– Ты оспариваешь волю фараона?!  

– Что ты, лучезарный бог, как я посмел бы! Люди так любят тебя, что из-за тебя идут на смерть, затравливая себя змеями. Раз ты не мог быть снисходителен к ним, то разве будешь снисходителен к скромному жрецу? – раскланялся Неферхерес.  

Стрела, выпущенная им, достигла цели. Фараон прекрасно знал, что Неферхерес сказал ему это, чтобы уколоть. Но ведь значит и со стороны очевидно, что в смерти Ани виноват именно он!  

Семерхет чуть ли не бегом выбежал из дворца.  

– Куда ты? – крикнул вслед Сети.  

– Никуда, – ответил Фараон. Вскочив на колесницу, он понесся, куда глаза глядят, беспощадно стегая коня. На лазурном небе вырисовывалось лицо Ани, его печальные голубые глаза.  

– Да, я виноват, виноват, – твердил Семерхет, стегая коня все сильнее и сильнее. Конь понесся, как ненормальный, не разбирая дороги...  

 

 

 

– Какая нелепая смерть! – воскликнул Сети.  

– Теперь нужно подыскивать нового фараона, – не смог скрыть улыбки Неферхерес.  

– Я буду новым фараоном, – сказал Сети.  

– Женщина не может быть фараоном, – ответил Неферхерес.  

Легкая ткань упала к ногам Сети, обнажив тело.  

Неферхерес раскрыл глаза от удивления.  

Сети победоносно улыбнулся.  

 

 

 

| 90 | 5 / 5 (голосов: 1) | 21:24 16.11.2021

Комментарии

Книги автора

Колесо времени
Автор: Blacklord
Рассказ / История Фантастика
Аннотация отсутствует
Объем: 0.633 а.л.
18:47 02.01.2024 | оценок нет

Смерть с привкусом клубники
Автор: Blacklord
Стихотворение / Другое
Аннотация отсутствует
Объем: 1.1 а.л.
22:31 19.11.2023 | 5 / 5 (голосов: 1)

Последний день
Автор: Blacklord
Повесть / Драматургия Любовный роман Психология
Аннотация отсутствует
Объем: 1.279 а.л.
22:08 19.11.2023 | 5 / 5 (голосов: 1)

Заложники человечества
Автор: Blacklord
Рассказ / Фантастика Хоррор
Аннотация отсутствует
Объем: 0.966 а.л.
21:25 19.11.2023 | 5 / 5 (голосов: 2)

Идеальное человечество
Автор: Blacklord
Рассказ / Фантастика
Аннотация отсутствует
Объем: 0.691 а.л.
19:32 17.09.2023 | 5 / 5 (голосов: 4)

Гай Юлий Цезарь
Автор: Blacklord
Рассказ / История
Аннотация отсутствует
Объем: 0.61 а.л.
18:58 17.09.2023 | 5 / 5 (голосов: 1)

Тысяча и одна осень
Автор: Blacklord
Стихотворение / Фэнтези
Аннотация отсутствует
Объем: 19.506 а.л.
23:55 23.08.2023 | оценок нет

Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.